в
автобусе,  когда  ехала  домой  с деньгами. Но Сторожук припомнить никого не
могла.
     Напоследок  Жур  взял  у  нее  злополучные календари (как он объяснил -
изъял в виде вещественного доказательства) и записал телефон.
     - Ну  как,  товарищ  капитан,  -  с мольбой посмотрела на него Орыся, -
есть надежда, что деньги найдутся?
     - Поработаем,  -  ответил  оперуполномоченный. - Ваш случай - третий за
последнюю  неделю. Почерк один и тот же. - И наставительно добавил: - Впредь
постарайтесь  быть  поаккуратнее.  Такая сумма, а вы... Подобная беспечность
только на руку преступникам.
     - Так  ведь  рядом,  всего  три  остановки на автобусе, - оправдывалась
Орыся.
     - Береженого бог бережет, - серьезно сказал капитан.
     Возвращаясь  домой, Орыся убеждала себя: отыщут вора, непременно отыщут
и вернут пятьдесят тысяч.
     Валерий  Платонович  сидел  на  верандочке,  пил ряженку. Орыся открыла
рот,  чтобы  поделиться с ним успокоительной новостью, но профессор опередил
ее:
     - Где была?
     - В милиции...
     - Где, где? - заикаясь, переспросил он.
     - В милиции. Написала заявление.
     Скворцов-Шанявский  побледнел, захватал воздух ртом, как выброшенная на
берег рыба, схватился за сердце и стал сползать со стула.
     - Что  с тобой? - в ужасе бросилась к нему Орыся, едва успев подхватить
профессора. - Вызвать "скорую"?
     - Не...  Не...  - заплетающимся языком проговорил Скворцов-Шанявский. -
Валидол... Капли Вотчала...
     Перетащив   Валерия   Платоновича   на   диванчик,  Орыся  кинулась  за
лекарством,    дрожащими    руками   накапала   в   рюмку,   влила   в   рот
Скворцову-Шанявскому. Потом сунула ему под язык таблетку.
     Он  лежал  с  закрытыми  глазами  минут десять, и эти минуты показались
Орысе вечностью.
     Наконец он разлепил веки, слабо произнес:
     - Что ты натворила? Понимаешь или нет?!
     - Я  хотела... Как лучше хотела! - растерянно проговорила Орыся. - Ведь
пятьдесят тысяч! Не рубль.
     - Жалкие  пятьдесят  тысяч,  - простонал профессор, положив ладонь себе
на  лоб.  -  О  чем  ты  говоришь? Нет, зарезала без ножа! Форменным образом
зарезала!
     - Но ведь деньги тебе сейчас очень нужны. Так ведь?
     - Что  они  решают?  Да я за один день могу иметь сто тысяч. Да что там
сто  тысяч...  -  Он  медленно приподнялся, сел. - Ну кто тебя просил ходить
туда,  кто? Ты хоть представляешь, что натворила? Ты можешь погубить меня! И
всех подвести под монастырь!
     Она  начала  лепетать  насчет  того, что в милиции обещали сделать все,
чтобы поймать вора, но профессор грубо перебил ее:
     - Заткнись! Найди лучше ручку и бумагу.
     Орыся  покорилась  без  слов.  Под  диктовку  Скворцова-Шанявского  она
составила  новое  заявление в милицию, в котором просила аннулировать первое
в  связи  с  тем,  что  якобы, вернувшись домой, обнаружила пропавшие деньги
целыми и невредимыми.
     - Как  же  мне  объяснить? - растерянно спросила она, пряча заявление в
сумку.
     - Как  хочешь!  Что в детстве тебя уронили с печки, что полный склероз,
что...  -  снова  вспыхнул  профессор.  Затем, сдержавшись, добавил: - Самое
лучшее, скажи, что над тобой подшутили.
     - Поверят ли? - с сомнением покачала головой Сторожук.
     - Сделай   так,   чтобы  поверили!  -  рявкнул  Валерий  Платонович.  -
Понимаешь, должны поверить! Иначе...
     Она поспешила в милицию.
     Начальник  уголовного  розыска  уже  собирался уходить, так как рабочий
день  кончился.  Прочитав  заявление, майор Саблин посмотрел, как показалось
Орысе,  на  нее  с  подозрением,  выразительно  хмыкнул.  Она стала сбивчиво
объяснять,  что,  мол,  над ней подшутили, но делала это, вероятно, не очень
умело и убедительно, потому что майор усмехнулся:
     - Я гляжу, что-то вы не очень рады обнаружению пропажи.
     - Рада,  рада! - неестественно весело произнесла Сторожук. - Понимаете,
перенервничала - страсть! Потом поругалась, конечно: тоже мне - шуточки!
