нно заметной при свете лампы под абажуром.
   - Друзья мои, - торжественно начал  доктор,  -  вы  не  поверите,  но  он
запугивал меня кутузкой, обещал держать там до тех пор, пока я не  признаюсь
в краже.
   - Что? - воскликнула  тетушка  Полина.  -  Как  он  смел?  Какие  у  него
основания?
   - Тетушка, вы сейчас удивитесь еще больше. Да и вы все,  дорогие  друзья.
Помните  историю  с  младенцем,  которого  я  вынимал   ночью   из   витрины
ширхановской булочной?
   - Вас обвинили в том, что вы  украли  ребенка?  -  Неожиданное  заявление
доктора заставило Брунгильду перевести взгляд со своих  белых  пальчиков  на
Клима Кирилловича.
   - Нет, нет и нет. По мнению Пановского,  в  пеленках  ребенка  находилось
нечто, украденное мною при осмотре.
   - И что же это могло быть? - озорно прищурил глаза профессор.
   - Он не сказал. Медальон, записка - я сам гадаю.
   - А с какой целью вы украли, он  не  объяснил?  -  Елизавета  Викентьевна
смешливо наморщила губы.
   - Нет. Он специально велел посадить меня  на  ночь  в  кутузку,  чтобы  я
подумал  и  признался.  Я  перебирал  события,   обдумывал   все   возможные
варианты...
   - Но, слава Богу, что он наконец понял беспочвенность своих подозрений  и
отпустил тебя, - перебила Клима тетушка, не сводившая с  племянника  любящих
глаз.
   - И здесь вы не угадали, - интригующе продолжил Клим Кириллович, - ничего
он не понял. Утром я ему спокойно объяснил,  что  интересующий  его  предмет
может по-прежнему  находиться  в  пеленке.  В  морге,  в  могиле,  вместе  с
младенцем. Он меня и выпустил, доказательств моей вины  у  него  нет,  да  и
откуда? Однако он потребовал,  чтобы  я  написал  обязательство  явиться  по
первому требованию в участок.
   - Да, а я думала, что в  истории  с  младенцем  все  ясно.  -  Брунгильда
чуть-чуть наклонилась вперед и опустила голову.
   - А я знала, что не все ясно, что с  этим  младенцем  должны  происходить
чудесные явления, - не выдержала Мура. - Помнишь, мы ездили на кладбище?
   - Девочки, не мешайте Климу Кирилловичу рассказывать дальше, - примиряюще
вмешалась Елизавета Викентьевна, - я сгораю от нетерпения. Что же дальше?
   - А дальше я пришел домой, привел себя  в  порядок,  немного  успокоился.
Обнаружил записку тетушки Полины, где она сообщала, что  поехала  к  вам.  И
только собрался вслед за ней, как за мной пришли и потребовали вновь явиться
в полицейский участок.
   - Как, понять? - возмутилась Мура.
   - Пришлось идти, я же давал письменное  обязательство,  -  вздохнул  Клим
Кириллович. - И как вы думаете, зачем?
   - Надеюсь, они принесли вам  извинения.  -  Прекрасные  глаза  Брунгильды
выражали сочувствие, в сторону Клима Кирилловича из-под  шелковистых  густых
ресниц летели голубые искры.
   - Неужели они нашли то, что искали? - В  голосе  тетушки  Полины  звучала
надежда.
   - Не знаю. Но они передо мной не извинились. - Клим Кириллович поклонился
Брунгильде. - Значит, я остался у них на  подозрении.  А  вызвали  они  меня
опознать пеленку и шаль, в которые был завернут младенец в ту рождественскую
ночь.
   - И вы их опознали? - с сомнением спросил профессор.
   - Да, я подтвердил, пеленка была вместе  с  шалью,  которую  мне  дали  в
булочной, когда я  выходил  на  улицу  вынимать  младенца.  Шаль  опознал  и
управляющий ширхановской булочной. Так что здесь ошибки быть не может.
   - И все-таки я не  понимаю,  -  сказал  профессор,  -  почему  так  много
внимания уделяется этому подкидышу?
   - Наверное, подкидыш не обычный, - начала было  Мура  но  спохватилась  и
замолчала.
   - Я тоже склоняюсь к этой точке зрения, - мрачно поддержал Муру доктор. -
И знаете, почему? Первое, самое странное и страшное - покровы  они  извлекли
из могилы, ребенок-то был уже погребен. Эксгумация трупа  требует  серьезных
оснований. Второе, тогда ночью  я  не  очень-то  разглядел  эту  злополучную
пеленку, но здесь при дневном свете я отчетливо увидел, что она  сделана  из
ткани хорошей выделки.  Боюсь,  ткань  очень  дорогая  -  в  таких  пеленках
городская беднота детей не подкидывает.  Сейчас  пеленка  запачкана  землей,
захватана грязными руками, да и какие-то то ли стружки, то ли опилки  к  ней
пристали, но даже теперь понятно, что вещь роскошная.
