е в школе - стыдно, в больнице -
позор.  А  ведь  учатся  дети  наших рабочих, лечатся наши люди. Если же они
начинают  уезжать  в город - мы почему-то удивляемся. Когда я приехал сюда и
увидел  все  это,  за голову схватился, хотел бежать. И наверное, сбежал бы,
если бы не Саяпин. Вы его не знаете?
     - Откуда?
     - Я   вас   познакомлю.   Интереснейший   человек.  Был  кучером,  стал
кандидатом  наук.  Правда, уже в возрасте, но его энергии могут позавидовать
двадцатилетние.  И  идей  в  голове  -  на  десять  докторских хватило бы. В
институте  Саяпину  отдел  предлагали,  а он сюда. Говорит, в институтских и
управленческих   кабинетах   кислорода   маловато,   вот  он  и  соблазнился
сибирскими   просторами.   Забросал  меня  предложениями.  Одно  грандиознее
другого.  Если  телемосты  нужны,  чтобы  связать между собой континенты, то
простые  деревянные мосты через реки и речушки нужны для связи между селами,
районами.  А  дороги?  Как  же можно без них! Вот и пригласили мы кооператив
дорожников.  У  них  свой асфальт, машины. Вкалывают как звери. А раз хорошо
работают, должны и хорошо получать. Так? Так.
     А  вы  знаете,  какой  хай поднял Кошкин, когда узнал, что председатель
того  самого  дорожного  кооператива  зарабатывает  в  месяц  полторы тысячи
рублей  -  в  пять  раз  больше,  чем  он,  председатель  районного комитета
народного  контроля?  А я возьми и брякни: мол, президент США в год получает
двести  тысяч  долларов,  а  есть  главы фирм, которым платят по миллиону. И
ничего, президент терпит. Придется и товарищу Кошкину смириться.
     - Ну и как, смирился? - усмехнулся Чикуров.
     - Он  не  из  тех,  кого можно убедить. На следующий день прислал к нам
бригаду  ревизоров. Вот тут-то я и понял, чего стоит наша самостоятельность.
Вы были в нашем детском саду?
     - Нет.
     - А в школе?
     - Тоже. Я ведь здесь впервые.
     - Жаль.  Но завтра я вам их покажу специально. Можете себе представить:
совхоз-миллионер,  на  счету уйма денег, а ходим и голым задом светим. Вот и
решили  капитально  отремонтировать  детский  сад.  Нужны  ванны,  раковины,
другие  сантехнические  изделия.  Все  это  есть  в магазине, а купить их по
безналичному расчету нам не разрешают инструкции.
     Захотели   оборудовать   кабинет  биологии  в  школе,  в  котором,  как
понимаете,  заинтересован и совхоз. Опять нужны наличные. И опять уперлось в
инструкции.  Нужен  аппарат  для физиотерапевтического кабинета в участковой
больнице  -  снова  тупик.  Вот  тут  осенило  Григория Петровича: открыть в
Новосибирске,  Томске  и  Барнауле  наши  фирменные  магазины.  Убить  таким
образом  сразу  двух  зайцев:  сможем  подороже  продать - и наличные деньги
появятся.  Открыли. Кое-что удалось приобрести для совхоза, школы, больницы.
И  тут  как  тут  Кошкин  со  своими  ревизорами. Конечно, умный, понимающий
ревизор,  обнаружив  такое  отступление от застойной инструкции, постарается
"не  заметить"  его или, в крайнем случае, для формы пожурит "нарушителя", и
все.  А  вот  Кошкин встал на дыбы. Я ему про перестройку, про хозяйственную
самостоятельность, про риск руководителя... А он знаете, что мне заявил?
     - Интересно?
     - Говорит: мы здесь живем по местному времени, а не по московскому.
     - Как это понимать?
     - Очень  просто.  Кошкин решил не только свою власть употребить. Кстати
сказать,  мне  и  Саяпину  сделали начеты по два оклада, хотя я всего-то тут
без  году  неделю  работаю,  а  Григорий  Петрович и того меньше. Но Кошкину
начета  показалось  маловато. Вот он и призвал прокуратуру на помощь. Потому
я и решил, что вы по мою душу приехали.
     - Нет-нет,  -  поторопился Чикуров отмежеваться от тех администраторов,
которым  так  не  хотелось расставаться с престижными, привычными и удобными
для  них  методами  руководства. Чикурову хотелось посочувствовать сидевшему
перед   ним   человеку  и  даже  пообещать  свое  содействие,  но  он  решил
воздержаться:  ведь  он  выслушал  только  одну  сторону,  а  она может быть
пристрастна,  необъективна,  а,  во-вторых,  ни  Вострякова,  ни  тем  более
Саяпина он не знал, а поддаваться первым эмоциям - не в его привычке.
