л  он,  -  не  дразни  гусей.  Люди
завистливы, и при моем положении могут подумать бог знает что.
     И  теперь,  когда  надо  было  решать,  стоит  ли  заявлять в милицию о
похищении драгоценностей, Лена засомневалась.
     - Давай посмотрим на вещи трезво, - сказала она.
     - Если  смотреть  на  вещи  трезво,  то голова пойдет кругом, - заметил
Глеб.
     - Может,    позвонить   папе?   -   неуверенно   предложила   Лена.   -
Посоветоваться...
     - Хочешь, чтобы его хватила кондрашка? - усмехнулся муж.
     - Не  дай  бог!  - замахала она руками. - Как же быть? Что я скажу, где
драгоценности?
     - С чего это он вдруг заинтересуется ими?
     - А если все-таки спросит?
     - Будем   надеяться,   что   в  ближайшее  время  не  спросит.  Словом,
как-нибудь выкрутимся.
     - Как?
     - Закажем у ювелира.
     - Это же безумные деньги!
     - На  золото  найдем.  А  уж  камни  придется  вставить  поддельные.  В
дальнейшем же...
     - Нет! - решительно отказалась Лена.
     Бабушкино  наследство  было  ее единственной надеждой. Вдруг Глеб уйдет
от нее? Что тогда?
     - Значит... - вопросительно посмотрел на нее муж.
     - Звони Копыловым!
     - Неудобно!  - поежился Глеб. - Пользоваться добрым его отношением... -
Видя  недовольство жены, он добавил: - Я позвоню дяде Гоше завтра на работу.
А сейчас - дежурному по городу.
     Глеб набрал 02.
     Дежурный  по  горуправлению внутренних дел принял сообщение от Ярцева в
двадцать  два  часа  семь  минут.  Через  три  минуты из ворот горуправления
милиции  вылетела  спецмашина  с  оперативной  группой в составе следователя
Воеводина,     эксперта-криминалиста     Баранчикова,    оперуполномоченного
уголовного  розыска  Богданова  и  кинолога  Васильева со служебно-розыскной
собакой по кличке Король.
     В  двадцать  два  часа  двадцать  пять минут они уже звонили в квартиру
потерпевших.
     Открывшая  дверь  хозяйка  ахнула:  так  быстро  работников  милиции не
ждали.
     - Я  думала,  что  подобная  оперативность  существует только в кино, -
слабо улыбнулась Лена.
     В  прихожей  сразу  стало  тесно:  помимо сотрудников милиции зашли еще
дворник и соседка по лестничной площадке - в качестве понятых.
     Следователь  Воеводин  попросил  рассказать  о случившемся. Лена повела
работников милиции в спальню и поведала о пропаже.
     - Когда вы видели ваши ценности в последний раз? - спросил Воеводин.
     - Сегодня.  В  половине  седьмого.  Понимаете,  собиралась  на  концерт
Антонова.  Из  бабушкиных  драгоценностей  я надела лишь перстень. Остальное
лежало в футлярах.
     Эксперт-криминалист  занялся  фотографированием  и  снятием  отпечатков
пальцев  на футлярах, трельяже, на ручках дверей - входной и той, что вела в
спальню.
     - Кто   помимо   вас   был  еще  в  квартире?  -  продолжал  спрашивать
следователь.
     - Никого.  Муж,  - показала Лена на Глеба, стоявшего в коридоре, - ждал
меня внизу, в машине.
     - Кто закрывал дверь?
     - Я.
     - На сколько замков?
     - На  два,  -  ответила Лена. - Как всегда. Верхний - "аблоу", нижний -
нашего производства.
     - Хорошая  машина, - заметил Баранчиков, внимательно осматривая верхний
замок. - Финны умеют делать.
     - Капризный, - заметил Глеб. - Чуть перекос - заклинивает.
     - Есть  такое,  -  согласился эксперт-криминалист, щелкая фотоаппаратом
со вспышкой.
     - Когда вы обнаружили пропажу? - спросил Воеводин.
     - Когда вернулись. Без двадцати пяти десять, - ответила Лена.
     - Откуда такая точность?
     - Муж   включил  телевизор.  Заканчивалась  программа  "Время".  Погоду
говорили.
     - Сколько  у  вас  ключей  от  входной  двери? - продолжал вести допрос
следователь. - Я имею в виду - комплектов?
     - Два,  -  ответила  Лена.  -  У  меня и у мужа. - Она зачем-то открыла
сумочку, показала связку.
     - Хорошо,  - кивнул Воеводин. - Вспомните, вы когда-нибудь давали ключи
посторонним? - Он посмотрел на Лену, потом на Глеба.
