вас  и  у  самой  нет
алиби. А когда вы вернулись  домой,  господин  Холомков?  -  И  так  как
допрашиваемый молчал, следователь уточнил сам:
   - В три часа ночи?
   - Может быть, может быть, - забормотал поникший красавец.  -  Но  это
отнюдь не доказывает, что я убил вашего покойника.
   - Испытывали ли вы к господину Сайкину неприязненные чувства?
   - Никаких чувств я к нему не испытывал.
   - Откуда в вашем доме черный плащ с капюшоном?
   - Маскарадный костюм. Подарок графа д'Ассейна, -  мягко  и  осторожно
солгал Илья Михайлович, - минувшей  ночью  получил  на  графской  вилле.
Можете спросить графа - свидетелей было предостаточно.
   Пока  Вирхов  раздумывал,  имеет  ли  отношение  маскарадное  одеяние
Холомкова к ночным  увеселениям  Брунгильды  Николаевны,  вернувшейся  в
похожей одежде, очевидно, с того же маскарада у д'Ассейна,  в  разговор,
воспользовавшись паузой, неожиданно вступил Тернов:
   - А зачем вы телефонировали господину Суходелу и выясняли, как  найти
писателя Каретина?
   - Я господина Суходела едва знаю.  Я  не  звонил  ему,  -  огрызнулся
Холомков. - У вас нет доказательств.
   - Верно, - согласился  Вирхов,  -  только,  по  сообщению  Сигизмунда
Николаевича, звонивший обладал сиплым голосом, как и вы.
   - Но у меня не сиплый голос, господин  Вирхов,  и  вы  это  прекрасно
знаете, - парировал Холомков. - Осип я только вчера,  во  время  ночного
пребывания в особняке графа д'Ассейна.
   - А вот это не факт, - настаивал Вирхов - Вы хотели увести  следствие
на ложный  путь,  заставить  нас  искать  мифическое  существо,  некоего
Каретина, не имеющего никакого отношения к делу.
   Илья Михайлович трагически сдвинул брови.
   - Почему мифическое? - не выдержал полковник Вернер. -  Дорогой  мой,
это-то ты можешь опровергнуть. Каретиных в городе много. И  среди  наших
знакомых есть один. Помнишь, в "Аквариуме" пили вместе с биржевиком?
   - Действительно. -  Илья  Михайлович  расправил  плечи  и  облегченно
застрекотал:
   - Если б я  хотел  запутать  следствие,  я  бы  придумал  кого-нибудь
такого, кого нет в моем окружении.  И  я  не  так  глуп,  чтобы  звонить
Суходелу. Он мог узнать мой голос. И зачем мне вообще впутываться в ваше
следствие?
   Вирхов, слушая  эту  околесицу,  с  наисерьезнейшим  видом  перебирал
бумаги на столе. Он рассчитывал, что -  как  часто  бывало  -  некоторая
алогичность не помешает,  и  разговор,  затеянный  Терновым,  по  кривой
вывезет к неожиданной зацепке. Однако следовало перейти к  более  важным
вопросам.
   - Теперь обратимся к вашей рукописи.
   - Это не моя рукопись! - Холомков воздел руки к потолку. -  Я  ничего
не писал!
   - А имя Карла Фрейберга вам известно? -  вкрадчивым  голосом  спросил
следователь.
   - Разумеется, о нем много говорят. Что-то припоминаю и об "автомобиле
Святителя Николая". Но это было так давно...
   - Значит, сюжет книги вам известен.  -  Вирхов  откинулся  на  спинку
кресла и забарабанил пальцами по столешнице. - Это уже не в вашу пользу.
   - Но об автомобиле с иконой  Николая  Святителя  известно  и  мне!  -
пришел на помощь другу Вернер. - Да и  всякому  образованному  человеку,
читающему петербургские газеты. Он несколько раз наезжал на одну и ту же
даму. Об этом сообщалось в хроникальной колонке.
