Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Безуглов А.А.. Черная вдова -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  -
нравится Антонов? - округлила глаза Лена. - Ничего особенного, - пожала плечами Зинаида Савельевна. - Такой ажиотаж, а из-за чего? На уровне художественной самодеятельности. - Это ты зря, Зинаида, - сказал Игнат Прохорович. - Действительно, простоват вроде, а что-то есть. За душу берет. - Он прекрасный мелодист! - подхватила Лена, потому что не могла сдержать своего восторга от концерта. - Антонов подобрал удачный образ, - вставил Глеб. - Свой парень, доступный, понятный... Словно ваш друг и поет только для вас. Людям всегда приятно то, что они легко воспринимают. А вообще-то о вкусах не спорят. Чарли Чаплин считал, что к искусству надо относиться по принципу - нравится или нет. - Это кто понимает и имеет свое суждение, - продолжала спорить Зинаида Савельевна. - Но скажи честно, Глебушка, неужели это, - она кивнула на дверь в зал, - стоит того, чтобы с выпученными глазами бисировать, кричать, выскакивать на сцену, как та девчонка? Разве нормальный человек... Во время концерта одна девица несколько раз выбегала с цветами, даже пыталась поцеловать руку певцу. - Фанатичка, - поддержал ее Глеб. - Но в таланте Антонову не откажешь. Жена генерала относилась к Глебу как к родному сыну (своих детей у Копыловых не было), и не только потому, что знала его чуть ли не с пеленок. Детский врач, Зинаида Савельевна спасла в свое время Глеба, когда у него был заворот кишок. - Господи, да покажи тебя несколько раз по телевизору, тут же станешь звездой! Экран - вот что делает славу! - сказала она, имея в виду домашние таланты Глеба: он неплохо играл на гитаре, и голос у него был - несильный, но приятный. - А что? - усмехнулся Игнат Прохорович. - Данные у тебя подходящие. Прогремел бы на весь Союз! И деньги бы лопатой греб. - Я не завидую, - улыбнулся Глеб. - Каждому свое. - Вообще с этими артистами - что в кино, что на эстраде - форменное помешательство, - развивала свою мысль Зинаида Савельевна. - Молятся на них, как на идолов, честное слово! Считается, посмотреть их вблизи - словно прикоснуться к святым мощам. А уж познакомиться!.. - Она махнула рукой. - Я еще понимаю - поклоняться гениальному уму ученого, таланту гениального писателя, изобретателя! Разве может идти в сравнение то, что дают человечеству они и что дают эти! Какой-нибудь академик всю жизнь бился и разрешил проблему, как накормить, согреть миллионы людей... И что же? Кто его знает? Кто забрасывает его цветами, ловит на улице - подпишите фотографию? Никто. А тут - спел шлягер, сразу на руках носят, все блага в кармане. Без пота, как говорится, и крови. - Насчет пота ты, Зиночка, того, - почесал затылок Игнат Прохорович. - Видела, как у Антонова он по лицу ручьями лился? Нет, этот парень трудяга. Они тоже бесплатно завтраки не получают. - И музыку сам пишет! - поддержала генерала Лена. - Между прочим, - вставил свое веское слово Глеб, - Тургенев, наш писатель-классик, сравнивал работу певца с тяжелым крестьянским трудом. Юрий Гагарин как-то зашел к Зыкиной после концерта за кулисы и говорит: "Ну и перегрузки у тебя, Люда! Под стать космическим". Спор был прерван звонком, возвещавшим о конце антракта. Зрители шумно повалили в зал. Двинулись и Ярцевы с Копыловыми. - Как батя на новом месте? - спросил у Глеба генерал, когда они медленно продвигались с толпой по фойе. - Мой старикан доволен, - ответил Глеб. - Старикан, - усмехнулся Копылов. - Хочешь сказать, мы уже вышли в тираж, пора на пенсию? - Что вы, Игнат Прохорович, и в мыслях не было, - смутился Глеб. - Знаем мы вас, молодежь, - шутливо погрозил пальцем генерал. - Не терпится