   - Выходит, - с возмущением перебил  доктора  профессор,  -  ребенком  без
роду, без племени, пусть и в хорошей пеленке, занимаются секретные службы  с
чрезвычайными полномочиями, проводят  обыски  без  разрешения,  арестовывают
уважаемых добропорядочных людей?
   - А вдруг это был похищенный ребенок императора  Николая?  -  нетерпеливо
высказала очередную догадку Мура. - Он ведь ждет наследника престола.
   - И что, похищенного наследника трона умертвили и похоронили на  Волковом
кладбище? - с негодованием отверг предположение дочери профессор. - Нонсенс!
   - Я думаю, - продолжил Клим  Кириллович,  -  что  это  мог  быть  ребенок
богатого человека. Не Императора, конечно, но человека знатного и  богатого.
Возможно, ребенка похитили и теперь его ищут.
   - С помощью секретных служб? -  возразил  профессор.  -  А  почему  не  с
помощью полиции?
   - Непонятно,  -  согласился  доктор,  -  кроме  того,  у  меня  создалось
ощущение, что они интересуются не столько самим ребенком, сколько  тем,  что
было при нем и что я, по их версии, мог украсть.
   - Получается, младенец и то, что было  спрятано  кем-то  в  его  пеленке,
вызывают  интерес  людей  с  чрезвычайными  полномочиями,  -  тихо  заметила
Елизавета Викентьевна.
   Едва она закончила фразу, как  в  гостиной  раздались  какие-то  странные
звуки.
   - Что это? -  встрепенулся  профессор.  Елизавета  Викентьевна  выдержала
небольшую паузу.
   - Ты только, дорогой, не удивляйся.
   - Что еще, наконец? - сердито перебил супругу Николай Николаевич.
   -  Попугай.  -  Лицо  Елизаветы  Викентьевны   оставалось   серьезным   и
непроницаемым. - Обычный попугай.
   Профессор оглядел комнату, поднялся с кресла и направился в угол, где  на
столике стояла клетка, накрытая черной тканью. Резким движением  он  сдернул
ткань и отпрянул.
   Захлопавший крыльями белый попугай, вытаращившись на  профессора,  заорал
дурным голосом свое: "Ры-мы-ны-ды-рры-ры-мы-ны-ды-рры!"

Глава 12

   Разгневанный профессор Муромцев бросил черную ткань на клетку и, озираясь
на нее, вернулся к своему креслу.
   - Отец, - вступила ласково Брунгильда,  видя,  что  он  хмурится,  ожидая
объяснений, - мы сегодня проезжали мимо особняка князя Ордынского, и  сторож
подарил нам попугая.
   - Мне не нравятся его речи, - угрюмо повел бровью профессор.  -  Ты  хоть
понимаешь, что он говорит?
   - Понимаю, папочка, но тогда  я  не  знала,  что  он  умеет  говорить,  -
повинилась Брунгильда.
   - Ответь мне, доченька, - язвительно сказал профессор, - как в доме князя
Ордынского   могла    оказаться    птица,    нашпигованная    революционными
прокламациями?
   -  Я  не  знаю.  -  Весь  нежный  облик  Брунгильды  выражал  откровенное
удивление.
   - Тогда ответь мне, почему птицу всучили именно вам?
   - Нам ее не всучили, - вступилась Мура, - мы сами ее попросили.
   - Подозрительно, - задумчиво  ответил  профессор.  -  Как  выглядел  этот
сторож особняка?
   - Обычно, - утешила  отца  Брунгильда,  -  достойный  человек,  любезный,
оказывал нам знаки внимания.
   - И что, не  вспомните  ничегошеньки  необычного,  кроме  любезностей?  -
Профессор явно начинал сердиться.
   - Но ты же сам, папочка, учил нас с иронией относиться  к  необычному,  -
покорным голоском прощебетала Брунгильда. - Что же может быть  необычного  в
стороже?
   - Ты знаешь, - повернулась к сестре Мура, - а ведь в нем,  действительно,
было что-то странное. Не очень-то он похож на сторожа, пусть и княжеского. У
него  правильная  речь,  интонации  воспитанного  человека,  выправка  почти
военная, он и не слишком стар. То есть стар, конечно, - Мура  покосилась  на
отца, - но не глубокий старец.