     На просьбу Чикурова помочь с жильем директор совхоза сказал:
     - Гостиницы  у  нас,  увы,  пока  нет. Могу предложить свои холостяцкие
апартаменты.
     Чикуров  заколебался:  страсть как не любил останавливаться на квартире
у родственников или друзей, а тем паче у незнакомых да еще конфликтующих.
     - Но  предупреждаю,  -  продолжал  Востряков,  - обстановки никакой. Не
успел обзавестись, да и дома я лишь ночую. Согласны?
     - Идет, - кивнул следователь, понимая, что выбирать не приходится.
     Юрий Васильевич засобирался домой.
     - Прихватим еще одного моего постояльца, - сказал он.
     Постояльцем оказался Григорий Петрович Саяпин.
     Жил   Востряков   совсем   рядом,   в   обыкновенной  деревянной  избе,
разделенной  на  три комнаты. В той, что отвели Чикурову, действительно были
лишь  раскладушка и стул. А на стене висело старое ружьишко. Как выяснилось,
саяпинское.
     - Как  бы мне связаться с участковым инспектором? - спросил следователь
у хозяина.
     Тот выглянул в окно.
     - Темно  у  лейтенанта,  -  сообщил он. - Вообще его уже второй день не
видно, наверное, уехал по своим делам.
     - А звать как? - поинтересовался Чикуров.
     - Яков  Гордеевич  Черемных.  Кстати,  такой  же  холостяк,  как  и  я.
Квартирует  в  пристройке  к  зданию  дирекции.  А  вот Григорий Петрович, -
директор  взглянул  на Саяпина и тепло улыбнулся, - страдает за идею. Ведь в
отличие от нас у него есть и жена, и дети, и внуки даже, а он махнул сюда.
     - Ничего,  построим  жилье,  рассосется  очередь,  и я привезу сюда все
семейство. Уверен - не пожалеют.
     - А  сам?  Не  жалеешь?  Особенно после вчерашней встречи с Кошкиным? -
спросил Востряков весьма серьезно.
     - Дорогой   Юрий  Васильевич!  Если  мы  будем  пасовать  перед  каждым
бюрократом,  то  ни  тебе,  ни  мне не следовало бы заваривать всю эту кашу.
Будут  ситуации  и посложней, чем нынешняя. Обязательно будут. И не только у
нас...  Но  если  мы  отступим,  другие отступят... Тогда что? Опять рутина?
Опять застой? Нет, я готов воевать за перестройку до последнего патрона.
     Юрий  Васильевич  растопил  печь  -  за  день  дом  изрядно выхолодило.
Зашумел, загудел огонь в топке, потянуло теплом.
     - Разносолов,  увы,  предложить  не  могу,  - сказал хозяин, собирая на
стол. - Как говорится, чем богаты...
     - Спасибо,  не  беспокойтесь,  -  стал  отказываться  Чикуров,  который
всегда стеснялся есть у чужих да и старался не быть в долгу у кого-либо.
     Однако  Востряков  настоял на своем и усадил московского гостя за ужин.
Все было нарезано крупно, по-мужски.
     Сказать  по-честному,  Игорь  Андреевич  изрядно  проголодался, так как
после аэрофлотовского обеда маковой росинки во рту не держал.
     - Для  мамы  я  все  еще беспомощный ребенок, - сказал хозяин, вскрывая
консервы. - Боится, что похудею, и шлет посылки.
     - Рыба  -  это  здорово! - провозгласил Саяпин. - Недаром японцы лопают
ее  больше  всех  народов  мира. Но и зато сердечными заболеваниями страдают
меньше всех. И живут дольше всех.
     - А  я  сомневаюсь,  что это у японцев за счет консервов. Свежая рыба -
другое  дело.  А у нас рядом Байкал, до Тихого океана рукой подать, а свежая
рыба  -  проблема,  - не то констатируя, не то извиняясь перед гостем сказал
Востряков.
     Сели  за  стол.  Игорь  Андреевич  рассматривал  большую  фотографию на
стене.  Там  был  сам  Востряков  с  двумя женщинами под руку. Одна пожилая,
другая  молодая,  одетая  в  модные  джинсы-варенки. Снимались, вероятно, за
городом, на даче.
     Юрий Васильевич, перехватив его взгляд, пояснил:
     - Моя мама.
     Он конечно же имел в виду пожилую.
     - А другая? - из вежливости спросил Игорь Андреевич.
     Ему показалось, что на лице хозяина промелькнула грусть.