занять наше место. - Он вдруг погрустнел, посерьезнел. - Не спешите. Годы, они, брат, так быстро летят - не успеешь оглянуться. Вот, кажется, давно ли мы с твоим батей были такими же зелеными, как ты? Словно бы вчера, ан видишь... - Игнат Прохорович провел рукой по совершенно седой, без единого темного волоса, голове. Они разошлись по своим местам. После концерта поговорить с генеральской четой больше не пришлось. В раздевалке образовалась огромная очередь. Копыловы пристроились где-то в хвосте. А к Ярцевым, как только они вышли из дверей зала, протиснулась старушка-гардеробщица с дубленкой Лены и волчьей шубой Глеба. Надевая шапку у зеркала, Лена поймала на себе удивленный, не без оттенка зависти взгляд Зинаиды Савельевны. - Что скажешь, Фери? - спросил Глеб, когда они отъехали от Дворца спорта. - Полный кайф! - зажмурив от счастья глаза, сказала Лена. Она была еще во власти праздничной атмосферы концерта, переживала блеск огней, музыку, аплодисменты и цветы, к чему, казалось, имела сама непосредственное отношение. Происходило это, наверное, оттого, что они сидели с мужем в двух шагах от рампы, рядом с самыми именитыми, избранными людьми города. И еще Лену возвышало в ее глазах сознание того, что остальные несколько тысяч зрителей долго будут давиться в очереди за своими пальто, потом ждать автобуса и трястись в нем до дома, а они с Глебом катят в уютном теплом автомобиле, свободные и независимые от обстоятельств. - Говорят, эстрадные певцы зарабатывают кучу денег, - нарушила она молчание. - Тебя это волнует? - недовольно покосился на нее Глеб. - Я так... - стушевалась Лена, досадуя, что вылезла со своими глупыми мыслями. Глеб не любил мелкотравчатых мещанских разговоров. Она ждала упреков, насмешки, но он неожиданно задумчиво произнес: - Ты знаешь, а Зинаида Савельевна в чем-то права. Действительно, иным лавры достаются слишком легко. Да, миллионы телевизоров, транзисторов, магнитофонов и из пигмея делают великана! Угадай, кого я сейчас вспомнил? Лена знала, что не угадает, потому что не умела даже приблизительно проследить за ходом его мысли. Она отрицательно покачала головой. - Островского... Я имею в виду - драматурга, - сказал Глеб. - Талантище, конечно, огромный! Вклад его в русскую литературу не оценить. А он признался как-то, что тридцать лет работает для русской сцены, написал более сорока пьес, давно уже не проходит ни одного дня, чтобы в нескольких театрах России не шли его пьесы, которые дали сборов только в императорских театрах более двух миллионов рублей, а он не может позволить себе отдохнуть хотя бы один месяц в году! Представляешь? - Неужели ему не хватало на жизнь? - удивилась Лена. - Островский так и писал: я только и делаю, что или работаю для театра, или обдумываю сюжет вперед, в постоянном страхе остаться к сезону без новых пьес, то есть без куска хлеба с огромной семьей. Вот так, мать... "Боже мой, - с нежностью подумала Лена, - какая у Глеба светлая голова. Все помнит". Он молча вел "Ладу", внимательно следя за скользкой дорогой. Лене хотелось слышать его голос, и она спросила: - Откуда твой папа знает Копыловых? - Тысячу лет знакомы. Вместе начинали работать в Ольховском районе. После войны. Дядя Гоша служил обыкновенным постовым милиционером. - Стоял на перекрестке и регулировал движение на дороге? - Да, Фери, - усмехнулся Глеб. - Ты у меня эрудит. Спутать регулировщика из ОРУДа и постового... - Не все же такие умные, как ты, - обиделась Лена. - Не фырчи, - миролюбиво сказал муж. - Понимаешь, постовой милиционер отвечает за порядок на каком-нибудь участке города. Например, на нашей улице. Чтоб на ней было все спокойно. - Понятно, - кивнула Лена. - А кем в Ольховке работал твой