следователем,
сообщившим ей много неожиданного. - Климушка не способен  к  опрометчивым  и
противозаконным поступкам. Маша под надежной защитой. Нет, с ними ничего  не
случилось.
   - Как хорошо, что вы уверены  в  племяннике,  -  вздохнула  профессорская
жена, - хотя в такой ситуации немудрено и голову потерять. Простите,  что  я
не вышла к Вирхову: боялась, что выдам себя, заговорю о Брунгильде. Но зачем
Карл Иванович хотел побеседовать с Николаем Николаевичем и Машей? Только  ли
из-за убийства несчастного юноши?
   - Думаю, дело только в этом, - утешила собеседницу Полина Тихоновна, -  и
газеты сегодня много пишут о загадочном убийстве. И Карл Иванович, вероятно,
опрашивал всех, кто встречался с покойным  в  последние  дни  его  жизни.  А
Николай Николаевич видел Тугарина у Стасова. И Машенька тоже.
   - А Брунгильда, Брунгильда? Неужели ему стало известно, что она похищена?
Николай Николаевич так боится, что на семью падет  позор,  огласка,  домыслы
борзописцев, скандал... А я не хочу волновать его сейчас...
   - Карл Иванович Брунгильдой интересовался меньше всего. Сам  сказал,  что
она, верно, в консерватории,  я  и  перечить  не  стала.  Очень  убедительно
получилось - девушка интенсивно занимается в классах, расстроена  скомканным
днем рождения, хулиганским звонком...
   - Я очень волнуюсь за мужа. Сердечные болезни непредсказуемы, а он сейчас
в таком напряжении... Женщины расстроенно затихли, но ненадолго.
   - Нет, я этого не переживу! - вскочила с дивана Елизавета  Викентьевна  и
стала ходить по комнате. - Одна дочь, слава  богу,  жива,  но  в  опасности.
Другая так долго отсутствует, что думаешь о плохом... Не случилось ли с  ней
что-нибудь?
   - Ничего не  случилось,  Климушка  непременно  бы  позвонил,  -  уверенно
возразила тетушка доктора Коровкина. - Скоро приедут. Может быть, с хорошими
вестями. Мужайтесь.
   - А если сейчас позвонит похититель? Что мы  ему  скажем?  Я  никогда  не
имела дела с шантажистами, я не знаю, как себя вести. А  вы  не  подскажите,
Полина Тихоновна? Может быть, в популярных брошюрах что-нибудь написано?
   - Еще вроде бы не додумались, -  после  недолгого  молчания,  перебрав  в
памяти все, что приходилось ей читать в последнее  время,  ответила  пожилая
дама и решительно добавила:
   - А надо бы. Идея хорошая. Непременно поделюсь ею с Карлом  Ивановичем  А
если шантажист позвонит, я сама с ним поговорю, - пообещала  она  несчастной
матери. - Я не боюсь. Тем более, скажу вам по секрету,  я  догадываюсь,  кто
это.
   - Вы? Догадываетесь? - Елизавета Викентьевна побледнела и  прервала  свое
хождение по гостиной. - Но вы не говорили о похитителях с Виржовым?
   - Да нет же, нет. Мы вообще не говорили с ним об исчезновении Брунгильды,
- старалась успокоить бедную женщину тетушка доктора Коровкина.  -  Да  я  и
догадалась только после ухода Вирхова. Сегодня  шантажист,  если  я  сделала
правильные выводы, должен объявиться. Потому что завтра он уезжает.
   - Боже! Откуда вы знаете?  -  Изумлению  Елизаветы  Викентьевны  не  было
предела.
   - Дедукция, - важно изрекла Полина Тихоновна. - Вокруг нас не первый  раз
разворачиваются  криминальные  действия,  невольно  начинаешь  Прибегать   к
дедукции.  Елизавета  Викентьевна,  я   готова   самолично   встретиться   с
шантажистом.  Думаю,  Встреча  будет  назначена  в   полночь.   Так   обычно
происходит. И у Конан Доила и у Пинкертона.
   - Вы читаете Пинкертона? - недоверчиво спросила профессорская жена.
   - Нет, его читает Глаша, и мы с ней обсудили некоторые важные вопросы.  А
я читаю "Баскервильскую  собаку"  о  сыщике  Шерлоке  Гольмсе  -  мне  Мария
Николаевна дала. Книга навела меня на любопытную мысль. А потом я приступила
к дедукции.
   - Нет, Полина Тихоновна, - решительно воспротивилась  намерениям  тетушки
Полины профессорская жена, - дедукция - пусть, я не возражаю.  Но  вам  -  в
полночь одной - отправляться на встречу с шантажистом! Нет, увольте,  что  я
скажу Климу Кирилловичу, когда он вернется?
   - Скажете ему, что я отправилась в  театр,  -  лукаво  предложила  Полина
Тихоновна и тут же резко поднялась, не спуская глаз с двери.
   Там стоял всклокоченный профессор Муромцев - в пижамных брюках и  халате,
плечи его покрывал клетчатый плед с бахромой. В руке  он  держал  записку  с
требованием выкупа.
   - Зачем ты встал, дорогой, - бросилась к нему супруга, - это  опасно  для
сердца!
   - Все бока отлежал, - пробормотал профессор, - и я устал болеть.  Скучно.
Столько времени спать днем - ужасная пытка. А что я буду делать ночью?
   -  Но  Клим  Кириллович  велел  тебе  лежать.  -  Расстроенная  Елизавета
Викентьевна, бережно поддерживая мужа, подвела его  к  дивану.  -  Он  скоро
приедет и выбранит нас, что мы плохо за тобой ухаживаем.
   Профессор устало опустился на диван и откинулся на его спинку.
   - Я не могу сбросить на хрупкие женские плечи решение сложных задач. - Он
слабо потряс запиской. - Да и чувствую я себя лучше... А где все остальные?
   - Клим Кириллович и Мура поехали в аптеку, ту, из которой был  звонок,  -
виновато приступила к  отчету  профессорская  жена.  -  Они  довольно  долго
отсутствуют, надеемся скоро получить от них известия.
   - Не туда  они  отправились,  -  нахмурился  профессор,  -  время  теряют
понапрасну. Надо ехать в театр.
   - В театр? - удивилась профессорская жена. - Мы  только  что  говорили  о
театре: Полина Тихоновна занималась дедукцией...
   - Не сомневаюсь, что если бы не  сердечный  приступ,  Николай  Николаевич
пришел бы к тем же выводам, что и я, причем гораздо быстрее меня, - объявила
Полина Тихоновна. - Я  собрала  все  записки,  присланные  в  день  рождения
Брунгильды... Николай Николаевич прав...
   Она подошла к шестигранному столику и достала из стопочки лежащих на  нем
визиток одну и передала ее профессору.
   - Да, я был прав, - подтвердил с  горечью  Муромцев,  сравнив  визитку  с
запиской  шантажиста,  -  это  рука  Иллионского.  Возможно,  он  решил  мне
отомстить за мое издевательство над быстрорастворимыми актерскими костюмами.
   -  Боже  мой!  -  ахнула  Елизавета  Викентьевна.  -  Гениальный   актер,
руководитель блистательной антрепризы! Что же заставило его встать  на  путь
мщения? Шантаж - подсудное дело!
   - Слишком погружен, вероятно, в Шекспира, - презрительно фыркнула  Полина
Тихоновна, - а там без мести никто не обходится. Лучше бы читал Конан-Доила,
тогда  бы  догадался   прислать   требование   о   выкупе,   написанное   не
собственноручно, а составленное из букв, вырезанных из газеты или, на  худой
конец, из театральных афиш.
   - Николай Николаевич, ты считаешь, он держит Брунгильду в  своем  театре?
Он ее похитил? - Робкий вопрос Елизаветы Викентьевны остался без  ответа.  -
Или думаешь, что она сбежала с ним из дома и таким образом требует приданое?
   Ее супруг молчал.
   - Если господин Иллионский позвонит, я сама буду с ним  разговаривать,  -
заявила Полина Тихоновна, - вам вредно  волноваться.  И  вы  не  сдержитесь,
вспугнете преступника. Я соглашусь на все. А там решим, что делать.
   И в этот момент телефон действительно зазвонил.
   После недолгого общего замешательства тетушка Полина решительно подошла к
аппарату и взяла трубку.
   - Квартира профессора Муромцева, - сладким голосом  проворковала  она.  -
Да. Нет. Сейчас не может. Вы хотите получить аудиенцию  сегодня?  Хорошо,  в
час профессор вас примет.
   Тетушка Полина опустила трубку на рычаг  и  повернулась  к  профессорской
чете - Елизавета Викентьевна и Николай  Николаевич  не  сводили  взглядов  с
отважной женщины.
   - Ну что? Что? Говорите же скорее! - торопила  тетушку  Полину  Елизавета
Викентьевна.
   - Просил срочной аудиенции у профессора.
   - В час ночи? - недоуменно вытаращился Муромцев.
   - Нет, завтра в час дня. Очень настаивал. Но это был не Иллионский.
   - Откуда вы  знаете?  Вы  же  их  не  видели  никогда  и  не  слышали?  -
засомневалась профессорская жена.
   - А он представился. Назвал себя: звонит Арсений Апышко.
   В гостиной повисла тишина.
   - Значит, действует с сообщником. - Профессор наконец  заговорил.  -  Вот
тебе и приличные люди. Впрочем, от  Апышко  можно  было  ожидать  подобного:
разгуливает по злачным местам, общается со всяким сбродом, думаю, не  только
изобретательским.
   - А выкуп, вероятно, они разделят пополам, - мрачно  предположила  Полина
Тихоновна, - так обычно бывает у сообщников. Если  только  один  из  них  не
уберет второго. Интересно, кто наймет убийцу для компаньона - Иллионский или
Апышко?
   - Пусть они все поубивают друг друга,  -  яростно  воскликнула  Елизавета
Викентьевна, - но только прежде пусть вернут мне мою Брунгильду!
   - Нашу, нашу Брунгильду, - поправил ее устало профессор. - Все-таки она и
моя дочь.
   - Что же мы будем делать дальше? - Довольная собой  Полина  Тихоновна  не
собиралась выпускать инициативу  из  своих  рук.  -  Поскорее  бы  вернулись
Климушка и Маша! Мы составим подробный план действий...  А  пока...  Николай
Николаевич,  -  Полина  Тихоновна  виновато  стрельнула  глазами  в  сторону
Елизаветы Викентьевны, - к нам сегодня наведывался Карл Иваныч Вирхов, хотел
побеседовать  с  вами  о  Тугарине.  Расследование  затягивается,   а   вашу
наблюдательность он ценит высоко. Очень огорчился, что вы  больны  и  спите.
Хотел расспросить и Машеньку, но ограничился разговором  со  мной.  Извините
меня, но я показала  ему  тугаринский  ларчик  и  записку  -  они  лежали  в
гостиной, на виду, и я сочла, что скрывать их  от  следствия  не  стоит.  Он
интересовался, почему Маша ездила продавать жемчужину?
   - Вот как? - побледнел профессор. - Она  ездила?  Без  нашего  ведома?  А
откуда он это узнал?
   - Я не спросила. - Расстроенная Полина Тихоновна  поняла,  что  профессор
попал в точку. - В тот момент я еще  не  обратилась  к  дедукции.  Я  думала
только об одном: как бы не проговориться насчет исчезновения Брунгильды и не
повредить вашей репутации, Николай Николаевич.
   - Весьма признателен вам, дорогая Полина Тихоновна. -  Профессор  плотнее
закутался в плед. - Но откуда у следователя информация о действиях Маши? Как
моя дочь вообще попала в сферу его внимания?  Что  криминального  в  продаже
жемчужины? И нам не сказала... Не знаю, бранить ее за это или одобрить такую
самостоятельность?
   - А вдруг жемчужина краденая? - робко спросила профессорская жена. - И ее
ищет полиция? Николай Николаевич задумался.
   - В таком случае Вирхов забрал  бы  ее  как  вещественное  доказательство
преступления. Жемчужина здесь?
   - Здесь, - облегченно выдохнула Полина Тихоновна. - Он не забрал  ее.  Но
меня беспокоит, что Карл Иваныч дожидался возвращения Муры...  И  готов  был
сидеть допоздна... Если б не убийство у Золлоева...
   - Как, у Золлоева кого-то убили? - растерялся Муромцев. - Что за напасть!
Все стасовские гости, которых я видел, впутаны в грязные дела..
   - Хорошо, что Золлоев не впутан в дело похищения моей дочери! - Елизавета
Викентьевна думала о своем. - Хорошо, что ни он, ни Шлегер, не  пишут  и  не
звонят, не требуют выкупа...
   Профессорская жена готова была заплакать.
   Но ей помешал очередной звук телефонного зуммера.
   - Климушка! - вскочила Полина Тихоновна. - Это он, я чувствую. Я подойду!
   Она устремилась к аппарату и быстро сняла трубку:
   - Квартира профессора Муромцева... Да, Климушка, родной, я, это я.  Да...
Слушаю внимательно... Да.. Ничего не говорю... Да, я спокойна...
   После беспорядочных и  бесформенных  фраз  тетушка  Полина  замолчала  и,
плотно сжав губы, смотрела на профессора и его жену.
   Положив  трубку,  она  подошла  к  Елизавете  Викентьевна,  обняла  ее  и
попросила сесть на диван рядом с мужем.
   - Все хорошо, все хорошо, не тревожьтесь, - говорила  она  обескураженно,
избегая глядеть в глаза профессору и его жене.  -  От  радости  не  умирают.
Спокойненько, спокойненько. Через полчаса  Клим  Кириллович  привезет  домой
Брунгильду...
   Профессор и его супруга боялись вздохнуть...
   - Если вам требуются сердечные капли, дорогой Николай Николаевич, я пошлю
за ними Глашу, - растерянно продолжала Полина Тихоновна.  -  Не  волнуйтесь.
Все хорошо... Все живы, здоровы...
   Елизавета Викентьевна бессильно опустила голову на плечо мужу.
   - Бедная моя доченька! - простонала  измученная  женщина.  -  Я  не  верю
своему счастью. Неужели я скоро увижу ее?
   - Да, Климушка сказал, что Брунгильда с ним и  они  через  полчаса  будут
дома. Просил вас подготовить. Просил, чтобы мы не мучили девушку  вопросами,
она и так очень слаба... Такие происшествия бесследно не проходят...
   - Да, да, я ни о чем не  буду  ее  спрашивать.  -  Елизавета  Викентьевна
подняла голову и обратила глаза, полные слез, на тетушку Полину. - Я ей  все
прощу, мы ей  все  простим.  Правда,  Николай  Николаевич?  -  Она  перевела
умоляющие глаза на мужа.
   - Но как же Клим Кириллович оказался в  театре?  -  Профессор  недоуменно
уставился на явно потрясенную чем-то Полину Тихоновну. - И как  ему  удалось
без денег выкупить Брунгильду?
   - Не волнуйтесь, Николай Николаевич, не волнуйтесь, - уговаривала  Полина
Тихоновна. - Брунгильда, сказал Климушка,  провела  эти  три  дня  совсем  в
другом месте...
   - В другом? - Брови профессора поползли вверх. - В каком же?
   Губы Полины Тихоновны обиженно дрогнули:
   - В кабинете доктора Бадмаева.

Глава 28

   -  То  ли  все  кругом  такие  болваны  беспробудные,  то  ли  разгильдяи
безответственные, - ворчал, отдуваясь и обмахиваясь  снятой  фуражкой,  Карл
Иванович Вирхов, - но толку  добиться  ни  от  кого  решительно  невозможно.
Мечусь, как заяц, по городу, а результата - ноль.
   Доктор Коровкин очень надеялся,  что  следователь  продлит  свой  монолог
подольше, чтобы он, доктор, мог собраться с мыслями и  не  сесть  в  лужу  в
такой ответственный момент. Но Вирхов сразу перешел к делу:
   - Итак, дорогие мои, прошу вас уделить мне  несколько  минут.  Времени  у
меня очень мало, отвечайте коротко и ясно.
   Клим Кириллович, по обе  стороны  которого  застыли  Мура  и  Брунгильда,
согласно кивнул.
   - Объясните, пожалуйста, как вы оказались в этом  ресторане?  -  спросил,
отирая платком лоб, Вирхов. - Да еще в компании человека,  подозреваемого  в
убийстве.
   - Боже, - выдохнула  Брунгильда,  -  да  кончится  ли  когда-нибудь  этот
кошмар?
   Она качнулась в сторону доктора, который придержал ее и вновь  усадил  на
стул.
   - Какой кошмар? - спросил сурово Вирхов.
   - Она имеет в виду  Шекспира  -  убийства  и  другие  страсти,  -  храбро
вклинилась с очередной ложью  Мура.  -  Нас  ведь  пригласил  сюда  господин
Иллионский - на вечеринку в честь последнего его представления в Петербурге.
   - Хорошо. - Следователь пытливо взглянул на Муру. - Вероятно, вы получили
приглашение еще у Стасова?
   - Да,  -  охотно  подтвердила  Мура.  -  Мы  в  восхищении  от  господина
Иллионского.
   - А доктора Коровкина он  тоже  пригласил  там?  -  язвительно  продолжил
Вирхов.
   - Я решил сопровождать барышень без  приглашения,  -  неуверенно  вступил
доктор Коровкин, - кроме  того,  я  вам  рассказывал,  Порфирий  Филимонович
доверил мне свои поломанные ребра. Вот я и совместил приятное с полезным.
   - Так-так. - Карл Иванович заложил руки за  спину  и  стал  прохаживаться
вдоль портьеры. - А почему-то мне ваша тетушка Полина  Тихоновна  ничего  не
сообщила об этой вечеринке. Вы что-то от меня скрываете.
   - Мы до последнего момента не знали, примем ли приглашение,  -  бросилась
на помощь доктору Мура, - но все-таки заглянули на минутку:  почтить  гения.
Едва уговорили Клима Кирилловича.
   - Допустим. - Вирхов  не  хотел  проявлять  излишнюю  подозрительность  в
отношении этих порядочных и неплохо известных ему людей, хотя их внешний вид
и одеяния, в том числе  и  саквояж  доктора,  несколько  не  соответствовали
уверениям младшей Муромцевой о светском времяпрепровождении. - Но здесь  был
не только Иллионский, но и Золлоев.
   - Совершенно верно, Карл Иванович, и чтобы  вы  не  сомневались  в  нашей
искренности, добавлю, что в вечеринке принимали участие также господа Апышко
и Шлегер, - выказал свою готовность служить закону Клим Кириллович.
   - Вот как? - почесал в затылке Вирхов. - Инкогнито? Порфирий  Филимонович
не назвал их. Сказал только, что друзья господина Иллионского. И что  же  вы
все вместе тут праздновали? Не вижу следов гульбы. Стол почти не тронут... И
прибора всего три...
   Карл Иванович еще раз быстро обежал глазами практически непочатые блюда с
белорыбицей и балычком, с копченым зайцем и вестфальской ветчинкой, груши  с
медом.  Осмотрел  и  наполовину  не  опустошенный  хрустальный  графинчик  с
прозрачной  жидкостью,  одинокий  бокал  с  шампанским,  из  которого  давно
улетучились игривые пузырьки.