   - Так-так, - злорадно констатировал профессор, - а теперь ответьте мне на
вопрос: может быть, это был филер? Агент какой-то секретной службы?
   Девушки побледнели. Полина Тихоновна смотрела  с  ужасом  на  племянника.
Елизавета Викентьевна схватилась за сердце.
   - Я не знаю.., может быть.., вообще-то он был довольно  самоуверенным,  -
забормотала Брунгильда.
   - А если так, то он  не  случайно  всучил  вам  эту  проклятую  птицу!  -
закричал профессор и вскочил с кресла.
   - Папа, папа, подожди,  -  неожиданно  Мура  тоже  встала.  -  Только  не
волнуйся. Я вот о чем сейчас подумала.  Мы  с  Брунгильдой  посещали  могилу
младенца на Волковом кладбище. Может быть, и нас подозревают в  причастности
к похищению ребенка и того, что было при нем?
   - Час от часу не легче, - забеспокоилась Елизавета Викентьевна, - при чем
здесь попугай?
   - Тихо, давайте лучше подумаем и все хорошенько вспомним,  -  оборвал  ее
профессор. - Кладбища, младенцы, особняки,  попугаи...  -  Брови  профессора
грозно сдвинулись, громовым голосом он обрушился на старшую дочь:
   - Как вы оказались у особняка князя Ордынского?
   - Случайно, папочка, случайно, - быстро ответила Брунгильда. - Мы  ездили
выбирать подарки для маминых подопечных, путь нам перегородила  манифестация
студентов, они читали стихи в поддержку  буров.  Полицейский  сказал  кучеру
ехать в объезд.
   - А почему кучер поехал именно  туда,  где  была  перегорожена  улица?  -
продолжал бушевать профессор.
   - Он поехал самой короткой дорогой, так мы его просили. И может быть,  он
ничего не знал о манифестации. - Голос Брунгильды слабел.
   - Допустим. Хотя сомнительно. А как вы узнали особняк князя?
   - Нам его  показал  сам  извозчик,  -  заторопилась  Мура.  -  И  еще  он
рассказывал о всяких таинственных слухах, связанных с особняком.
   - А вы уверены, что этот  извозчик  не  работал  на  того  же,  как  его,
Пановского? Не было ли в нем чего-то подозрительного?
   - Нет, нет, - успокаивала  отца  Брунгильда.  -  Мы  сами  попросили  его
остановиться у ворот особняка.
   - И сами вызвали оттуда сторожа? - язвительно продолжил профессор.
   - Нет, - снова поспешила на помощь Брунгильде Мура, - сторож вышел сам, и
сам к нам подошел...Боже мой! Я начинаю думать, что за нами следили  с  того
самого момента, как мы побывали на, Волковом кладбище! И Клим  Кириллович  с
нами был!
   - Простите, я ничего не понимаю, - вмешалась тетушка Полина, - а при  чем
здесь попугай князя Ордынского? Как все это связано?
   - Мне это  кажется  случайным  совпадением,  -  поспешил  успокоить  всех
доктор.
   - А я думаю, что все взаимосвязано, - задумчиво сказала  Мура.  -  Только
еще непонятно, как именно.
   - Понятно только одно,  -  резюмировал  профессор,  -  мы  все  попали  в
пренеприятную историю. Нас могут ожидать непредвиденные события,  тем  более
что мы ничего не понимаем  в  происходящем.  А  если  при  эксгумации  трупа
младенца не было найдено то, за чем охотились  эти  ищейки?  Тогда  и  Клима
Кирилловича продолжат беспокоить, и вас, девочки, как проявлявших интерес  к
захоронению никому не нужного ребенка. Вас будут искать. Или уже  установили
за вами наблюдение, с помощью агентов-извозчиков и других филеров.
   - Но тогда будут искать не только нас, - предположила Мура, - тогда будут
искать и  того  монаха,  которого  мы  видели  на  кладбище.  Помните,  Клим
Кириллович?
   - Да, он еще спешно удалился,  завидев  нас.  Смотритель,  кажется,  даже
называл его имя, но я забыл.
   -  Авель,  -  сказала  Мура,  -  монах  Благозерского  подворья.  У  него
необыкновенная походка, очень стремительная. Мне показалось, что  он  просто
летит по воздуху, такое впечатление создавал контраст между темной  рясой  и
белым снегом  при  быстром  движении,  -  пояснила  она  отцу  и,  вздохнув,
добавила:
   - Даже пламя у  зажженных  свеч  не  поколебалось.  Впрочем,  свечи  были
вставлены в зеленые бумажные розетки, чтобы защитить их от ветра. А  зеленые
розетки походили на травку, - Мура грустно вздохнула, тяжело расставаться  с
чудесными иллюзиями.
