арищам...  Спросишь,  на  какие  же шиши "Волгу"? Все тот же дефицит, мой
милый. Вот рычаг, с помощью которого Жоголь обделывал свои дела!
     - Спекулировал, что ли? - никак не мог до конца понять Чикуров.
     - Ни  боже  мой.  Сам  подумай,  зачем  рисковать  по мелочи, химичить,
отпускать  товар  налево? Куда проще отвезти нужному человеку к свадьбе сына
или  к  юбилею  икру,  балык, крабы, сервилат и при случае попросить оказать
услугу.  Какую?  Ну,  допустим,  предоставить  "тете"  квартиру вне очереди,
устроить  "двоюродного брата" на тепленькое местечко или "племянницу" в вуз,
продать  близкому  другу  "Волгу"...  Разве  откажешь  любезнейшему  Леониду
Анисимовичу?  Конечно,  нет.  Праздников и торжеств много, а что за стол без
икорочки  или  балычка?  Не  престижно! И знаешь, чем подкупал людей Жоголь?
Бескорыстием!  Показным,  разумеется.  За  продукты брал по магазинной цене,
сдачу  давал  копейка  в копейку... Просьбы Жоголя, если их можно выполнить,
все  эти  министерские  чиновники,  ректоры институтов, директора гостиниц и
так  далее тоже удовлетворяли бескорыстно. А вот сам душка Леонид Анисимович
выжимал из этого максимум пользы!
     - Например? - полюбопытствовал Игорь Андреевич.
     - Был   у  Жоголя  приятель,  некто  Севрухин,  проректор  медицинского
института.  Заядлый  турист.  Каждое  лето  собиралась группа таких, как он,
энтузиастов  и  отправлялась  то  на  Памир,  то  в  Саяны, то по Карелии...
Севрухина  интересовали  не  столько  деликатесы,  сколько  мясная  тушенка,
бульонные  кубики  и другая провизия, необходимая в походах. А где ты видел,
чтобы  все это свободно лежало в магазинах? Жоголь снабжал Севрухина, за что
проректор  помогал  набрать проходной балл одному-двум абитуриентам, за кого
хлопотал  добрейший  Леонид  Анисимович. Если протеже поступал в медицинский
или международный институт, Жоголь имел за это от десяти до тридцати тысяч.
     - За одного человека?!
     - У  него  расплата  поштучная, а не оптовая. Когда я сказал Севрухину,
сколько  Жоголь  получает  дивидендов с одной баночки тушенки, что проректор
берет  в  турпоездку,  тот  чуть  в обморок не упал! Ему и в голову не могло
прийти, что Жоголь берет с этих абитуриентов взятки.
     - Значит, он прикарманивал деньги? - уточнил Игорь Андреевич.
     - Все  до  копейки!  А  тех,  с  кого  брал, уверял, что себе ничего не
оставляет, а отдает тому, кто устроил поступление.
     - Ловкач, ничего не скажешь! - восхищенно покрутил головой Чикуров.
     Он  спросил  у  Огородникова, не встречались ли в жогольском деле такие
лица,  как  Скворцов-Шанявский,  Решилин,  Варламов  и  другие, замешанные в
южноморской  истории.  Василий  Лукич  ответил,  что ни о ком из них ни разу
даже речь не заходила.
     - Ну а как в семье у Жоголя? - задал последний вопрос Чикуров.
     - По-моему,  полный  раздрызг. Из разговора с женой я понял, что Жоголь
имел  молодую  любовницу, из-за которой якобы и сбился с панталыку... Однако
я  уверен,  Жоголь не из тех, кого можно сбить с пути истинного. Он сам кого
хочешь совратит.
     - Дети есть?
     - Да,  сын  Михаил,  двадцати  лет.  Учится  в  Суриковском  институте.
Вернее, учился...
     - Почему в прошедшем времени?