     - Вроде нет, - ответила Лена.
     - А точнее?
     - Нет, - твердо сказала Лена.
     - Я тоже, - сказал Глеб.
     - Что еще пропало, помимо драгоценностей?
     - Ничего! Ни иголки! - заверила Лена. - Мы с мужем проверили. Сразу!
     Воеводин  заглянул  в  открытый  платяной  шкаф, потом прошел в большую
комнату, огляделся, вышел в коридор и сделал знак Васильеву.
     Кинолог  поднял  сидевшую  до  сих  пор спокойно собаку. Король обнюхал
трельяж,  ткнулся  носом  в  предложенные ему футляры с монограммой и грозно
направился к Лене.
     - Фу! - коротко приказал Васильев.
     - Поработайте  еще, - сказал Воеводин и продолжил допрос потерпевших. -
Кто знал о наличии у вас драгоценностей?
     Этот  вопрос поставил Лену в затруднение: она и впрямь не помнила, кому
говорила   или  показывала  бабушкино  наследство.  Разве  что  той,  давней
подруге,  с которой не виделась со времен окончания университета - она сразу
уехала в другой город. Лена решила, что ее приплетать не стоит.
     - Никто, - ответила она.
     - Что, не надевали? - несколько удивился следователь.
     - Только перстень. Да и то раза три, не больше, - уточнила Лена.
     Наказ отца она выполняла строго.
     - А вы что скажете? - обратился Воеводин к Глебу.
     Тот пожал плечами:
     - Меня ее украшения не интересуют.
     - Может, все-таки говорили кому-нибудь? - настаивал следователь.
     - Нет, - ответил Глеб.
     Воеводин  попросил  описать похищенные вещи. Лена не только их описала,
но и нарисовала по памяти, попутно рассказав, как они к ней попали.
     - И во сколько вы оцениваете пропажу? - спросил следователь.
     - Точно  сказать  не  могу.  Папа  считает,  что сейчас это стоит тысяч
шестьдесят, не меньше. А ему можно верить.
     - Он что, ювелир?
     - Директор универмага.
     Воеводин  кивнул.  Лене  показалось,  что  он  усмехнулся.  И вероятно,
историю с завещанием поставил под сомнение.
     "Ох,  надо  ли было вызывать милицию? - подумала она. - Наверное, будут
допрашивать  папу,  наводить  справки и так далее, и тому подобное. А у него
давление".
     - Следов     взлома    не    обнаружено,    -    доложил    следователю
эксперт-криминалист. - Скорее всего, дверь открывали ключами.
     - Но откуда у воров наши ключи? - удивилась Лена.
     - Не знаем, не знаем, - задумчиво протянул Воеводин.
     Лене  опять  показалось,  что  он  ей  не  верит. И снова пожалела, что
заварила всю эту кашу.
     - Когда  вы  вернулись с концерта, в каком виде нашли квартиру? - задал
еще один вопрос Воеводин. - Может, заметили что-нибудь подозрительное?
     - Ничего  подозрительного мы не заметили, - сказала Лена. - Все было на
своих местах.
     Следователь  принялся  составлять  протокол осмотра места происшествия,
набросал схему квартиры.
     Раздался  звонок  в  дверь - это вернулся оперуполномоченный уголовного
розыска  Богданов.  По его лицу следователь понял, что вернулся он с пустыми
руками.
     На прощание Воеводин протянул хозяевам листок бумаги.
     - Вот мой служебный телефон. Если что припомните - звоните.
     - Конечно, конечно! - пообещала Лена.
     - А когда у меня появятся вопросы, я приглашу вас к себе.
     Оставшись  вдвоем,  Ярцевы  долго  молчали.  Лена  вдруг  почувствовала
невероятную усталость. Она свалилась в кресло и обхватила голову руками.
     Глеб  стоял  у  окна,  глядя  вниз на отъезжающий "рафик" с мигалкой на
крыше.  Жена  почувствовала  в его позе укор себе. И расплакалась - это была
разрядка  нервного  перенапряжения.  Ей  стало  нестерпимо жалко себя, отца.
Отца даже больше.
     - Пропади  они  пропадом,  эти  бриллианты!  -  всхлипывая, проговорила
Лена.
     Муж  сел в кресло напротив, положив подбородок на сцепленные кисти рук.
Он словно говорил: ведь предупреждал...
     Часы показывали четверть третьего ночи.