     - Да уж... - Саблин неопределенно повертел головой и принял заявление.
     Дома   Скворцов-Шанявский  дотошно  расспросил  о  реакции  милиции  и,
кажется, остался доволен тем, что удалось замять эту историю.
     - Смотри, - предупредил он, - больше никакой самодеятельности!
     Профессор,  вопреки  обыкновению,  остался  дома.  Орысю  он  словно не
замечал.  И  кажется,  даже  обрадовался, когда к вечеру заглянула Элефтерия
Константиновна  с  приглашением  на  чашку  чая по случаю своего дня ангела.
Орыся,  сославшись  на  нездоровье,  не  пошла.  Скворцов-Шанявский  и Вадим
отправились  на  хозяйскую  половину  без  нее.  Профессор прихватил с собой
книгу.
     - Прошу  прощения  за  скромный  презент,  - сказал он Александропулос,
вручая книгу. - Надо было предупредить заранее.
     Та  рассыпалась  в  благодарностях,  заметив, что дорого внимание, а не
подарок.  Прочитав  название  книги,  она  и  вовсе  растрогалась  - это был
сборник легенд и мифов Древней Греции.
     - Вы  всегда  умеете  преподнести  что-нибудь  такое-этакое,  - чуть не
прослезилась вдова. - Ну прямо по сердцу...
     Тем  временем  Орыся  не  находила себе места. Ее мучили мысли - что же
произошло с деньгами? Где их украли? Кто? Когда?
     "Чего  теперь  гадать?  -  вдруг  подумала она. - Надо помозговать, где
достать  пятьдесят тысяч. Может, слетать в Трускавец, снять со сберкнижки? А
вдруг встречусь с Сергеем?"
     Орыся  заперлась  в  своей комнатке, бросилась на кровать. Ей почему-то
вспомнилось  слово  "сука",  которым обозвал ее профессор. Зарывшись лицом в
подушку, Орыся разрыдалась.
     "Во  что  я  превратилась? - спрашивала она себя. - В тряпку, о которую
вытирают  ноги  все, кому не лень... С Сергеем была - дрожала каждую минуту:
прибьет  или  нет...  Вырвалась  наконец  в  Москву. Какие мечты были! Стать
певицей,  зажить  по-человечески...  И  вот стала... Валерий относится к ней
хуже, чем к собаке. Хочет - приласкает, хочет - гонит прочь!"
     Подушка  стала  мокрой  от  слез.  Но желанное облегчение не наступало.
Орыся  вспомнила  мужа Василя, вспомнила Димку и застонала от боли, стальным
обручем сжавшей сердце.
     "Так можно свихнуться!" - пронеслось у нее в голове.
     Она  встала, посмотрела в окно. Сквозь ветви деревьев светилась веранда
хозяйского дома. Оттуда доносилась музыка.
     Орыся  проверила,  хорошо ли заперта дверь, потом нашарила под кроватью
заветный графинчик с "изабеллой", который прятала от Валерия Платоновича.
     Вино становилось в последнее время ее единственной отдушиной.
     ...Скворцов-Шанявский  пришел  через  час.  Торкнувшись  к  Орысе  и не
получив  ответа,  он,  поворчав,  направился  к  себе.  В  отличие  от  нее,
сваленной  пьяным  сном,  профессор  никак  не мог заснуть. Несколько раз за
ночь  вставал, принимал лекарства: чай из хмеля и валерианку, как советуют в
этом  случае  врачи, но ничего не помогало. Бессонница доводила до отчаяния,
выматывала  все  нервы.  Мысли,  одна  мрачней другой, сверлили мозг. Больше
всего беспокоило то, что Орыся ходила в милицию.
     "Дай бог, чтобы пронесло!" - молил судьбу профессор.
     Забылся  он  только  к  утру  и не слышал, как поднялась и ушла из дома
Орыся.
     А    она    отправилась    к    Эрику    Бухарцеву,    бывшему   шоферу
Скворцова-Шанявского.   Мысль   обратиться   к   нему  возникла  у  Сторожук
совершенно  спонтанно.  А  может  быть,  потому,  что  с Эриком связывали ее
другие  отношения,  чем с иными приятелями профессора. В определенном смысле
Бухарцев  был  Орысе многим обязан: вот уже сколько раз она давала приют его
матери в своем трускавецком доме.
     Услышав, что Сторожук нужны деньги, Эрик сказал:
     - Не  знаю,  может,  не  поверишь, но нету. Позавчера продал золотишко,
вчера - тоже. И все улетучилось как дым.