   - Я думаю, им не понравилось, что мы пришли вместе с доктором Коровкиным,
- поспешила Мура. - Они почти сразу поднялись с мест и устремились в баню.
   - В баню? - недоуменно вздернул белесые брови следователь. - В какую?
   - Кажется, в воронинскую, это близко, - пожал  плечами  доктор  и  устало
попросил:
   - Карл Иванович, если у вас больше нет  к  нам  вопросов,  мы  бы  хотели
отправиться домой. Я беспокоюсь - у профессора Муромцева неважно с  сердцем,
а сейчас уже поздно и он бог знает что думает о своих  дочерях.  Ему  нельзя
расстраиваться.
   Карл Иванович посмотрел на Муру,  затем  перевел  взгляд  на  Брунгильду.
Старшая профессорская дочь сидела на стуле,  опустив  плечи  и  понурившись.
Из-под ее мятой юбки выглядывала пыльная ботинка.
   - Кстати, доктор Коровкин, - встрепенулся следователь, - не припомните ли
одну  небольшую  деталь?  Она  очень  важна.  Носит   ли   Татьяна   Зонберг
фильдеперсовые чулки?
   - Чулки? Э... фильдеперсовые? - Доктор пришел в недоумение от логического
скачка следователя. - Нет, не знаю... А что?
   -  Есть,  есть  у  меня  одна  мыслишка.  -  Понизив  голос,  следователь
наклонился в сторону доктора:
   - Сегодня убили  женщину.  Она  была  в  фильдеперсовых  чулочках,  да  и
мадемуазель Ляшко, как мне помнится, тоже... А если и  пострадавшая  Зонберг
носила  те   же   самые   изделия,   то   выстраивается   очень   интересная
закономерность.
   - А убитую женщину ограбили? Неужели Рафик? - ахнула Мура.
   - Нет, дорогая фройляйн, зато бедная женщина убита возле дверей  квартиры
Заурбека Золлоева.
   - А кто убитая? - поинтересовалась Мура.
   Вирхов серьезно  оглядел  всех  троих,  раздумы,вая,  следует  ли  сейчас
сообщать имя погибшей женщины. Потом тихо произнес:
   - Софья Аристарховна Конфетова. - Следователь вспомнил, что старшая  дочь
профессора не знает о смерти Тугарина, и решил обойтись без уточнений.
   - Вы думаете, что ее убил сам  Золлоев?  -  поспешно  спросил  доктор,  в
испуге оглянувшись на бледную Брунгильду.
   - Пока еще не знаю, Летел сюда, чтобы лично проверить его алиби. А заодно
и поинтересоваться, как он относится к фильдеперсовым чулочкам? Может  быть,
он и есть Рафик, который побрякушки всякие драгоценные  лишь  для  прикрытия
берет, а сам режет дамочек из-за этих вот чулочков.
   Брунгильда вскочила со стула и с ужасом переводила взгляд со  следователя
на свои ноги и обратно.
   - Имейте в виду, дорогие барышни, маньяки в жизни всякие  встречаются,  -
довольный произведенным эффектом Вирхов решил завершить тему. - Или  вы  так
взволновались  потому,  что  господин  Золлоев  говорил   о   фильдеперсовых
чулочках?
   - Нет, не он, - пролепетала  Мура,  -  но  о  чулочках  говорил  господин
Шлегер.
   - Как? Опять Шлегер? - топнул  ногой  Вирхов.  -  Ваше  счастье,  дорогие
фройлян, что вы пришли сюда вместе с господином Коровкиным.
   Он едва договорил последнюю фразу, как  Брунгильда,  не  вынеся  душевных
мук, пошатнулась и рухнула на пушистый ковер, устилающий пол.
   Доктор Коровкин и Мура  бросились  к  девушке.  Карл  Иванови