ашовским.
     - Выкладывайте, Павел Иванович, что у вас по делу Сегеди?
     - Признаться  честно,  я  сейчас  -  словно  поезд на ходу... А вот где
остановлюсь... - Следователь развел руками.
     - Давайте   обмозгуем   вместе,   -  поудобней  расположился  на  стуле
прокурор. - Версия о том, что Сегеди выбросили, подтверждается?
     - Как  вам  сказать,  -  неуверенно  ответил  Костенко. - Понимаете, по
заключению  судмедэкспертизы  Сегеди  умер,  грубо говоря, от удара о землю.
Переломы,  в  том  числе  черепной коробки, повреждение внутренних органов и
так далее.
     - То есть из окна он выпал живым? - уточнил Мурашовский.
     - Да.  Одна  из  первоначальных  моих  версий  - Сегеди сперва убили, а
затем  уж  выбросили  -  отпадает,  как  видите.  Второй момент - я поставил
судмедэксперту  вопрос:  имеются  ли  на  теле  погибшего прижизненные следы
борьбы,  царапины,  ссадины  и  тому  подобное?  На  тот  случай,  если  его
выбросили в окно. В заключении сказано, что таковых нет.
     - Позвольте, позвольте, а показания свидетельницы?
     - Захожей?
     - Она   же   говорила,   что   сама  видела,  как  Сегеди  выбросили...
Показалось?
     - Может быть, нет.
     - Как же совместить? Без борьбы...
     - Элемент  внезапности,  -  пожал  плечами  Костенко.  -  Встал у окна,
ничего не подозревал, ну, его и...
     - Допустим,  так,  - подумав, согласился Мурашовский. - И сделавший это
был человек, от которого Сегеди не ожидал, мягко выражаясь, пакостей.
     - Совершенно  верно, - кивнул Павел Иванович. - Близкий друг или такой,
кто вызывает полное доверие. Например, Скворцов-Шанявский.
     - А вы не допускаете, что пострадавший мог выпасть сам?
     - Допускаю.  Причем  тут два варианта. Первый - выпал из окна случайно.
Второй,  как  выразился  задержанный,  покончил  счеты с жизнью. О случайном
падении  сказать  что-либо определенно нельзя. Мало ли для чего понадобилось
человеку  лезть  на  подоконник? Штору поправить, например. Не удержался - и
вниз.  А  вот  если  самоубийство, то какие мотивы? И еще момент: Сегеди сел
ужинать,  намазал  бублик  маслом,  откусил  бутерброд,  ждал, когда закипит
чайник.  И  вдруг  вышел  в другую комнату и сиганул в окно. Что-то здесь не
вяжется.
     - Согласен  с  вами,  -  кивнул  Мурашовский.  -  Конечно,  перед таким
страшным  шагом  люди ведут себя по-другому. Значит, вы больше склоняетесь к
версии убийства?
     - Факты склоняют, - ответил следователь.
     - И кто же убийца?
     - Скорее всего тот, кого застали в квартире. Скворцов-Шанявский.
     - Пожилой  человек,  гипертоник.  - Прокурор в большом сомнении покачал
головой.
     - Все  относительно.  Между  прочим,  Скворцов-Шанявский во время войны
служил  в  особых  частях. Устраивал диверсии в тылу у немцев. А туда знаете
каких брали?
     - Ничего  себе  вспомнили, - протянул прокурор. - В молодости и мы были
рысаками.
     - Не  скажите,  - усмехнулся Костенко. - Мой дед и теперь никому спуску
не  даст,  а  ему  восьмой  десяток  пошел.  Насчет же гипертонии: впервые у
профессора давление поднялось здесь, в Трускавце.
     - Какая же кошка пробежала между ним и Сегеди?
     - Да уж наверняка пробежала, если он...
     - Ну,  подумайте,  Павел  Иванович, что может быть общего у московского
профессора   с  курортным  фотографом?  -  колебался  Мурашовский.  -  Чтобы
решиться на убийство, нужны очень серьезные причины.
