подбросил нашему шефу идею пригласить Наташу Горелову  на  ток-шоу  "Женское
счастье"?
   -  Ничего  я  не  подбрасывал!  -  Вид  у  бородавчатого  был  откровенно
затравленный. - Что вы оба хотите от меня?
   - Чтобы ты нам рассказал, зачем ты все это устроил, - преспокойно  сказал
Валера Гурьев.
   Бородавчатый некоторое время смотрел на нас тупо и  злобно,  потом  вдруг
резко и грубо бросил:
   - Вы бы лучше катились отсюда! - При этих его  словах  мне  стало  не  по
себе. -Пока пахан не вернулся. Если он узнает, что  вы  все  разнюхали,  вам
крышка. Так что валите отсюда, пока целы! А то собаку спущу.
   Пес, словно ожидая этих слов, выскочил  откуда-то  из-под  стены  дома  и
бросился на нас с яростным лаем. Напрасно я пожалела  его  нелегкую  собачью
долю - добрее от этого он не стал.
   - Лучше уходите! - повторил бородавчатый,  не  повышая  голоса,  и  из-за
собачьего  лая  мы  едва  слышали  его.  -  Учтите,  пес   запросто   ограду
перескакивает, тогда вам точно худо будет!
   Бородавчатый повернулся и  не  спеша  пошел  к  дому,  и  нам  ничего  не
оставалось, как тоже отправиться восвояси.  Мы  возвращались  той  же  узкой
извилистой улочкой, спускающейся вниз, и собачий лай еще  долго  звучал  нам
вслед.
 
*** 
 
   - Ну как, на этот раз ты  доволен  сбором  доказательств?  -  спросила  я
Валерия, когда мы наконец дошли до трамвайной остановки и  ждали  означенное
транспортное средство.
   - Ох, Ирка, замолчи! - отозвался он, вздохнув.  -  И  без  тебя  на  душе
погано.
   - Однако ты не очень любезен с дамой!
   - Извини! Но тут - сама понимаешь... Я понимала.
   - Чем ехидствовать, - сказал Валера, - давай лучше подумаем, какой  вывод
можно сделать из состоявшейся беседы...
   - Да какие тут могут быть выводы? - пожала я плечами. - Это  бородавчатый
будет делать выводы, что мы все о нем знаем. А мы...
   - Ты его неплохо зацепила с этим его враньем.
   - Может быть, - согласилась я. - Да  что  толку?  На  что  мы  надеялись,
собственно, с ним? Бородавчатый такой же бандит, как его хозяин, и  испугать
его можно с таким же успехом. Наверняка, если  бы  на  моем  месте  оказался
майор Белоглазов, результат беседы был бы иной.
   - Но захочет ли майор с ним разговаривать -  большой  вопрос,  -  заметил
Гурьев. - У него против Бородавки ничего нет, и мы не можем сообщить  ничего
нового ему, не навлекая подозрений на Игоря Горелова.
   - Он же уже был здесь, этот майор! вдруг вспомнила я наш утренний визит к
Чубатому. - И разговаривал здесь с Анжелкой. А потом  вместе  с  ней  поехал
разговаривать с Чубатым.
   - А с Бородавкой он не говорил, - сказал Валера, - поэтому он  так  нагло
себя и ведет.
   Показался трамвай. При виде его я вдруг вспомнила, что нам надо еще зайти
к дяде Сучкова - зря, что ли, я так долго выпрашивала у Пацевича его фамилию
и адрес!
   - Слушай, Валера, - сказала я. - Отсюда проспект Строителей далеко?
   - Если напрямик, то близко. Но понимаешь, туда напрямик ни один транспорт
не идет, туда лучше пешком. А какой дом?
   - Где-то возле ДК "Техстекло". - Я протянула Валере  бумажку  с  адресом.
Глянув на него, он кивнул и стал подталкивать меня к двери подъехавшего  как
раз и остановившегося трамвая.
   - Отлично, это недалеко, - сказал он при этом. - Я знаю, как туда пройти.
Только на трамвае пару остановок  проедем.  -И,  уже  оказавшись  в  вагоне,
добавил:
   -Только опять придется пересекать железную дорогу.
   Я вздохнула: вечно Валера съехидничает. В  другое  время  я  бы  на  него
обиделась за то, что он издевается над моими страданиями, но сегодня,  после
этих кошмарных встреч с Чубатым, Анжелкой и бородавчатым,  чувствовала  себя
совершенно разбитой и расстроенной.
   - Ладно! - сказала я покорно. - Через железную так через железную.
   - Сейчас выходим! - сказал Валера. -Дальше пешком.  Скажи,  а  это  имеет
какое-то отношение к нашему делу?