папа? - О, отец был на три головы выше Копылова! Зампред райисполкома! Потом дядя Гоша ездил учиться, вернулся уже в Средневолжск. И отца повысили, перевели в облисполком. Так они и шли оба вверх. - Глеб усмехнулся. - Да, история развивается по спирали. Отец снова работает в Ольховке. Так сказать, на круги своя... - Вернется, вернется еще в Средневолжск, - успокоила мужа Лена. - Такой квартирой не бросаются. Когда Семена Матвеевича, ее свекра, направили в Ольховский район, в городе осталась за ним квартира. Четырехкомнатная, в самом центре, на проспекте Свободы. В этом же доме проживали и Копыловы. Глеб был прописан на площади отца и иногда заезжал туда, чтобы проверить, все ли спокойно и на месте. - Да, думаю, что старикан долго в Ольховке не задержится, - сказал Глеб, сворачивая к их девятиэтажке. Он обогнул дом, подъехал к гаражу. Заперев машину, они поднялись к себе. - Мать, я страшно голоден! - признался Глеб, целуя жену в губы. Лену обдало сладостной волной: муж давно не был так ласков. - Глебушка, милый, что тебе приготовить? - спросила Лена, схватив его руку и прижимая ее к своей груди. - Табака пожарить? Или лангет? Можно отбить и в кляре. - Действуй, мать, а я полезу в ванну. Лена пошла в спальню. Она слышала, как Глеб включил в большой комнате телевизор, затем в ванной комнате послышался шум воды. Она сняла праздничное платье, повесила в шкаф, накинула на себя прозрачный пеньюар, подаренный мужем ко дню рождения, присела на пуфик у трельяжа и посмотрелась в зеркало. Глаза у нее были счастливые и оттого глупые. Лена подумала, что в них слишком уж видно желание. "Ну и пусть!" - улыбнулась она, уже предвкушая всем своим горячим, нетерпеливым телом сладостные безумные минуты. Лена выдвинула ящичек, где хранила украшения, сняла серебряный витой браслет, серебряные сережки с бирюзой и такой же кулон, сложила все это в коробочку из-под французских духов, потом открыла длинный футляр из старинной тисненой кожи с потускневшей от времени монограммой - витиевато переплетенными заглавными буквами "Л" и "Г", - чтобы положить туда перстень, и обомлела. Футляр был пуст. - Странно, - пробормотала Лена, машинально шаря в ящичке. Затем она стала проверять другие коробочки с такой же монограммой. Они тоже были пусты. - Глеб! - закричала Лена. - Глеб! Но муж, вероятно, не слышал. Она бросилась в ванную. Глеб уже разделся до трусов, пробуя рукой пенящуюся от шампуня воду. - Ничего не понимаю... - испуганно сказала Лена. - Ты о чем? - повернулся к ней муж. - Драгоценности! Ну, бабушки Лики! Их нет! - Брось, - недоверчиво посмотрел на нее Глеб. - Сам пойди посмотри. Глеб торопливо вытер полотенцем пену с рук и двинулся вслед за женой в спальню. Лена в какой-то нервной лихорадке вынимала из трельяжного ящика свои украшения - клипсы, сережки, браслеты, кольца, нитки жемчуга, броши. Все это было в основном недорогое, для разных нарядов. Подарки самого Глеба, его и ее родителей. Но драгоценности, что хранились в футлярах с монограммой, исчезли. Кроме перстня, который Лена надевала на концерт. - Видишь, нет! - истерично крикнула она, демонстрируя пустые коробки. - Нету! - Успокойся, Фери! - проговорил Глеб. Он побледнел, на лбу резко обозначились две продольные морщины. - Может, ты сунула куда-нибудь? Вспомни! - Что я, чокнутая, да? Перед отъездом на концерт видела! Понимаешь, тут все лежало, на месте! Швырнув пустые футляры на трельяж, она прижала кулаки к глазам и тонко заголосила. - Фери, Фери... - растерялся Глеб. Он обнял жену за плечи, но она оттолкнула его, плюхнулась на постель и заплакала навзрыд. - Что... скажу... папе? - сквозь слезы выдавила она из себя. - Прокутили, да? У Глеба на скулах заходили желваки. Он зябко