     А  в  машине,  возвращавшейся  в горуправление внутренних дел, Богданов
рассказывал  следователю о том, что ему удалось выяснить у соседей. Никто из
них  не  видел,  чтобы к Ярцевым заходили посторонние, когда хозяева были на
концерте.  И  вообще  не  заметили  подозрительных людей ни возле дома, ни в
подъезде.
     - И Король оплошал, - вздохнул Воеводин. - След не взял.
     Васильев сконфуженно хмыкнул.
     - Не  думаю,  чтобы эта Леночка не похвасталась перед кем-нибудь своими
драгоценностями,  -  сказал эксперт-криминалист. - Такого не бывает. Женщина
есть  женщина.  Вы  верите,  что  действительно  наследство?  - спросил он у
следователя.
     - А  зачем  ей  врать?  - ответил Воеводин. - Проверить не трудно. Меня
сейчас  занимает другое. Я почти уверен, что похититель знал о существовании
драгоценностей. Вероятно, тщательно готовился к краже.
     - Похоже,  что так, - согласился Баранчиков. - Ключи... Потом, ему было
известно, что в этот вечер Ярцевы поедут на концерт.
     - Обратите  внимание, - сказал оперуполномоченный уголовного розыска, -
он  больше  ничего  не  взял из квартиры. А там было чем поживиться. Хотя бы
радиоаппаратура.
     - Тысяч на десять, не меньше, - подтвердил эксперт-криминалист.
     - Больше! - сказал следователь.
     - И  откуда  столько  добра? - покачал головой кинолог Васильев. - Ведь
они   совсем   молодые.  Мой  пацан  давно  просит  хотя  бы  самый  дешевый
магнитофон, а я не могу себе позволить.
     - Ты же не директор универмага, - усмехнулся Баранчиков.
     - Ярцев,  Ярцев,  -  вспомнил Богданов. - Не папаша ли этого Глеба? Ну,
начальник облсельхозтехники? - спросил он у Воеводина.
     Тот пожал плечами и задумчиво произнес:
     - Ох, чует мое сердце, придется поломать голову с этим делом.
     Глеб  проснулся  в  начале  одиннадцатого.  Он даже не слышал, как ушла
жена.  Сон  у  Глеба был чуткий. Его всегда раздражал по утрам скрип дверей,
возня Лены у трельяжа. А тут - не помнит ни звука.
     Легли они в четыре часа, и Глеб словно провалился в бездну.
     В   спальню   лился   яркий  солнечный  свет.  В  комнате  стоял  запах
французской туалетной воды.
     Глеб  босиком  пошел  в ванную комнату. Привычка ходить по дому босиком
осталась с детства.
     Чувствовал  он  себя  разбитым  после  кошмарной  ночи.  Полез под душ,
пуская  попеременно  то  горячую,  то  холодную  воду  -  это всегда отлично
помогало.
     Действительно,  контрастный  душ  взбодрил  тело.  Но  на  сердце  было
скверно.  Он  вспомнил  объяснение  с работниками милиции. Ощущение - словно
тебя увидели голым...
     Глеб  сварил  крепчайший  кофе, с трудом проглотил холодную котлету без
хлеба и с удовольствием убрался из квартиры - тянуло скорее на люди.
     Выйдя  на  улицу,  он  зажмурился  от ослепительного сверкающего снега.
Дорога  -  словно  каток.  Глеб  решил  не выводить машину - гололедица, еще
вмажут по его новенькой "Ладе".
     В  университет  он  поехал  на  городском  транспорте.  И сразу пошел в
библиотеку.
     Люся   Шестопалова  за  столом  выдачи  зарумянилась  при  виде  Глеба,
заулыбалась  (он  уже  привык  к  обожанию)  и  протянула  ему  книгу  и две
тоненькие брошюрки.
     - Вчера  весь  день  пролежали,  - с укоризной сказала библиотекарша. -
Сделали заказ, а не пришли.
     - Эх,  знал  бы,  что  на выдаче вы, обязательно пришел бы! - одарил ее
улыбкой  Ярцев  и вручил японский календарик с лукаво подмигивающей девицей:
Люся коллекционировала карманные календари.
     Она смутилась еще больше, горячо и бессвязно поблагодарила за подарок.
     Он  нашел  свободный  столик  в  читальном зале, углубился в чтение, но
сосредоточиться  не  мог  -  все  время прокручивал в голове ночное событие.
Обрадовался, когда на его плечо легла чья-то рука.
     - Покурим?
     Это был Аркадий Буримович, аспирант кафедры философии.
     - Айда, - поднялся Ярцев.
     В  курительной  комнате стояла холодина: форточка была открыта настежь.
