- Короче, как я поняла, нужно уходить отсюда быстрее! - оборвала я. - Даже еще скорее, чем быстрее, мне как-то уже надоели ваши новые знакомые, юноша.
     - Да, нервируют, - согласилась Маринка, - ты в знакомствах неразборчив, Роман. Рано тебя выпускать на самостоятельное дело: портачишь с полоборота.
     - Да я.., да они... - заволновался Ромка.
     - Молчать! - крикнули мы с Маринкой одновременно, и я встала с табурета.
     Ромка замолчал и жалобно заморгал на меня.
     - Собирай вещички, - скомандовала я, - три секунды тебе на это.
     - Две, - поправила меня Маринка, - я уже устала ждать.
     Мы помогли Ромке встать, повесили ему на плечо его сумку и решили, что до моей "Лады" он пойдет в своем тренировочном костюме - не простудится.
     Пока мы шли по коридору, я постоянно оглядывалась, честно говоря, опасаясь, не преследует ли нас какой-нибудь сюрпризик вроде гоблинов или врача-ворюги, решившегося покуситься еще и на мой диктофон.
     То, что происходило в этой больнице на наших глазах, явно нуждалось в расследовании, объяснении, проверке и в последующем репортаже. Но, как мне казалось, раскопка этих загадок займет времени примерно столько же, сколько понадобилось Шлиману. Слишком уж все было непонятно, но начинать, наверное, нужно было с дома. Все секреты должны были найти объяснение там.
     Мы вышли во двор, и ничего не произошло.
     Хоть моя машина и не является, разумеется, моей крепостью, но иметь под собою четыре колеса, готовых вращаться в том направлении, куда я скажу, со скоростью под сто километров в час, - успокаивает.
     "Ладушка" стояла на расстоянии пяти-семи метров от входа в корпус травматологии. 1 Справа был выезд из больницы. Там же, справа, чуть в отдалении от "Лады", стояла черная блестящая "Ауди" с тонированными стеклами.
     Еще несколько машин попроще - "Жигули" и "Москвичи" - стояли левее моей "ладушки". Наверное, хозяин "Ауди" подумал, что ему неприлично становиться в один ряд с отечественным автохозяйством, и он гордо приземлился в отдалении.
     Как только мы вышли на крыльцо, двери "Ауди" распахнулись, и из нее показались знакомые нам гоблинские рожи во главе со своим комендантом.
     Комендант выполз с правого переднего сиденья машины, гоблины - из задней двери.
     - Продолжение следует, - пробормотала Маринка. - Явление питекантропов - два.
     - Есть такое впечатление, - так же тихо ответила я. - Достаю свой сотовик и вызываю милицию. Плевать на гордость. Пусть мне будет стыдно.
     Потом.
     - Какая может быть гордость?! - закричала Маринка. - Жизнь дороже!
     Мы не стали выходить на дорогу, а так и продолжали стоять на крыльце, глядя, как к нам приближаются недавние знакомые. Комендант остался стоять рядом с "Ауди". Он вынул сотовик и, набрав номер, поднес его к голове.
     Взглянув на нас, комендант усмехнулся и повернулся к нам спиной.
     Братки неторопливо подошли ближе, и, не поднимаясь на ступени, поцарапанный сказал:
     - Ну, в общем, короче, этого парня приглашают в гости. Ничего ему не будет. Поговорят - и пока.
     Я переглянулась с Маринкой. Маринка промолчала, а я предельно вежливо поинтересовалась:
     - Что значит "пока"? Никуда он не пойдет!
     Отступив на шаг, я дернула из сумки сотовый, приготовившись уже нажать цифры "ноль-два".
     Инициированный браток повел головой и шагнул за мной, протягивая лапы. Ромка загородил меня костылем, Маринка крикнула, не слишком громко, а так, для разгона, и тут нас всех отвлек рев двигателя.
     Зеленые "Жигули", до этой секунды тихо и мирно стоящие в одном ряду со своими собратьями, вдруг резко сорвались с места и с рыком помчались к выезду из больницы.
     Второй браток, чуть задержавшийся на дороге, быстро прыгнул на ступеньку. Видно было, что он испугался неожиданно резко рванувших мимо него "Жигулей".