   - Прямое: там живет дядя убитого Сучкова, - пояснила я. - Я договорилась,
что сегодня приду к нему с визитом.
   - Ты думаешь, он что-то знает?
   - Честно говоря, я раньше думала, что он мог все это устроить. У  него  и
мотив для этого  был  шикарный:  Сучков  растратил  на  свое  дело  все  его
сбережения, а возвращать не собирался. Однако теперь думаю, чушь это все.
   - Тогда зачем он нам нужен? - пожал плечами Валера.
   - Но ты же сам говоришь, что мы должны искать зацепку где только можно! -
возразила я. - Вот и пойдем искать зацепку у дяди Сучкова. А вдруг он что-то
знает?
   Валера с сомнением покачал головой, хотел что-то возразить, но не  успел:
трамвай подошел к остановке, и нам нужно было выходить.
   Железная  дорога,  которую  я  преодолевала  нынешним  утром,   оказалась
пустячком в сравнении с тем, что предстояло пересечь теперь. Для  начала  мы
прошли между высокими стенами каких-то заводских корпусов в проулок, имевший
такой вид, что порядочные люди сюда, наверное, не заглядывали и после захода
солнца девушкам здесь путь заказан. Но Валера Гурьев шел спокойно, будто все
так и надо, только подходя к железнодорожному мосту, вдруг тихо присвистнул.
   - Ого! Вот это да! - воскликнул он. -Давненько же  я  тут  не  ходил,  не
ездил! За это время мост успели сломать.
   На мосту и в самом деле часть ступенек была разобрана и висела  табличка:
"Проход воспрещен". Так что  нам  пришлось  тащиться  через  железнодорожное
полотно, которое в этом месте было высоким, и  нам  пришлось  взбираться  на
щебенчатую насыпь, потом спускаться с нее. На этот раз я боялась сломать уже
не каблук, а шею и о вероятности  появления  поезда  даже  и  не  думала.  И
правильно делала, потому что поезд все равно не  появился,  все  было  тихо,
спокойно и безлюдно. Валера  Гурьев,  как  мог,  помогал  мне  справиться  с
препятствиями, приговаривая при этом виноватым голосом:
   - Извини, Ирина! Не знал, что мост закрыли на ремонт, иначе бы  не  повел
тебя здесь...
   Потом мы шли по каким-то узким проулкам между высотными домами; Валерий и
в самом деле знал  тут  все  подворотни.  Потом  мы  выбрались  на  проспект
Строителей, широкий, шумный, полный машин и  людей,  и  стали  спрашивать  у
прохожих, где находится дом, который мы ищем. Уныние  и  усталость,  которые
чувствовали мы оба во время этих поисков, сменились  напряженным  ожиданием,
когда мы оказались наконец перед дверью в квартиру Сучкова.
   Нам открыла дверь  небольшого  роста  сутулая  старушка  с  растрепанными
седыми волосами, обрамляющими ее морщинистое лицо. На  меня  она  посмотрела
пристально: узнала, должно быть, - я почувствовала это - известную в  городе
телеведущую - и пригласила войти, едва ответив на наше приветствие и даже не
улыбнувшись.
   Я  оказалась  в  главной  и  единственной  жилой  комнате   однокомнатной
квартиры. Вид у нее был самый заурядный: две кровати, диван, кресла. У  окна
- стол и телевизор, который был теперь выключен, но, как  я  поняла,  с  его
помощью коротали старики отпущенное им время на жизнь.
   В углу на диване сидел сам Николай Васильевич. Это был довольно упитанный
старик, и я без труда могла, несмотря  на  его  сидячую  позу,  увидеть  его
круглый, плотный животик. Лицо  у  Сучкова  было  широкое,  скуластое,  щеки
обрюзгшие, как у бульдога, совершенно  лысая  голова,  только  по  бокам  ее
торчали лохматые седые космы. По бледному, желтоватому цвету  лица  нетрудно
было заключить, что он редко выходит на улицу.
   - Садитесь, не стойте как неприкаянные, - сказал он высоким, дребезжащим,
типично старческим голосом. - В ногах, как говорится, правды  нет.  -  И  он
указал нам рукой на противоположный край дивана, где сидел сам; мы уселись и
украдкой продолжали разглядывать старика. Не могла не  подивиться  про  себя
мысли: какой же я  была  дурой,  если  могла  всерьез  считать  его  убийцей
собственного племянника!
   - Если не ошибаюсь, - вновь заговорил старик своим  высоким,  дребезжащим
голосом, - вы пришли ко мне по поводу моего непутевого  племянника,  не  так
ли?
