я пересекутся?
   Так ни до чего и не додумавшись, доктор Коровкин  наконец  решительно
поднялся и, будучи собой недовольным, с  каким-то  тайным  остервенением
предался водным процедурам. Затем вышел в столовую, где  его  дожидалась
милая тетушка Полина Тихоновна, заменившая ему безвременно  скончавшихся
мать и отца.
   - Доброе утро, Климушка, - сказала она, по  привычке  хлопоча  вокруг
стола, накрытого к завтраку.
   Доктор взглянул в окно, затянутое серым тяжелым сумраком,  означающим
наступивший короткий день, и вздохнул.
   - Доброго в этом утре ничего не вижу, милая тетушка, настроение не из
лучших, тревожно-угнетенное.
   Полина  Тихоновна  уселась  напротив  и,  поставив  локоть  на  стол,
подперла ладонью щеку. Несколько мгновений с любовью и  сочувствием  она
разглядывала племянника.
   - Я тоже весьма расстроена.  В  утренней  газете  сообщают  о  смерти
Валентина  Агафоновича  Сайкина,  крупного  книгоиздателя.  Что   теперь
будет?
   - А что? - механически отреагировал доктор, поглощая овсяную  кашу  с
изюмом.
   - Издательство Сайкина выпускало дешевые брошюры и книги, - вздохнула
тетушка. - И я не раз их покупала - о пользе бани, о домашней выпечке, о
тайнах огородничества, о  христианских  заповедях.  Как  его  наследники
поведут дело? Сможет ли народ покупать Рокамболя, Густава Эмара и  Конан
Дойла по доступным ценам?
   - А при чем здесь Конан Дойл? - доктор недоуменно приподнял брови.
   - Многие издательства брезгуют такой литературой, а  господин  Сайкин
давал народу пищу для ума.
   Доктор поморщился.
   - И  смерть  его  очень  странная,  -  Полина  Тихоновна  перешла  на
полушепот, - каменные котелки, флаконы, разрыв сердца...
   - А, так это дело расследует Карл Иваныч...  Я  еще  вчера  подумывал
заехать к нему. Может, сегодня успею. Хотя меня больше  беспокоит  новое
дело Марии Николаевны. Не навестить ли ее?
   - Обязательно навести, - подхватила Полина Тихоновна, -  девушка  еще
очень неопытная в сыске. Мало ли что ей грозит... Но,  Климушка,  прежде
выполни мою маленькую просьбу. Это не займет много времени.
   - О чем вы, тетушка? - Клим Кириллович насторожился.
   - Прошу тебя, дружочек, если у тебя нет срочных  визитов,  заехать  к
моему знакомому, капитану Суржикову.
   - Капитану Суржикову? - переспросил доктор, впервые слыша такое имя.
   - Да, это брат владелицы косметического салона.
   - А откуда вы с ней знакомы?
   - Как же, Климушка! Я  тебе  говорила!  Салон  производит  эмалировку
лица! А в моем возрасте такие процедуры не лишние.
   Ошарашенный доктор смотрел с минуту на свежее лицо пожилой женщины, с
трудом удерживаясь от язвительных комментариев.
   - А что с капитаном Суржиковым? - вздохнув, спросил он,
   - Сердце пошаливает, - Полина Тихоновна заторопилась,  -  а  ты  ведь
блестящий диагност, Климушка.
   Доктор усмехнулся.
   Закончив  завтрак  и  похвалив  кулинарное  усердие   тетушки,   Клим
Кириллович собрался и  отправился  по  указанному  адресу  к  Сенной,  к
капитану Суржикову...
   Капитан открыл дверь доктору сам. Его широкое рябое лицо, обрамленное
по   скулам   и   подбородку    чахлой    клочковатой    растительностью
неопределенного цвета, не отразило никаких чувств.
   - Проходите, господин доктор.  -  Он  поплотнее  запахнул  не  вполне
свежий  стеганый  халат,  из-под  которого  выглядывала   тельняшка.   -
Горничной не держу. А кухарку  послал  за  шкаликом.  Вот  сам  двери  и
отпираю.
   Доктор снял пальто и шапку и самостоятельно повесил  их  на  вешалку,
где сиротливо обвисала старая шинель, потом освободился от калош.
   - Денег на  дрова  не  хватает,  -  пожаловался  Суржиков,  приглашая
доктора в простывшую комнату, служившую и столовой, и гостиной, - греюсь
сороковочкой. Списали на берег подчистую, пенсию копеечную положили.