     - Соседка, - ответил он. - По садовому кооперативу. В Подмосковье.
     Слово  за слово, выяснилось, что Юрий Васильевич в Нижнем Аянкуте всего
четвертый  месяц,  а  в  столице  был  ни много ни мало помощником министра.
Попал  он  сюда  так:  сняли  прежнего  директора, а нового решили избирать.
Узнав  об  этом,  Востряков,  не  говоря  никому ни слова, собрал документы,
пространно  изложил  на  бумаге,  какие  он  предлагает  меры  по  коренному
улучшению работы совхоза, и послал на конкурс.
     - В  райкоме, честно говоря, моя кандидатура особой радости не вызвала:
имелись  свои  планы  пристроить зампредседателя райисполкома, - рассказывал
Юрий  Васильевич.  -  И  чего  он только не возглавлял в районе! Везде после
себя  оставлял  полный  развал. Вот и решили сплавить его подальше, в Нижний
Аянкут.   Но   партком   совхоза   настоял  на  выборах  по  всем  правилам.
Демократично. Вызвали меня на собрание. Прошел, можно сказать, единогласно.
     - Далековато однако же забрались, - заметил Игорь Андреевич.
     - Я  считаю,  Юрий Васильевич поступил совершенно правильно! - вмешался
Саяпин.  -  И  чисто  по-человечески, и с точки зрения гражданственности, не
боюсь  сказать  это  слово!  Ведь что такое помощник? - патетически вопрошал
он. - Не человек, а тень! Мысли, идеи - все принадлежало шефу! Все!
     - Но сначала они были моими, - возразил Востряков.
     - Да,  но  только  до  тех  пор, пока ты их не записал, а машинистка не
напечатала.  После этого они становились мыслями и идеями министра. - Саяпин
поднял  вверх  палец и с усмешкой добавил: - Руководящими идеями! Вздумай ты
привести  их  где-нибудь,  то  обязан  был  бы  взять  в кавычки или сделать
сноску. Так? А теперь ты есть ты!
     - Не  все  это  ценят,  -  со вздохом произнес хозяин и, как показалось
Чикурову, бросил взгляд на фотографию.
     - Ценят,  уверяю  тебя! Послушай, что в поселке говорят: новый директор
наводит порядок!
     - Ладно, ладно, - смутился Востряков. - Еще рано судить.
     Допили   чай.  Григорий  Петрович,  сославшись  на  то,  что  ему  надо
просмотреть кое-какие бумаги, прихваченные с работы, ушел в свою комнату.
     Юрий Васильевич, немного помявшись, обратился к московскому гостю:
     - Игорь  Андреевич, я понимаю, если следователь, да еще по особо важным
делам,  из  самой  Москвы  пожаловал,  значит,  здесь случилось что-то очень
серьезное. Чем-нибудь могу вам помочь?
     - Уже помогли. - Игорь Андреевич с улыбкой показал вокруг себя.
     - Да   ну,   -  отмахнулся  хозяин.  -  Стыдно,  ей-богу!  Ни  присесть
по-человечески, ни прилечь... Ничего, завтра что-нибудь придумаем.
     - Прошу вас, никаких хлопот! - запротестовал Чикуров.
     Юрий  Васильевич  стал  прибирать  со  стола,  а следователь колебался,
стоит  заводить разговор о Листопадовой или нет? Ведь сам Востряков в Нижнем
Аянкуте совсем недавно.
     И все же решился.
     - Изольда  Владимировна  у нас старшая медсестра в участковой больнице,
- ответил Востряков. - Дочка у нее маленькая, годика два, не больше.
     - Замужем?
     - Живет  одна.  А вот разведенка или мать-одиночка... - Юрий Васильевич
развел руками.
     - Приезжая? Местная?
     - Не  знаю,  -  виновато  сказал  хозяин.  -  Вообще  приятная женщина,
мечтательная такая.
     "Негусто", - констатировал про себя следователь.
     Разошлись  по  своим  комнатам.  Заснул Игорь Андреевич, когда Саяпин и
хозяин видели десятый сон, оглашая избу несинхронным храпом.


     "Мороз  и солнце, день чудесный!" - сама по себе напросилась пушкинская
строка, когда Игорь Андреевич открыл глаза.
     Он  встал,  подошел к окну и зажмурился: на искрящийся снег было больно
глядеть.
     По   пустой   улице   ехал  трактор  с  прицепом,  доверху  загруженный
прессованным сеном.
     Хозяин  давно  уже  был  на работе, а Саяпин сидел на кухне, обложенный
бумагами, и что-то считал на микрокалькуляторе.