     - Сбежал  из  дому.  Еще летом. Тоже темная история. Парень связался не
то  с  хиппи,  не  то  с панками, а может, и с кришнаитами. Теперь этих, как
говорят,  неформальных  групп  развелось  черт  знает  сколько. Кстати, хочу
выбрать  вечер  и  сходить  на  Новый  Арбат,  посмотреть, как они выглядят.
Интересно...  Так  вот,  за  несколько дней до исчезновения Михаила Жоголя у
него  в доме появились дружки, немытые, в рваной одежде, обвешанные цепями и
другой  дребеденью... Мать считает, что сын ушел с такими вот. Месяца два от
него  не  было  ни слуху ни духу. Опасались, что сына уже нет в живых. Но он
дал  о  себе  знать,  хотя  просил  не  предпринимать никаких мер к розыску.
Мамаша  так  переживала, что угодила в больницу с нервным потрясением. Вышла
оттуда неделю назад...
     "С  ней  я, видимо, и разговаривал", - вспомнил дрожащий голос в трубке
Чикуров.
     - Между  прочим,  та самая любовница папаши одновременно крутила любовь
и с сыном, с Михаилом, - добавил Василий Лукич.
     В   кабинет   заглянул   начальник   конвоя   и   доложил,  что  привез
подследственного.
     - Ну,  Игорь,  ты  допрашивай  первый,  а  потом уж я займусь, - сказал
Огородников.
     Но он присутствовал на допросе, хотя и помалкивал все время.
     Тот  факт,  что  допрос  вел  другой  следователь  и  по  новым данным,
насторожил  Жоголя.  Но  сориентировался  он  очень быстро. Казалось бы, при
такой   бесцветной,  анемичной  внешности  и  характер  должен  быть  вялый,
аморфный,  ан  нет,  Чикуров  скоро  понял,  что Жоголь - орешек крепкий. Ни
единого  лишнего слова! Каждое предложение, каждый ответ тщательно продуманы
и взвешены.
     На  вопрос,  давно  ли  он  знает  Скворцова-Шанявского  и  как  с  ним
познакомился, подследственный сказал:
     - Знакомство  у нас было шапочное. Кто свел, даже не припомню уже. Дату
тоже. Где-то в конце прошлого года.
     - Ну  а  как  же вы малознакомого человека порекомендовали Митрошину? -
спросил Чикуров. - Я имею в виду сдачу квартиры.
     - А   что  в  этом  особенного?  -  пожал  плечами  Жоголь.  -  Валерий
Платонович  профессор,  человек  в  возрасте.  Опасаться  было нечего. Более
того: Митрошин был страшно рад: солидный постоялец, да и не торговался.
     - Сколько  Скворцов-Шанявский  платил  за  квартиру?  - поинтересовался
Чикуров.
     - Двести рублей в месяц.
     "Ничего  себе!  -  подумал Игорь Андреевич. - А Митрошин уверял, что не
брал со Скворцова-Шанявского ничего".
     Дальше   Жоголь   показал,   что   дружбы  со  Скворцовым-Шанявским  не
поддерживал  и  те  несколько  их встреч в Москве у общих знакомых произошли
случайно.
     - А в Южноморске вы общались?
     - Очень  мало.  Я  жил  там  неподалеку  от  него  и  заходил к Валерию
Платоновичу, чтобы воспользоваться телефоном.
     - По вечерам бывали у него?
     - Да,  как-то забрел к нему на огонек. Но время провел довольно скучно.
Даже  бутылочку  сухого  вина  не  распили:  у Скворцова-Шанявского что-то с
желчным пузырем, блюдет себя. А вскоре я улетел в Москву.
     - Когда именно?
     - Девятнадцатого октября.
     "За два дня до смерча" - отметил про себя Чикуров.
     Чикуров  перешел  к  другим  участникам  южноморского  дела.  По словам
Жоголя,  он  хорошо  знал  только  Решилина, с которым давно был в дружеских
отношениях.   О   Пузанкове,   жившем   на  даче  художника,  Жоголь  ничего
определенного  сказать  не мог, не знал, откуда и как появился "глухонемой".