   - У вас  неплохие  аналитические  способности,  Вильгельм  Саввич,  -
сказал со  значением  Вирхов,  -  не  от  чтения  ли  уголовных  романов
полученные?
   - Вовсе нет, уважаемый Карл Иваныч, - веснушчатый полковник  позволил
себе чуть улыбнуться, - я же служу в Главном артиллерийском  управлении.
И мне, так  же  как  и  вам,  иногда  приходится  проводить  экспертизы.
Сопоставлять одно с другим, анализировать.
   - Тогда вы мне сейчас и поможете, - предложил Вирхов. - Ваше  мнение,
коллега, я приму к сведению. Итак,  что  мы  имеем?  Мы  имеем  рукопись
повести "Автомобиль Святителя Николая". На рукописи проставлено  имя  И.
Холомковец.  Читаю   первую   фразу:   "Карл   Фрейберг,   известный   в
петербургских кругах как непревзойденный мастер  криминального  анализа,
отложил в сторону "Санкт-Петербургские ведомости" и обратился  к  своему
другу и помощнику Антону Пиляеву: "Странно, очень странно...  Автомобиль
с  изображением  образа  Николая   Святителя   мчится   по   улице   как
одурелый"..."
   -  Начало  завлекательное,  -  заметил  Вернер.  -  И  вскоре  должна
появиться, догадываюсь, таинственная незнакомка.
   - Она появится, не сомневайтесь, - ответил Тернов, слегка  потерявший
нить разговора, залюбовавшись синьориной  Чимбалиони.  Он  с  сожалением
оторвал взгляд от ее пухленького  колена,  обтянутого  тяжелым  бархатом
платья.
   - Дело не в незнакомке,  -  продолжил  Вирхов.  -  В  рукопись  рукой
Сайкина внесены изменения. После изменений первая  фраза  выглядит  так:
"Шерлок Холмс, известный в лондонских кругах как непревзойденный  мастер
криминального анализа, отложил в сторону „Таймс" и  обратился  к  своему
другу доктору Ватсону: „Странно, очень странно... Автомобиль с  фигуркой
Иоанна Крестителя мчится по улице как одурелый"..."  Вы  понимаете,  что
это значит?
   Полковник Вернер прикусил нижнюю губу.
   - Полагаю, тогда должно быть изменено и название рукописи.
   - Совершенно верно. - Вирхов поощрительно кивнул. - После  сайкинской
правки рукопись стала  называться  "Автомобиль  Иоанна  Крестителя".  Вы
мыслите в правильном направлении. Но это еще не все.
   - Об остальном можно догадаться и без дедукции, - завершил Вернер.  -
Имя И. Холомковец перечеркнуто. И вместо него вписано Конан Дойл.
   - С вашей помощью мы пришли к единственно возможной версии. -  Вирхов
удовлетворенно потер ладони. - Излагаю. Господин Холомков втайне от всех
сочинил повесть, чтобы прославить  короля  петербургских  сыщиков  Карла
Фрейберга. Выбрал себе псевдоним, весьма  схожий  со  своей  собственной
фамилией. Отнес сам - или передал через знакомых  -  сочинение  Сайкину.
Однако книжный пройдоха решил, что с неизвестным автором можно  обойтись
весьма бесцеремонно. Кому интересны рассказы  об  отечественном  сыщике?
Ведь в России полиция и сыск - это  все  негодяи  и  ретрограды.  А  вот
британские сыщики... Очередное расследование Шерлока Холмса, несомненно,
привлечет большее внимание читателей и принесет громадные барыши.  Тогда
Сайкин своей собственной рукой поменял все российские названия  и  имена
на английские, изменил название и имя автора и выпустил книжонку в свет.