Глеб  достал "Космос", и Аркадий тут же полез за сигаретой. Он, как персонаж
из пьесы Островского "Без вины виноватые", курил один лишь сорт - чужие...
     - Ну что, румяный мой философ? - шутливо спросил Глеб.
     - Да  так как-то все, братец историк, - в тон ответил Буримович словами
из "Ревизора".
     Он  был  небольшого  роста,  кругленький,  с  распадавшейся  посередине
головы  пышной шевелюрой и розовыми пухлыми щечками. По его виду нельзя было
подумать,  что  он  занимается  такой  серьезной  наукой.  Разве  что  умные
пытливые глаза за сильными линзами очков.
     Болтать  с  ним  -  одно  удовольствие.  Аркадий чуть ли не каждый день
делал  очередное  открытие  -  гениальное, как он выражался. Однако оно жило
недолго:  его  или  быстро опровергали, или же выяснялось, что подобная идея
давно была высказана кем-то другим.
     Если  этого  толстяка  что-нибудь  увлекало, то он непременно стремился
зажечь кого-нибудь еще. Кто попадется под руку.
     Сегодня это был Ярцев.
     - Слушай,  старик,  это  грандиозно!  -  теребя Глеба за рукав пиджака,
горячо начал Аркадий. - Я понял...
     - С какого конца есть сваренные всмятку яйца? - сыронизировал Глеб.
     - Не  скалься!  -  не  обиделся  Буримович. - Ну, вот скажи мне, почему
неистребим шабашник?
     - Проще пареной репы. Налево больше платят.
     - Фу!  -  поморщился  Аркадий.  -  Рассуждаешь  как  обыватель.  А  тут
политэкономия! Целая научная система!
     Глеб улыбнулся.
     Приняв улыбку Глеба на свой счет, Буримович покачал головой:
     - Я серьезно, старик.
     - Давай, давай, я слушаю, - сказал Ярцев.
     - Понимаешь,  шабашничать  экономически  выгодно, - стал развивать свою
мысль   Аркадий.   -  Смотри,  -  он  начал  загибать  пальцы.  -  Строитель
какого-нибудь  СМУ  из каждой заработанной десятки отдает государству в виде
налога  и  других удержаний - на содержание управленческого аппарата, армии,
милиции,  на  здравоохранение,  образование  и  прочее - определенную сумму.
Скажем, рубля три...
     - Ну, а как же иначе?
     - Верно,  все  это  надо,  -  согласился  Буримович.  -  И  что  же?  В
результате,  работая  в государственной системе, строитель получает на руки,
допустим,  семь  рублей из десяти. А шабашник? Армию он не содержит, милицию
-  тоже,  больницы, школы... В больницу же ходит, как и мы, детей своих учит
бесплатно!  Заметь,  на  мои и твои деньги! Выходит, что десятка, которую он
получает  у частника, остается целехонькой. Да плюс еще те рубли, которые он
должен  был  отдать  врачу  и  учителям  своих детей. То есть он получил все
тринадцать целковых за тот же труд, который потратил бы на государство.
     - Ты  хочешь  сказать, эти три рубля он украл из общественного фонда? -
проявил знание предмета Глеб.
     - Скажем  -  вocпoльзовался,  -  пoпрaвил  Аркадий.  - А я хочу сказать
насчет  этого  общественного  фонда потребления. Видишь ли, старик, по моему
глубокому  убеждению,  тут  у нас перегиб. Так сказать, забегание вперед. За
счет  общественных  фондов  выплаты  и  льготы  населению  выросли  с тысяча
девятьсот  сорокового  года  почти в двадцать раз. С двадцати четырех рублей
до четырехсот семидесяти пяти на душу населения. Вникни!
     - Это же хорошо, - сказал Глеб.
     - Сам  рост  -  да,  -  кивнул  Буримович.  -  Но  вот  как  происходит
распределение?  И  потом,  нужно  ли  продолжать  этот курс? Не забывай, что
основной  принцип  социализма  - каждому по труду. Однако принцип этот, увы,
соблюдается  далеко  не всегда. Например, построили дом, как сейчас говорят,
с  улучшенной  планировкой.  Очередь  в  исполкоме  подошла  для академика и
шофера. Оба получили одинаковые квартиры. Справедливо?
     - Демократия...
     - Погоди!  -  остановил  собеседника  жестом  Буримович. - Общественная
значимость, вклад обоих разве равен?
     - Нет, - согласился Глеб.