   Доктор слушал  хозяина  квартиры  вполуха.  Он  поставил  саквояж  на
круглый стол, покрытый скатертью долго бывшей в употреблении и  порядком
полинявшей, и огляделся. Гостиная изобличала в Суржикове морского волка.
На стене висела карта с пришпиленными малюсенькими бумажными корабликами
- списанный капитан, похоже, побывал не только в Балтийском море, но и в
Средиземном, и в Атлантике, и на Тихом. На комоде лежали бинокль,  белая
фуражка,  две  розовоустые  раковины,  высушенная  морская  звезда.  Над
комодом располагался барометр.
   - Давление понижается, мой барометр никогда не ошибается,  -  сообщил
хозяин, улегшись на продавленный диван, -  а  я  это  чувствую  не  хуже
барометра. Вчера дул вест-зюйд-вест. Сердцем чувствую - к  вечеру  будет
наводнение. - Он обречено вздохнул. - Ничего нет хуже, чем быть  младшим
братом старшей сестры. С детства привыкаешь к психологическому давлению,
к диктату, к покорности. Старшая сестра всегда воображает себя матерью -
приходит не вовремя и заявляет боцманским голосом, что пригласила ко мне
доктора - лечить сердце. Будто я все еще маленький.
   Доктор Коровкин придвинул к дивану венский стул и приступил к осмотру
больного. Сначала он достал из саквояжа  маленький  ящичек  -  контролер
пульса, с некоторых пор он пользовался этим чудесным  прибором,  который
привез ему из Германии профессор Муромцев.
   - Впервые вижу такую штуковину. - Суржиков с  любопытством  уставился
на шкалу и стрелку, передвигающиеся по черным делениям. - Новое слово?
   - Новое, - подтвердил  доктор,  не  обнаружив  никаких  отклонений  в
кровообращении больного и убирая свою драгоценность в саквояж.
   -  Вообще-то  я  на  здоровье  не  жалуюсь,  -  говорил,  претерпевая
прохладные прикосновения стетоскопа к своей поросшей поседевшими кудрями
груди, хозяин, - но сегодня сердце бушует. Чувствую погоду.  К  тому  же
расстроен.
   - Вы не простужены? - поинтересовался доктор  Коровкин.  -  В  сердце
прослушиваются шумы.
   - Жара нет, насморка и кашля тоже, - ответил Суржиков,  -  но  сердце
обливается слезами.
   - По какой же причине?
   - Погиб близкий мне человек, родная душа, единственный в  своем  роде
человек в Петербурге, понимавший в кактусах.
   - В кактусах? - Доктор с подозрением уставился на капитана Суржикова,
приводившего в порядок свой нехитрый костюм.
   - И пить - умереть, и не пить - умереть, лучше пить да умереть,  -  с
досадой крякнул больной и попросил:
   - Вы мне пропишите какую-нибудь настойку. Все равно  пью,  так  лучше
пить спирт с  целебными  веществами.  Хочу  дождаться  цветения  кактуса
lophoopfora, редкий вид. Знаете ли, если настоять, говорят, здорово силу
мужскую повышает. Понимаете?
   Капитан Суржиков подмигнул доктору, который вместе с  венским  стулом
уже пододвинулся к столу и в  нерешительности  занес  перо  над  бланком
рецепта.
   - Попробуйте мед с луком или тушеного зайца с  трюфелями,  а  то  наш
родной сельдерей, - предложил недовольно Клим Кириллович. - О нем  такая
же молва идет.
   - Вот-вот! - воскликнул Суржиков. - В этом я с моим  покойным  другом
расходился! Вдумайтесь сами! Если бы сельдереем можно было  решить  нашу
главную  проблему,  то  вся  Россия  давно  бы   размножилась,   подобно
библейскому народу. Или подобно килькам  морским.  Говорил  я  господину
Сайкину, чтобы он дождался цветения lophoopfora, да он все  посмеивался,
подлец, прости мою душу грешную.
   - Погодите, погодите, - доктор замотал головой, - о каком Сайкине  вы
говорите?
   - Да ведь Сайкин-то в России один был! -  воскликнул  капитан.  -  Да
помер, царствие ему небесное. Книгоиздатель. Неужели не знаете?
   - Лично не имел чести быть знакомым, -  доктор  откинулся  на  спинку
стула и с тревожным любопытством рассматривал беспокойного капитана.
   - А я вот имел! Был лично знаком! Он в своем издательстве выпустил  в
свет мою  книгу.  Почти  одновременно  с  Конан  Дойлем.  Слышали?  Весь
Петербург зачитывается! И английским писателем, будь он неладен, и мной!
Напрасно покойный Валентин Агафонович меня  не  послушал.  Сначала  надо
было меня издавать, а потом уж Конан Дойла. А то  путается  под  ногами,
отвлекает читателя от главного. А главное изложено  в  моей  книге  "Как
вырастить кактус".
   - Погодите, - доктор остановил Суржикова, - а  вы-то  откуда  знаете,
как вырастить кактус?
   Хозяин горделиво усмехнулся:
   - Извольте пройти сюда!
   Он подошел к высокой двустворчатой двери, ведущей в смежную  комнату,
и открыл ее. Взгляду пораженного доктора, на которого повеяло тропически
влажным  жаром,   предстала   необыкновенная   картина:   в   помещении,
призванном, очевидно, служить  спальней,  стояла  посередине  деревянная
кровать,  покрытая  куском  брезента,  а  вокруг  нее   -   на   полках,
выставленных вдоль стен и возвышающихся до потолка, а также на множестве
тумбочек и скамеечек размещались горшки с уродцами всех размеров и форм.
Здесь были растения приземистые и вытянутые вверх, тугие и сморщенные  -
морские  ежи,  огурцы,  тыквы,  канделябры,  кувшины,  покрытые  чешуей,
сосками, вихрами, бородавками, колючками  прозрачными  и  чисто  белыми,
рыжими, голубыми.
   - Растения весьма неприхотливые. А коллекция - уникальная.  Смотрите,
какие красавцы. - Источавший нежность голос капитана  вывел  доктора  из
внезапного столбняка. - Господин Сайкин оценил.
   - Он был у вас?
   Доктор, который впервые видел такое собрание редких дорогих растений,
встретить которые естественнее было бы в Ботаническом саду или  у  очень
богатых коллекционеров, отнюдь не  счел  их  красавцами,  а  напротив  -
испытал к колючим вечнозеленым уродцам  что-то  вроде  неприязни.  Кроме
того, Клима Кирилловича поразил вид каменного  котелка  на  прикроватной
тумбе.
   - Никак нет, уважаемый доктор, это я к нему наведывался! Другом своим
его  почитал,  гордился   его   расположением.   Не   верите?   Думаете,
прихвастнул?
   Вопросы летели уже в спину доктора, вернувшегося  к  столу,  так  как
любоваться кактусами, окружавшими брезентовое ложе, он не желал.
   - Все деньги на этих красавцев потратил. А сколько из морских походов
привез? Род страсти. А господин Сайкин не только книгу мою выпустил,  но
и удостоил чести вместе сняться на фотографию. Не верите?
   - Почему же? Верю, -  сказал  доктор,  заполняя  рецепт  на  настойку
наперстянки. - Если у вас, господин Суржиков, при изменении атмосферного
давления начинаются  боли  в  сердце,  рекомендую  соблюдать  постельный
режим. Ориентируйтесь по своему барометру. Не выписать ли вам на  всякий
случай еще калибромати?
   Краем глаза он видел, что больной его вовсе  не  слушает,  а,  открыв
верхний ящик комода, перебирает его содержимое.
   - Вот! Вот! Полюбуйтесь!
   Суржиков  положил  перед  доктором  дешевую  брошюрку,   на   которой
действительно стояло имя капитана, и речь  в  ней  действительно  шла  о
кактусах. А следом за брошюркой показал  снимок.  Доктор  с  недоумением
рассматривал фотографию. На ней вокруг круглого стола в кабинете на фоне
стены,  завешанной  портретами,  были  запечатлены  несколько   человек,
сидящих в креслах. Посередине - тучный бородатый господин  с  кривоватой
улыбкой и выпяченной грудью.
   -  Это  и  есть  знаменитый  Сайкин,   -   уловив   взгляд   доктора,
прокомментировал капитан. - А рядом с ним я. Узнаете? А элегантная  дама
с другой  стороны  -  сама  Елена  Константиновна  Малаховская,  женщина
необыкновенного ума, знаток Священного Писания и всякой  там  философии.
Возле нее компаньон господина  Сайкина,  Сигизмунд  Николаевич  Суходел,
ловкач и скряга, - аванса  у  него  едва  допросился.  За  ним  господин
Полянский - тот по костоправству специализируется, тоже  книгу  написал.
Теперь видите, что я вращаюсь среди достойных людей.
   - Вижу! - ответил доктор, внимательно разглядывая  еще  одну  женскую
фигуру. Лицо женщины было видно лишь наполовину. -  А  что  за  дама  на
заднем плане? - спросил он, думая о том, что,  возможно,  все  эти  люди
сейчас сидят на скамьях в просторном  коридоре  Окружного  суда,  ожидая
допроса в следственной камере Вирхова.
   - А это, - вздохнул капитан, - дама не из  нашего  круга.  Хотя  дочь
самого  Сайкина.  На  снимок  попала  случайно.  Обратите  внимание   на
выражение ее лица. Пожаловала незадолго до съемки. Злющая,  как  мегера.
Устроила  отцу  скандал.   Нас,   посторонних,   не   стеснялась.   Едва
утихомирили. Вот до чего эмансипация доводит. До отцеубийства.
   Доктор поднял на хозяина недоуменный взгляд.
   - Я про то, - капитан отвел глаза, - что не удивлюсь,  если  господин
Сайкин погиб не своей смертью. Ибо при мне - при нас  всех!  -  кричала,
что у нее остался единственный выход - убить отца!

Глава 8

   Контора издательства покойного Сайкина помещалась в его  же  квартире
на Стремянной. Именно  туда  на  другой  день  после  обнаружения  трупа
книгоиздателя и успешного  установления  его  личности  направился  Карл
Иванович Вирхов, захватив с собой  своего  подающего  надежды  помощника
Тернова. По  сообщениям  экспертов,  смерть  Сайкина  наступила  в  силу
естественных причин, и дело  можно  было  бы  считать  закрытым.  Однако
старого  следователя  мучили  сомнения.   Карл   Иванович   вполне   мог
представить, как, падая, потерявший сознание человек роняет  кресло.  Он
допускал, хотя с трудом, что пузырек с  чернилами,  зажатый  зачем-то  -
зачем? - в руке несчастного, мог опрокинуться тому на лицо.  Но  осыпать
себе грудь, плечи, ноги обрывками бумаг потерявший сознание человек явно
не мог. Сообщение злобной Манефы о неизвестном ночном  визитере  Вирхова
не удивило. Он предполагал нечто подобное. Беспокоили его  и  котелок  с
флаконом  своей  неуместностью  на  столе.  Опытный  следователь   хотел
переговорить с сотрудниками книгоиздательства,  а  по  возможности  и  с
домочадцами.
   В назначенный час  в  обширных  апартаментах  их  встретил  компаньон
покойного книжного воротилы Сигизмунд Николаевич Суходел -  низкорослый,
худой человечек со впалыми щеками и  абсолютно  лысой  головой.  Он  был
бледен и растерян.
   - Беда-то какая, - он робко поглядывал на казенных гостей. - Валентин
Агафонович был большим человеком, на нем все держалось: умел и  средства
находить для поддержания издательства,  и  расположить  к  себе  нужного
человечка. И супруга  его  изволит  лечиться  грязями  в  Биаррице.  Уже
оповестили. И Варвары Валентиновны дома нет.
   Для нужд издательства в апартаментах были  отведены  две  комнаты:  в
одной из них, поменьше, сидели две бледные барышни и курьер для связи  с
типографией, другая, значительно больше, служила приемной Сайкина. Кроме
того,  имелась  еще  каморка,  именуемая  личным  кабинетом  компаньона,
Сигизмунда Николаевича Суходела. Компаньон пригласил визитеров  в  самое
просторное, несколько мрачное помещение, уставленное шкафами  с  книгами
самых разных размеров. Книги  и  брошюрки  лежали  и  на  круглом  столе
посредине комнаты, и на письменном столе, и на креслах. Простенки  между
шкафами покрывали портреты известных писателей и личностей незнакомых.
   - Успокойтесь, господин Суходел, - произнес Вирхов,  располагаясь  за
столом Сайкина, внушительным сооружением на ножках-балясинах,  и  озирая
кипы высящихся на столе бумаг.  -  Вы  человек  опытный,  справитесь,  а
покойного не вернуть. Но поскольку в  обстоятельствах  смерти  господина
Сайкина есть необъяснимые детали, мы  хотели  бы  задать  вам  несколько
вопросов. Отвечайте смело, не тушуйтесь.
   - Вы будете протоколировать? - лысый человечек  прикусил  в  раздумье
нижнюю  губу.  -  Огласка  повредит  репутации   господина   Сайкина   и
издательства. Мы можем понести убытки.
   - Свою репутацию  он  испортил  безвозвратно,  -  ответил  Вирхов,  -
обзавелся притоном для тайных  встреч  с  дамочками  легкого  поведения.
Побеседуем пока без протокола.
   Суходел понурился.
   - Вы же все понимаете, господин следователь. Семья, строгая супруга -
дама почтенная,  в  возрасте  солидном.  А  страсть  -  дело  святое.  С
искушениями бороться трудно. Кроме того, есть еще одно обстоятельство...
