тно! Игорь - тоненький светлый  мальчик
с робкими глазами!  -  Чижов  криво  улыбнулся.  -  Удивительно,  просто  не
укладывается в голове! Но вы говорите, он был ранен? Это очень серьезно?
   - У  него  повреждены  сухожилия  на  правой  руке,  -  сказала  я.  -  О
последствиях пока говорить рано - лечение еще продолжается.
   - Игорь в больнице, - пробормотал Чижов словно сквозь сон. -  Безусловно,
я должен как-то помочь - вы это хотите  сказать?..  Как-то  все  путается  в
голове...
   - Это вы сказали, а не я. Не собираюсь ничего вам советовать, - возразила
я. - Меня интересует сейчас другое...
   - Ах, да! Вы же хотели о чем-то меня спросить! - с  облегчением  произнес
Чижов, радуясь тому, что мы ушли от  скользкой  темы.  -  Но  ведь  надо  же
подумать! - он изумленно покачал головой.
   - Да, меня интересуют дела минувших дней, Петр Алексеевич, -  подтвердила
я. - А именно те обстоятельства, при которых вы расстались со  своей  бывшей
женой...
   Мне показалось, что Чижов в этот момент даже вздрогнул. Лицо его сразу же
сделалось кислым, и он посмотрел на меня с укоризной.
   - Как вы сказали? - спросил он отчужденно. - А почему это вас интересует?
По-моему, вы не имеете права... Это - личная жизнь!
   - Разумеется, никакого права  я  не  имею,  -  согласилась  я.  -  Просто
рассчитываю на вашу добрую волю. Возможно, ваши показания  помогут  раскрыть
преступление...
   Настроение у Чижова портилось на глазах. Он замкнулся, опять засуетился и
с тоской посмотрел на циферблат наручных часов.
   - У меня скоро заканчивается обеденный перерыв, - с обидой произнес,  он.
- В самом деле, что за странная мысль? Если вам пришла фантазия покопаться в
чужом белье, почему вы не спросили об этом Татьяну? И вообще, вы  все  время
говорите о каком-то преступлении. Но я  не  совершал  никаких  преступлений!
Чего же вы от меня требуете?
   - Действительно, я задавала этот вопрос Татьяне Петровне, - сказала я.  -
Но она наотрез отказалась объяснить причины вашего развода. Кстати,  она  не
верит, что вы согласитесь мне о них рассказать. Я понимаю,  это  может  быть
очень неприятно, но я задаю вопросы не из праздного  любопытства.  Возможно,
эта давняя история прольет свет на события последних дней...
   - Да не собираюсь я выворачивать душу наизнанку перед первым встречным! -
вдруг выкрикнул Чижов. - С какой стати? Мне нет никакого  дела  до  каких-то
там событий! И давайте закончим на этом!
   Теперь он избегал смотреть мне в глаза и изо всех сил  напускал  на  себя
сердитый и решительный вид. Ему совсем не хотелось копаться в своем прошлом,
и это было подозрительно. Я решила не отступать.
   - Последнее слово,  конечно,  за  вами,  Петр  Алексеевич,  -  миролюбиво
заметила я. - Не собираюсь ничего вам навязывать. Только прошу  учесть,  что
вашей бывшей супруге и вашему сыну угрожает  нешуточная  опасность.  Татьяну
Петровну пытались убить. Не исключено, что попытка повторится. Жертвой может
стать и Игорь. Один раз он уже пострадал. Неужели здоровье и  жизнь  близких
людей для вас ничего не значат?
   Лицо Петра Алексеевича стало просто жалким. Он смотрел  на  меня,  хлопая
глазами, и молчал. Губы его предательски дрожали.
   - Татьяну хотят убить? - сказал он наконец. - Но кто?! Зачем? Я ничего не
понимаю! - это прозвучало так, словно он просил пощады.
   - Я сама пока не понимаю, - терпеливо  ответила  я.  -  Татьяна  Петровна
ведет скромную трудовую жизнь, разрываясь между работой и сыном. Нет никаких
видимых причин ее убивать.  Но  эти  причины  могут  скрываться  в  прошлом,
понимаете? Даже если они вам самому не ясны...
   Чижов совсем погрустнел. Плечи его обвисли, глаза потухли. У него не было
сил  ни  вспоминать,  ни  сопротивляться  моей   настойчивости.   Обрюзгший,
неповоротливый, в промокшей от пота рубашке, он напоминал загнанную  жертву.
В очередной раз он посмотрел на часы и обреченно махнул рукой.