поежился, переступая с ноги на ногу. - Ну, делай же что-нибудь! - взвизгнула Лена. - Чего стоишь? Конечно, это не твое! - Заткнись! - вдруг заорал Глеб. Лена от неожиданности замолчала и со страхом посмотрела на мужа. - Прости... - пробормотал он. - Прости, Фери... Я понимаю... Но нельзя же так убиваться. - И стал гладить ее по голове. Лена схватила его руку, прижала к губам. - И ты извини, - тихо прошептала она. - Я вела себя отвратительно. Дурочка, это точно. Но... Это ведь не какая-нибудь бижутерия! Сам знаешь - бриллианты, платина, золото. Отец с ума сойдет! Глеб распахнул шкаф. - Ты что? - удивилась Лена. - Нас обворовали! Понимаешь, здесь кто-то был! - зловеще-спокойно сказал он. И только теперь до нее дошел жуткий смысл происшедшего. Лена встала и принялась вместе с мужем осматривать вещи. Его и ее кожаные пальто висели на месте. Мохеровая шаль и свитер - тоже. Нетронутыми остались и многочисленные платья Лены, коробки с туфлями, костюмы Глеба, его кожаный пиджак и ни разу не надеванные мужские немецкие сапоги "саламандра". - Тут все вроде цело, - мрачно констатировал Глеб. - А в комнате? - Глеб, вода! - вспомнила Лена. Со словами "ах, черт!" он побежал в ванную. И вовремя. Пенная шапка уже вываливалась из ванны. Глеб закрыл краны и вернулся к жене. - Оденься, - сказала она. - Простудишься. Он натянул на себя спортивный костюм "адидас", и оба супруга пошли ревизовать большую комнату. Первым делом занялись стенкой. Лена дотошно пересчитывала хрустальные вазы, фужеры, наборы с богемскими рюмками и бокалами. Затем осмотрела ледериновые коробки с серебряными столовыми приборами. Все было на месте. Как и прочие дорогие и недорогие безделушки: фарфоровые статуэтки, настольные зажигалки, паркер с золотым пером, китайское блюдо семнадцатого века, севрский сервиз. Радиоаппаратура - а она стоила очень дорого, все японского производства: "сони" и "джи-ви-си" - не заинтересовала вора. - Смотри, и дубленка моя здесь, - показал на вешалку в прихожей Глеб. - Наверное, фасон не понравился, - мрачно сострил он. - Ты еще шутишь, - вздохнула Лена. - Что же теперь - вешаться? - усмехнулся муж. - Но как они вошли? - Он осмотрел входную дверь, замки. - Вроде все цело. - Что гадать, - сказала Лена и, неожиданно для себя, решительно произнесла: - Вот что, Глеб, звони-ка Игнату Прохоровичу! Срочно! - Погоди, - отмахнулся он. - Так время!.. Понимаешь? Время дорого! Воры успеют скрыться! - Не волнуйся, - осклабился Глеб, - уже скрылись. - Ну, знаешь! - возмутилась Лена. - Ради бога! Пожалуйста! - Глеб направился в комнату, снова начиная злиться. - Сейчас примчится куча милиционеров, начнутся вопросы, допросы. - Он снял, трубку. - Только я хотел бы знать, как к этому отнесется Антон Викентьевич? - А как? - удивленно спросила Лена. - Я думаю, папа поступил бы именно так. - Ты уверена? - Глеб, играя трубкой, внимательно смотрел на жену. И Лена вдруг почувствовала, что твердой уверенности на этот счет у нее нет. Она почему-то представила себе не отца, а бабушку. Бабу Лику, Леокадию Модестовну. Властную, надменную старуху, которая в свои восемьдесят лет ходила прямо, гордо неся красивую седую голову. И этот вензель на футлярах - Леокадия Гоголева - ассоциировался у Лены с чопорностью и загадочностью матери отца. Баба Лика занимала отдельную комнату - самую светлую в квартире. Лену приучили входить к бабушке только с ее разрешения. Но Лену туда и не тянуло, хотя у Леокадии Модестовны было множество диковинных, красивых вещей. Ширма, обтянутая шелком, разрисованная хризантемами, фарфоровый божок с монгольским лицом, который долго качался, если его тронуть; веер из черных пушистых перьев: негритенок в чалме, атласных шароварах и с серебряной