   Голос его дрогнул, и старик задумчиво уставился куда-то перед собой,  мне
показалось, что в глазах его блеснули слезы. Я проследила за его взглядом  и
увидела то, что при беглом взгляде на комнату ускользнуло от моего внимания:
большой портрет Дмитрия Сучкова в траурной рамке на  полке  книжного  шкафа.
Только это был не тот, что я уже видела у Анжелки, - портрет тридцатилетнего
Сучкова. Николай Васильевич увеличил и вставил в рамку  портрет  совсем  еще
юного племянника, может  быть,  восемнадцатилетнего,  с  нежным  пушком  над
верхней губой  и  пышной  копной  аккуратно  причесанных  волос  на  голове.
Разглядывая эту фотографию, я вдруг обнаружила, что Дима  Сучков  был  очень
даже симпатичным юношей.
   Сутулая старушка, открывшая нам дверь, вошла в комнату  и  села  на  стул
напротив нас. Как мы догадались, это была супруга Николая Васильевича.
   - Ну-с? - вновь заговорил старик. -Чем могу быть полезен?
   Я решила, что с Николаем  Васильевичем  надо  разговаривать  в  прямой  и
доверительной манере.
   - Мы ищем способ доказать вину убийц Сучкова, - начала я.
   - Доказать вину убийц  моего  Димки?  переспросил  старик.  Каждое  слово
выговаривал он медленно, с трудом. - Однако мне рассказывали, будто  милиция
уже арестовала какого-то Димкиного конкурента и доказательств его вины у них
предостаточно.
   - Конкурент - Игорь Горелов,  но  он  не  убивал,  -  сказала  я.  -  Его
подставили. А вот тех, кто подставил и на самом деле убил Дмитрия, мы  хотим
вывести на чистую воду.
   - И вы знаете, кто это на самом деле сделал?
   - Знаем, - сказала я. - А вот доказательств у  нас  нет.  Вернее,  у  нас
масса улик, но они все косвенные, и милиция особого значения им не  придает.
Им нужны настоящие, веские доказательства, а где их взять, мы не знаем.
   - Ну-ка, ну-ка! - В поблекших глазах старого  прокурора  внезапно  возник
интерес. - Ну-ка, расскажите мне об этих уликах. И  откуда  они.  Посмотрим,
что можно из этого извлечь.
   И я стала рассказывать. Все, не скрывая ничего и никого не жалея:  и  про
Анжелку, и про бородавчатого, и про Чубатого, все то, что  я  сегодня  утром
выплеснула в  лицо  Чубатому,  и  свою  версию  преступления  -  все  это  я
рассказала старому  прокурору,  родному  дяде  убитого.  Тот  слушал  молча,
внимательно и, казалось, бесстрастно. Только когда я говорила,  как  Сучкова
застрелили в лесу и как  потом  везли  в  багажнике  "Ауди",  выбросили  его
безжизненное тело на  асфальт,  пухлые,  обрюзгшие  щеки  старого  прокурора
задрожали, и он быстро отвернулся к окну, но я успела заметить блеснувшие  в
его глазах слезы. К концу моего рассказа он  уже  вполне  овладел  собой  и,
дослушав, пристально и сосредоточенно поглядел на меня в упор.
   Когда я наконец умолкла, ненадолго воцарилось  молчание,  которое  вскоре
прервал старик.
   - Вот, значит, как! - сказал он со вздохом. - Получается, из-за его  жены
его и убили.
   Мы с Валерой вежливо молчали, ожидая, пока Сучков заговорит опять.
   - Знал я это, знал! - Его тихий, с  надрывом  голос  выражал  невыносимую
душевную боль. - С самого начала я ее терпеть не мог, будто  предчувствовал,
что она доведет Димку до беды... Но что так получится, что его  убьют  из-за
нее - нет, такого я и по, - мыслить не мог.
   Голова старика бессильно  поникла,  плечи  едва  заметно  вздрагивали.  Я
понимала, что мне бы лучше помолчать, но не смогла: меня терзал один вопрос.
   - А почему, Николай Васильевич? спросила я  старика.  -  Почему  вы  были
уверены, что их отношения кончатся бедой?
   Старик медленно поднял голову.
   - И вы еще спрашиваете, почему? - проговорил он. - Вы же говорите,  вы  в
юности дружили с Анжелой. Значит, знали, как она деньгами любила швырять.  А
вот как их зарабатывать, ей было неинтересно.
   - Но ведь из-за этого не убивают!
   - Ну да, - согласился старик. - Я тоже так  думал.  Полагал,  что  Анжела
попросту разорит Димку, по ветру его деньги пустит. А потом, как увидит, что
их больше нет, взять с него больше нечего,  бросит  его  и  пойдет  разорять
другого. А оно видите, как обернулось!
   Мы снова помолчали.
   - У вас из-за Анжелы отношения с Дмитрием испортились? - спросила я.
   - Да, да. - Старик  часто  закивал.  -Из-за  нее,  стервы.  Это  она  его
подзуживала: иди, мол, возьми у дядьки денег, они ему все равно не нужны,  а
мы живем как нищие. Сам Димка на такое никогда бы  не  решился..,  последние
сбережения у меня отнять. Всю  жизнь  я  мечтал  заиметь  небольшой  участок
земли, вырастить на нем сад-огород и кончить свои дни  там,  в  саду,  среди
цветов, а не в этой душной  городской  квартире!  И  все  я  сделал:  и  сад
вырастил, и дом выстроил, большой, двухэтажный. И продал все! И  деньги  ему
отдал... Да только ей этого было все мало, только на один зуб.
   - И из-за этого вы поссорились?
   - Да не ссорились мы! - воскликнул старик сердито. - Кто вам наплел такую
чушь? Просто когда Димка с женой меня обобрали, то  перестали  приходить  ко
мне, вот и все! А зачем я им теперь, старый хрыч, был нужен?  Денег  у  меня
больше нет...
   Признаюсь, мне стало не по себе от всей этой истории, и я  почувствовала,
как у самой наворачиваются на глаза слезы сострадания  к  старику.  Знала  я
всегда, что Анжелка красивая и, в сущности, бессердечная кукла, но  что  она
до такой степени может причинять кому-нибудь зло...
   - Что же нам теперь делать? - спросила я немного  растерянно.  -  Николай
Васильевич, поймите! За убийство вашего племянника сидит в  тюрьме  невинный
человек!..
   - Ему теперь крышка! -  сказал  старый  прокурор  убежденно.  -  При  тех
уликах, которыми располагает прокурор, его ни один адвокат из-за решетки  не
вытянет. И в сущности, все равно, дадите вы свои показания или нет.
   -  Но  адвокат  мне  сказал,  что  есть  шанс!..  -   воскликнула   я   в
растерянности.
   - Очень незначительный! - заявил старый прокурор безапелляционно. -  Судя
по всему, ваш Игорь будет осужден, и это только вопрос  времени.  Полгода  в
СИЗО кого угодно сломают...
   - Полгода? Почему полгода?
   - Установленный законом срок.
   - И вы думаете, он все расскажет, как им надо?
   - Уломают! Будьте уверены! - сказал Сучков. - И  он  расскажет  все,  что
милиции нужно, и даже больше...
   - Что же нам-то теперь делать? - спросила я в полной растерянности.
   - Ну, что... - Прокурор тяжело вздохнул. - Время, к  сожалению,  работает
не на нас. Этот ваш Чубатый... Самое умное, что он может теперь  сделать,  -
это затаиться, лечь на дно и не высовываться, никак  не  напоминая  о  себе.
Любая новая его выходка может ему только навредить.
   - Конечно, - сказал до сих пор молчавший Валера Гурьев. - Но его  на  эту
выходку можно  спровоцировать!  Представляете,  начать  действовать  ему  на
нервы, чтобы он психанул и натворил каких-нибудь глупостей?
   - Верно, молодой человек! -  сказал  старый  прокурор  строго.  -  Только
имейте в виду, что результатом  этой  вашей  провокации  может  стать  новое
убийство!
   Мы замерли,  не  ожидая  такого  мрачного  вывода.  Старик  Сучков  вновь
задумчиво уставился в  окно,  -  видно,  какая-то  работа  мысли  все  время
происходила в его голове.
   - Вообще-то это хорошая идея - нервы  ему  потрепать,  бандиту  этому,  -
сказал наконец старый прокурор. - И сделать это не  так  уж  трудно.  Просто
пойти и рассказать этому Чубатому в лицо все, что  вы  о  нем  знаете.  Если
после этого он не психанет, значит, нервы у него точно из стали.
   - Это мы уже сделали, -  объявила  я  не  без  гордости  и  рассказала  о
результатах наших визитов к Чубатому в офис и в его особняк.
   - А вы умница, - сказал старый прокурор, выслушав  меня  до  конца.  -  С
вашей головой вам бы у нас в прокуратуре работать!
   Признаюсь, у меня даже дух захватило от этой похвалы старого юриста. Одно
дело, когда твои успехи в расследовании отмечает Костя Шилов, простой шофер,
пусть и с героическим боевым  прошлым.  Другое  дело,  когда  тебя  называет
умницей  старый,  повидавший  виды  юрист,   всю   жизнь   проработавший   в
прокуратуре.
   - Ну  что  ж.  -  Николай  Васильевич  поглядел  на  нас  своими  немного
водянистыми старческими глазами. - Раз вы так хорошо поработали, теперь  мой
черед внести свою лепту в расследование этого дела. Довольно я пожил на этом
свете! Теперь уж мне точно жить больше незачем...
   Он поднялся с дивана, шаркающими семенящими шагами направился к  шкафу  у
противоположной стены, где рядом, на  невысоком  журнальном  столике,  стоял
телефон.
   - Номер вашего Чубатого вы случайно не знаете? - спросил  он,  усаживаясь
на стул возле аппарата.
   Нет, мы не знали его номера!..
   - Ладно, - сказал старик, снимая трубку, - номер я и так вычислю!..
   И он его вычислил в два счета, к  нашему  удивлению  позвонив  куда-то  в
прокуратуру области - старого прокурора, хоть он и был давно на пенсии,  еще
кое-кто знал, помнил, сохранив с ним связь.
   Затем он набрал номер телефона Чубатого.
   - Чубатого можно? - спросил он  в  трубку.  -  Кто  его  спрашивает?  Моя
фамилия Сучков, я дядя того Сучкова, которого убили три дня назад.  Так  что
будь добра, девочка, соедини меня с твоим начальником, если не хочешь, чтобы
я к вам собственной персоной явился.
   К нашему удивлению, голос Николая Васильевича  заметно  окреп  и  уже  не
дребезжал, как  недавно,  производя  достаточно  грозное  впечатление,  как,
собственно, и должно быть у прокурора.
   - Алло! - заговорил в трубку старик Сучков. - Это вы, Чубатый? Да, я  его
дядя. Зачем звоню? Чтобы сказать, что вы бандит и убийца. За что  вы  лишили
жизни моего племянника? Объясните!.. Нет, это  мое  дело!..  Нет,  это  меня
касается!.. Да, доказательств у меня нет, но я знаю, что это  сделали  вы!..
Учтите: я старый прокурор с большим стажем. У  меня  друзья  и  в  областной
прокуратуре, и в Москве есть. Я их всех на ноги подниму, это я вам обещаю. И
они вас выведут на чистую воду!.. А  не  выведут,  клянусь,  я  сам  до  вас
доберусь!.. Своими руками вас задушу.., и вас, и эту продажную  суку!..  Мне
больше терять нечего!..
   Во  время  этого  разговора  бледно-желтое  лицо  прокурора   все   более
багровело,  на  лбу  вздулись  вены.  Внезапно  старик  закашлялся,  тут  же
смертельно побледнел, уронил телефонную трубку и  закачался  на  стуле.  Его
супруга, во время телефонного разговора неотрывно следившая за ним,  тут  же
бросилась к мужу, чтобы поддержать его, выпавшую из  рук  телефонную  трубку
положила обратно на рычаг. Мы тоже следом за  нею  устремились  к  теряющему
сознание Сучкову.
   Грудь его тяжело вздымалась. Дыхание  со  свистом  вырывалось  из  горла,
открытый  рот  жадно  ловил  воздух.  Глаза  его  были  широко  открыты,  но
бессмысленны.
   Мы бережно подняли сотрясающееся в судорогах тело старика и  отнесли  его
на диван, устроив его там по возможности удобно. Супруга старика между  тем,
сунув ему в приоткрытый рот какую-то таблетку, поспешила к телефону  вызвать
неотложку. Та приехала не так уж неотложно, но мы никуда не  уходили,  ждали
ее.
   Старик пришел в себя вскоре после того, как врачи начали свои манипуляции
над ним. По его прояснившемуся взгляду и  по  странному,  непонятному  жесту
слабой руки я поняла, что он хочет нам что-то сказать.
   - Уходите! - вполголоса пояснила нам жест старика его супруга. - Он хочет
сказать, чтобы вы уходили! Нечего вам тут на старость да болезнь смотреть. А
он все, что мог, для вас уже сделал.
   Повинуясь, мы покинули квартиру старого прокурора Сучкова.
 
*** 
 
   - Куда теперь? - спросила я Валеру Гурьева после того, как  мы  оказались
на улице.
   - На телецентр, наверное. - Тот пожал  плечами.  -  До  твоего  визита  к
адвокату время еще остается, да и поесть чего-нибудь надо.
   При этих словах я тоже почувствовала пустоту и холод в желудке.
 
*** 
 
   На телецентре мы застали Галину Сергеевну и Леру  Казар