   - В самом деле! - покорно произнес Петр Алексеевич. - Вы сто раз правы! У
меня нет никаких оснований уклоняться... Я обязан  рассказать  вам  все.  Но
прошу об одном - будьте милосердны, не осуждайте! Осуждать легче  всего,  но
попробуйте поставить себя на мое место... Впрочем, все это  лишнее!  Я,  как
всегда, малодушен и многословен... Не обращайте  внимания!  Я  расскажу  вам
все! Только одна просьба - тут неподалеку  есть  пивной  бар.  Очень  тихое,
приличное место... Мне просто необходимо выпить! Если вы не возражаете...
   - Мне-то что возражать! - сказала я. - Но вот ваш строгий начальник...
   Лицо Чижова на мгновение затуманилось, но он  тут  же  решительно  дернул
головой.
   - Черт с ним, с начальником! - заявил Петр Алексеевич. - Черт  с  ним,  с
работой, с благополучием, со стыдом, со  всем  на  свете!  -  в  его  голосе
появились почти истерические нотки. - Идемте же, я готов  вывернуться  перед
вами наизнанку!

Глава 8

   Петр Алексеевич начал с большой рюмки водки, которую он  проглотил  одним
махом, с мрачной решительностью  человека,  сжегшего  за  собой  все  мосты.
Однако к  этой  рюмке  Петр  Алексеевич  не  преминул  заказать  себе  пяток
бутербродов с ветчиной и сыром, а также порцию жареной рыбы. Немощная  плоть
требовала подкрепления, и Чижов не мог устоять.
   Он предлагал угостить и меня, но я отказалась. Сейчас мне больше  подошла
бы чашка хорошего кофе, но в этом заведении его не подавали.
   Пока Петр Алексеевич заедал водку бутербродом, я, деликатно отвернувшись,
разглядывала в окне густую зелень сквера  и  беззаботных  девчонок  в  ярких
майках, фланирующих по солнечной стороне улицы.
   В пивной было сумрачно, тихо и немноголюдно. Стоял  специфический  пивной
запах, который на меня навевал тоску.
   - Итак, вы хотите знать, почему мы с Татьяной расстались? - сказал Чижов,
закончив жевать. Он скорбно усмехнулся. - Это ужасная история!
   Взмахом руки он подозвал скучающего официанта и виноватым тоном  попросил
принести литр пива и еще одну рюмку водки.
   - И нет ли у вас чего-нибудь горячего? - с надеждой добавил он.
   -  Извините,  горячего  не  готовим,  -  ответил  официант  и  отправился
выполнять заказ.
   Петр Алексеевич посмотрел на меня страдальческим, умоляющим взглядом,  но
тут же засмущался и отвел глаза.
   - На самом деле, история чудовищная, - пробормотал он. - Все  пострадали,
все. Но я считаю, что Татьяна слишком круто поступила со  мной.  Можно  было
поступить как-то иначе... Жизнь-то продолжается!
   Я не торопила его, опасаясь  спугнуть.  Спиртное  должно  было  развязать
Петру Алексеевичу язык, нужно просто набраться  терпения.  Может  быть,  ему
проще бы было откровенничать с мужчиной, но здесь  я  уже  ничем  помочь  не
могла, в этом смысле Петру Алексеевичу тоже оставалось только терпеть.
   - Вообще-то мы были счастливы, - вдруг произнес он прочувствованным тоном
и печально уставился в окно. - Мы познакомились еще студентами. Я заканчивал
политехнический, она - педагогический. Я, можно сказать, влюбился с  первого
взгляда. Татьяна была такая хрупкая черноволосая девушка с очень  серьезными
глазами. Мне казалось тогда, что  она  единственный  человек,  который  меня
понимает. Увы,  это  было  иллюзией!  Невозможно  понять  другого  человека.
Себя-то и то не всегда понимаешь...
   Чижов замолчал  и  задумался.  Собственная  философия  нагоняла  на  него
грусть. Тут принесли напитки.  Петр  Алексеевич  поблагодарил  официанта,  в
последний раз с отчаянием взглянул на часы и обреченно махнул рукой.
   - Семь бед - один ответ! - пробормотал он и выплеснул в рот вторую  рюмку
водки.
   Через минуту глаза его затуманились, а фигура  обмякла.  Спиртное  начало
оказывать свое действие.
   - Мы жили душа в душу, - продолжал рассказ Петр  Алексеевич.  -  Особенно
когда родился Игорь. Мы все время были вместе. Скажу вам  откровенно  -  мой
темперамент не располагает к бесчисленным связям. Я, если  хотите,  однолюб.
Поэтому я был уверен: мы будем вместе до самой смерти,  понимаете?  Кто  мог
ожидать, что все рухнет в один миг.