   - Я вас внимательно слушаю. - Вирхов насторожился.
   - Недавно приехала к господину Сайкину его  дочь.  Он  года  три  как
выдал ее замуж за штабс-капитана.  Приписали  супруга  ее  к  Заамурской
пограничной страже. Уехала в Сибирь, за мужем, там мыкает свое  счастье.
А тут явилась. Был свидетелем их встречи. Варвара Валентиновна находится
в неврастеническом состоянии... Ругалась... Угрожала отцу. Требовала  от
него билет. Я как понял, денег на  обратную  дорогу  в  свою  Сибирь  не
имела. Она говорила, что пока не получит билет - не уедет.
   - А где сейчас Варвара Валентиновна? - спросил Вирхов
   - С утра к нотариусу отправилась. - Суходел пожал плечами. -  Дамочка
с норовом. Обещала скоро вернуться.
   Тернов, механически  перебирая  рукописи  в  стопке  на  краю  стола,
поинтересовался:
   - А дочь Сайкина знала об убежище отца?
   - Похоже, что выследила папеньку, - со вздохом признался компаньон. -
Третьего дня кричала, что отец от нее не скроется, что он  доведет  дочь
до греха отцеубийства. Темпераментная особа. И несчастная. Я не  понимаю
одного - почему господин Сайкин проявлял к дочери  такое  жестокосердие?
Неужели  он  не  видел  бедственного  ее  положения?  Да  и  на  Востоке
неспокойно: Япония своим не вполне бронированным кулачком машет.
   - А вы ходили к нему на снятую квартиру? - спросил Вирхов.
   - Как же без этого? Почитай,  каждый  день.  Книжное  издательство  -
огромный механизм, должен безостановочно работать, чтобы не  вылететь  в
трубу.
   - Но в тайной квартире нет ни одной книги, - заметил Тернов.
   - Мы обычно обсуждали финансовые вопросы, стратегию издательскую, так
сказать.
   - С синьориной Чимбалиони вы знакомы? - Вирхов  направил  дознание  в
нужном ему направлении.
   - Мельком, пару раз встречал на квартире.
   - А других посетителей видели?
   Суходел замялся, потом неуверенно признался:
   - Третьего дня столкнулся с древней  монашкой,  а  в  последний  раз,
позавчера, Валентин Агафонович при мне старьевщика  выпроваживал.  А  из
дам, кроме синьорины Чимбалиони, не приходилось никого встречать.
   - Как он мог помочь дочери, если все денежки тратил  на  циркачку?  -
хмыкнул Тернов.
   -  Напрасно  вы  так  думаете,  -  поморщился  Суходел.  -   Валентин
Агафонович и в порыве страсти  не  забывал  о  делах.  Вообще  он  любил
принимать решения сам, чаще всего даже со мной не советовался. Хотя я-то
согласовывал с ним все свои действия.
   - Я вижу, вам не нравились диктаторские замашки покойного Сайкина,  -
утвердительно произнес Вирхов.
   - А кому ж это понравится? Я полноправный компаньон, а решающий голос
только у Сайкина.
   - Вы говорили, что не справитесь без него, а, оказывается, мечтали  о
самостоятельности! Теперь сами будете принимать  решения...  А  запасные
ключи от квартиры имелись?
   - Да, они хранятся обычно здесь, в верхнем  ящике  письменного  стола
Валентина  Агафоновича.  -  Что-то  в   голосе   следователя   заставило
лысенького человечка вздрогнуть и в упор посмотреть на собеседника. - Вы
хотите сказать, что я был заинтересован в смерти  господина  Сайкина?  -
едва слышно прошелестел он.
   - Разумеется, - не стал отрицать Вирхов. - В  ночь  смерти  господина
Сайкина его кто-то навещал. Это могла быть Варвара. Это могли  быть  вы.
Или оба. Вам обоим была выгодна смерть  Сайкина.  Вы  могли  вступить  в
сговор.
   Худощавое лицо сайкинского компаньона прямо на глазах  у  следователя
вытягивалось и белело.
   -  Доступ-то  к  ключам  от  притона  у  вас  был.   Вы   могли   ими
воспользоваться и под покровом ночи проникнуть к Сайкину.
   Увлекшийся Вирхов сам  себе  удивлялся  -  еще  час  назад  он  и  не
предполагал, что в его мозгу  родятся  столь  дикие  обвинения  в  адрес
компаньона.  Хотя   нагромождение   нелепостей,   призванных   ошарашить
допрашиваемого, являлось его фирменным методом, который он сам определял
как "буря и натиск".
   - И... и... и как же я его убил? -