   - Монах Авель? - переспросил профессор Муромцев и язвительно добавил:
   - Очень интересно.  Мурочка,  а  ты  его  не  из  энциклопедии  Брокгауза
заимствовала? Как раз по твоей части.
   - Тот, что в энциклопедии, давно умер, - обиделась Мура.
   - Как без Авеля обойтись?  Герой  мистических  брошюр,  предсказатель,  -
раздраженно не отступал профессор, - и царям головы  при  жизни  морочил,  и
вам, легковерным, после смерти продолжает.
   - Нашествие Наполеона Авель, однако, предсказал точно. -  Неожиданно  для
профессора упрямую легкомысленность проявила не его впечатлительная  младшая
дочь, а вполне трезвомыслящая жена. К  изумлению  Николая  Николаевича,  его
супруга пошла еще дальше, заявив:
   - Говорят, он оставил какое-то пророчество и на  двадцатый  век,  указал,
что ждет царствующую фамилию.
   - Елизавета Викентьевна! - взорвался, не выдержав, профессор. - Да  таких
пророчеств пруд пруди! Мура молчит, знает. Где у вас книжонка с откровениями
французского  пророка  Филиппа?  Он  и  для   ныне   царствующего   Государя
напредсказал всякой ерунды.
   Николай Николаевич поднялся с кресла, подошел к шестиугольному столу,  на
котором  лежали  книги,  журналы,  альбомы,  стояла  чернильница  и  ваза  с
карточками.
   Перебирая книги и брошюры, профессор недовольно ворчал:
   - Когда не надо, лезет под руки, когда надо, вечно  пропадает.  А...  Вот
она.
   С  остервенением  схватив  брошюрку,  он  с  презрительной   небрежностью
полистал ее и торжествующе произнес:
   - Слушайте, слушайте... "Император  европейский!  Три  великих  астролога
Франции шлют дары Белому царю подобно тому,  как  древние  волхвы  приходили
поклониться Спасителю. Иисус Христос - наше Солнце, Дева Мария - наша  Луна.
Вы родились под знаком Тельца, которого почитал весь древний мир. Культ быка
Аписа в Египте, вера греков в то, что царь богов Зевс перевоплощается в Быка
- свидетельства поклонения Тельцу. В том, что Вы родились под знаком Тельца,
виден промысел Божий, знамение небес.  В  Вас  воплощена  сила  и  твердость
быка...  Под  Вашим  мудрым  водительством  Россия,  объятая  стремлением  к
внутреннему благоустройству, расцветет. Она быстрыми  шагами  идет  по  пути
прогресса, еще больше обретет славы, силы и  могущества.  Звезды  предвещают
Вам царствование много десятилетий на благо России и Франции,  на  страх  их
врагам. Любовь Ваших подданных хранит Вас. Вы обладаете  могучим  здоровьем,
как у быка, но избегайте переедания и чрезмерных удовольствий. Ваш камень  -
сердолик. Бойтесь числа 17. Оно для  Вас  роковое,  но  высшие  силы  всегда
спасут Вас от пагубного его влияния".
   Профессор  так  нарочито  издевательски  и  патетично   распевал   строки
пророчества Филиппа, что даже охрип. Закончив чтение, он с  размаху  швырнул
книжонку в угол, где стояла клетка с попугаем.
   Аудитория притихла, чувствуя, что глава семьи не на шутку взбешен.
   - Глупости все это, - первым решился подать голос Клим Кириллович,  -  не
думаю, что просвещенный государь на пороге двадцатого века  может  верить  в
такую чепуху. Другое дело - сто лет назад, когда  пророчествовал  тот  самый
Авель. Тогда и науки еще в зачатке были в России.
   - Но пророчество-то о нашествии Наполеона  сбылось,  -  упрямо  повторила
Мура.
   - Хватит. Довольно. Не выводите меня из себя. Оставьте темным монахам  их
темные монашеские дела. Что тот Авель, что ваш Авель - чтоб  имени  этого  я
больше  в  доме  не  слышал.  Похищенные  младенцы,  могилки   с   монахами,
попугаи-провокаторы... Можно  окончательно  спятить.  К  нам  это  не  имеет
никакого отношения. Надо перестать проявлять интерес ко всему, связанному  с
младенцем и с особняком князя Ордынского. Ни в коем случае не  ходить  и  не
ездить по Большой Вельможной. Брунгильда, Мура,  найдите  себе  какие-нибудь
занятия - будьте как можно чаще на людях,  в  театрах,  на  выставках,  так,
чтобы вы были постоянно на виду. Вот, например, завтра в Академии  художеств
выставка декадентов. Как раз для вас. У меня  есть  пригласительные  билеты.