   Веки его часто заморгали, и мне показалось, что Петр  Алексеевич  вот-вот
прослезится - слишком много воспоминаний сразу  на  него  нахлынули.  Но  он
удержался от слез, занявшись пивом. Чувствительный, рыхлый, потный мужчина с
пивной кружкой в руке  -  мне  было  трудно  представить  его  в  роли  мужа
замкнутой деятельной Татьяны Петровны и отца ершистого,  уверенного  в  себе
Игоря. Впрочем, может быть, он не стал бы таким, если бы все "не  рухнуло  в
один миг", как он выразился.
   Чижов расправился с кружкой пива и заметно захмелел - он то ли не  привык
пить, то ли, напротив, проделывал это чересчур  часто.  Не  зря  же  Татьяна
Петровна, рисуя его воображаемый портрет, выдвинула предположение о том, что
он спился.
   Однако говорить Петр  Алексеевич  продолжал  достаточно  внятно,  хотя  и
сбивчиво.
   - Мы не дрогнули, даже когда начался этот кошмар, именуемый перестройкой,
- поморщившись, сказал Чижов. - Ну, вы помните, во  что  это  все  вылилось:
пропали все сбережения, исчезли продукты, все стало разваливаться на глазах.
Откуда-то выплеснулась эта преступность -  совершенно  дикая,  просто  шквал
преступности! Потом возникли проблемы с работой... Да что я говорю,  вы  все
это знаете не хуже меня!.. Да... Так вот, мы  держались!  Мы  пытались  жить
прежней полноценной жизнью, будто ничего не произошло. Мы даже не отказывали
себе в развлечениях. Мы отдыхали, ходили на выставки, в театр, выбирались на
природу, будь она неладна! Там-то все и  случилось  -  на  природе...  Какое
счастье, что мы не взяли тогда с собой сына...
   Голос Чижова предательски задрожал, и он  поспешно  спрятался  за  пивной
кружкой. Только приняв изрядную порцию, он смог рассказывать дальше.
   - Мы оставили Игоря у моих родителей, а сами купили путевку на  теплоход.
Нет, не круиз, однодневная поездка... Здесь, в окрестностях,  с  заходом  на
живописные  острова.  На  Волге  это  обычное  дело  -  плывешь   по   реке,
рассматриваешь пейзажи и наслаждаешься жизнью... Мы только не учли одного: в
тот рейс среди прочих пассажиров отправилась компания  рэкетиров.  Настоящие
головорезы, без чести и совести. Тогда их можно  было  встретить  на  каждом
шагу - они никого и ничего не боялись. Единственная возможность  обезопасить
себя - это держаться от них подальше. Но кто мог знать, что им  захочется  в
этот день отдохнуть на воде?!
   Я сразу почувствовал неладное. Эти бритые головы, эти  наглые  физиономии
бросились мне в глаза еще на пристани. Разумнее всего было отменить поездку,
но, знаете, эта интеллигентная привычка верить  в  закон  и  порядок!  Да  и
элементарно жалко было денег.., ну, и еще  жалкая  попытка  вообразить  себя
мужчиной. Знаете  же,  как  нас  воспитывали:  настоящий  пионер  не  боится
хулиганов, настоящий пионер защищает слабых!.. А если я и есть  тот  слабый,
которого нужно защищать?! Думайте, что хотите, а я не стыжусь этого.  Да,  я
слаб! Я таким уродился. Одни  рождаются  красавцами,  другие  уродами,  есть
сильные, есть слабые - это так же естественно,  как  смена  времен  года.  Я
здесь ни над чем не властен. Или вы тоже считаете  иначе?  -  он  с  вызовом
уставился мне в глаза.
   - Я вас слушаю, Петр Алексеевич, - сдержанно ответила я.
   - Слушаете и презираете в душе! - капризно произнес Чижов.
   Я изобразила на лице недоумение.
   - Помилуйте, Петр Алексеевич, за что? Вы же еще ничего не сказали!
   Чижов запнулся и недоверчиво посмотрел на меня.
   - Да, не сказал, - подтвердил он наконец. - И не знаю, стоит ли. Ведь  вы
все равно меня не поймете!
   - Петр Алексеевич, - напомнила я. - Вы мне обещали! Вы  собирались  вести
себя мужественно, помните? А теперь, выходит, на попятную?
   Чижов продолжал сверлить меня взглядом. Спиртное придало ему смелости, но
пока ее хватало только на то,  чтобы  изображать  передо  мной  непонятую  и
безутешную жертву обстоятельств. Сами обстоятельства оставались за кадром.
   Но мое напоминание оказалось весьма  своевременным  -  Петру  Алексеевичу
стало совестно.
