не делать, пока не придет комиссия из префектуры.
Должны оценить ущерб.

- Ущерб? Опять ущерб...

- Вы знаете, сколько мне стоило настелить паркет? Полтора миллиона!

Головеров тоскливо огляделся, подставил ладонь под капель.

- Воевать - расходов меньше, чем жить...

- Что? - спросила она с испуганной настороженностью. - Что вы сказали?

- Говорю, стрелять и жечь дешевле обходится! - Глеб прикрыл за собой дверь
и побежал по ступеням наверх.

Уходя, он забыл запереть квартиру и теперь, едва переступив порог,
почувствовал, что в комнате кто-то есть. Он встал у косяка и осторожно
толкнул створку...

В кресле, среди неубранных вчера книг, сидел человек лет сорока, спокойный,
по-кошачьи ленивый и хорошо облысевший.

- Прошу прощения, - сказал он, не вставая. - У вас была открыта дверь, Глеб
Алексеевич.

Он показал удостоверение начальника отдела по борьбе с организованной
преступностью. Фамилия была невыразительная - Иванов. И вот этот Иванов
вдруг открыл Глебу еще одну грань будущего, которое ожидает его очень
скоро. Наглость участкового имела далеко идущий смысл, и сегодняшнее
затопление нижней квартиры было как нельзя кстати для отделения милиции.
Еще один "прокол" Головерова, и префектура через суд элементарно
выбрасывает уволенного подполковника на улицу без предоставления жилья,
квартира не приватизирована, квартплата не вносилась за последний год ни
разу, как не оплачивались коммунальные услуги. Хозяин - пьяница, состоит на
учете как содержатель притона, нанес материальный ущерб соседям, осталось
совсем чуть-чуть, и Головеров - бомж. А отвоеванная таким образом квартира
в престижном районе становится добычей милиции, куда она поселит своего
работника, возможно, того же участкового, почему он так и старается.

- У меня ощущение, что я бежал из России и живу теперь в чужой стране, -
признался Головеров, выслушав Иванова.

- Примерно так, - согласился тот. - В первую очередь обработай нижнюю
соседку, уговори, заплати ей хорошо сегодня же, наладь дружеские отношения.
Все пьянки - побоку. В квартире - идеальная чистота. И больше никаких
конфликтов, отделение милиции я возьму на себя.

Глеб посмотрел Иванову в лицо, усмехнулся:

- И все это - за красивые глазки?

- Нет, брат, повсюду рыночные отношения... Пойдешь ко мне заместителем по
оперативной работе? С сохранением звания, выслуги лет и должностного
оклада.

- А что ты знаешь обо мне?

- Кое-что знаю. Но возьму, несмотря ни на что. И в кадрах все утрясу,
пойдут навстречу.

- Что конкретно?

- Был в "Альфе", уволен за дискредитацию после октябрьских событий.

- Не в "Альфе"... Впрочем, не имеет значения. - Что еще?

- Вы совершили подвиг, спасли тысячи русских людей, блестящих русских
офицеров, которые пришли защищать Конституцию. Вы остановили кровавую
бойню, которую провоцировало правительство вместе с президентом и так
называемой передовой интеллигенцией. Вы показали всему миру, какой силой
обладает профессиональный воин. И это со временем будет оценено.

- Спасибо, брат, - Глеб пожал Иванову руку. - Но прости, не пойду.

- Объясни, я пойму.

- Ты сам сказал - я профессиональный вояка.

- Но у тебя же классный опыт оперативной работы, тем более в условиях
нелегальности, в тылах противника...

- В том-то и дело, что в тылах противника, а не у себя дома, - отпарировал
Головеров.

- А говоришь, ощущение, будто в чужой стране...

- Это только ощущение...

Иванов потер затылок, встал и подал руку:

- Все ясно. Иди уговаривай соседку, если что - звони,

Он оставил рабочий и домашний телефоны, распрощался и ушел. А Глеб сел на
его нагретое место и стал думать, что можно продать, чтобы вырученными
деньгами расплатиться с соседкой. С пустыми руками идти к ней не следовало.
У него была новенькая машина - "Жигули" восьмой модели, стоящие в гараже
уже три года в ожидании, когда освободится от службы хозяин. Еще и
покататься не успел, так что машину продавать нельзя, гараж тоже нельзя, да
и не скоро продашь. А деньги же нужны сегодня... Глеб открыл шкаф и сразу
наткнулся на дарственные золотые часы и награды - пригоршню орденов и
медалей. Он не знал цен, потому распихал в карманы все свои сокровища и
поехал на Старый Арбат.