     Мы все проводили взглядом эту взбесившуюся машину. Стекла "Жигулей" были не тонированными, и я с удивлением разглядела за рулем человека в белом халате.
     В те секунды я и не подумала, что это может быть наш доктор - любитель чужих диктофонов.
     Не было времени думать.
     Зеленые "Жигули" мчались прямо на коменданта, оставшегося стоять рядом с передней дверкой "Ауди". Я видела, как постепенно раскрывается рот коменданта, словно он хотел что-то сказать, как медленно опускается его рука с сотовым телефоном, а потом вдруг с прытью, неожиданной для такого зажиревшего и в общем-то немолодого человека, он отскочил в сторону.
     Дорога окаймлялась бордюром, за которым нечесаными природными космами торчали в разные стороны ветки чахлых кустарников. Комендант напоролся на один куст, отпрыгнул, попал задницей на второй, с третьей попытки он просто упал на землю и закопошился там, размахивая руками и ногами.
     А в это время на дороге происходила коррида, выдержанная в отечественно-механизированном ключе.
     "Жигули" на полной скорости врезались в левый бок "Ауди", смяв ей крыло и вбив приоткрытую дверку в салон.
     Я забыла про свое желание позвонить, гоблины, казалось, забыли про нас, и все мы стали зрителями, находящимися в одном партере.
     Представление на одном бодром бодании не закончилось.
     С повизгивающим рычанием "Жигули" отъехали назад и снова ударили "Ауди" в борт. И вот только после второго прицельного пинка "Жигули" объехали опозоренного врага и помчались по дороге к выезду.
     - Ну, ты глянь, какая дрисня на колесах, - ошарашенно проговорил поцарапанный браток, судорожно дергая себя за ремень на животе.
     - Ну, вы что там коптите?! - тараща глаза, заорал поднявшийся из кустов комендант. - Хряйте сюда, бегом! Бегом!
     Гоблины робкой трусцой помчались к нему.
     В это время комендант, нервно вздрагивая всем телом, оглядывался и тыкал жирным пальцем в трубку сотового телефона, набирая номер.
     Братки подбежали к нему и принялись бережно выводить свое руководство из зарослей.
     Под шумок, или, как принято заезженно говорить, "пользуясь случаем", мы втроем тихо и спокойно, правда, все-таки в темпе вальса, погрузились в "ладушку" и выехали из этого места ристалищ.
     В зеркало заднего вида все время до поворота я наблюдала, как два бультерьера, превратившись в две лошадиные силы, старались развернуть покореженную "Ауди" носом к выходу.
     Только очутившись на оживленных улицах города, я почувствовала некоторое успокоение.
     - Мне кажется, Ромка во что-то влип, - заявила Маринка.
     - Есть такое впечатление, - ответила я. - Эй, молодой чемодан, давай рассказывай подробнее все, что произошло у тебя на задании.

Глава 4

     Мы отвезли Ромку к нему домой, а сами поехали с Маринкой в редакцию.
     В редакции мы застали обоих наших оставшихся там мужчин. Сергей Иванович, как всегда, сидел за компьютером, а Виктор с помощью кофеварки настойчиво изобретал чай.
     - Ну что там наш попрыгунчик? - спросил нас Кряжимский, как только мы показались в дверях.
     - Он-то нормально, если не считать, что мы сами чуть попрыгунчиками не стали, - проворчала Маринка. - Что ты тут сочиняешь?! - вскричала она, обращаясь к Виктору. - Кофеварка - это тонкий прибор, не предназначенный для твоих дурацких экспериментов.
     Она оттеснила Виктора от своего стола и, фыркнув несколько раз, всыпала еще чайной заварки в кофеварку.
     - Не пропадать же добру, все равно ерунда получится, потому что...
     - Потому что не ты делала, - закончила я за нее и обратилась к мужчинам:
     - Нам есть что вам рассказать, господа.
     - Не спеши, Оля, я сама, - встряла Маринка и начала размахивать руками. - Короче, Ромка влип! Он пошел к дому, где жил этот мужик, с моста рухнувший... Как его там, Оль?
     - Будников, - скучным тоном ответила я, понимая, что придется пока взять паузу.
     - Ну да, правильно, Будников. Ромку не пустили даже в подъезд, потому что дом крутой и охранник сидит внутри подъезда. А комендант здания - Ромка на него нарвался сдуру-то, словно ему не говорили быть осторожней, - предупредил его, чтобы Ромка уходил подобру-поздорову, а то хуже будет.