     - Например, женщина, - сказал Костенко. - Некая Орыся Сторожук.
     Он рассказал, кем она работает, откуда знает Скворцова-Шанявского.
     - Этот  профессор,  как  говорится, просто лапшу мне на уши вешал: мол,
заботится  о  ее  судьбе,  хочет  вывести  в  большие  артистки. А сведения,
добытые  нами,  говорят о другом. Приударяет он за Сторожук, по пятам за ней
ходит.
     - Саму  Сторожук  вы  допросили?  Что  она  говорит?  - поинтересовался
прокурор.
     - Ее  нет  в  Трускавце.  Несколько дней назад уехала с очередным своим
кавалером  в  Ужгород и пока не вернулась. Короче, дамочка еще та! Не одному
профессору крутит голову.
     - Хороша собой?
     - А вы разве ее не знаете?
     - Нет.
     - Красавица,  тут  уж  ничего  не  скажешь.  Понимаете,  есть основания
предполагать,  что  Скворцов-Шанявский ревновал Сторожук к фотографу. Но это
еще  не  все.  Когда  ребята  из  угрозыска  зашли  в  квартиру  Сегеди,  их
насторожил запах.
     - Какой запах? - вскинул брови прокурор.
     - Вроде  бы  курили  "травку",  точнее  -  гашиш, - сказал следователь,
протягивая  Мурашовскому  листок. - Был изъят окурок сигареты из пепельницы.
Исследования  подтвердили  наличие  наркотика.  Гашиш  обнаружен  и  в целых
сигаретах из пачки, которая была в кармане Сегеди.
     Прокурор прочитал заключение экспертизы и присвистнул:
     - Вот это фактик!
     - По  моей  просьбе,  - продолжал Костенко, доставая другой документ, -
провели анализ крови погибшего. В ней тоже имеется наркотик.
     - А   Скворцов-Шанявский  случаем  не  балуется?  -  спросил  прокурор,
прочитав заключение судмедэксперта.
     - Вроде  нет. Беседовал с его врачом, говорит: не похоже. Сам профессор
отрицает категорически. А почему вы об этом спросили?
     - Вы, я вижу, впервые сталкиваетесь с наркоманией?
     - Что верно, то верно. Читал, конечно, кое-что, но сам...
     - О,   Павел   Иванович,   мир   наркоманов  -  жуткий  мир!  -  сказал
Мурашовский.  - Как правило, их объединяют темные интересы. И дела. Разврат,
воровство,  спекуляция,  фарцовка.  На  кайф  нужны деньги, деньги и еще раз
деньги.  Огромные  деньги!  Ведь дурман продают из-под полы. Так что страсти
бушуют  серьезные...  Но  я  хочу  особо  обратить ваше внимание вот на что:
путешествие   в   искусственный   рай  частенько  кончается  полным  крахом.
Моральным и физическим. И тогда один выход - самоубийство.
     - Хотите сказать, Сегеди накурился и сиганул?
     - Почему бы и нет? Вот вам причина самоубийства.
     Заметив, что Костенко глубоко задумался, Мурашовский предупредил:
     - Но это только версия, предположение. Надо отрабатывать и другие.
     - Да-да,  -  встрепенулся  следователь. - Туману еще хватает. Жаль, что
важный свидетель в отъезде. Возможно, она прояснила бы кое-что.
     - Вы имеете в виду Сторожук?
     - Ее. Жду не дождусь возвращения, сразу же допрошу.
     - Хорошо, работайте, Павел Иванович, - отпустил прокурор следователя.
     Костенко  не знал, что Орыся только что приехала с Сергеем из Ужгорода.
Взволнованная  Екатерина  Петровна  тут  же  сообщила ей о загадочной гибели
Романа Сегеди, взбудоражившей весь город.
     А   о  том,  что  Скворцов-Шанявский  задержан  милицией,  Орысе  стало
известно от следователя.
     Когда  она  вернулась  из  прокуратуры, Сергей учинил форменный допрос:
зачем вызывали, о чем спрашивали.
     - Да  все  о  Ромке,  -  ответила  Орыся. - С кем водился, как себя вел
последнее время. Между прочим, следователь и тобой поинтересовался.
     - А я на кой черт ему понадобился? - удивился Сергей.
     - Не знаю.
     О  том,  что  следователя  интересовали  взаимоотношения  между  ней  и
Скворцовым-Шанявским, Орыся умолчала - бури тогда не миновать.
     - И что же ты про меня рассказала? - допытывался Сергей.
     - Ничего.  Ответила,  что  это  мое  личное  дело и распространяться не
намерена. Следователь отстал.
     - Правильно, - одобрительно кивнул он. - А что случилось с Ромой?
     - Представляешь, оказывается, он курил гашиш! А я и не замечала.
     - Это тебе не алкаш. Пьяного сразу видно, а вот наркомана...
     - Что, встречал таких?
     - Приходилось.  Не  сразу  разберешь,  когда под кайфом. Ромка-то, а? -
покачал головой Сергей. - Кто бы мог подумать?
     - Что  теперь  говорить,  -  вздохнула  Орыся.  -  Человека  нет...  На
похороны послезавтра пойдешь?
     - Нет!  -  решительно  отказался Сергей. - Не люблю это дело. И вообще,
надо подальше мотать отсюда. Надоел ваш Трускавец хуже горькой редьки.
     - Куда  мотать?  -  спросила  Орыся, пораженная словами Сергея: впервые
его что-то задело.
     - Да  хоть  на  Северный  полюс,  -  с сарказмом произнес он. - Как тот
француз, который добрался туда один, даже без собак.
     - Посмотрела бы я на тебя, - усмехнулась Орыся.
     - Пошла бы со мной? - пристально посмотрел на нее Сергей.
     Она не поняла: балагурит, испытывает? И на всякий случай ответила:
     - Конечно!
     Он хмыкнул, потрепал ее по щеке.
     - Ладно, я поехал.
     И вышел, даже не сказав, когда его ждать.
     В ту ночь Орыся почти не спала. Перед глазами все время стоял Димка.
     "Господи,  почти  полгода  не  видела  его!  - думала Орыся. - Неужто я
вечно буду прикована к Трускавцу?"


                              Часть четвертая

                Утро красит нежным светом
                Стены древнего Кремля... -

гремела  из  репродуктора  знакомая  с  детства  песня,   за  окном   вагона
проносились  бесконечные  кварталы  многоэтажных домов, гигантские заводские
корпуса, улицы, захлестнутые потоками автомобилей.
     Глеб  Ярцев  стоял  в  коридоре,  поражался  громадности и необъятности
столицы,  вспоминал,  как  приезжал  в Москву последний раз. Это было восемь
лет назад.
     Окончен  девятый  класс,  в  табеле  исключительно  одни  пятерки. Отец
сделал ему подарок - взял с собой в командировку.
     Отец...  С  ним  всегда было легко и надежно. Не успели сойти с поезда,
как  появились  двое  энергичных  мужчин.  Машина уже ждала на привокзальной
площади.  Потом  все  как  в  сказке:  низко поклонившийся швейцар у входа в
чопорный  вестибюль  гостиницы  "Москва".  Двухкомнатный  номер  с  видом на
Большой  театр,  роскошный  ужин  в  ресторане. Впрочем, ресторан был каждый
день.  Обошли  все,  что находилось на улице Горького. Правда, вечерами Глеб
был  предоставлен  сам себе. Отец возвращался поздно и обязательно навеселе.
А  наутро  сообщал: выбил какие-то фонды, лимиты, запчасти и другие вещи, от
которых  сын  был  весьма  далек. Но Глеб не скучал: те двое бойких знакомых
снабжали  его  билетами  на  концерты  и  зрелища,  труднодоступные даже для
москвичей.
     Такой  и  оставалась  в  его памяти поездка - везде все для них заранее
забронировано, приготовлено, предусмотрено...
     А  теперь?  Глеб  даже  не знал, где остановиться. Ни родственников, ни
близких  знакомых.  Единственное,  что  оставалось, уповать на Вербицких. Но
как  они  встретят  его,  Глеб  не знал. Раза два он звонил из Средневолжска
Вике,  разговаривали  вроде  сердечно.  Но  одно  дело  разговор,  а  другое
практическая помощь и поддержка.
     Могло  случиться  и такое, что Вербицких нет в Москве. Мало ли, на даче
или на курорте, время-то отпускное.
     Что  тогда  делать?  В  гостиницах наверняка мест нет. Их всегда нет, а
сейчас и подавно - лето.
     Говорят,  деньги  открывают  любую  дверь. Но как и кому их предложить?
Администратору  или более ответственному лицу? Глеб никогда не сталкивался с
подобными  вещами.  И  потом:  раньше,  возможно,  такие  штучки и проходили
(считались  даже в порядке вещей), а теперь? Предложишь купюру, а тебя, чего
доброго, потащат в милицию, подзагоришь ни за понюшку табаку.
     Вот  с  такими  мыслями  и  заботами  Ярцев  сошел  на  перрон Курского
вокзала, как он читал, самого крупного в Европе.
     Это  был  Вавилон!  Захваченный  людским  десятым  валом, Глеб с трудом
отыскал  телефоны-автоматы  и  выстоял огромную очередь, прежде чем добрался
до одного из них.
     Выхода  не  было  -  надо стучаться к Николаю Николаевичу. Если кто и в
состоянии помочь с гостиницей, так это он.
     Ответил  низкий  мужской  голос.  Ярцев еще подумал, наверное, референт
Вербицкого,  однако  когда  Глеб  спросил Николая Николаевича, ему ответили,
что такого не знают.
     - Как  же  так? - растерялся Глеб. - Он же начальник главка... А я куда
попал?
     - В  Госагропром,  -  ответили  с  того  конца  трубки.  -  Позвоните в
справочную, - посоветовали Глебу и назвали номер.
     Битых  полчаса названивал он в справочную Госагропрома, а когда наконец
прорвался,  то  получил  ответ:  в  телефонных  списках  имя  Вербицкого  не
значилось.
     С  замиранием  сердца  - а вдруг и тут сорвется - Ярцев набрал домашний
номер Николая Николаевича.
     - Вам кого? - послышался незнакомый женский голос.
     - Николая  Николаевича,  Татьяну  Яковлевну  или Викторию Николаевну, -
начал  было  Глеб,  но услышал, как женщина крикнула: "Вика, тебя! Наверное,
очередной красавец..."
     И через полминуты ему уже отвечала Виктория.
     - Глеб!  Ты  откуда?  -  радостно  воскликнула она, узнав его с первого
слова.
     - Из   Москвы,   -   ответил   Ярцев,   растерянно  соображая,  как  бы
поделикатнее изложить свою просьбу.
     - Наш  адрес  у  тебя есть, так что бери мотор и жми сюда, - предложила
Вика.
     - Да  понимаешь,  я  прямо  с  вокзала, - промямлил он. - С чемоданом и
прочее...
     - А где ты думаешь приземлиться? - спросила она.
     - В  том-то и дело, что негде, - ответил Глеб. - Пытался дозвониться до
твоего папы.
     - Зачем? - В голосе Вики послышалось удивление.
     - Хотел попросить, чтобы он посодействовал насчет гостиницы.
