нибудь постороннего или услышал по радио что-нибудь о себе и о ней.
  - Наберись терпения, - посоветовала Патриция. - С Вейдером все будет в
порядке. Как всегда.
  Вейдер и Джоди родились в один год и были неразлучны. Вот и теперь,
вспомнив о добродушном и умном черном Лабрадоре, Патриция невольно
улыбнулась вопреки своим горестям и отчаянию.
  Одиннадцать лет назад мир казался ей раем. Их годовалый сын, выбравшись из
пеленок, ползал по полу, исследуя окружающее. Его не интересовали игрушки, он
предпочитал возиться с собакой. Он знал два слова - "ма" и "па" и все время
старался произнести "Вейдер", хотя вместо клички собаки у него получалось какое-
то придушенное "дррр!". Наблюдая за тем, как Вейдер играет с мальчиком,
Патриция и Дэвид не могли сдержать улыбок. Пес носился взад и вперед, скользя
лапами по натертому до блеска паркету, и Джоди заходился радостным смехом.
  Вейдер гавкал и бегал вокруг ребенка, а тот старался повернуться вслед за псом.
  Это было тихое, счастливое время. Теперь у Патриции не было и минуты покоя
  - с той самой злополучной ночи, когда муж позвонил ей из осажденной
лаборатории.
  До этого звонка самым страшным мгновением в жизни Патриции была минута,
когда она узнала о том, что ее сын умирает от рака.
  - А если Вейдер лежит сейчас где-нибудь в канаве, истекающий кровью и
беспомощный? - спросил Джоди. Патриция заметила слезы в уголках глаз
мальчика и поняла, что тот едва сдерживает рыдания. - Что, если его застрелил
охотник, или он попал в капкан?
  Патриция покачала головой, пытаясь отвлечь сына от тягостных мыслей.
  - Вейдер вернется домой живой и здоровый, - сказала она. - Вейдер всегда
возвращается.
  И вновь Патриция почувствовала, как ее охватила невольная дрожь.
  Вейдер действительно всегда возвращался домой. Живой и здоровый.






















                  8

  Благотворительная клиника Портленд
Штат Орегон
Вторник, 14:24
Даже сквозь грубую резину она ощущала слизистую податливость внутренних
органов трупа. Толстые перчатки раздражали ее, стесняли движения, но Скалли
вовсе не хотела подцепить инфекцию, погубившую Вернона Ракмена.
  Насос респиратора нагнетал в дыхательную маску холодный спертый воздух,
бивший в лицо. Глаза подсохли и болели. Скалли очень хотелось протереть их
рукой, но пока не закончилось вскрытие трупа охранника, приходилось мириться с
неудобствами костюма биологической защиты.
  Диктофон Скалли лежал на столе, готовый записать ее слова и впечатления по
поводу увиденного. Что ни говори, случай незаурядный. Уже в ходе беглого осмотра
Скалли обнаружила множество аномалий, которые ставили ее в тупик, а по мере
того, как она продолжала тщательное исследование, выявлялись все более
загадочные, зловещие подробности.
  Да, скрупулезное выполнение всех этапов процедуры вскрытия отнюдь не было
пустой формальностью. Скалли еще не забыла, как она преподавала методы
аутопсии студентам Квантико в ту пору, когда материалы под грифом "Икс" были
закрыты, и им с Малдером некоторое время пришлось работать порознь. Кое-кто из
ее учеников уже окончил курсы академии ФБР и стал таким же агентом по особым
поручениям, как она сама.
  И все же Скалли сомневалась, что кому-нибудь из них доведется хоть раз в
жизни столкнуться со случаем, подобным этому.
  В такие минуты точное следование заведенному порядку оказывалось
единственным средством сосредоточиться и сохранять ясность мышления.
  - Проверка записывающей аппаратуры, - произнесла Скалли, и ее диктофон,
включавшийся от звука голоса, мигнул красным огоньком.
  - Имя: Верной Ракмен. - Скалли продолжала диктовать размеренным
голосом, который слегка приглушала толстая резиновая маска. - Возраст: тридцать
два года. Вес: приблизительно сто восемьдесят пять фунтов. Общее состояние нор-
мальное. Судя по всему, до заболевания, которое обусловило смертельный исход,
испытуемый находился в хорошей физической форме...