Непременно там побывайте. Может быть, и Клим Кириллович  найдет  возможность
вас сопровождать. Не пожалеете, дорогой доктор, вам и самому отвлечься  надо
от мрачных событий. И еще - надо что-то решить с попугаем. Мне  не  нужны  в
доме крамольники. А сейчас хватит о неприятных вещах. Пора обедать!
   - Верно, за разговорами и  про  обед  забыли,  -  спохватилась  Елизавета
Викентьевна. - Сейчас распоряжусь собирать на стол.
   -  Дорогая  Полина  Тихоновна,  милый  Клим  Кириллович,  -  торжественно
провозгласил профессор, - не соблаговолите  ли  отобедать  в  нашей  дружной
компании?  После  хорошего  обеда,  надеюсь,  мы  выкинем  из   головы   всю
чертовщину. - Николай Николаевич встал и  обратился  к  доктору  уже  совсем
миролюбиво:
   - Особенно, когда выпьем по рюмочке - за прогресс человечества. Вы,  Клим
Кириллович, наверное, еще не слышали колоссальную новость - турецкий  султан
признал пользу  электричества!  И  разрешил  электрифицировать  два  города,
установить в них освещение на улицах и пустить трамваи. Французам  разрешил.
А не России. Если наш просвещенный  император  будет  заниматься  вместе  со
своей слабоумной женушкой мистической чушью вместо электрификации российских
городов, басурмане обскачут нас по дороге в светлое будущее.
   Так завершался первый день  нового  года  и  нового  века  -  неприятными
сюрпризами, волнениями и переживаниями.  Наступил  вечер  1  января,  но  на
Рождественскую елку в Юсуповский сад барышни Муромцевы и Клим Кириллович так
и не поехали, надежды Прынцаева увидеть Брунгильду не сбылись.

Глава 13

   Ранним январским утром, с трудом сгоняющим сонное выражение с  улиц,  шеф
сверхсекретного бюро вместе с двумя агентами уже входил  в  ворота  подворья
Благозерского монастыря, что на Калашниковской набережной.  Встретивший  его
послушник, за напускным смирением явно скрывающий еще не вполне  побежденные
страсти молодой жизни, прекратил колку березовых поленьев, воткнул в  колоду
топор и поинтересовался, расправив богатырские  плечи,  кого  ищут  господа.
Узнав, что пришедшим нужен старший, послушник пригласил их следовать за ним.
Он пересек двор и  направился  к  тем  кельям,  которые  выходили  торцом  к
набережной. Там, у дверей, он кликнул монаха, и  тот  попросил  подождать  -
иеромонах Амвросий сейчас занят.
   - Хорошо, братец, я подожду, - Пановский с трудом скрывал  нетерпение,  -
только недолго, поскольку дело у меня важное, государственное. Так и  доложи
святому отцу.
   Монах  удалился,  а  Пановский  обвел  взглядом  внутреннее  пространство
подворья - владельцы хлебной биржи братья Караваевы выделили  святой  братии
маленький участок,  который,  надо  отдать  должное  монахам,  использовался
весьма разумно. Для прихожан на углу набережной и Калашниковского  проспекта
выстроили часовню - невысокую, с плоским куполом и дорическим порталом.  Сам
участок со стороны набережной  и  проспекта  ограждали  длинные  одноэтажные
корпуса - кельи для братии. Внутри подворье замыкали хозяйственные помещения
- флигели, сараи, а  также  кухня,  трапезная,  книгохранилище,  мастерские.
Где-то здесь располагалась и келья иеромонаха.
   Судя  по  всему,  население  подворья  было  немногочисленным   -   кроме
продолжившего колоть дрова послушника, Пановский заметил еще  двух  монахов:
один, не поднимая глаз, спрятав руки в  рукава,  пробежал  скорым  шагом  из
одного флигеля в другой, откуда слышалось конское  ржание,  второй  монах  -
выйдя из корпуса для братии с тряпичным  узлом  в  руках,  напротив,  весьма
недоброжелательно оглядел незваных гостей и  степенно  проследовал  к  двери
низенького строения. Бегала по двору и рыжеватая, мелкая, кривоногая шавка -
она принюхивалась к следам и к чему-то, что ей одной казалось  заслуживающим
интерес, а на пос