     - С  таким  же  успехом  можешь обратиться по этому вопросу к фонарному
столбу,  -  рассмеялась  Вика.  Глеб опешил, но не успел ничего сказать, как
она  уже серьезно добавила: - Ну что ж, надо выручать земляка. Позвони минут
через десять. Идет?
     На всякий случай он позвонил через двадцать.
     - Все  в  порядке,  -  как  о какой-то безделице, просто, по-будничному
сообщила Вика. - Езжай в гостиницу "Россия".
     И назвала фамилию администратора, к которому следовало обратиться.
     Ярцев был так ошарашен, что даже забыл поблагодарить.
     И  все  же,  подъезжая  к  "России",  он  не  до  конца верил, что дело
улажено,  настолько  его  подавило  зрелище  рядов интуристовских автобусов,
роскошных   иностранных   лимузинов,  разноплеменной  и  разноязыкой  толпы,
фланирующей у гостиницы.
     Глеб   успокоился  лишь  тогда,  когда  вошел  в  тихий  уютный  номер,
сверкающий чистотой.
     Успокоился и подивился - ай да Вика, ай да волшебница!
     Он  поставил  в  шкаф чемодан, заглянул в ванную, пахнущую освежителем,
потом  отдернул  штору,  закрывающую  окно  во  всю  стену.  И остолбенел от
захватывающей  дух  красоты:  перед  ним  открывалась  панорама Кремля с его
башнями,  дворцами,  золочеными куполами храмов и курчавой зеленью деревьев.
И   дальше,  до  горизонта,  простиралась  Москва.  Близкая,  желанная  и...
недоступная.
     "Почему  же недоступная? - вдруг улыбнулся Ярцев, не в силах оторваться
от  прекрасного  вида.  -  Все  в  руках  человека. Вот она, столица, у моих
ног..."
     Его  размышления  прервала  телефонная  трель. Глеб, недоумевая, кто бы
это мог звонить, снял трубку.
     - Устроился? - раздался голос Виктории. - Нравится?
     - Не  то  слово!  Шик!  -  Не  мог  скрыть своего восхищения Ярцев. - А
откуда ты узнала номер телефона?
     - Голуба,  это  Москва!  Тут  все  четко: сделал - доложил. Послушай, у
тебя нет никаких планов на ближайшие пять-шесть часов?
     - Вольный, как орел.
     - Через  двадцать  минут  спустись к западному выходу. Поедем на дачу к
одному моему знакомому. Гарантирую, будет интересно.
     - Ну ты даешь! Я даже не успел залезть под душ.
     - Дача  на  самом  берегу  водохранилища,  накупаешься всласть. Так что
прихвати плавки.
     "Задала  Виктория  темп!  -  подумал  Глеб,  лихорадочно соображая, что
надеть.  - Джинсы и рубашку-сафари? Удобно ли? Первый раз к людям... Строгий
костюм тоже вроде бы ни к чему, ведь за город направляемся".
     Он  остановился на вельветовых брюках, трикотажной бобочке, а для вящей
солидности накинул кожаный пиджак.
     Выйдя  на  улицу,  Глеб стал высматривать зеленую "Ладу-Спутник". Когда
он  последний  раз  звонил  Вике  из  Средневолжска, она сказала, что купила
машину.
     К   гостинице   одна   за  другой  подруливали  "мерседесы",  "тойоты",
"фольксвагены",  "Волги".  И  вдруг из черной "Волги", резко осадившей возле
Ярцева, выскочила Вербицкая. Глеб, не успев очухаться, попал в ее объятия.
     Вика  была  в  легкомысленных  голубых  брючках  из  хлопчатки, в куцей
кофточке. А на ногах вообще черт-те что - чуть ли не пляжные тапочки.
     Она пропустила Глеба вперед себя на заднее сиденье, а потом села сама.
     - Знакомьтесь,  -  сказала  она.  -  Глеб...  А это, - показала Вика на
мужчину за рулем, - Леонид Анисимович... И - просто Алик.