   - Кто на попятную? - буркнул он. - Ничего подобного! Я обещал  рассказать
все, и я расскажу! Думайте обо мне, что хотите, - мне уже все равно.
   Он опять сделал попытку замолчать, и мне пришлось его подтолкнуть.
   - Итак, с вами на теплоход села компания "крутых", -  сказала  я.  -  Вам
очень хотелось отменить поездку, но все-таки вы этого  не  сделали.  Что  же
было дальше?
   - А дальше был  ад,  -  просто  сказал  Чижов.  -  Желаете  подробностей?
Пожалуйста. Их было человек  двадцать.  Нормальных  пассажиров  -  семейных,
влюбленных парочек,  пенсионеров,  каких-то  приличных  компаний  -  раза  в
три-четыре больше. Но это все были законопослушные граждане, каждый  сам  по
себе, а эти мерзавцы поехали бандой. Представляете, волчья стая  в  овчарне?
Ничем хорошим это не могло кончиться.
   Но пока, на пристани, они еще старались себя сдерживать. Конечно,  и  там
они вели себя  вызывающе  нагло  -  матерились,  бесцеремонно  рассматривали
женщин, отпускали циничные замечания. Но, по-видимому, это  просто  было  их
обычным состоянием, пределом корректности, так сказать.
   До сих пор не знаю, предусмотрено ли на таких рейсах наличие милицейского
наряда. В тот день я милиции на теплоходе не заметил. Да и вся команда  вела
себя так, будто ничего не происходит.  Может  быть,  они  просто  не  хотели
связываться. Но, по-моему, капитан был обязан принять какие-то  меры.  А  он
предпочел закрыть на все глаза. Впрочем, не знаю! В моем положении  осуждать
глупо. Не судите, да не судимы будете!
   Пожалуй, закажу я себе еще  немного  водки...  А  то  так  я  никогда  не
доберусь до главного...

Глава 9

   Пристань осталась далеко позади. В открытый иллюминатор двухместной каюты
врывался  волжский  ветерок  с  запахом  цветущей  воды.  Робко  вздрагивали
задернутые занавески.
   Чижовы молча сидели на  койках.  Петр  Алексеевич  все  еще  находился  в
напряжении, которое охватило его при посадке, и он  никак  не  мог  от  него
избавиться, хотя и понимал, что  выглядит  глупо.  Ему  все  время  хотелось
сказать жене что-то веселое, ободряющее, но слова не шли на ум.
   Татьяна несколько раз пыталась поймать его взгляд, но Петр Алексеевич все
время сконфуженно отворачивался. Наконец она не выдержала.
   - Ну что, так и будем дальше сидеть как на похоронах? - голос ее звучал с
едва уловимой насмешкой. Петр Алексеевич через силу улыбнулся.
   - Почему же как на похоронах? - пробормотал он. - Отдыхаем. А  ты  хотела
бы выйти на палубу?
   - Ну, хотя бы на палубу, - недовольно ответила жена. - А ты не хотел?
   - Нет, отчего же? - Петр Алексеевич поспешно поднялся. - На палубу -  так
на палубу...
   Татьяна посмотрела на него и тоже встала.
   Выходя из каюты, Чижов запел вполголоса, неимоверно фальшивя: "На  палубу
вышел, сознанья уж нет...", но застеснялся и умолк.
   Они остановились у борта и, облокотившись о поручень,  стали  смотреть  в
убегающую покрытую золотистой  рябью  воду.  Иногда  Чижов  украдкой  бросал
взгляд на жену. Ее настроение беспокоило его. Татьяна явно была не  в  духе.
Между  бровей  ее  залегла  упрямая  складка,  выдававшая   высшую   степень
раздражения. Петр Алексеевич понимал, что жена недовольна  им,  но  вины  за
собой не чувствовал. Не может же быть он весел,  когда  на  теплоходе  такая
публика!
   Стройную фигурку жены  обтягивало  белое  узкое  платье,  сквозь  которое
просвечивал купальник. В другое время Петр Алексеевич  испытал  бы  гордость
оттого, что у  него  такая  молодая  соблазнительная  жена,  но  сейчас  ему
почему-то хотелось, чтобы наряд на ней был не очень откровенный и чтобы  она
вообще не так бы бросалась в глаза.
   Несколько раз он осматривался по сторонам, пытаясь убедиться, что  вокруг
все спокойно. Двое солидных мужчин курили у борта в некотором  отдалении.  С
верхней палубы сбежал по лестнице  матрос.  Парней  с  бритыми  затылками  и
наглыми физиономиями нигде не было.
   - Что ты озираешься? - спросила неожиданно Татьяна.