  Может быть, когда-то он и был здоров, но теперь создавалось впечатление,
будто все клетки его организма разом пришли в негодность.
  Скалли взглянула на покрытое синяками тело, осмотрела кожу, вспученную
вязкими сгустками крови. Лицо трупа было искажено предсмертной агонией, губы
раздвинулись, обнажая челюсти.
  - К счастью, люди, обнаружившие тело, а также исследовавший его
патологоанатом своевременно изолировали труп. Никто не прикасался к нему
незащищенными руками...
  По мнению Скалли, это заболевание, чем бы оно ни оказалось, было
чрезвычайно заразным.
  - Внешние признаки - синюшные пятна, подкожные узлы - напоминают
симптомы бубонной чумы. - Произнеся эти слова, Скалли вспомнила о том, что
черная лихорадка, сгубившая добрую треть населения средневековой Европы,
проявляла себя лишь через несколько дней после заражения, даже если речь шла о
легочной, самой гибельной ее форме. - Но этот человек скончался практически
мгновенно, и я не знаю ни единого вещества, кроме нервно-паралитических ядов,
которое обладало бы таким быстродействующим смертельным воздействием.
  Скалли прикоснулась к ладоням Ракмена. Кожа болталась на них, словно
чересчур свободные перчатки из толстой резины.
  - Эпидермис отделен от мышц, как будто соединительная ткань каким-то
образом оказалась полностью уничтоженной. Что же касается самих мышечных
волокон... - Скалли ткнула труп пальцем и почувствовала необычную мягкость. Ее
сердце подпрыгнуло. - Мышечные волокна кажутся рыхлыми, практически
распавшимися, - добавила она.
  Внезапно маленький участок кожи трупа лопнул, и Скалли от неожиданности
шагнула назад. Из-под кожи выступила прозрачная беловатая жидкость, и женщина
осторожно прикоснулась к ней затянутыми в перчатки пальцами. Жидкость была
вязкая, липкая и тягучая.
  - Я обнаружила необычную... похожую на сироп жидкость, выступившую из-
под кожи тела. Вероятно, она собиралась и накапливалась в подкожной клетчатке и
в результате моих манипуляций прорвалась наружу.
  Скалли потерла кончики пальцев друг о друга, и клейкая жидкость, прилипшая
к перчаткам, собралась в каплю и упала на поверхность трупа.
  - Ничего не понимаю, - промолвила Скалли, обращаясь к диктофону и
подумав, что в письменном рапорте она непременно опустит эти слова. - Перехожу
к брюшной полости трупа, - сказала она, подтягивая поближе блестящий поднос,
на котором лежали скальпели, зажимы, расширители и пинцеты.
  Действуя скальпелем с величайшей осторожностью, чтобы не проткнуть
перчатки, Скалли взрезала брюшину тела и, пустив в ход реберный расширитель,
вскрыла грудную клетку. Это была тяжелая работа; по лбу Скалли обильно тек пот,
щекоча брови.
  Посмотрев на месиво, открывшееся под ребрами трупа, она запустила туда руку
в перчатке и принялась ощупывать пальцами внутренние органы. Потом, следуя
процедуре, Скалли взяла в руки инструменты и по очереди извлекла легкие, печень,
сердце и кишки, попутно взвешивая их.
  - Обилие опухолей мешает идентифицировать отдельные органы, -
продолжала она, подумав, что было бы точнее сказать, что органы сами
превратились в сплошные опухоли.
  Внутренности Вернона Ракмена были покрыты и пронизаны метастазами,
похожими на клубок толстых червей. Скалли наблюдала за тем, как они
перемещаются, скользят, извиваются, словно от боли.
  Заурядная процедура вскрытия никак не могла вызвать столь бурную реакцию,
особенно если учесть, какие повреждения претерпел труп. И даже изменение
температуры при перенесении тела из холодильника в теплую комнату не могло
привести к такому энергичному сокращению тканей.
  Среди открытых ее взору органов Скалли обнаружила несколько пузырей со
слизью. Еще глубже, под легкими, залегал огромный мешок, наполненный вязким
веществом, - что-то вроде биологического островка или хранилища.
  Скалли взяла образец жидкости и поместила его в контейнер высшей
биологической защиты. Закончив вскрытие, она сама проведет анализ и отправит
образец в центр учета и регистрации заболеваний, дополнив тем самым данные, уже
посланные туда Квинтоном. Может быть, патологоанатомы уже встречались с
подобными явлениями. Однако в эту секунду Скалли была озабочена другими, более
насущными обстоятельствами.
  - Мои предварительные выводы, точнее говоря, догадки, заключаются в том,
  - продолжала Скалли, - что в лаборатории "ДайМар", вероятно, был получен
новый болезнетворный организм, микроб или вирус. Нам не удалось выяснить по-
дробности экспериментов Дэвида Кеннесси и его методов, поэтому я вынуждена
воздержаться от детальных комментариев.
  Она нерешительно взглянула на вскрытый труп Ракмена. Диктофон терпеливо
дожидался, когда хозяйка заговорит вновь. Если положение и вправду столь
серьезно, как опасалась Скалли, им с Малдером, вне всяких сомнений, придется
прибегнуть к посторонней помощи.
  - Опухоли и желваки, пронизавшие внутренние органы Вернона Ракмена,
наводят на мысль о необычайно быстром делении и росте клеток его тела, - сказала
она.
  Доктор Кеннесси занимался онкологическими исследованиями, размышляла
Скалли. Может быть, ему удалось вычленить генетические или микробиологические
предпосылки страшного заболевания, вывести новую, заразную форму рака?
  Напуганная собственными мыслями, Скалли судорожно сглотнула.
  - Мои догадки могут показаться чересчур смелыми, однако, принимая во
внимание обнаруженные мной симптомы и особенно тот факт, что за несколько
часов до смерти этот человек казался
практически здоровым, опровергнуть их будет нелегко.
  От начала заболевания до гибели прошла лишь часть ночи, а может, и того
менее. Охранник не успел обратиться за помощью, вероятно, не успел даже осознать
грозящую ему опасность...
  Ужасный недуг свалил его с ног в считанные минуты.
  Может быть, ему не хватило времени даже помолиться перед смертью.




















                  9

  Ветеринарная клиника Хагарта
Линкольн-Сити, штат Орегон
Вторник, 1:11
Перед доктором Эллиотом Хагартом встал мучительный выбор - усыпить
черного Лабрадора или дать ему умереть собственной смертью. За долгие годы
практики Хагарту много раз приходилось принимать подобные решения, но он так и
не свыкся с этой тягостной необходимостью.
  Пес лежал на одном из хирургических столов, как ни странно, все еще живой. В
клинике царили тишина и спокойствие. Остальные пациенты доктора бродили по
своим клеткам, молчаливые, но беспокойные и подозрительные.
  На улице уже стемнело; как всегда в это время суток моросил дождь, но было
достаточно тепло, и ветеринар распахнул заднюю дверь. Влажный ветер задувал в
дом, разгоняя густой запах химикалии и испуганных животных. Хагарт был убежден
в целительности свежего воздуха и полагал, что он столь же полезен животным, как
и людям.
  Жилые комнаты доктора находились на втором этаже, там его ждали
включенный телевизор и немытые тарелки, оставшиеся после ужина, но Хагарт
большую часть своего времени проводил внизу, в кабинете, в операционной и
лаборатории. Эта часть дома была его истинным пристанищем, а комнаты наверху
  - лишь местом, где он спал и принимал пищу.
  На склоне лет Хагарт продолжал заниматься ветеринарией скорее в силу
привычки, чем надежды сколотить состояние. Долгие годы работы не принесли ему
богатства. Местные жители то и дело обращались к нему, норовя получить бес-
платную помощь как бы в виде любезности по отношению к приятелю или соседу.
  Время от времени появлялись проезжие, у которых захворало домашнее животное.
  Нынешнее происшествие было для Хагарта самым заурядным событием - сколько
раз к нему в клинику приезжали туристы и, виновато пряча глаза, приносили труп
либо еще живую, но .безнадежно изувеченную тварь, надеясь, что доктор сотворит
чудо. Порой туристы задерживались, но гораздо чаще - как в случае с черным
Лабрадором, к примеру, - спешили продолжить прерванный отпуск.
  Черный пес лежал на столе, подрагивая, сопя и скуля. Блестящая сталь
хирургического стола была залита кровью. Первым делом Хагарт обработал раны и
перебинтовал самые глубокие порезы, пытаясь остановить кровотечение, но даже
без рентгеновской аппаратуры он ясно видел, что у собаки раздроблен
тазобедренный сустав, сломан позвоночник, а внутренние органы серьезно по-
вреждены.
  На черном Лабрадоре не было ни ошейника, ни бирки. После таких ранений он
не имел ни малейшего шанса выздороветь, но даже если каким-то чудом ему и
удастся выкарабкаться, Хагарту придется отправить его в собачий приют, где пес не-
сколько дней проведет в клетке, мечтая о свободе, пока его не прикончат товарищи
по несчастью.
  Безнадежен. Совершенно безнадежен. Старый ветеринар набрал в грудь воздуха
и с шумом выдохнул.
  Прикоснувшись к дрожащему псу, он с удивлением отметил, что температура
его тела гораздо выше, чем бывает у животных. Донельзя заинтригованный, Хагарт
поставил ему градусник и ошарашенно наблюдал за шкалой, на которой появились
показания 103, а потом 104. Нормальная температура собачьего организма - 101,5,
в крайнем случае 102 градуса по Фаренгейту, а при шоке или ранении она должна
падать. Тем временем на термометре выскочили цифры 106.
  Хагарт взял пробу крови, после чего предпринял тщательный осмотр, надеясь
выявить признаки болезни или иной причины жара, от которого тело пса полыхало,
словно раскаленная печь. То, что он обнаружил, лишь еще более изумило врача.
  Казалось, обширные повреждения, полученные черным псом, быстро заживают,
а раны затягиваются. Хагарт приподнял повязку, наложенную на глубокий порез на
ребре животного, и, хотя оттуда все еще сочилась кровь, самой раны словно не
бывало. Только мокрый, спутанный мех. Хагарт решил, что это плод воображения,
подстегнутого искренним желанием спасти бедолагу от смерти.
  Но спасти его было невозможно. Хагарт понимал это умом, хотя в душе по-
прежнему теплилась надежда.
  Пес вздрогнул и тихонько заскулил. Хагарт приподнял мозолистым большим
пальцем его зажмуренное веко и увидел закатившийся глаз, подернутый молочной
пленкой, похожий на недоваренное яйцо. Лабрадор находился в глубокой коме и
едва дышал. Все, конец.
  Температура поднялась до 107 градусов. Такой сильный жар смертелен сам по
себе, даже если бы не эти страшные раны.
  Из черного мокрого носа тонкой струйкой вытекала кровь. Увидев эту
крохотную царапину и красную ниточку, пробегавшую по черному меху и нежным
ноздрям животного, Хагарт решил избавить пса. от страданий. Животное и без того
изрядно намучилось.
  Несколько секунд Хагарт стоял над телом пациента, опустив глаза, потом
побрел к шкафчику с лекарствами, отомкнул замок и вынул оттуда большой шприц
и бутыль концентрированного спиртового раствора пентабарбитала натрия. Пес
весил шестьдесят - восемьдесят фунтов, а рекомендуемая доза составляла один
кубический сантиметр на каждые десять фунтов плюс небольшая добавка. Хагарт
набрал в шприц десять кубиков - этого было более чем достаточно.
  Если хозяева пса когда-нибудь отыщут своего питомца, они найдут в его карточке
запись "Ус.", сокращенное "усыплен", что, в свою очередь, означает "умерщвлен"...
  иными словами, "избавлен от страдании", как предпочитают говорить ветеринары.
  Приняв решение, Хагарт более не медлил. Он наклонился над псом, воткнул
шприц чуть ниже шеи и осторожно, но энергично ввел смертельную дозу. После
страшных увечий, выпавших на долю черного Лабрадора, его кожа даже не дрогнула
от укола иглы.
  Сквозь открытую дверь в дом проникала холодная сырость, но тело пса по-
прежнему оставалось лихорадочно-горячим.
  Вынимая опустевший шприц, Хагарт глубоко вздохнул и сказал:
  - Прощай, малыш. Доброй тебе охоты... в местах, где не приходится
оглядываться на автомобили.
  Пентабарбитал должен был подействовать в ближайшие минуты, прекратив
дыхание Лабрадора и постепенно остановив биение его сердца. Необратимо, но
милосердно.
  Впрыснув псу отраву, Хагарт вернулся в лабораторию, находившуюся в
примыкающей комнате, унося с собой пробу крови. Чрезмерная температура тела
собаки озадачивала его. Хагарт столкнулся с такими симптомами впервые. Сбитые
машиной животные зачастую впадают в шоковое состояние, но такого сильного
жара у них, как правило, не бывает.
  В дальней комнате дома царил отработанный десятилетиями порядок, хотя
постороннему наблюдателю он мог бы показаться сущим бедламом. Пожилой
ветеринар включил лампы, освещавшие покрытые пластиком столы лабораторного
отсека, и нанес на предметное стекло мазок крови. Первым делом следовало
сосчитать белые тельца в крови Лабрадора, чтобы определить, не заражен ли его
организм инфекцией или паразитами.
  Перед тем как попасть под машину, пес, вероятно, был серьезно болен, а может,
даже умирал. Этим и объясняется тот факт, что он замешкался на дороге, не обратив
внимания на мчащийся навстречу автомобиль. Должно быть, сильный жар причинял
животному невыносимые мучения. И если пес страдал каким-либо недугом, Хагарт
должен внести эти сведения в карточку.
  Из соседних помещений, операционной и палаты для выздоравливающих,
послышались лай и скулеж собак. Завыла кошка, задребезжали клетки.
  Старый ветеринар не обращал на шум ни малейшего внимания. Собаки и кошки
нередко впадали в бешенство без особых причин, и за долгие годы врачебной
практики Хагарт привык к истерикам пациентов. Наоборот, можно было лишь
УДИВИТЬСЯ тому, как спокойно вели себя животные в непривычной обстановке,
когда их помещали на ночь в соседние клетки.
  Мысли доктора всецело занимав черный Лабрадор. К этому времени
пентабарбшал уже должен был сделать свое дело.
  Тени, отбрасываемые оборудованием, мешали Хагарту, отвлекали внимание, и
он включил яркий светильник - флюоресцентную лампу, подвешенную над
шкафами, потом зажег маленькую лампочку в подставке микроскопа. Протерев
глаза, он заглянул в окуляр, рассматривая кровяной мазок и поворачивая ручку
настройки резкости.
  Пес уже должен был погружаться в вечный сон, но его кровь до сих пор
продолжала жить.
  Помимо обычных красных и белых кровяных телец, Хагарт увидел в крови
маленькие крупинки, крохотные серебристые зернышки... словно блестящие
кристаллики, движущиеся по собственной воле. Возможно, это какая-то обширная
инфекция, но Хагарту до сих пор не доводилось видеть подобных микроорганизмов.
  Странные крупинки были размером с кровяные клетки и перемещались с
головокружительной скоростью.
  - Невероятно, - пробормотал Хагарт, и его голос гулко отозвался в
замкнутом пространстве лаборатории. Он нередко разговаривал с животными или
сам с собой, но собственный голос никогда не беспокоил его.
  А теперь Хагарт испугался одиночества; ему хотелось, чтобы рядом оказался
кто-нибудь, способный разделить его изумление.
  С какой инфекцией, с каким заболеванием можно было сравнить картину,
представившуюся его взгляду? За долгие годы ветеринарной практики Хагарт, как
ему казалось, сталкивался со всеми мыслимыми недугами. Но до сих пор не видывал
ничего, хотя бы отдаленно напоминающего этот случай.
  Хагарт лишь надеялся, что болезнь не заразна.
  Он долгие десятилетия жил и работал в этом не раз перестроенном здании, но
теперь даже собственный дом казался ему чужим, зловещим. Если черный пес
оказался жертвой неведомой инфекции, Хагарт должен сообщить о ней в Центр
учета и регистрации заболеваний.
  Он прекрасно знал, что следует делать, столкнувшись с бешенством или иной
болезнью из тех, которыми обычно страдают домашние животные, но эти
микроскопические крупинки поставили его в тупик.
  Животные, запертые в клетках в операционной, залаяли и завыли еще громче.
  Старый ветеринар полубессознательно отметил это обстоятельство, но шум,
производимый пациентами, не мог оторвать его от созерцания загадочной картины,
которую он наблюдал в микроскоп.
  Хагарт протер глаза и еще раз настроил аппарат, сбив резкость и вновь
сфокусировав линзы. Блестящие крупинки никуда не делись, они по-прежнему
сновали между шевелящимися клетками. Доктор почувствовал сухость в горле и
судорожно сглотнул. Что прикажете делать?
  Внезапно Хага