     Леонид  Анисимович,  лет  пятидесяти,  в  безупречно  белой  рубашке  с
закатанными  рукавами  и  при  галстуке,  благосклонно  кивнул Ярцеву. Алик,
сидевший  рядом  с  водителем,  протянул  Глебу  крепкую  руку.  Ему было за
двадцать,  и  одет  он  был под стать Вербицкой - в светлых хлопчатобумажных
"бананах" и майке с абстрактным рисунком на груди.
     Леонид  Анисимович  тронул  машину,  аккуратно  пробираясь  сквозь  ряд
"иностранок", то и дело поглядывая по сторонам и в зеркало заднего вида.
     Глебу показалось, что он рассматривает его.
     "Что это за белая мышь?" - подумал Ярцев.
     У  водителя  были  светлые-светлые волосы, белесые брови и светло-карие
глаза.  Руки  -  в  бледных  редких  веснушках.  Он почему-то напомнил Глебу
растения, выросшие под камнем или доской.
     Рядом  с  ним  Алик  гляделся  ядреным  яблоком  - каштановая шевелюра,
румянец во всю щеку, проступающий даже сквозь загар.
     - Глеб,  прошу  обратить  внимание  на  торжественность  момента: едешь
рядом  с  самим  Александром  Еремеевым.  Надежда  русской поэзии! - сказала
Виктория.
     - Очень   приятно,   -  в  тон  ей  ответил  Ярцев,  чувствуя,  однако,
неловкость:  в  словах Вики звучала нескрываемая ирония, а объект ее тут же,
в машине.
     Но,  взглянув  на  Алика,  Глеб  понял:  тот и не собирается обижаться,
наоборот,  комплимент  девушки  доставил ему истинное удовольствие - Еремеев
расплылся в самодовольной улыбке.
     Вокруг  бурлила,  шумела  Москва.  "Волга"  двигалась  в плотном потоке
машин.
     Будучи  сам  водителем,  Глеб  отметил  про себя, что Леонид Анисимович
классный   шофер.   Так  спокойно  и  плавно  вести  автомобиль  на  нервных
московских перекрестках может только истинный мастер.
     Глеб  гадал,  кто  такой  Леонид  Анисимович. Друг Николая Николаевича?
Вполне может быть. На человека из художественной среды он вроде не похож.
     Тем  временем  сидящие  впереди  мужчины  стали  обсуждать,  как  лучше
выехать на нужное шоссе, а Вербицкая спросила:
     - В отпуск приехал, отдохнуть?
     - Скорее  -  в командировку, - ответил Ярцев. - В ноябре у меня защита,
надо в Ленинке посидеть, в архивы заглянуть.
     Глеб  лукавил.  Конечно,  отправляясь  в  Москву,  у  него было в плане
посетить  Ленинскую  библиотеку. Но главное, для чего он приехал, - вплотную
заняться обменом средневолжской квартиры, доставшейся от отца.
     Мечта  переехать  в  столицу  жила  в  его мыслях давно. И вообще, в их
семье  это  было  вроде заветной цели. Идефикс. И наверное, в сына вложил ее
Семен  Матвеевич.  Ему  самому, увы, осуществить задуманное не удалось. Отец
успокоился  на  тихом деревенском кладбище, а Глеб словно принял эстафету от
Ярцева-старшего.  Он  даже считал, что ему куда нужнее перебраться в Москву.
Впереди  -  целая  жизнь,  которую  можно  и  должно сделать в самом главном
городе  страны.  Средневолжск  казался  Глебу  чем-то  вроде  костюмчика, из
которого  он  уже  вырос. Университет, окружающие давно приелись, а главное,
не  соответствовали,  по  мнению Ярцева, его способностям и возможностям. Он
мог   проявить  себя,  развернуться  только  там,  где  решались  глобальные
проблемы  исторической  науки, где имелись академические институты, задающие
тон  всем  остальным,  где  из  первых  рук  раздавались