Вспомнил  Жоголь  и  Эрнста  Бухарцева,  которого  видел в Южноморске в доме
Скворцова-Шанявского.
     - Раньше  Бухарцев  был шофером у Валерия Платоновича, - добавил бывший
замдиректора магазина. - Потом они расстались, почему - не знаю.
     Киноартиста  Великанова Жоголь знал только по фильмам, а в жизни - увы.
Что  же  касается  Привалова,  Варламова  и  Рогового, то он о них даже и не
слыхивал.
     - А  фамилия  Листопадовой  вам  что-нибудь  говорит? - поинтересовался
Чикуров  о  человеке,  которому  Скворцов-Шанявский по приезде из Южноморска
отослал крупные денежные переводы.
     - Листопадова, Листопадова... Кто она?
     - Знакомая Скворцова-Шанявского. Живет, кажется, в Сибири.
     - Нет, такую не знаю, - мотнул головой Жоголь.
     Когда   разговор   зашел   о   том,   есть  ли  у  Скворцова-Шанявского
родственники,   допрашиваемый   сказал,  что  знает  только  Орысю,  которую
профессор  представил  как  супругу.  А  о  самой Сторожук Жоголь имел самые
общие  сведения:  с  Валерием  Платоновичем она познакомилась в Трускавце, а
потом   перебралась   к   нему   в   Москву.  Чем  занимается,  какую  имеет
специальность, Жоголь понятия не имел.
     Следователь  спросил,  не  употреблял  ли  кто-нибудь  из  названных  и
знакомых ему людей наркотики.
     - При мне - нет! - категорически заявил подследственный.
     - Может быть, слышали от кого-нибудь?
     - И  не  слышал,  -  твердо  произнес  Жоголь.  - Извините, а почему вы
расспрашиваете об этих товарищах?
     - Значит, есть необходимость, - уклонился от ответа Чикуров.
     Игорь  Андреевич  прервал допрос, чтобы провести опознание утопленника,
имевшего  на  теле  и  в  одежде  непонятную  аппаратуру. На снимке художник
"оживил"  неизвестного,  "одел" в костюм. Понятыми были охранники из конвоя.
Из  нескольких  предъявленных  фотографий Жоголь сразу же выбрал ту, где был
запечатлен погибший под Южноморском.
     - Этого человека я знаю...
     - Кто он? - задал вопрос следователь.
     - Звать  Глеб,  а фамилия, если не ошибаюсь, Ярцев, - ответил Жоголь. -
Познакомились мы с ним этим летом. На даче Решилина.
     - Откуда он? Чем занимался? - продолжал допрос Чикуров.
     - Ярцев,  насколько я помню, не москвич. Из Средневолжска. Представился
как  историк.  -  Жоголь  помолчал, будто припоминая что-то. - Да, точно, он
учился в аспирантуре Сред-неволжского университета.
     - В Южноморске вы с ним встречались?
     - Пару раз, совершенно случайно. На пляже, в ресторане...
     Больше никакими сведениями о Ярцеве Жоголь не располагал.
     Игорь Андреевич завершил допрос.
     - Ну  и  осторожен!  -  сказал  он,  когда  обменивался с Огородниковым
впечатлениями. - Что твоя лиса!
     - Намучился  я  с ним изрядно, - признался Василий Лукич. - Сегодня вот
наблюдал  за  Жоголем  и  лишний раз убедился, что знает он куда больше, чем
говорит.
     - У  меня  тоже  такое  же  ощущение, - согласно кивнул Чикуров. - Но в
любом  случае  я  доволен:  наконец-то  установили  личность  последнего  из
погибших.  -  Игорь Андреевич собрал фотографии и протокол допроса. - Ладно,
Вася,  не буду тебя больше задерживать, скажи только, ты ничего не почерпнул
при допросе для себя?