     - Вот  именно!  Принцип  -  каждому  по  труду  -  нарушен! Более того,
уменьшается  степень  непосредственного  стимулирования. Зачем какому-нибудь
изобретателю  ломать  голову, не спать по ночам, проталкивать на нервах свою
идею,  если  он  за  свои муки получит такую же квартиру, путевку в такой же
дом  отдыха,  что и безынициативный коллега? Горишь ты на работе или делаешь
ее  тяп-ляп,  все  равно  получаешь  те  же  блага  из  общественного  фонда
потребления.
     - Ну и что же ты предлагаешь? - спросил Глеб.
     - Сократить  общественные  фонды  потребления!  -  рубанул воздух рукой
Аркадий.
     - Позволь,   позволь,  -  возразил  Ярцев.  -  Это  одно  из  важнейших
достижений  нашего  общества! Бесплатное лечение - а значит, доступное всем,
понимаешь! А жилье? Копейки...
     - А  зачем?  -  с  вызовом  спросил философ. - Объясни, почему за жилье
установлена символическая плата?
     - Потому  что это одна из основных потребностей человека! Как хлеб! Как
одежда!  Их  должны  иметь  все.  Умные  и  не  очень,  здоровые  и больные,
многодетные и одинокие.
     - Позволь,  позволь!  -  распалился  Аркадий.  -  Я  не спорю, квартиры
должны иметь все. Но вот какие - это вопрос!
     - Нормальные! Со всеми удобствами!
     - Я  не  о  том.  Смотри,  что получается. У нас в семье шесть человек.
Живем  в  двухкомнатной  квартире.  Правда,  стоим  на  очереди.  А  соседка
напротив  - одна в трехкомнатной! У нее умер муж, а дети давно ушли, получив
свою площадь.
     - Что же делает соседка одна в трех комнатах?
     - Сдает!  А  вот если бы она платила не символическую плату, а реальную
-  черта  с  два  занимала  бы  три  комнаты!  Переехала  бы,  миленькая,  в
однокомнатную!
     - А ты бы - в ее? - усмехнулся Глеб.
     - Почему  в ее? Может быть, в пятикомнатную. Или - семи! Словом, такую,
какая необходима для нашей семьи.
     - Не дадут! И не просите.
     - И  вообще,  почему  мы  должны  просить у кого-то квартиру? Почему? -
запальчиво  произнес  Буримович. - Мать с отцом вкалывают за милую душу. Моя
жена...  Ну,  и  я  не  бездельничаю.  Так  дайте  же  нам возможность самим
выбирать ту или иную услугу, благо...
     - Многого хочешь, - раздался насмешливый голос.
     Они обернулись.
     - Привет, Женя, - поздоровался с высоким худым парнем Глеб.
     Это был лаборант с химфака. Буримович молча кивнул ему.
     - Я  не  конкретно  о  себе,  -  пояснил  философ. - О тебе, о нем... О
каждом.  Потому  что  убежден:  чрезмерное сокращение принципа возмездности,
эквивалентности    и    оплаты    получаемых    услуг,   ограничение   сферы
товарно-денежных    отношений,    замена    их    прямым    административным
распределением    приносит    больше    отрицательных,   чем   положительных
результатов.  И  мы  еще удивляемся, откуда берутся так называемые "деловые"
люди,  разные  проныры  и прохиндеи! Надо за квартиру брать столько, сколько
она  стоит  в  действительности, за путевку в санаторий - тоже. Хочешь иметь
дачу  -  плати  за  землю  не  символический налог, а сумму, соответствующую
затратам  на  благоустройство поселка, проведение дорог, электричества, газа
и  тому  подобное. Причем - дифференцированно. Желаешь поближе к городу или,
например, у речки - дороже, подальше - дешевле!
     - С  моей  зарплатой  я  могу  рассчитывать  на клочок болота за триста
километров,  -  рассмеялся лаборант. - Да и мать, хоть она и доцент, тоже не
разгуляется.
     - Конечно,  все  эти  меры  не  могут  быть  проведены  при  сохранении
теперешних  окладов,  -  сказал  Аркадий. - Их нужно увеличить. Как и другие
регулярные  выплаты  - пенсии, стипендии... Пусть каждый получает по труду и
платит  по  потребности! Пора уже снять с плеч государства отдельные функции
распределения.
     - И будет рай! - воздел руки Женя.
     - Порядок  будет!  -  сказал  Аркадий. - Исчезнет блат. Многие проблемы
самоурегулируются...
     Глеб  вдруг  спохватился  -  заседание  кафедры,  на  котором он должен
сделать  сообщение.  Глянул  на  часы  -  в  запасе  было минут двадцать. Он
оставил   Буримовича   разворачивать   свои   идеи  перед  лаборантом,  с