За одни часы дали больше, чем за два "картавых" - так называли орден
Ленина. Глебу было жаль орденов, потому что, продавая их, вспомнил свою
давнюю юношескую мечту времен поступления в воздушно-десантное училище: вот
он, старый, боевой генерал, собирается на парад и надевает китель, будто в
панцирь закованный ровными рядами наград. Он был хорошим солдатом и
генералом мечтал стать, да теперь уж никак этой мечте не сбыться, даже до
"барашка" на голову не успел дослужиться, а мог бы! Мог! Через год получил
бы, а прожил всего - тридцать два...


Дед Мазай почуял беду или неведомым путем узнал, что один из "зайцев"
тонет, ни с того ни с сего примчался - его красная "девятка" стояла у
подъезда. Глеб обрадовался, махнул на второй этаж, однако у двери генерала
не оказалось. Он явился через пару минут, как Глеб вошел в квартиру, -
услышал звук открываемой железной двери.

- Что, намокла задница? - заворчал он с порога. - Бултыхаетесь тут в водяре
день и ночь... Работу нашел?

- В МИД переводчиками не берут, - доложил весело Головеров. - В "Интурист"
рожами не вышли, смущает родословная...

- Куда захотели! В МИД!.. Говорил вам: ищите свою нишу в обществе!

- Ниша у нас одна, дед: рэкет рэкетиров, экспроприация экспроприаторов.
Работа для головы и рук.

- Там для вас хорошая ниша оставлена, - генерал осмотрел жилище и плюхнулся
в кресло. - И деляны на лесосеках отмерены - за пятнадцать лет не вырубить.

- Сначала пусть попробуют взять.

- Брать вас не станут, перестреляют из-за угла у собственных подъездов.
Правых и виноватых - всех на всякий случай. Думай, начальник штаба! Думай!

- Дед, а ведь ты виноват! - возмутился Глеб. - Ты держал нас в черном теле,
ты нас изолировал от общества. И мы ему теперь не нужны.

- Я правильно делал! - взорвался генерал Дрыгин. - Потому что я -
государственник. И знаю, что для чего существует в этом мире. Такая
"Молния" необходима любому режиму в супергосударстве. Любому! И нашим
жлобам, если удержатся у власти, это придет в голову... А вам, "зайцы", и
не нужно знать, как и чем живет общество. Вы только обязаны обеспечивать
его высшие интересы. Как монахи, сидеть и молиться и радеть за свой народ.
Вы готовились для поединков. Вы - Осляби и Пересветы!

- Спасибо, отец Сергий, - съязвил Глеб. - Утешил!

Дед Мазай вздохнул, натянул на колене вязаную шапочку, сдобрился:

- Давай, Глеб, давай, короткими перебежками вперед. Ты молодой! Давай!..
Прикрывайте друг друга. Прости, мне нечем вас прикрыть, патроны кончились.

От его слов почему-то пахнуло пороховым дымом. У сладковато-душного этого
запаха было одно замечательное качество, открытое Глебом еще в первой
операции: он обладал наркотическими свойствами, притуплял чувство страха и
в какой-то степени даже веселил. Особенно ярко это ощущалось, когда бой шел
в здании и дым накапливался в коридорах и на лестничных клетках до какой-то
особой кондиции. Легкий аромат его казался пустым и летучим; перенасыщенный
же запах напоминал уже запах свежей крови...

- Меня тут пригласили бороться с организованной преступностью, - сообщил
Головеров. - Я отказался...

- Почему? Ну почему вы от милиции нос воротите?

- Да тут другое... Надо же привыкнуть, сделать движение. Помнишь, как ты
первый раз объяснялся в любви? Рот откроешь - слова не идут.

- Кто про что - вшивый про баню, - вздохнул генерал. - Кстати, о птичках, я
тут разведку провел без тебя, почти все уладил с соседкой. Девчонка видная,
да только стерва, думаю, ты тут и сам время не терял...

Головеров вдруг с тоской отметил, что не исполнил своей неофициальной
должности и не успел толком рассмотреть нижнюю соседку. Затопление сбило
"прицел", залило окуляры... А ведь воду собирали с пола бок о бок.

- Упустил, - признался он. - Я и соседей-то не знаю...

- Зовут ее Женя, двадцать пять лет, работает на фабрике мягкой игрушки
швеей. Хозяин - какой-то голландец, - доложил генерал. - За порчу квартиры
требуется восемьсот тысяч плюс моральный ущерб на такую же сумму... Вот как
надо бабки зарабатывать! И ведь ничего не скажешь! Пострадавшая сторона!
Поехали по мужикам искать деньги...

- Я нашел, - сказал Глеб. - Хватит, еще себе немного останется.

- Чего ты сидишь? - рассердился дед. - Иди вручай! Немедленно! Привалит
комиссия из префектуры - составит документ!..

Они простились на лестнице, и Глеб неназойливо позвонил в дверь соседки
Жени. Она освобождала кухню от вещей и легкой мебели: паркет все-таки
вспучился и прогибался под ногами, как резиновый. Деньги взяла сразу, без
всякого жеманства, и Глеб успел оценить ее - действительно ничего! Эдакая
мягкая игрушка, и взгляд уже теплый, даже ласковый, - наверное, после
генеральской разведки. А в движениях некоторая беспомощность, приглашение к
тому, чтобы помог убрать с кухни тяжелые шкафы. Головеров сделал это с
удовольствием, предложил свою помощь на будущее и удалился.

Деньги хоть и небольшие, но оставались, и потому Глеб сходил в магазин,
закупил продуктов - холодильник совершенно пустой! - взял на всякий случай
бутылку водки и бутылку шампанского. Вечером надо пригласить эту "мягкую
игрушку" в гости и окончательно познакомиться. Возвращаясь назад, он увидел
возле соседской двери мужчину. Видимо позвонив, он ждал, когда откроют, и
теперь расстегивал дубленку, снимал шарф, готовый раздеться, едва
перешагнув порог. Через несколько секунд ему открыли. "Мягкая игрушка"
поцеловала гостя наскоро, как обыкновенно целуются муж с женой или давние
любовники.

- Я ненадолго, - предупредил мужчина и затворил за собой дверь.

И эта ниша оказалась занятой...

Головеров лежал на диване, когда услышал внизу, прямо под собой,
характерные звуки. Там занимались любовью. Сдавленные стоны и рыдания
"мягкой игрушки" напоминали ее утренний плач. И если бы к нему не
примешивался мужской скулящий голос, можно подумать, что у соседки снова
случилось несчастье.

Все это было в каких-то полутора метрах под Глебом; хорошая слышимость
объяснялась почти сквозным отверстием, куда привешивалась люстра. Чужая
любовь ударила в голову и опьянила сильнее водки. Он почувствовал прилив
знакомой бычьей энергии, яростной, злобной и веселой одновременно. Так
всегда было во время боя, когда смысл действий сводился к страсти
бесконечного движения, управляемого уже не разумом, а интуицией и желанием
не только выжить, но и победить. Победить непременно! Оставалось лишь
подчиниться этим чувствам и все время удерживать себя в их магнитном поле.

Эта энергия и была сутью воинского духа, который заменял в бою медлительное
и не всегда верное сознание. Сексуальная энергия имела одинаковую с ним
природу...

Мягко и настороженно двигаясь по квартире, он отслеживал все, что
происходило внизу. Вот зашумела вода в ванной комнате, хлопнула дверь на
кухню, вздохнул вспученный паркет. Кажется, потянуло запахом кофе: тяжелая
электроплита оставалась еще на кухне. В комнате что-то уронили, послышался
тихий смех "мягкой игрушки", будто бы повеяло дымом американских сигарет...

Течение времени не гасило энергии воинского духа, напротив, аккумулировало
ее, двигало к критической массе. Наверное, она каждую весну толкала весь
живой мир к поединку самцов, заставляла биться их до победы, а то и до
смерти, однако даже и при таком исходе оставаясь самой живительной и
сверкающей из всех энергий.

Глеб дождался, когда хлопнет входная дверь, выпустив соперника, выдержал
еще четверть часа, позволяя "мягкой игрушке" убрать "следы преступления",
прийти в себя, остудить поцелуи на губах и заняться домашним хозяйством.
Пусть встретит его уже непорочной, с блеском скромности и любопытства в
глазах...

Она все успела. Только осталась в длиннополом ярко-красном халате, надетом
на голое тело. Удивление ее было искренним, неподдельным.