     - Вроде   нет,   но,  возможно,  что-то  и  всплывет.  Надо  бы  и  мне
ознакомиться с твоим делом.
     - Ради  бога!  - откликнулся Чикуров. - Но сегодня вряд ли получится. У
меня важная встреча с интересным человеком.
     - Сегодня я и сам загружен выше маковки.
     - Созвонимся, - сказал Игорь Андреевич, подавая приятелю руку.
     Говоря  о  важной  встрече  с интересным человеком, Чикуров имел в виду
Серафима  Донатовича  Зерцалова,  одного  из  крупнейших  в  стране знатоков
ювелирного искусства, которого порекомендовал Вербиков в качестве эксперта.
     - Грандиозный  старик! - сказал начальник следственной части. - Ходячая
энциклопедия!
     - Известный ученый?
     - Званий никаких, но авторитет больше, чем у иного академика!
     Вчера  вечером  Игорь  Андреевич позвонил Зерцалову. Услышав, что он от
Вербикова  и  нужна  консультация, Серафим Донатович пригласил следователя к
себе  домой.  Чикуров  тут  же  отправился  в  поселок  Сокол, расположенный
недалеко  от  метро такого же названия. Зерцалов жил в двухэтажном особняке.
Это  был  невысокий, сухонький старичок с совершенно белым седым чубчиком, в
очках с сильными линзами.
     Разговаривали  в  кабинете,  заставленном  шкафами  с  книгами. Чикуров
передал  Зерцалову  коробочку с гарнитуром, обнаруженным в разрозненном виде
в  сумке  Рогового  и  дипломате Варламова. Серафим Донатович достал большое
увеличительное  стекло  в черепаховой оправе, и весь окружающий мир перестал
для  него  существовать. Старичок причмокивал, что-то бормотал, рассматривая
изделия  под лучами яркой лампы. Глаза его сверкали восторгом, он походил на
ребенка, получившего наконец желанную игрушку.
     - Дорогая штука? - не выдержав, спросил Игорь Андреевич.
     - Что,  что? - с трудом вернулся к действительности Зерцалов. - При чем
здесь  цена?!  Ну  подумаешь,  школу  можно построить, а то и две! Дело не в
этом! Не верится, что я наконец вижу эту красоту воочию!
     - Вы что-нибудь знаете об этом гарнитуре? - встрепенулся Чикуров.
     - Вот  что, уважаемый Игорь Андреевич, я отвечу на все ваши вопросы, но
только  завтра!  -  взволнованно  произнес  старичок. - Боюсь ошибиться... А
вдруг это не он?! Вы можете оставить гарнитур у меня?
     - Разумеется.
     Чикуров  даже  не  взял с Зерцалова расписку: побоялся обидеть старика.
Риск,  конечно:  заберись  к  Зерцалову воры, Игорю Андреевичу не хватило бы
жизни, чтобы расплатиться за гарнитур...
     И  вот на следующий день следователь снова позвонил в знакомый особняк.
Открыла молодая женщина и, спросив, кто он, сказала:
     - Дедушка вас ждет.
     В кабинете Зерцалов буквально кинулся навстречу следователю.
     - Ну,  Игорь  Андреевич, вам здорово повезло! - теребя его руку в своих
теплых  сухих ладошках, торжественно произнес Зерцалов. - Да и мне тоже. Это
действительно "Кларисса"!
     - Вы  имеете  в  виду  гарнитур?  -  уточнил  следователь, усаживаясь в
кресло возле низкого столика.
     - Его,  конечно же его! - закивал Серафим Донатович. - Так он именуется
в источниках и справочниках.
     Зерцалов вынул из коробочки серьги и перстень:
     - Сначала  обратите  внимание  на  камни.  Прекрасные изумруды! Но дело
даже  не в них, а в резьбе... Искусство резьбы по камню называется глиптикой
и  уходит  корнями  вглубь  веков,  еще  к  египтянам  и этрускам. Может, вы
слыхали о знаменитой камее Гонзага?