Издательский  нюх  его  не  подвел.  Книжонка  стала  популярной  -   ею
зачитываются и горничные, и  интеллигентные  дамы,  и  дамы  из  высшего
света. Узнав в сем опусе  свое  собственное  детище,  господин  Холомков
понял, что  Сайкин  его  обокрал.  Тогда  он  начал  звонить  Сайкину  и
угрожать. Сигизмунд Суходел сообщил нам о некоем телефонном  террористе,
и, что особенно характерно, звонки раздались сразу после выхода  в  свет
"Автомобиля".
   - Ничего этого не было! -  Холомков  вскочил.  -  Я  приходил  совсем
недавно с госпожой Малаховской в издательство и фотографировал Сайкина и
иже с ним.
   - Голубчик, не надо так волноваться, - осадил его Вирхов. - Я еще  не
завершил  изложение  версии.  Итак,   господин   Холомков   вознамерился
застрелить негодяя Сайкина. Однако,  немного  поостыв,  понял,  что  сам
угодит на  каторгу.  Тогда  он  решил  успокоить  издателя  и  дождаться
удобного момента, чтобы отомстить, но таким изощренным  способом,  чтобы
самому уйти от ответственности. И такой момент наступил. Сайкин воспылал
страстью к фройляйн, - Вирхов слегка наклонил голову в сторону  забывшей
о пахитоске синьорины Чимбалиони, - и снял квартиру в доме Рымши. К тому
времени Сайкин уже не ждал  от  неудачливого  писателя  ничего  дурного.
Возможно, выплатил ему часть гонорара, который получил  сам  за  мистера
Конан Дойла.  В  тот  роковой  вечер  господин  Сайкин  ожидал  в  своем
гнездышке фройляйн. Возможно, в сопровождении господина Холомкова.
   Обессиленный Холомков плюхнулся на стул.
   -  Это  еще  предстоит  выяснить.  Надеюсь,  с  вашей  помощью,  Илья
Михайлович,  -  с  ехидцей   обратился   следователь   к   изнемогающему
обвиняемому. - Как бы то ни было, Сайкин сам открыл ему дверь, но вместо
ночи сладострастия наступила для издателя последняя ночь. Скорее  всего,
Илья Михайлович под дулом пистолета заставил Сайкина попятиться и  войти
в гостиную, стал угрожать. У старика не выдержало сердце,  он  рухнул  с
кресла. Господин Холомков ничего не добился.  В  ярости  он  залил  лицо
умершего  чернилами  и  разорвал  над  покойником  злосчастную  книжонку
"Автомобиль Иоанна Крестителя". О, Илья Михайлович все предусмотрел.  На
случай, чтобы никто не мог  установить  его  личность,  он  облачился  в
черный плащ с капюшоном. Может быть, и тот, который валяется на  софе  в
его кабинете, якобы предназначенный для маскарада у д'Ассейна.
   - Остается добавить, что господин Холомков принес с  собой  флакон  с
кислотой, чтобы запутать следствие, - добавил Тернов.
   - Мало нас котелок путал, - подхватил Вирхов, - его сам Сайкин имел в
тайничке. А вынул, ожидая прихода  прелестницы,  чтобы  подкрепить  свои
мужские силы - медики знают, что сельдерей с солью способствует тому. Не
обошлось и без толченого кактуса, подарка Суржикова.
   -  Как  интересно!  -  синьорина  Чимбалиони  всплеснула  пухленькими
ручками. - И все из-за меня! Илья Михайлович, если вы укокошили  старого
развратника, я прощу вам книжонку, будь она  неладна.  Я  вас  прекрасно
понимаю - мало того, что он отнял у вас имя, славу и  гонорар,  так  еще
вздумал состязаться с вами на любовном фронте! Это уж совсем ни в  какие
ворота! Для меня созданы вы!
   Устав от долгого монолога,  Вирхов  обмахивался  вынутым  из  кармана
платком и в продолжение неуместной тирады  циркачки  не  сводил  глаз  с
почти изобличенного преступника, замечая на его  прекрасном  лице  смену
разнообразных   чувств:   досаду,   возмущение,   гнев,   растерянность,
отчаяние...