     Но мы же все знаем Ромку-то...
     Маринка сделала эффектную паузу, за которую я успела зевнуть и зайти в свой кабинет.
     Я не стала закрывать дверь, потому что само собой планировалось совещание у меня за кофейным столиком. Подойдя к столу, я набрала номер телефона Фимы Резовского, моего старинного приятеля по существу и адвоката по совместительству.
     Фимы не оказалось на рабочем месте, и я передала секретарше просьбу, чтобы он мне перезвонил, как только объявится.
     Положив трубку, я прислушалась. Через открытую дверь доносился возбужденный голос Маринки, повествующей о пожарах и взрывах, прозвучавших сегодня на нашем пути, причем, судя по расписываемым подробностям, роль абсолютной героини сериала Маринка отводила, безусловно, себе любимой. Я была где-то там, на заднем плане, а Ромка вообще работал статистом в этом театре одного актера. Актером была, понятно, Маринка.
     Однако, если отвлечься от красот и описаний, Маринка в общем верно придерживалась сути событий, ну а уж отделить пшеницу от плевел наши умные мужчины, я думаю, сумеют.
     Я закурила, набираясь терпения.
     Когда моя сигарета подходила к концу вместе с терпением, в кабинет торжественно вошла Маринка, неся в руках поднос с чашками, за нею буднично шел Виктор с кофеваркой, полной свежего чая, а сзади семенил взволнованный и раскрасневшийся Сергей Иванович.
     - Я так понимаю, что вы уже все в курсе, - скорее утвердительно, чем вопросительно, произнесла я, садясь на свое место за кофейным столиком.
     - Да, я рассказала кое-что, - небрежно сказала Маринка, бросив настороженный взгляд на меня.
     Ей очень хотелось узнать, не захочу ли я выдать вторую версию событий, менее героическую и более правдоподобную. Я не захотела: времени было жалко.
     Сергей Иванович, как только уселся на стул, сразу же снял очки, нервно протер их, покачал головой и посоветовал позвонить майору Здоренко.
     - И что мы ему скажем? - спросила Маринка, разливая чай.
     - То, что за смертью Будникова кроется что-то серьезнее простой аварии, - ответил Кряжимский. - Вы заметили, как сразу переполошилась и охрана дома, и кто-то еще, скрывающийся под видом врача?
     - Тут много непонятного, - засомневалась я, - непонятно, кто и главное - зачем! Этот врач явно выручил нас, тут сомневаться не приходится, но зачем он это сделал? И зачем он украл диктофон?
     - Скажем так, - важно произнесла Маринка, - есть мнение, что врач, укравший диктофон, и человек в белом халате, похулиганивший на дороге, - это один и тот же человек.
     - Скажем, - согласилась я, - а еще скажем, что нет прямых доказательств, что все это связано с Будниковым. Что тут общего? Только дом! Дом - и все, собственно!
     - Ох, чует мое сердце, - застонала Маринка, - не туда мы влезли, не туда! Этот дом с кладбищем под фундаментом нам еще даст прикурить!
     Вы разве не видите, что место это плохое?! Там все словно взбесились!
     Я не успела ответить, как в редакции послышались неторопливые шаги.
     - Мама, - прошептала Маринка, закрывая лицо руками.
     - А почему не папа? - с озлоблением произнесла я и встала, но Виктор меня опередил. Он легко поднялся со стула, добежал до двери кабинета и вышел из комнаты.
     После него, честно скажу, мне и самой идти уже было не так страшно.
     В редакции я увидела Виктора, разговаривающего, точнее говоря, кивающего незнакомому мужчине. Это был холеный джентльмен в хорошем костюме, в стильном галстуке. Глядя на него, сразу же приходила мысль о преуспевающем бизнесмене или об областном чиновнике, плотно сидящем трудовой задницей на финансовых потоках.
     Виктор оглянулся и кивнул - теперь уже мне.
     Это означало в переводе на человеческий язык, что джентльмен спрашивал меня.
     - Я главный редактор Бойкова Ольга Юрьевна, - представилась я гостю.
     Виктор мягко обошел меня и вернулся в кабинет.