     - Да.  Она  вырезана  на ониксе, изображает египетского царя Птолемея и
его жену Арсиною.
     - Прекрасно! - заулыбался старичок. - Вы, я вижу, подкованы.
     - Читал  кое-что. Кстати, и вашу книгу "Миниатюры на камне". Оторваться
не мог, так интересно, - не удержался Игорь Андреевич от подхалимажа.
     - Спасибо,  спасибо.  Хотя...  -  хозяин  хмыкнул,  -  написано  весьма
скучно.  Но  вернемся  к  гарнитуру.  "Кларисса"  изготовлена в шестнадцатом
веке,  в  Германии.  Есть  указания  на то, что камни обрабатывал знаменитый
ювелир  Лука  Килиан.  Это  был  заказ французского двора, отсюда и лилия. И
пошел  гарнитур  гулять  по  свету!  Не буду утомлять вас подробностями. Как
всегда,  в  подобных  историях  намешано  немало домыслов и легенд. В Россию
"Кларисса"  попала  следующим  образом:  находясь  за  границей, Петр Первый
приобрел   украшения   для   своей   племянницы,  будущей  императрицы  Анны
Иоанновны.  Если  вы  знаете, Анна Иоанновна, усевшись на престол, услаждала
себя  разнообразными  потехами. Пожалуй, последняя в ее жизни была - свадьба
старика  шута князя Голицына и любимой приживалки императрицы - калмычки. По
случаю  этого  события  был  выстроен  знаменитый  Ледяной дом. На той самой
потешной  свадьбе  Анна подарила калмычке "Клариссу". Потом гарнитур перешел
к   жене  всесильного  князя  Потемкина,  героя  турецких  войн...  Менялись
владельцы  гарнитура,  одна  из  следующих  его  хозяек - крепостная актриса
графа  Шереметева,  любовница одного из представителей династии Демидовых. И
вот  наконец  век  нынешний.  Тысяча  девятьсот  восемнадцатый год... Матрос
Евсюков   дарит   "Клариссу"   своей  невесте  Людмиле  Сенаторовой,  таперу
синематографа  "Одеон".  Но  до  свадьбы  дело не доходит: Евсюков погиб при
подавлении  кронштадтского  мятежа. Сенаторова стала учительницей и уехала в
Саратовскую  губернию.  В  тридцать втором году, когда разразился голод, она
обменяла гарнитур знаете на что?
     - Нет, - ответил Чикуров.
     - На  полбуханки  хлеба,  полфунта  сахара  и кулек пшена! И это спасло
жизнь ей и ее мужу Петру Галактионову, инженеру.
     - А кто стал владельцем гарнитура?
     - Повариха  Зинаида Киструсова... Затем Галактионов с женой переехали в
Москву.  За  свое  изобретение  инженер  получил  орден  и  большую денежную
премию.   Он  хотел  выкупить  "Клариссу",  но,  увы,  Киструсова  отбыла  в
неизвестном  направлении.  Данных  о  ней  никаких.  Лишь то, что родилась в
Рязанской  губернии...  Петр  Галактионов  подумал:  авось гарнитур всплывет
где-нибудь?  Значит, надо обратиться к специалистам. Так он разыскал меня. Я
провентилировал  по  своим  каналам, но о "Клариссе" никто ничего не слышал.
Тогда  я  решил  действовать  по-другому  и стал искать повариху. - Зерцалов
улыбнулся. - На некоторое время превратился в вашего брата, сыщика.
     - Я  следователь,  -  поправил ювелира Игорь Андреевич. - Это несколько
другое...