     - Что же делать? - растерянно произнесла Орыся.
     - Хочешь? - Бухарцев снял с пальца перстень. - Прилично дадут...
     - А кому я его сбуду? - заколебалась Орыся.
     - Есть  один  человечек.  Надежный. Правда, облапошивает, но не так все
же, как Решилин.
     - Можешь  свести  меня  с  тем  человеком?  - спросила Орыся, у которой
возникла спасительная идея.
     - Ради бога! - охотно согласился Бухарцев.
     ...Когда  Валерий  Платонович  пробудился  ото  сна, - а это было около
полудня, - Орыся выложила перед ним пятьдесят тысяч рублей.
     - Откуда?.. Где взяла? - удивленно и радостно спросил профессор.
     - Представляешь,  я  действительно  сумки  перепутала. Деньги были не в
индийской, а в той, под крокодилову кожу.
     - Да? - подозрительно посмотрел на нее Валерий Платонович.
     - А чего мне врать? - не моргнув глазом, ответила Орыся.
     Скворцов-Шанявский побежал отдавать долг.


     Леонид  Анисимович  был  из тех людей, которые привыкли властвовать над
обстоятельствами.  Но  в  последнее  время  он  почувствовал, что эта власть
поколебалась.  Положение,  как  говорится,  уходило  из-под его контроля. По
нескольку  раз  на  день Жоголь звонил в Москву. Вести становились все более
тревожными.  В  гастрономе царила растерянность. Запаниковали даже те, в ком
он  был  раньше абсолютно уверен. А записка сына хоть и несколько успокоила,
но, с другой стороны, уколола больно и глубоко.
     "Почему   Михаил  обращается  в  ней  только  к  матери?  -  мучительно
размышлял  Леонид  Анисимович.  - Выходит, я для него не существую? А может,
это сделано намеренно, с явной демонстрацией?"
     Мысли  о сыне были, пожалуй, даже невыносимей, чем тревога за положение
в  гастрономе.  Бывали  мгновения,  когда он был готов кинуться в аэропорт и
улететь домой.
     Ничто   не   радовало  Жоголя  в  Южноморске.  Даже  присутствие  рядом
Виктории.  Ее  молодость и красота потеряли для него былую притягательность.
Иногда  он  ловил  себя  на  мысли,  что  она  его раздражает. Если что-то и
подогревало  в  Жоголе  интерес  к  ней,  так  это  ревность  к Ярцеву. Но и
ревность  была  какая-то вялая, вымороченная. Примитивное проявление чувства
собственности:  хоть  костюм  поношенный,  но  свой,  видеть  его  на плечах
другого не хотелось бы.
     Сегодня  у  Жоголя  была  запланирована  встреча  с профессором, но тот
после  встряски,  которую  получил  в  результате  пропажи  денег, валялся в
постели с давлением. Деться было некуда, одна дорожка - на пляж.
     День  выдался  просто  волшебный.  В  природе  царствовали  три цвета -
золотистый,  зеленый и голубой. Море было спокойным и прозрачным. Они пришли
с  Викторией  на  свое  излюбленное место, недалеко от гостиницы "Интурист".
Пляжем  пользовались  в  основном  тоже  иностранцы.  Здесь  был  буфет, где
продавали  на  валюту  пиво  в банках, кока-колу, фигурное печенье. Жоголь с
Викой пользовались его услугами.
     Взяв  лежак,  Жоголь  положил  его у самой кромки воды и растянулся под
мягким,  ласкающим  кожу  солнцем.  Он  настроил транзистор на "Маяк" и весь
отдался музыке.
     Виктория  взяла  напрокат  шезлонг  с  навесом:  в  дневные часы она не
загорала,  а только принимала воздушные ванны. Достав из сумочки журнал мод,
она принялась лениво разглядывать иллюстрации.
     Вдруг  ее  словно  что-то  подтолкнуло.  Вика подняла глаза от журнала,
огляделась.  У  нее  было  такое  ощущение,  что кто-то рассматривает ее. Но
ничего подозрительного не заметила.
     Она  снова  углубилась  в  чтение,  но чувство, что за тобой пристально
наблюдают, не покидало.
     "Телепатия, что ли? - удивилась она. - Кто же этот экстрасенс?"
     Вика  посмотрела  вокруг  внимательнее.  Неподалеку,  ближе к игрокам в
карты,  сидел  в  таком же шезлонге, как и она, спортивного вида мужчина лет
сорока пяти, в темных очках. В руках английская газета.
     "Неужели  этот  иностранец?"  - подумала она. Но глаз его не было видно
за дымчатыми стеклами очков.