   - Плащ мы взяли с собой. Не сомневаюсь, что при обыске  мы  найдем  в
вашем доме и оружие, - сказал Вирхов. - Нет сомнения, что, опросив  вашу
прислугу, узнаем и имя того, чьей рукой переписано ваше сочинение.
   Как ни странно,  но  Илья  Михайлович  Холомков  совладал  со  своими
чувствами и, приосанившись, выпалил:
   - Никаких прямых доказательств, что я преступник, у вас нет. Я напишу
протест  прокурору.  Я  требую  адвоката.  Уверен,  меня  оправдают.  Вы
находитесь на ложном пути.
   - Вот-вот, напишите, голубчик.  Мы  вам  и  бумагу  дадим,  и  ручку.
Поликарп Христофорович, - распорядился Вирхов, - принесите писчебумажные
принадлежности, ручку, чернильницу.
   Затаив дыхание, собравшиеся в  камере  наблюдали,  как  обвиненный  в
преступлении, покрываясь красными пятнами,  дрожащей  рукой  старательно
выводит под диктовку Вирхова первые  строки  злополучного  произведения.
Потом Вирхов взял исписанный лист, поднес к глазам и  внимательно  долго
сравнивал написанное с лежащим перед ним образчиком.
   - Нужна графологическая экспертиза, - мрачно объявил он, - преступник
пытается изменить почерк. Размеры букв не совпадают, но очертания многих
сходны.
   - Ничего я не менял, у меня рука дрожала, - дерзко возразил Холомков.
   Вирхов повернулся к рыжеусому полковнику.
   - Уважаемый эксперт, - сказал он устало, - как вы думаете, какова при
всех  перечисленных  обстоятельствах  вероятность   того,   что   кто-то
неизвестный  нам  мог  воспользоваться  именем  Холомкова  для  создания
псевдонима?
   Полковник, переместившийся к окну и царапавший  ногтем  верхний  край
бочки, отозвался не сразу:
   - По  правде  говоря,  при  всех  вышеперечисленных  обстоятельствах,
сложившихся  в  непротиворечивую  версию,  вероятность  этого   ничтожно
мала...
   - Вот видите, Илья Михайлович, -  укоризненно  проговорил  Вирхов,  -
напрасно вы упорствуете. Адвоката мы вам, конечно,  дадим.  И  прокурору
можете писать сколько угодно. Только шансов  избежать  возмездия  у  вас
практически нет. Так  что  придется  вам  проследовать  в  арестантскую.
Подпишите протокол.
   Холомков, необыкновенно бледный и прекрасный, поднялся и прошествовал
к столу,  где  восседал  Поликарп  Христофорович.  Вирхов  нажал  кнопку
электрического звонка, и на пороге появился дежурный.
   - Уведите в арестантскую, - велел Вирхов.
   - Не бойтесь, Илья Михайлович, - крикнула  вслед  уходящему  красавцу
синьорина, - я подниму на  ноги  весь  Петербург!  Мы  вас  спасем!  Вас
оправдают! Мы наймем лучших защитников!
   -  Успокойтесь,  фройляйн,  -  осадил  ее  Вирхов,  -   напрасно   вы
полагаетесь на адвокатское  красноречие.  Красоты  слога  меркнут  перед
фактами. Полковник,  -  Вирхов  подошел  к  Вернеру,  голос  его  звучал
дружески, - я весьма признателен вам за участие в нашем разбирательстве.
   -  Дело,  Карл  Иваныч,  будет  тяжелым,  -  ответил  эксперт,  -  не
исключено, вмешается Охранное отделение.
   Вирхов вздрогнул. Перед мысленным взором  его  возникла  внушительная
фигура жандармского полковника Гельфрейха.
   - Есть обстоятельства, - продолжил Вернер, - которые меня смущают. Но
не имею права разглашать.
   - Вы  всегда  придерживаетесь  служебных  инструкций  так  строго?  -
спросил обескураженный Вирхов.
   - Всегда, - Вернер улыбнулся, - за исключением  пустяков,  о  которых
иногда рассказываю тетушке. Вы  ведь  знаете  ее  интерес  к  вкусной  и
здоровой пище....
   - Передавайте Елене Константиновне мой сердечный  поклон,  -  ответил
Вирхов, - надеюсь, вы проводите синьорину Чимбалиони.  В  такой  поздний
час, да еще после столь неприятных  событий  женщине  трудно  оставаться
одной.
   - Разумеется, - улыбка  исчезла  с  лица  полковника,  -  доставлю  в
наилучшем виде. А вам, Карл Иваныч, если не обижу,  дам  совет.  Верните
бочку бедному капитану. Вина в ней нет.
   - Вы так думаете? - следователь с интересом воззрился на полковника.
   - Да, -  ответил  тот.  -  Вы  когда-нибудь  видели  бочки  в  винных
погребах?
   - Не имел случая.
   - А я видел, - ответил Вернер. - Ваша как-то  странно  запечатана.  И
звук, если по ней постучать, странный, как будто там пустота.

Глава 22

   Оставшись в кабинете один, следователь Окружного суда Вирхов вздохнул
с облегчением и  глянул  на  часы.  Время  близилось  к  полуночи.  Пора
собираться и на покой. Преступник изобличен и сидит в арестантской.  Все
указывает на то, что книжного воротилу  Сайкина  отправил  на  тот  свет
именно Илья Михайлович Холомков. Произвести обыск у него в доме можно  и
завтра, на свежую голову. А сегодня - достаточно поработали.
   Услышав посторонний, похожий на треск, звук, Вирхов напрягся и  резко
выдвинул ящик стола, где у него лежал револьвер. В следующую секунду шум
получил объяснение - из смежной комнаты вышел Павел Миронович Тернов.  В
руках он держал  раздраконенный  портрет  синьорины  Чимбалиони.  Вирхов
совсем упустил из виду,  что  кандидат  на  судебные  должности  еще  не
отпущен домой.
   - Что  это  вы  делаете,  дружочек?  -  обессиленно  спросил  Вирхов,
которому было жаль юнца: несмотря на все его старания и  явный  успех  в
деле  поимки  преступника,  смазливая  циркачка  предпочла  ему  убийцу,
пустышку, прожигателя жизни.
   - В  служебном  помещении  не  должны  находиться  ненужные  предметы
частного характера,  -  косноязычно  ответствовал  Тернов,  ища  глазами
мусорную корзину.
   - Напрасно вы так, батенька, - пожурил помощника Вирхов. - Во-первых,
красотка - выдающаяся артистка, в своем роде,  конечно:  в  полетах  под
куполом, в хождении по проволоке. А во-вторых, фотография осталось бы  у
вас на память об интереснейшем деле, в котором вы так блеснули.
   Тернов вздрогнул. Он  редко  слышал  похвалы  в  свой  адрес  из  уст
следователя и слегка опешил.
   - Вы считаете? - растерянно  спросил  он,  вертя  в  руках  сломанную
рамку.
   - Не давайте воли своим страстям, -  посоветовал  Вирхов,  -  от  них
самые большие бедствия и случаются. Даже если в основе их  лежат  благие
намерения.
   - Это я читал в Священном Писании когда-то,  -  нерешительно  ответил
Павел Миронович,  боясь  показаться  невежливым  и  вновь  нарваться  на
нелюбезность следователя.
   - Вот и хорошо, что помните, - не стал портить  настроение  помощнику
Вирхов. -  Сейчас  отправляйтесь  домой.  Выспитесь  хорошенько.  Завтра
предстоит обыск.
   - А так хочется отметить нашу победу. - Тернов осторожно покосился на
винную бочку.
   - Винца пропустить и я бы не отказался, - Вирхов встал и,  подойдя  к
юному юристу, приобнял его за узкие плечи,  -  да  только  пока  вы  там
слезами обливались, полковник Вернер доложил, что вина-то в бочке и нет.
Пуста она. А то отведали б, не сомневайтесь. Уверен, капитан Суржиков не
обиделся бы.
   - Жаль, - сказал Тернов. - А может быть, заглянем в ресторан? Отведем
душу?
   Вирхов вздохнул и вернулся к столу.
   - Стар я, батенька, по ресторанам разгуливать ночами. Это дело  ваше,
молодое. И на  здоровье.  Организм  выносливый,  с  отравой  справляется
легко. Лишь бы на службу не мешало вовремя являться.
   - Так мне можно идти? - спросил Тернов.
   - Идите, не томитесь, - разрешил Вирхов, - я и сам вскоре  отправлюсь
на свои пуховики, к коту Минхерцу.
   Оба замолчали и в наступившей тишине расслышали робкий стук в дверь.
   - Войдите! - крикнул Вирхов. Дверь отворилась,  и  на  пороге  возник
доктор Коровкин.
   - А,  Клим  Кириллович!  -  Вирхов  устало  приподнял  уголки  губ  в
приветственной улыбке. - Еще бы пять минут, и не  застали.  А  так  -  в
самое время пожаловали. Здорова ли Полина Тихоновна?
   Доктор, переминаясь в дверях, ответил:
   - Тетушка, слава Богу,  здорова.  Я  заглянул  к  вам  наудачу  -  не
рассчитывал застать. Дежурный ваш даже не решился вам доложить. Говорил,
вы сегодня измотались, преступление раскрыли.
   - Да, милый доктор, не отпираюсь, раскрыл. Да проходите, не стойте  в
дверях.
   - Я не один, Карл Иваныч.
   - Не один? - Вирхов сделал глазами  знак  Тернову,  чтобы  тот  убрал
портрет циркачки. - А кто же с вами?
   - Мария Николаевна Муромцева, - обреченно выдохнул доктор.
   - Мне следовало самому догадаться. - Вирхов погрозил гостю пальцем. -
Зовите, чего уж прятаться.
   Доктор обернулся и пропустил юную сыщицу пред светлые очи изнуренного
Вирхова, который, правда, успел пригладить жидкие белые вихры и оправить
мундир.
   - И как это вас родители отпускают в такое позднее время из  дому?  -
спросил он, лукаво поглядывая на доктора. - Прошу садиться. Чем обязан?
   - Карл  Иваныч,  -  Мура  покосилась  на  бочку,  на  которую  присел
небезызвестный ей Тернов, - я бы не стала обращаться  к  вам,  но  после
минувшей ночи мы в опасности...
   - Что-нибудь с Брунгильдой Николаевной?
   - С сестрой все  в  порядке.  Она  дома.  А  меня  мама  отпустила  с
доктором, ненадолго. Но мы сильно задержались. Если вы нам не  поможете,
придется ездить по городу до утра. Дома волнуются.
   Вирхов ничего не понял из сетований барышни, но учтиво сказал:
   - Всегда готов служить вам,  чем  могу,  вы  знаете.  Излагайте  вашу
просьбу.
   Мура замялась, говорить о конфиденциальном  деле  Филипповой  она  не
имела права. Кроме того, по официальной версии ученый умер  естественной
смертью, и все экспертизы и расследование вело Охранное отделение, а  не
судебные власти.
   - Я должна начать с иоаннитов, - решилась она.
   - Не понял. - Вирхов сдвинул плоские белесые брови.
   - С госпитальеров, рыцарей Мальтийского ордена, - опасливо продолжила
Мура. - В общем, Брунгильда попала на их собрание. Как - она не  помнит.
По счастливой случайности там же оказался Бричкин, он ее и вызволил.
   - И где же ваша сестра умудрилась найти рыцарей в Петербурге?
   - В особняке графа д'Ассейна.
   - У д'Ассейна минувшей  ночью  маскарад  был,  знаю.  Не  ко  времени
затеяли, да,  наверное,  на  благотворительные  сборы