     - Очень приятно, - осклабился джентльмен, поглаживая меня влажным взглядом. От таких взглядов я разучилась краснеть совсем недавно.
     Пусть посмотрит, может, хамить не будет, как говорит Маринка в таких случаях.
     Джентльмен протянул мне свою визитку и тут же озвучил ее:
     - Балашов Сан Саныч, помощник вице-мэра по социальным вопросам.
     Тут я увидела, что из кабинета с очень деловым видом выходят Маринка с Кряжимским и, не обращая на нас внимания, направляются к компьютеру Сергея Ивановича. Виктор остановился возле кабинета и вопросительно посмотрел на меня.
     Я ему улыбнулась и повернулась к Балашову.
     - Прошу ко мне, - пригласила я его.
     В кабинете Сан Саныч быстро осмотрелся, пробормотал что-то вроде "миленько-чистенько" и, подождав, когда я займу свое командирское место за столом, сел напротив на стул для посетителей.
     - Чем могу быть полезной? - спросила я, и Балашов не стал тянуть кота за хвост, он оглянулся на закрытую дверь и, снова улыбнувшись мне, с невинным видом произнес:
     - Я посмотрел нужные бумажки в министерстве информации области. Вашей газете через два месяца нужно будет продлевать лицензию. Кроме того, у санэпидстанции были к вам какие-то претензии в прошлом году, но это мелочь, конечно же. Госкомимущество, как я слышал, имеет виды на это здание, хотя срок аренды у вас еще и не истек... - Балашов замолчал и вновь одарил меня сладкой улыбкой.
     Мне улыбаться не хотелось.
     - А в чем суть дела? - холодно спросила я.
     - Хорошая у вас газета, - с чувством произнес Балашов, словно не расслышав моего вопроса.
     - Я в курсе, - призналась я.
     - Мы все были бы заинтересованы, - с убеждением в голосе произнес Балашов, - чтобы ваша газета выходила каждый день, каждый месяц и каждый год.
     Он замолчал, выжидающе глядя на меня. Я выбила из пачки сигарету и закурила.
     - Курить можно, - нейтральным тоном сказала я. Смысл моей фразы был, однако, обратным: кому можно, а кому и нежелательно. Поднатасканный в подковерной чиновничьей возне Сан Саныч понял меня правильно.
     - Спасибо, - добросердечно поблагодарил Балашов, - но я не балуюсь такими вещами.
     - А я балуюсь, - с вызовом ответила я. - Потрудитесь, пожалуйста, уважаемый Сан Саныч, объяснить суть вашего визита. А то вы пришли сюда, пугаете бедную девушку, и я даже и не знаю, что про вас подумать.
     Это было правдой. Ясно, что Балашов пришел в редакцию "Свидетеля" не просто так, не затем, чтобы познакомиться со мною, хотя ради этого тоже можно было бы прийти. Было два варианта объяснения его прихода. Оба варианта назывались одним словом "вымогает". Только вот что конкретно?
     Вряд ли он пришел просить денег на какую-то областную или городскую программу и вряд ли на программу свою, личную. Это делается по-другому.
     Вряд ли он пришел "приструнить" нас за какой-нибудь ставший неугодным репортаж. За последнее время мы не публиковали никаких громких материалов, затрагивающих городские или областные власти. В портфеле редакции тоже не лежало никакой бомбы. Что ему нужно?
     Я думала и пока не находила ответа, поэтому решилась спросить напрямую, тем более что сам Балашов не злоупотреблял дипломатическими изысками, а сразу, с первого же шага, если можно так сказать, дал мне понять, что в состоянии устроить мне грустную жизнь. Ишь ты, даже санэпидстанцию приплел, мелочный какой!..
     - Ну что вы, Ольга Юрьевна, - всплеснул руками Балашов, - как я могу пугать такую замечательную девушку и наверняка такого великолепного организатора, как вы! Что вы! Я пришел сюда как проситель и очень надеюсь, что вы со вниманием и пониманием отнесетесь и к моей скромной персоне, и к моей маленькой просьбочке!
     После того как на меня, можно прямо говорить, наехали, и довольно беспардонно, я не намерена была любезничать ни под каким соусом.
     - Излагайте вашу просьбочку, - все так же холодно сказала я, - я внимательно слушаю.
     Балашов вздохнул и притворно потупил глазки, словно застеснялся чего-то.