саблей в руке; альбом семейных дагерротипов в красном сафьяновом переплете. Баба Лика редко выходила из своего обиталища. Она словно презирала мир настоящего, оставаясь там, в своем прошлом. В дни бабушкиных именин (не рождения, а именин!) отец с утра просил Лену одеться понаряднее и навестить Леокадию Модестовну с поздравлением. Старуха сидела у окна в кресле в торжественном темном платье из кастильских кружев. Она, касаясь холодными сухими губами лба девочки, говорила: - Спасибо, моя милая... - И закрывала глаза, словно засыпала. Лена, боясь нарушить малейшим звуком ее забытье, тихо удалялась. Месяца за три до смерти - Лене тогда было пятнадцать лет - баба Лика неожиданно сама пригласила ее в свое логово (так про себя называла девочка комнату старухи). Усадив внучку на старенькое канапе, она достала резной, инкрустированный перламутром и серебром ларец, открыла его ключом, висевшим на шнурке на шее. - Елена, - торжественно проговорила Леокадия Модестовна, - это все достанется тебе... Негнущимися, малопослушными пальцами она разложила на диванчике красивые футляры с золоченой монограммой. - Что это? - наивно спросила девочка. - Посмотри... На лице бабушки, пожалуй, впервые промелькнуло что-то наподобие улыбки. Лена осторожно открыла длинный футляр. И замерла, очарованная красотой золотого колье и перстня, усыпанных драгоценными камнями. - Шпинель, - дотронулась до самого крупного из них искривленным ревматизмом пальцем старуха. Камень таинственно чуть желтовато искрился лучиками, исходившими из его глубины. - А это - бриллианты... Бразильские... Они венчиком окружали шпинель. В других коробочках были сережки, тоже с бриллиантами; еще один перстень из платины с изумрудом; золотой кулон в виде сердечка, выложенного по краям кроваво-красными рубинами и крупным бриллиантом посередине, а также - что больше всего понравилось Лене - браслет из золота с голубой эмалью и александритами. Дав насладиться девочке этой завораживающей красотой, старуха сложила драгоценности в ларец, заперла его и сказала: - Когда я умру, а это будет скоро... - Что вы, бабушка! - запротестовала было Лена, но та остановила ее властным жестом. - Я знаю... Я чувствую... Так вот, после моей смерти все это достанется тебе. Храни до конца дней своих. - Она указала на портрет своего отца в рамке из красного дерева, стоявший на столе. - Его подарки. Через день или два, Лена не помнит точно, отец привез в дом нотариуса. После этого баба Лика уже не выходила из своей комнаты. Умерла она через три месяца. В завещании, которое прочитал Лене отец, была выражена последняя воля Леокадии Модестовны: все свои сбережения и имущество она оставляла сыну, Антону Викентьевичу Гоголеву, за исключением драгоценностей, которые переходили по наследству к ее внучке Елене Антоновне Гоголевой по достижении восемнадцати лет. Список драгоценностей приводился полностью и с дотошным описанием камней. Тогда еще Лена не придавала значения наследству и не имела понятия о его стоимости. Да еще была обижена за мать, которую свекровь, будучи даже на смертном одре, не простила за что-то. - Подумаешь - завещание! - сказала Лена матери. - Предрассудки! Носи что хочешь! - Нет, Леночка, - наотрез отказалась мать. - Ни за что! Душу будут жечь. Она тоже не могла забыть и простить. Что именно, Лена так и не узнала. Отец вручил (пустая формальность, конечно, коробочки с вензелем как лежали в шкафу, так и остались там лежать) фамильные драгоценности дочери в тот день, когда Лене исполнилось восемнадцать. Но одеть их ей в общем-то так ни разу и не удалось. По настоятельной просьбе Антона Викентьевича. - Прошу тебя, доченька, - сказа

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору