бовнице... - Я пристально взглянула на него. ?
Может такое быть?
   - Вполне, но кто его знает, - небрежно ответил  Михаил,  -  давай  сменим
тему.
   - Давай. - Я равнодушно уставилась в окно. - Мы едем в Немецкую  слободу?
- Я увидела, что мы приближаемся к посту ГИБДД у моста через Волгу.
   - Да. Там есть одна  затерянная  среди  высоких  тополей  турбаза,  очень
комфортабельное место, - Францевич лениво улыбнулся,  -  мы  совсем  недавно
открыли для себя этот милый островок неги...
   - Боже, как поэтично, - я задрала голову, словно потолок салона тоже  был
посвящен в тополиное чудо вышеупомянутого райского уголка.  -  Надеюсь,  там
найдется пара шоколадок "Баунти", - саркастично добавила я, чтобы  показать,
что не клюю на дешевую романтику, купленную тем не менее, как я подозревала,
за немалые деньги.
   Меня прямо разозлило это обычно такое безобидное личное местоимение "мы",
которое употребил зам Корниенко - "мы совсем недавно открыли". Сейчас в  нем
было столько чванливого высокомерия, столько спеси, и этот медленный, томный
голос, словно заключавший в себе снисходительно-небрежное  отношение  к  тем
людям, которые и рады бы открыть аналогичное прелестное место,  да  средства
не позволяют.
   - Мне кажется, дома настроение у  тебя  было  лучше,  -  холодно  заметил
Францевич.
   - Это только так кажется. Просто я кренилась. За полчаса до нашей встречи
на меня было совершено нападение. Кому-то очень не хочется, чтобы был найден
убийца Петрова, - я пристально посмотрела на моего спутника.
   - Что-о? - с тревогой взглянул на меня зам Корниенко. - Как, где?
   Я вкратце рассказала Францевичу, что произошло.
   - Как же ты спаслась? - завороженно глядел на меня он.
   - Один бывший афганец помог,  -  соврала  я  и  с  нежной  благодарностью
подумала об Алексее, который, я  не  сомневалась,  как  и  было  между  нами
условлено, ехал сейчас на моей "Ладе" следом за синим "БМВ" Оленича.
   "Нет, - думала я, - Францевич тут ни при чем, стал бы он приглашать  меня
на пикник... А что, если специально пригласил, чтобы тихо-мирно  разделаться
со мной? Что тебе в голову такие мысли страшные лезут?" - одернула  себя  я,
чувствуя противный нервный озноб. Мне  захотелось  говорить  о  чем  угодно,
только чтобы говорить. Я переживала  сейчас  цепеняще-тревожное,  громадное,
как мифический; Минотавр, и такое же беспощадное, как  он,  чувство,  сильно
напоминающее детский ужас перед смертью, который я начала испытывать  лет  с
семи. Лежа в кровати, я, бывало, не  могла  сомкнуть  глаз,  снедаемая  этим
темным, как сама ночь, неотступным страхом, который часами терпеливо ждал  у
изголовья учащенного биенья моего похожего на затравленном зверька сердца.
   - И каковы же будут аттракционы? - выпалила я первое, что  пришло  мне  в
голову, выпалила, чтобы только не молчать...

***

   Мы вышли из машины у двухэтажного кирпичного дома и поднялись по железной
лесенке. Я успела бросить только беглый взгляд  на  окрестности,  но  и  его
хватило, чтобы оценить этот райский уголок по достоинству. Надо сказать, что
сами постройки не радовали глаз.  Трехэтажное  здание,  стоящее  неподалеку,
напоминало самую заурядную "хрущевку", еще несколько  небольших  одноэтажных
строений и вовсе настраивали на обыденный лад... Но я сразу прониклась тихим
очарованием этого  места,  где  ряды  высоких  тополей  с  мощными  стволами
позволяли видеть реку, которую сейчас хлестали струи  крепчающего  дождя.  Я
представляла, как здесь, наверное,  хорошо  в  погожие  осенние  вечера,  не
такие, как сегодняшний - холодный, ветреный и дождливый...
   В доме, куда мы вошли, находилась  сауна.  Я  притормозила  в  прохладном
пустом вестибюле.
   - Я совсем не хочу париться, - капризно пробурчала я.
   - Это не обязательно, - улыбнулся Францевич, -  просто  так  посидишь  за
столом? Можешь здесь оставить плащ, - сказал Францевич и повесил свою куртку
на деревянный штырь вешалки.
   Я последовала его примеру.
   - И сумку тоже. - Францевич с насмешкой посмотрел на меня.
   - Не могу, у меня тут ценные вещи, - твердо сказала я, -  и  вообще,  это
что, "Белый дом" или дворец короля Иордании, почему я должна  все  оставлять
здесь?
   Францевич усмехнулся и небрежно пожал плечами, мол, поступай, как знаешь.
   В этот момент дверь в глубине этого - похожего на больничный -  вестибюля
отворилась, и я увидела пожилую  полноватую  женщину  в  белом  халате  (что
только усилило сходство этого унылого зала с интерьером больницы),  на  лице
которой сияла широкая гостеприимно-подобострастная улыбка.
   Она поспешила к Оленичу с радостным возгласом:
   - Михаил Францевич, милости просим, - прошепелявила она.
   - Здравствуйте, Марья Сергеевна, - вяло улыбнулся ей  Францевич.  -  Наши
там?
   Вопрос ради вопроса - надо сказать.  По  наличию  припаркованных  к  дому
автомобилей можно было бы догадаться, что "наши" там.
   - Там, - снова растеклась в лакейской улыбке женщина.
   - Как у вас тут? Никто не обижает?
   - Да что вы, - усмехнувшись, махнула она рукой.
   Множество тонких морщинок разбежались от углов ее глаз к вискам и щекам.
   - Ну, мы пройдем?
   - Я вот полотенца вашим несу, баньку изволили. А Юрь Назарыч будет?
   - Не знаю, скорее всего нет, -  тихо  сказал  Францевич  и  потащил  меня
дальше. Женщина тронулась за нами.
   "Да-а, господа "баньку изволили", - с отвращением подумала я.
   Мы прошли в обитую деревянной рейкой комнату, где нашим взорам  предстала
"потрясающая" картина: длинный, накрытый белой  скатертью  стол  ломился  от
снеди и выпивки "Наши", обнаженные по пояс, распаренные и красные как  раки,
с возбужденными лоснящимися лицами, а кое-кто уже с осоловевшими глазами как
раз  поднимали  рюмки,  чтобы  в  очередной  раз  выпить  скорее  всего   за
плодотворное слияние нефтяного бизнеса, "Родины" и "Народной власти". Почему
я так решила в смысле тоста? Да потому, что общество, собравшееся за столом,
могло посеять идеологическую панику в  любом,  кто  читает  газеты,  слушает
радио, смотрит телевизор и серьезно воспринимает словесные  баталии  правых,
центристов и левых.
   Почтивший  заурядное  местечковое  полотенце  своими  тучными   именитыми
чреслами Глеб  Филимонович  Саблин  -  его  фотографиями  были  оклеены  все
городские столбы  и  заборы  -  сидел  рядом  с  Владиславом  Леопольдовичем
Наперченовым, Вадим Михайлович Чижиков о чем-то  мило  трепался  с  Леонидом
Максимовичем Антиповым... На  всех  были  золотые  цепочки  с  православными
крестами на любой вкус: от внушительной на Антипове до скромной и изящной  -
на Наперченове. Но не  думайте,  что  все  эти  важные,  ответственные  мужи
собрались здесь на озорной, несмотря на  серьезную  православную  символику,
мальчишник.  Эта  импровизированная  веселая  летучка  была   "облагорожена"
присутствием девиц легкого поведения. Почему я так подумала? -  умею  читать
по лицам. Девицы тоже были распарено-красными, под стать флагам коммунистов,
в белых "туниках" из  простыней.  Что  касается  потребления  винно-водочных
изделий,  эти  откровенно  декольтированные  барышни,  похоже,  не  уступали
мужчинам. Взоры их были затуманены, жесты  неуверенны,  улыбки  развязны,  а
поведение - вульгарно.
   Черт, и с этими кошелками я должна сидеть рядом! -  мысленно  возмутилась
я, адресовав невозмутимо-спокойному Францевичу  злобный  взгляд.  Он  сделал
вид, что не заметил  этого.  Мужская  публика  же,  увидев  меня  подруку  с
Оленичем, испытала если не панику, то  удивление  -  точно.  Да  еще  какое!
Наперченов беспокойно заерзал на лавке, даже опустил руку, в которой  держал
рюмку,  Чижиков  нервно  закашлялся...  Я  готова  была  предположить,   что
обремененные  ложной  скромностью  участники  пикника  покрылись   стыдливым
румянцем. Только вот беда - их распаренные  лица  не  дали  мне  возможности
увидеть это. Быстрее всех с моим визитом освоился Антипов, вернее, он сделал
вид, что плохо видит меня, и все свое внимание обратил на Францевича.
   - Михаил Францевич, дорогой, -  встал  он  с  лавки  и  протянул  руки  к
Оленичу, - а мы уж думали, что вы не приедете!
   Я опустила глаза, боясь,  что  меня  стошнит  от  его  сальной  улыбочки.
Францевич, похоже тоже его  недолюбливал.  На  его  бледном  лице  я  прочла
выражение полупрезрительной насмешки.
   -  Владислав  Леопольдович,  здравствуйте,  -  в  упор  посмотрела  я  на
растерянного На перченова, - видите, все время нас судьба сводит!
   "Вот бы заснять эти банные посиделки!" подумала я.
   - А-а, - привстал Наперченов, - Оля.
   - А мы ведь сегодня тоже с  вами  встречались,  -  беспокойно  заблестели
глаза у Антипова.
   - Да я разве что с Глебом Филимоновичем и Теодором  Георгиевичем  сегодня
не встречалась. Я так надеялась, что и он  тут  будет,  -  с  едкой  иронией
сказала я.
   "Господи, Миша, как я тебе благодарна, что ты привез меня  в  это  осиное
гнездо!" - Я незаметно скосила глаза на Францевича.
   -  Проходи,  садись,  -  немного  смущенно  улыбнулся  он  мне,  легонько
подталкивая меня к лавке.
   Я сделала несколько шагов  и  осторожно  приземлилась  с  краешку  стола.
Довольно  бесцеремонно  оттеснив  коротко  стриженную  блондинку,  Францевич
уселся рядом.
   - Что будем пить?
   - тихо спросил он меня.
   - Что касается меня, то  я  бы  предпочла  рюмочку  коньяка...  -  лукаво
улыбнулась я, не поворачивая к нему головы.
   - Твои вкусы остаются неизменными, - констатировал  опять  перешедший  на
"ты" Францевич, точно знал меня со школьной  скамьи.  -  Леонид  Максимович,
подайте-ка нам вон ту милую  бутылочку  дагестанского  коньяка,  -  уверенно
обратился Францевич к Антипову.
   Тот растерянно моргнул, но подал запрошенную бутылку, сопроводив  процесс
передачи подобострастной  улыбкой.  Я  заметила,  что  в  глубине  его  глаз
по-прежнему некой туманной завесой висело плебейское недружелюбие, он  никак
не мог простить Францевичу его бизнес-поста.
   - А ты не боишься, что Корниенко выгонит тебя с  работы  за  то,  что  ты
притащил меня сюда? Эти  сатрапы  обязательно  ему  об  этом  доложат,  -  я
стрельнула глазами по красным лицам собравшихся мужей.
   - Я такой же акционер, как и Юрь Назарыч. То, что акций "ЮНК-Консалтинга"
у меня немного меньше, чем у него, ровно ничего не значит, - он посмотрел на
меня со спокойным достоинством, - так что выгнать  меня  с  работы,  как  ты
говоришь, он просто не имеет права.
   Меня, к моему удивлению, не взбесил этот долгий многозначительный взгляд,
которым Францевич намекал на свою финансовую мощь.
   - Понятно, - облегченно вздохнула я.
   - А что это у нас вновь прибывшие не присоединяются к  нам?  -  изображая
радостного, свободно манипулирующего фамильярным обращением  и  отпускающего
зажигательные шутки тамаду, сказал Саблин.
   Я подняла глаза на присутствующих, которых Францевич, несмотря на треп со
мной, не выпускал из виду. Настоящий тигр - делает вид, что на стадо антилоп
ему наплевать, а сам  спокойно  выслеживает  самую  слабую  из  них  Саблин,
Антипов, Наперченов и Чижиков вновь подняли рюмки.
   "Эх, если бы всю эту свадьбу - в объектив!" - подумала я.
   - Ну что вы,  Глеб  Филимонович,  -  артистично  улыбнулся  своей  хищной
улыбкой Францевич, - мы тоже поднимаем свои рюмки только водке  предпочитаем
коньяк.
   - Напиток аристократии? ? ядовито усмехнулся Чижиков.
   Повисла небольшая пауза.
   - Ницше, например, воспевал  духовных  аристократов,  -  сочла  я  нужным
поддержать разговор, - чтобы быть аристократом, не обязательно иметь древний
род, эффектный герб с девизом и состояние,  можно  быть  аристократом  духа,
культивируя в себе высшие духовные ценности...
   Я гордо обвела присутствующих волевым,  как  у  Ницше,  взглядом,  вполне
отдавая себе отчет в том, как нелепо и напыщенно в кругу полупьяных дядек  и
развязных кошелок звучит моя речь. На лицах мужей застыло кислое  выражение,
женские лица вообще ничего не выражали. У меня создалось впечатление, что  я
имею дело с каменными изваяниями.
   - Да  бросьте  вы,  девушка,  -  с  небрежной  снисходительностью  сказал
Чижиков, по-моему,  очень  комплексующий  по  поводу  своей  преждевременной
телесной дряблости, - слышали мы про духовные начала, все семьдесят лет  нас
ими пичкали, - высокомерно произнес он, - где вы этих  мамонтов-аристократов
видели, этих светочей духовности?
   В  довершение  своей  язвительной   реплики   он   еще   как-то   мерзко,
по-евнуховски хихикнул.
   - Если у вас  с  духовностью  напряженка,  -  смерила  я  его  откровенно
враждебным взглядом, - то это не  значит,  что  все  такие...  ?  я  вовремя
осеклась. Слово "животные" готово было сорваться с моего  языка,  но  вместо
этого я сказала:
   - ., такие прагматики, как вы.
   Чижиков злобно сверкнул своими хищными маленькими глазками.
   - Горячие финские парни... ? засмеялся невозмутимо наблюдавший за нашей с
Чижиковым перепалкой Францевич.
   - Действительно, - радостно подхватил Наперченов, - зачем ссориться, - он
адресовал нам с Чижиковым взгляд, полный отеческой укоризны, - давайте лучше
выпьем за то, чтобы такие определения, как  плебей  или  аристократ,  вообще
стерлись у нас из памяти, за то будущее, когда так оно и будет,  -  с  жаром
закончил он.
   - Тост в духе наших братьев меньших - нагановцев, - усмехнулся Францевич.
   - Напрасно.
   Михаил Францевич, смеетесь, - авторитетно произнес маститый  и  массивный
Саблин, - напрасно над коммунистами иронизируете, они от нас не отстают.
   - Мне, откровенно говоря, наплевать на ваш партийный блуд,  -  неожиданно
резко и прямо сказал Францевич, - сами утрясайте ваши дела с коммунистами.
   - Если вы не занимаетесь политикой, политика займется вами, -  с  горячей
убежденностью процитировал палочка-выручалочка Наперченов  древнюю  мудрость
всех ангажированных в политику граждан.
   Оставшись совершенно  довольным  уместностью  и  трепетной  актуальностью
старой как мир  истины,  Владислав  Леопольдович  растекся  в  улыбке,  живо
напомнившей мне разогретую на сковородке халву.
   - Уж вам ли, Михаил Францевич, так наплевательски относиться к партийному
движению!   ?   уже   более   миролюбиво,   но   сильно   сдобрив    реплику
назидательно-воспитательным   укором,   промолвил   Глеб   Филимонович.   Мы
по-прежнему сидели с нелепо  поднятыми  рюмками,  словно  манекены,  которым
неизвестно зачем присобачили питейную атрибутику живых людей.
   - К какому движению? - с холодной иронией спросила я, -  к  "Родине"  или
"Народи власти"? Нельзя ли уточнить, Глеб Филимонович?
   Снова с места - в  карьер,  слегка  покритиковала  я  себя.  Францевич  с
благодарностью, но и  с  некоторым  беспокойством  (думаю,  по  поводу  моей
необузданности и непредсказуемости, а также  моей  горячности  и  упрямства)
посмотрел на меня. Я ответила ему ясным, но твердым взглядом, мол, в Багдаде
все спокойно.
   - А эту молодую леди кто сюда приглашал? - невежливо вставил Чижиков.
   - Я приглашал, а что, у вас есть что скрывать? - насмешливо посмотрел  на
него Францевич.
   Чижиков скривился весь, заерзал, хотел было открыть  рот,  но  тут  дверь
распахнулась и на пороге возникла вальяжная фигура Женькиного папаши.
   - Теодор Георгиевич! - издал радостный возглас Антипов, - а  мы  вас  тут
заждались.
   - Я и смотрю, с рюмками сидите, - широко улыбнулся и  по-гусарски  громко
захохотал Супрун. - Глеб Филимонович, мое почтение. Дела задержали... Михаил
Францевич, рад вас видеть...
   "Что, он со всеми будет  так  персонально  и  церемонно  здороваться?"  -
нетерпеливо подумала я.
   - Оля! Ты-то как здесь очутилась? ? он вперил в меня удивленный, даже,  я
бы сказала, тревожный взгляд. В медовую  радость  его  восклицания  закрался
деготь смутного беспокойства.
   - Здравствуйте, Теодор Георгиевич, мы сегодня с Женькой по  телефону  как
раз о вас говорили.
   Супрун смутился, глухо кашлянул, но,  быстро  овладев  собой,  растягивая
слова, повторил:
   - Дети, дети... - он сделал многозначительную паузу, в течение которой  с
какой-то отцовской грустью и обреченностью качал головой.
   - Давайте выпьем за наших детей! - подхватил Наперченов, - у меня младшая
школу заканчивает, а старшая - в юридическом.
   - Нелегко вам, - с притворным сочувствием сказала я, - сейчас обучение ой
какое дорогое.
   Я хитро посмотрела на Владислава Леопольдовича.
   - У меня вот друг из Чечни пришел, молодой способный парень,  поступил  в
юридический, ну там, льготы всякие, да и сам не глупый, а учиться не смог  -
слишком много платить. Здесь его льготы и кончились, - с, вызовом посмотрела
я на Наперченова, потом - на остальных. Девицы молчали и ошарашено  пялились
на меня, очевидно, у них не укладывалось в  голове,  как  можно  так  дерзко
говорить с такими влиятельными и состоятельными дядями. - Вот я и  думаю,  -
коварно продолжила я, - хорошо хоть,  что  вам  удается  обеспечивать  своим
детям высшее образование...
   Горящий злобой взор Саблина заставил меня умолкнуть.  I  -  Ну,  -  после
томительно  долгой  паузы,  по-прежнему  с  рюмкой  в  руке,  возвел  очи  и
вдохновенно воскликнул Наперченов, - за детей!
   Все дружно (тем более что очень устали держать  наполненные  "смирновкой"
сосуд, осушили рюмки и, покряхтев, как положено, принялись закусывать -  кто
столь обожаемыми мной соленостями, кто  икоркой,  кто  корейским  ассорти  и
осетровым балыком. Мы с Францевичем ограничились лимоном, потом  он  положил
мне на тарелку кусочек фаршированной грушами утки,  а  сам  взял  истекающее
душистым жиром свиное ребрышко.
   - Хороша водочка, - аппетитно причмокнул своими пухлыми и яркими,  как  у
сусальных  ангелочков,  губами  Теодор  Георгиевич.  -  А  ты,  Оля,  какими
судьбами?
   - Меня пригласил Михаил Францевич, - подмигнула я не  сводившему  с  меня
глаз Наперченову.
   Герой-любовник, как про себя окрестила я Женькиного отца, аж поперхнулся.
   - Ну, ну, - откашлялся он и налил себе фанты.
   - Вот, не  далее  как  сегодня  утром  общалась  с  вашим  многоуважаемым
соперником по выборам... Даже не подозревала,  как  вы  близки.  Ну,  это  и
понятно - неужто вы не цивилизованные  люди,  которые  вот  так  просто,  за
рюмкой чая не могут по-хорошему обо всем  договориться?  Что  ни  говори,  а
бизнес объединяет людей почище любого Интернационала.
   Я думаю, что, несмотря на градусы,  я  бы  даже  сказала  -  им  вопреки,
присутствующие должным образом оценили мой вопиющий сарказм и едкую  иронию.
Тем не менее моя реплика осталась без ответа. Да  и  кто  что  мог  сказать?
Мужики  снова  беззаботно  стали  наливать,  едва  удостаивая   меня   своим
вниманием. Мы с  Францевичем  лениво  потягивали  коньяк,  в  то  время  как
выпивающие и регулярно захаживающие в парную -  не  дай  бог  красно-кожесть
иссякнет - казалось, забыли о нашем присутствии.  В  общем,  православные  и
достославные мужи допились до такой кондиции, что я могла незаметно  достать
из сумки "Никон" и, не сильно афишируя его, держа на  уровне  бедра,  начать
щелкать. Я не смотрела, что снимаю, не прицеливалась - авось что-то  попадет
в кадр. Францевич сначала с неодобрением смотрел на мое занятие - все же  он
тоже, хотел он того или нет, принадлежал к кругу этих людей.  Потом  на  его
лице застыло равнодушное выражение. Когда я закончила съемку,  он  предложил
пойти в "номера", находившиеся в другом здании. Я не сказала "нет", но и  не
дала согласия, и несколько  минут  мы  пребывали  в  подвешенном  состоянии,
которое пытались "разрядить" все тем же дагестанским коньяком. В  итоге  вся
компания направилась в это вышеупомянутое  помещение,  дабы  дать  отдохнуть
своим  распаренным  телам.  Следуй  за  обществом,  мы   тоже   подались   в
"общежитие", как иронично назвал гостиницу Францевич.
   Я думала задержаться в этом благословенном уголке еще на пару  часиков  -
вдруг что-нибудь удастся разузнать о Петрове... Мне казалось, чт