- О, а вы сами пришли! Хотела побеспокоить... С утра придут перестилать
паркет на кухне, а там неподъемная плита...

Соперник спешил, перетащить плиту не оставалось времени... Или это была ее
уловка?

- Куда ее перенести? - спросил он деловито. "Мягкая игрушка" провела Глеба
в комнату, указала место. Комната уже была порядком заставлена мебелью из
кухни и коридора. Широкая кровать стояла точно под головеровским диваном и
была идеально застелена покрывалом в виде шкуры белого медведя с головой.
Другой медведь, бурый, сидел под торшером и пялил стеклянные глаза. Мягкие
игрушки были повсюду, от дверей до подоконника...

Глеб отключил плиту, обхватил ее, легко поднял и понес в комнату. "Мягкая
игрушка" в восхищении спешила впереди, придерживая двери.

- Какой вы сильный! Ее переносили только двое мужчин!

Он поставил плиту на место и, не расслабляясь, не сбрасывая покалывающего
ощущения в мышцах, взял женщину на руки и стремительным движением воздел
над головой. "Мягкая игрушка" не успела издать и звука, оказавшись под
потолком, вытянулась, замерла и тихо застонала от восторженного страха.

- Спустите на землю, - наконец прошептала она. - Я боюсь...

Глеб опускал ее медленно, прижимая к себе скользящее под шелком тело.
Коснуться ногами земли не дал...

- Ты сломаешь меня, - выдохнула она. - Косточки трещат...

Дыхание ее было обволакивающим, полусомкнутые веки подрагивали, как у
моргающей куклы. Глеб положил ее на белую шкуру и потянулся рукой к шнуру
торшера...


Марита ему больше не снилась...

Впрочем, на сон времени почти не осталось, за окном стремительно светлело и
по-деревенски гулко замычали троллейбусы, будто стадо коров. Да и сил
торжествовать победу уже не оставалось. "Мягкая игрушка" сломала все
стереотипы, оказавшись неугомонной и полусумасшедшей в страсти, хотя
вначале показалась Глебу холодноватой и меланхоличной. И после этой бурной
ночи, пресыщенный и обездвиженный, он не чувствовал отвращения, и потому
мысль даже в полудреме оставалась светлой, с трогательным ощущением чистоты
и непорочности к молодой, трепетной любовнице. Как-то непроизвольно он
начал думать о женитьбе: а почему бы нет? Почему нельзя сейчас же разбудить
ее, если спит, и сделать предложение? Это же подарок судьбы, тот самый
счастливый закономерный случай!

Он опоздал на мгновение, "мягкая игрушка" вдруг резко села в постели,
засмеялась:

- Уже светло! Я опоздала на работу!.. Господи! Скоро придут ремонтировать
полы! Глеб?!.

Едва слетела полудрема, как в Головерове заговорили одновременно два
человека - начальник штаба и эксперт по женской части. Любые решения
следовало принимать на трезвую голову, предварительно обдумав каждую
деталь, потому что в женитьбе, как и в бою, он рисковал человеческими
жизнями. К тому же подобные мысли приходили уже не один раз после таких
ночей... Он прикинулся спящим.

- Вставай, варвар! - Она нежно трепала его за уши, усевшись верхом. - Ты
захватчик! Атилла! Сначала летел утопить бедную девушку, а потом овладел ею
грубо и бесцеремонно. Вставай! Ты самый нежный, самый ласковый скиф!
Просыпайся же, мой прекрасный Чингисхан!

Глеб открыл глаза и сразу же понял, что ремонтным рабочим придется уйти от
запертой двери ни с чем. "Мягкая игрушка" остановила его руки.

- О Боже, откуда ты такой взялся! - с наигранным возмущением воскликнула
она. - Все, все, уймись! Ты победил! Сдаюсь до вечера! Откуда в тебе такой
бойцовский дух?

- Я профессионал!

- Что?!.

- Я воин! Это моя профессия - воевать!

- С девушками?

- Если бы... - Глеб сел, тряхнул головой и поцеловал "мягкую игрушку". - Ты
- богиня.

- Глеб, быстро одевайся и уходи, - переломила она свои желания. - Придут
рабочие...

Он натянул спортивный костюм, в котором пришел, "мягкая игрушка" пошла
провожать его до двери.

- Первый раз я испытала... ну, все! - вдруг сказала она, прижимаясь, как
кошечка. - У меня были мужчины... Но я подозревала у себя фригидность. Ты,
милый, сделал чудо. Ты самый умный партнер!