     Вика  достала  несколько  долларов  и  пошла  к  буфету.  Взяв  бутылку
кока-колы  и  пачку "Честерфильда", она вернулась на место. Мужчины не было.
В пустом шезлонге лежала только газета.
     Не   успела  Вербицкая  устроиться  в  своем,  как  из  воды  показался
незнакомец.  Высокий,  прекрасно  сложенный,  он  направился  прямо  к  ней.
Остановившись  возле  шезлонга,  он  поднял  упавший на землю журнал и подал
Виктории.
     - Кажется, ваш? - на чистом русском языке сказал он. - Прошу.
     - Спасибо,  -  ответила  Вербицкая,  чувствуя,  что незнакомец не прочь
поболтать с ней.
     - Не  боитесь  сгореть?  - показал мужчина на солнце в зените. - Сейчас
не самое лучшее время...
     - Я же в тенечке, - щелкнула она пальцем по навесу.
     - Рассеянный,   то   есть   отраженный,   свет   тоже  может  доставить
неприятности.
     - А вы сами?
     - Я  сегодня первый день здесь. Соскучился по теплу. В Ленинграде нынче
очень ранняя осень. Дожди, холод. А вы откуда?
     - Из Москвы.
     - И  у вас не лучше. Если не возражаете, я устроюсь поближе? - попросил
незнакомец.
     Вика  позволила.  Он  перенес свой шезлонг. Через минуту она уже знала,
что  зовут  его  Павел  Кузьмич  Астахов,  он доцент и занимается проблемами
внеземных цивилизаций.
     - А  вы, мне кажется, имеете отношение к искусству, - серьезно произнес
Павел  Кузьмич.  -  Во  всяком случае - к творчеству. - Он кивнул на журнал,
который машинально перелистывала Вербицкая.
     - Насчет  искусства  вы угадали, - улыбнулась она. - А по поводу этого,
- Вика провела рукой по глянцевитой бумаге, - только потребитель.
     - И  вы  бы  одели  подобное?  -  спросил  Астахов,  показав  на снимок
манекенщицы  в какой-то странной не то рубашке, не то майке и коротких белых
штанах в обтяжку.
     - Ни за что, - усмехнулась Вербицкая. - Не стиль, а бог знает что.
     - Кстати, вы знаете, откуда пошло слово "стиль"?
     - Нет, - призналась Вербицкая.
     - От  фамилии  Стиль, - пояснил доцент. - Был такой журналист в Англии.
Жил  он  в  восемнадцатом  веке  и  отличался  от  своих коллег своеобразной
манерой  письма.  Впрочем,  не  только  этим.  Был оригинал в одежде, манере
поведения. Словом, имел свой стиль, - с улыбкой закончил Павел Кузьмич.
     - У  человека,  который  обладает  вкусом, это получается само собой. И
навязывать  ему  нечто  неподходящее  невозможно.  А  вот  это  я бы одела с
удовольствием,  -  Вербицкая  ткнула  пальцем  в модель элегантного жакета с
большим воротником. - Симпатично, правда?
     - И  мне  нравится,  -  сказал  Астахов. - А если к нему еще устройство
компании "Мибуко"...
     - Что? - не поняла Вика.
     - Японцы  выпускают  что-то вроде музыкального воротника, который можно
пристегнуть  к  пальто,  пиджаку,  куртке  с  помощью обыкновенной "молнии".
Поднял  воротник - к ушам прижимаются микрофончики, а миниатюрный магнитофон
находится  у вас в кармане. Можете слушать музыку, никому не мешая. Мы и так
находимся  под  постоянным воздействием вредных шумов. Автомобили, самолеты,
приемники,  телевизоры,  стройки...  А  последствия  -  разрушение  психики,
возникновение  самого страшного демона нашего времени - стресса. Но лучше не
доводить себя до этого.
     - Легко  сказать,  -  вздохнула  Вика. - Жизнь не становится спокойнее.
Наоборот. Может, у вас есть секрет, как уберечься от этих самых стрессов?
     - Не  обращайте  внимания  на  неприятности.  А есть еще один способ. Я
представляю  себе  необъятность вселенной, бесконечность мироздания. Ведь, в
сущности,  человеческая жизнь - миг. И мы должны этот драгоценный дар беречь
как  зеницу  ока.  Вспомните,  какие  катаклизмы  сотрясали землю в прошлом,
какие  катастрофы, вероятно, ожидают в будущем, - и наши каждодневные страхи
покажутся смешными.
     - Какие  именно  катаклизмы  в  прошлом  вы  имеете  в виду? - спросила
Вербицкая.
     - Ну  хотя бы встреча с огромными небесными телами. Например, некоторые
ученые  считают,  -  и я сторонник этой гипотезы: динозавры вымерли от того,
что  на  нашу  планету  упал  гигантский  астероид.  В  результате  в воздух
поднялся  буквально  океан  пыли,  которая  не  давала возможности пробиться
солнечным  лучам.  А  без  них,  как  вы знаете, гибнет все живое. Кстати, в
случае атомной войны жизни на земле угрожает то же самое.
     - Понятно,  -  кивнула  Вика.  -  А  какие  напасти, не считая ядерного
оружия, могут угрожать нам в будущем?
     - Самое  реальное  -  оледенение, - ответил Павел Кузьмич. - Кое-кто из
ученых  полагает,  что  мы  на  пороге великого нашествия льдов. Как это уже
имело место в не таком уж далеком будущем.
     - Ничего  себе, - присвистнула Вербицкая. - Нам мало житейских невзгод,
так  тут  еще  надвигаются  глобальные  катастрофы.  И  после всего этого вы
предлагаете не обращать внимания на неприятности?
     - А   что   нам  остается  делать?  -  философски  заметил  Астахов.  -
Глобальные,  как  вы говорите, катастрофы тем паче не подвластны человеку. И
вообще  пора  уже  освобождаться  от эгоистического заблуждения, что с нашей
гибелью  исчезнет  разум.  Мы  не являемся избранными существами, на которых
клином сошелся свет.
     - Вы считаете, что где-то существуют братья по разуму?
     - Иначе я не занимался бы этой проблемой.
     - Я  всегда думала, что этот вопрос волнует только писателей-фантастов,
- призналась Вика.
     - Что   вы!   -   воскликнул  Павел  Кузьмич.  -  На  поиски  внеземных
цивилизаций  брошен  сейчас  весь  арсенал  современной  науки! Астрофизики,
радиофизики,  биологи,  кибернетики, лингвисты - целый легион ученых! Причем
светил  в  своей  области!  Систематически собираются всесоюзные, да что там
всесоюзные,   международные   совещания,   симпозиумы   по   этой  проблеме!
Существует множество направлений, школ...
     - Ну и как?
     Вербицкую  все  больше  увлекал  разговор.  Она даже забыла про Жоголя,
который успел окунуться в море и снова устроиться на своем лежаке.
     - Что как? - не понял доцент.
     - Обнаружили внеземные цивилизации?
     - Буду  честным:  пока  нет.  Но  это  еще ни о чем не говорит: слишком
короткий срок занимается человечество поиском.
     - А в чем заключается этот поиск? - продолжала расспрашивать Вика.
     - Ну,  прежде всего, ракеты, улетающие с космодрома Байконур. - Астахов
улыбнулся.  -  Между  прочим,  в  "Московских губернских новостях" за тысяча
восемьсот  сорок  восьмой  год сообщалось, что некий мещанин Никифор Никитин
за крамольные речи о полете на Луну сослан на поселение в Байконур.
     - Что, действительно? - засмеялась Вербицкая. - Забавно.
     - Факт!   В   истории  полно  подобных  курьезов,  -  кивнул  доцент  и
продолжил:    -   Помимо   спутников   мы   зондируем   космос   с   помощью
радиотелескопов,  не  шлют  ли нам весточку из далеких миров? И от себя шлем
им  закодированные  сигналы.  Но  я  считаю, что внеземные цивилизации нужно
искать  по  внешним признакам. Например, по интенсивному тепловому излучению
или производимому ими загрязнению окружающей среды, то есть самого космоса.
     - Загрязнению?  -  изумилась  Вика.  -  Господи, неужели наши братья по
разуму такие же неразумные, как и мы?
     - Кто  знает,  может  быть,  еще хуже, - ответил Астахов. - И вообще не
надо  переоценивать  разумность  внеземных цивилизаций. Понимаете, трудность
контакта, возможно, и заключается в том, что уровень развития разный.
     - А  если  все  же  мы во вселенной одни? - спросила Вика, стараясь еще
больше  разжечь  доцента. По всему, он был человеком незаурядным, да и ей не
хотелось  ударить  лицом  в  грязь,  вот почему Вербицкая призвала на помощь
весь свой интеллект.
     - Нет,  -  решительно произнес Астахов. - Я убежден, что жизнь на землю
привнесена  из  космоса. Вернее, скорее всего она разлита во всей вселенной.
Приведу  всего один факт: самый примитивный вирус устроен неимоверно сложно,
и  вероятность самозарождения даже такой формы жизни из неживых органических
молекул  крайне  ничтожна!  Не  буду  утомлять  вас выкладкам