     - Разве?  - удивился Серафим Донатович. - Ну да ладно... Короче, у меня
возникла  мысль  плясать,  как  говорится,  от  фамилии.  Ведь многие из них
обозначают,   из   какого  места  человек  родом.  Сам  я  с  Рязанщины,  из
Клепиковского  района,  а  у  нас там есть большое село Киструс. Чем черт не
шутит,  вдруг  та  повариха  - моя землячка? У меня как раз был отпуск, ну и
махнул  я  в  родные  места.  Заехал  в  Киструс.  И действительно, повариха
Зинаида  оказалась  тамошней.  Побеседовал  я  с ее матерью. Точно, говорит,
работала  дочка  поварихой  в  Саратовской  губернии. Где, спрашиваю, сейчас
обретается?  На  курорте.  А  когда  вернется? Не вернется, отвечает мамаша,
постоянно  там  проживает.  Послали  Зинаиду  в  Симферополь  на  отдых  как
передовую  работницу, а она познакомилась там с местным портным, вышла замуж
и  осталась...  Адресок, говорю, можно? А почему бы и нет? Только она теперь
не  Киструсова, а Сапожникова, по мужу, стало быть... Начал я расспрашивать,
нет  ли у Зинаиды сережек и кольца с изумрудами. Есть, отвечает. Выменяла на
продукты.  И  точь-в-точь  описала  "Клариссу".  Я  даже домой не показался,
решил по горячим следам двинуть в Крым. Но дальше Москвы не уехал...
     - Почему?
     - Война,   Игорь  Андреевич!  Вышел  на  вокзале,  вокруг  репродуктора
толпа...  -  Старичок  махнул  рукой.  - Короче, пришлось отложить поиски на
четыре   года.  После  демобилизации  в  конце  сорок  пятого  я  написал  в
Симферополь  Сапожниковым.  Мне  ответили,  что  такие  по данному адресу не
проживают. И вообще, где они и что, неизвестно...
     - А почему так назван гарнитур? - полюбопытствовал Чикуров.
     - Очевидно,  по  имени первой владелицы, - ответил Зерцалов. - А теперь
разрешите мне задать несколько вопросов.
     - Слушаю, - кивнул Игорь Андреевич.
     - Каким образом к вам попала "Кларисса"?
     - К  сожалению,  пока я не могу этого рассказать, но обещаю, что мы еще
вернемся к "Клариссе", - заверил следователь.
     - Я  почему интересуюсь? Видите ли, в гарнитуре был еще один предмет, -
сказал Серафим Донатович.
     - Да? - насторожился следователь.
     Ювелир  нашел  в  папке  цветной  снимок  с  портрета  молодой красивой
женщины  в  старинном наряде. В ушах у нее были знакомые серьги, на пальце -
кольцо.
     - Смотрите,  -  Зерцалов  ткнул  пальцем в сверкающее в волосах женщины
украшение.  -  В гарнитуре имелась и диадема. Сколько любви, сколько таланта
вложил в свое произведение мастер!
     - По-моему,   не  только  любви  и  таланта,  -  улыбнулся  Чикуров.  -
Драгоценных камней тоже не пожалел.
     - Да,  чудесные  бриллианты! - откликнулся ювелир. - Семь штук! А какой
изумруд в центре! Так где же диадема?
     Следователь развел руками. И, в свою очередь, спросил:
     - А той поварихе досталась вся "Кларисса"?
     - Вся,  - ответил Зерцалов. - Во всяком случае, так сказал Галактионов.
Да и мать Зинаиды подтвердила.
     - Что ж, сведение очень важное, - заметил Чйкуров.
     В  прокуратуру  Игорь Андреевич ехал на метро. Его не покидала мысль об
отсутствующей  диадеме  из гарнитура. Каким образом могла попасть "Кларисса"
в руки Рогового и Варламова? Почему гарнитур оказался разрозненным?
     Явно  между  бывшим  главарем  банды  и  заместителем  министра имелась
какая-то  связь.  Но какая? Возможно, разгадка этому лежит через "Клариссу".
Где она, в каких краях? В Южноморске? В Симферополе?
     "Придется подключить Латыниса", - решил следователь.


     Южноморск  опустел  на  глазах  -  наступило  межсезонье. То и дело