И все этим испортила. Глеб пришел в свою квартиру с чувством опустошенности
и сразу лег спать.

Марита больше не снилась...

После обеда его разбудили длинными звонками в дверь. Внизу слышался звонкий
стук - сплачивали паркет. Щурясь от яркого солнечного света, шатаясь, Глеб
вышел в переднюю и открыл: на пороге была "мягкая игрушка", а с ней -
девушка лет двадцати семи, длинноногая гидропиритная блондинка, тоже
похожая на игрушку, но не на мягкую, а скорее на куклу Барби. Обе были
одеты в спортивные костюмы.

- Это и есть тот самый Чингисхан, - представила Глеба "мягкая игрушка". -
Который затопил мою квартиру. Он совершенно не умеет пользоваться благами
цивилизации. Ты посмотри, во что он превратил свой дом?! Пещера дикаря!

"Кукла Барби" осматривалась и хлопала огромными глазами. Она была из тех
ярких женщин, на которых оглядываются все мужчины на улице, но мало кто
решится окликнуть, остановить, заговорить с ней.

- Моя подруга Татьяна, - сказала "мягкая игрушка". - Мы родственники. Ее
бывший муж - мой родной брат. И работаем вместе, только в разные смены.
Пришли к тебе делать генеральную уборку.

- Я прибирался, - вяло, но с приливом неожиданной радости проговорил Глеб.
- У меня почти чисто...

- С точки зрения Чингисхана - да, - согласилась "кукла Барби". - А глазами
женщины - это жилище гунна.

Как потом выяснилось, они обе закончили истфак пединститута и
специализировались на истории древнего мира. Возможно поэтому имели
представление о том, что говорили...

Женщины взялись наводить порядок со знанием дела - обмели потолок, стены,
затем протерли и расставили книги на полках, после чего велели Головерову
отодвинуть от стен всю мебель, чтобы убрать многолетний мусор и пыль. И тут
Глеб начал находить давно утраченные вещи - складной зонт, визитную сумку
на ремешке с записной книжкой и пачкой красненьких десяток, давно вышедших
из употребления и обесцененных.

Отыскались любимые солнцезащитные очки, когда-то модная кожаная кепка,
японские ласты, кубик Рубика, коллекция разнокалиберных пуль, собранная
после операций, нашлась давно умершая и иссохшая белая крыса, однажды
принесенная и забытая, к смущению Головерова и веселому смеху "игрушек",
обнаружилось несколько интимных предметов женского туалета, неведомо кем и
когда оставленных в квартире. Но все прочие вещи он хорошо помнил, каждая
возбуждала приятные ностальгические воспоминания об ушедшей, невозвратной
жизни.

К десяти вечера квартира почти сияла, осталось лишь отмыть пыльные, крепко
засиженные мухами окна да повесить шторы, постиранные "игрушками" и не
успевшие просохнуть. Прибранное, ухоженное жилье вызывало чувство чистоты и
обновления, и даже от белья, развешенного в коридоре, источался запах
свежести. Глеб никогда не знал порядка в доме, не испытывал от женщины
столько заботы о себе и не подозревал, что поднятый на высоту низменный быт
может так вдохновлять, расслаблять душу и облагораживать жизнь.

Потом они сели за стол пить шампанское, и тут "мягкая игрушка"
встрепенулась, услышав, что кто-то звонит в ее дверь. Глеб тотчас же
вспомнил своего соперника, приходящего "ненадолго", и насторожился. Скорая
на ногу "кукла Барби" помчалась выяснить, кого принесло. "Мягкая игрушка"
мгновенно прижалась к нему, зашептала:

- Тебе сегодня не икалось? Мы столько говорили о тебе. Таня - мой самый
близкий человек. Она тебе нравится?

- Она похожа на куклу Барби, - признался Глеб. - Это плохо?

- Нет, почему же!..

- Она очень красивая, ты вглядись! Она такая яркая!

Глеб не понял: то ли ждала комплиментов в свой адрес, то ли клятв в
верности. Ответить ей не успел, поскольку на кухню влетела "кукла Барби".

- Женя, это к тебе, участковый уполномоченный! - сообщила она.

"Мягкая игрушка" ушла и пропала надолго. Оставшись вдвоем с "куклой Барби",
Глеб молча потягивал шампанское и начинал беспокоиться. Након