   - А? Нет, ничего! - поспешно сказал Чижов. - Просто смотрю.  Что-то  мало
народу на палубе...
   - Тебя это беспокоит? - отчужденно спросила жена.
   Петр Алексеевич посмотрел на нее с упреком.
   - И что ты злишься? - досадливо пробормотал он. - Все было нормально...
   - Все было нормально - до тех пор, пока ты не увидел этих мордоворотов на
пристани, - отрезала жена. - После этого ты  сам  не  свой.  Весь  сжался  и
смотришь по сторонам, как загнанный заяц...
   - Ничего я не смотрю! - обиделся Чижов. -  Скажи,  тебе  самой  испортили
настроение эти подонки...
   - Да я не желаю их даже замечать! - презрительно сказала Татьяна.  -  Мне
тошно, что они на тебя произвели такое впечатление!
   - Они произвели на меня именно такое впечатление, какое произвели  бы  на
любого порядочного человека! И больше ничего! - произнес Петр Алексеевич.
   - Ладно, не будем больше об этом, - устало сказала Татьяна.  -  Разговоры
ничего не изменят.
   - Может быть, выпьем немного вина? - нерешительно спросил Чижов.  -  Надо
просто отвлечься.
   - Ты, как всегда, знаешь  самый  лучший  способ,  -  язвительно  заметила
Татьяна, но после некоторого колебания все же согласилась пойти в ресторан.
   В том, что он совершил ошибку,  Петр  Алексеевич  убедился  очень  скоро.
Кажется, вся бритая компания собралась именно в ресторане. Они даже сдвинули
вместе несколько столиков, чтобы подчеркнуть свою монолитность. На столах  в
изобилии топорщились горлышки  бутылок.  Пир,  оказывается  шел  уже  давно,
поэтому физиономии, разом обернувшиеся в  сторону  Чижовых,  были  красны  и
беспокойны.
   У Петра Алексеевича пересохло во рту. Он инстинктивно прикоснулся к плечу
Татьяны, избегая смотреть в сторону  гуляющих.  Повернуть  обратно  означало
проявить совсем уж покорное малодушие, поэтому Чижов мечтал только об одном:
побыстрее миновать теплую компанию и забиться куда-нибудь подальше в угол.
   Гомон за столиками стих.  Пьяные  мордовороты  бесцеремонно  разглядывали
вошедшую парочку. Татьяна шла, будто не замечая эти взгляды, надменно подняв
голову. Чижов машинально передвигал ноги, ставшие вдруг ватными, и панически
высматривал место поукромнее. Неожиданно он поймал взгляд  официанта  -  тот
был хмур и неодобрителен.
   Сзади хлопнула дверь. Обостренный  слух  Петра  Алексеевича  уловил  этот
звук, и он быстро обернулся через плечо. В ресторан вошла еще  одна  пара  -
смуглая черноволосая девушка в  красном  платье  с  глубоким  вырезом  и  ее
спутник, старший лейтенант, в парадном мундире с эмблемами ВВС в петлицах.
   - Ну ни хрена себе! - вдруг выкрикнул  кто-то  из-за  стола.  -  Народ  с
телками вовсю развлекается, а мы что - не люди? Слышь, Лось?  Я  тоже  телку
хочу!
   - Хотеть не вредно, Чифир! - ответил спокойный рассудительный голос. -  А
эти тебе чем не телки? Какая тебе нравится?
   Кричавший даже привстал со стула  -  это  был  совсем  молодой  парень  с
изуродованным лицом, - видимо, когда-то у него была тяжелая травма глазницы,
и теперь левый глаз постоянно косил в одну сторону и казался неживым.
   - Мне вот эта, в белом!  -  захлебываясь,  объявил  он,  тыча  пальцем  в
сторону Татьяны. - Станок у нее в самый раз!
   - А мне лучше, когда у бабы  буфера  покрупнее!  -  вдруг  веско  объявил
грязный седоватый мужчина, сидевший спиной к Чижовым. - Люблю подержаться!
   - Тогда тебе надо к литеру обратиться! У его  телки  впереди  много  чего
есть... Эй, литер, уступишь нам свою бабу?
   Летчик изменился в лице - на бледных щеках заиграли желваки. Прищуренными
глазами он впился в багровые рожи, которые, ухмыляясь, маячили  над  столом.
Видимо, он был человек не робкого десятка.
   Его спутница схватила его за рукав и прошептала еле слышно:
   - Не надо, Леша! Давай лучше уйдем отсюда!
   Я тебя очень прошу!
   Петр  Алексеевич  сам  не  заметил,  как  остановился.  Он   смотрел