     - Ну зачем же вы так сухо и сурово, Ольга Юрьевна! - наигранно огорчился он. - Однако если вы настаиваете, то я, пожалуй, и приступлю. - Он еще удобнее расположился за столом, как будто не он у меня, а я у него была в кабинете, положил локти на стол, скрестил пальцы и произнес:
     - Вы наверняка в курсе, что на днях произошло прискорбное событие, одно в череде нескольких. - Балашов сделал паузу и настороженно взглянул на меня. Кажется, мой взгляд не отобразил ничего хотя бы потому, что я ни о чем не успела подумать.
     Балашов еще раз вздохнул и продолжил:
     - Произошла авария, и трагически погиб мой товарищ по совместной работе и хороший знакомый Будников Иван Алексеевич. Он работал по договору с администрацией, и нам, - Балашов выделил слово "нам" интонацией и паузой, - не хотелось бы, чтобы к этому, еще раз скажу, трагическому событию было обращено пристальное внимание прессы и, как следствие, граждан.
     Балашов замолчал и выжидательно посмотрел на меня.
     - Что вы называете "пристальным вниманием"? - спросила я. - Погиб человек, если он погиб, конечно, - я увидела, как при этих словах у Балашова удивленно взметнулись брови, - труп-то не найден пока, - мягко напомнила я, опережая его вопрос. - А вы наверняка помните принцип: "Нет трупа, нети..."
     - Он погиб, - сокрушенно вздохнул Будников, - но я вас понял, Ольга Юрьевна. Вы правы.
     Если происходят такие события, то не писать о них нельзя, но ведь можно же не смаковать горе людей!
     Человек умер, это печально, но это не повод для сенсации.
     - Не повод, - согласилась я. - Но никто сенсации и не устраивает. Мы заинтересовались этим делом исключительно по причине его незавершенности. Если я правильно понимаю, расследование еще продолжается, и дело прокуратурой не закрыто. Какие претензии к нам? Мы ни в чем не нарушили закона о средствах массовой информации.
     Ведем себя прилично, как всегда...
     - Прилично, - с сомнением покачал головой Балашов. - А это, простите, родео, которое вы устроили во дворе второй городской больницы?
     Это что? Если это приличное поведение, то я.., то я... - Балашов замолчал, ища, с кем бы приличным себя сравнить, и тем самым дал мне паузу, которой я сразу же и воспользовалась.
     - К родео, как вы выразились, мы не имеем ни малейшего отношения! - твердо заявила я и даже легонько пристукнула ребром ладони по столешнице. - Ни малейшего! - Я повысила голос, имея на это полное моральное право. Это что же такое?!
     Сегодня обвинят в том, что мы хулиганим на улицах, а завтра что еще придумают? Такое спускать нельзя. - Понятия не имею, кто гонялся на тех зеленых "Жигулях", - продекларировала я и затушила сигарету в пепельнице. Очень здорово у меня это получилось, даже самой понравилось. - Но зато я знаю, что комендант дома, где жил этот ваш Будников, угрожал нашему сотруднику в присутствии свидетелей. Это как объяснить?
     - Секундочку! - Балашов отбросил свой сладкий тон, навалился на стол грудью и резко спросил:
     - А разве это не ваш "афганец" - фотограф был за рулем этой машины?
     - Еще чего выдумали! - откровенно возмутилась я. - Он все это время находился здесь в редакции и, насколько мне известно, никуда не отлучался! Вы что же это, собираетесь приписать нам явную уголовщину? Не выйдет, господин Балашов!
     Я так рассвирепела, что даже вскочила со своего кресла и вышла из-за стола.
     - Это комендант дома угрожал нашему журналисту, и вполне возможно, что именно его люди нанесли увечье нашему сотруднику. В любом случае здесь есть чем заняться правоохранительным органам, а к этому происшествию около больницы ни я, ни один из сотрудников газеты не имеем никакого отношения!
     Мы препирались с Балашовым еще битый час, и в конце концов мне удалось его убедить, что наша газета вовсе не является филиалом незарегистрированной охранной фирмы, практикующейся на нестандартном решении проблем. С другой стороны, Балашов твердо пообещал, что комендант придет ко мне и принесет свои извинения за превышение полномочий. Искренними будут эти извинения