     - Не  выношу учреждений, - признался Григорий Петрович. - Дома, в тихой
обстановке  могу  горы  своротить!  Готов просидеть за работой двадцать пять
часов!  Но  стоит  только  переступить  порог  нашей  конторы,  тотчас горло
пересыхает,  а  в глаза словно перцу сыпанули... Думал, у меня одного так, а
оказывается,  нет.  Тут  недавно  читал:  английские  чиновники заметили так
называемую аллергию к канцелярии.
     Он  силком  усадил  Игоря  Андреевича  завтракать,  пожарив глазунью на
сале.
     - А где здесь можно столоваться? - поинтересовался Чикуров.
     - В   кафе   "Байкал"   кормят   очень   даже  прилично.  Заслуга  Юрия
Васильевича, взялся за соцкультбыт всерьез.
     Вспомнив  вчерашний разговор перед сном, Игорь Андреевич засмотрелся на
фотографию.
     Перехватив взгляд Чикурова, Саяпин спросил:
     - Нравится?
     - Симпатичная, ничего не скажешь.
     - Представляете, а в детстве не на что было смотреть.
     - А вы ее знали?
     - Еще  бы.  У  ее  отца я когда-то работал, Вербицкий, не слышали такую
фамилию?  Много  лет  работал  председателем Средневолжского облисполкома, а
потом взяли его в Москву, был начальником главка, членом коллегии...
     "Вербицкий,  Вербицкий...  - повторял про себя Игорь Андреевич. - Где я
слышал эту фамилию? Кажется, совсем недавно".
     - Между  прочим,  у  ее  отца  на  даче этим летом мы и познакомились с
Востряковым,  -  продолжал  Саяпин.  -  Потом  в  Москве  встретились. Можно
сказать,  я  причастен  к  его  выбору перебраться в Сибирь. Ну а в конечном
счете,  он  меня сюда сагитировал. А если точнее, то он прислал мне письмо с
просьбой  порекомендовать ему экономиста. А я взял да и приехал сам. Так вот
Юрий  Васильевич  говорит,  что  Виктория, - Саяпин показал на фотографию, -
теперь  в  Италии. Выскочила замуж за обувного фирмача! - Саяпин усмехнулся.
-  Подумать  только,  нет,  вы  не поверите, девчонкой была такая правильная
пионерка.  И  вот  на тебе: отец и мать здесь, а она уехала за границу. Даже
не  укладывается  в голове - как можно? А впрочем, может быть, и хорошо, что
уехала.
     - Это почему же? - заинтересовался Чикуров.
     Григорий   Петрович  заметно  смутился,  видимо  решая  про  себя,  как
поступить, а потом сказал приглушенным голосом:
     - Надеюсь,  вы  умеете  хранить  тайны?  -  И, не дождавшись заверения,
продолжал:  -  Так  вот,  Юрий Васильевич был без ума от Вики. Одним словом,
влюблен,  и  не  один  год.  А  она, как потом выяснилось, была "влюблена" в
своего  сокурсника  и  его  папу. В сына - за молодость и талант, а в папу -
скорее всего за толстую мошну.
     "Стой!  -  как  искра  пробежала  в  голове  следователя.  - Так это же
любовница Жоголя!", но на всякий случай он спросил:
     - Вы имеете в виду Жоголя - заместителя директора гастронома?
     Саяпин был поражен осведомленностью Чикурова:
     - Фамилии  не  помню,  но  хорошо  знаю,  что он - торгаш, - подтвердил
Григорий  Петрович  и  восхищенно покрутил головой. - Смотри-ка, все-то вам,
следователям, известно!
     "Если бы все", - вздохнул про себя Чикуров.
     Он  поблагодарил  Григория  Петровича и отправился по делам. Постучал в
дверь  пристройки  к зданию дирекции, где жил участковый инспектор Черемных.
Но там никого не было.
     Игорь  Андреевич  решил  начать  с отделения связи. Там выяснилось, что
кроме  денег, присланных Скворцовым-Шанявским, на имя Листопадовой поступало
немало  переводов  из  других  городов.  В  том  числе  - из Южноморска, что
насторожило следователя. Все отправители были мужчины.
     Чикуров  попросил  работников  почты  составить  справку:  кто  посылал
Листопадовой  деньги,  откуда,  когда и какую сумму. После чего отправился в
больницу.  Оказалось,  что  Изольда  Владимировна  на  бюллетене по уходу за
больной дочкой. Следователь зашел к главврачу Куприянову.
     - Только  что  ремонт  закончили,  -  с  гордостью поведал тот. - И все
благодаря  Вострякову.  Кровати  завезли новые. И вот... - он любовно провел
по сверкающей лаком столешнице.
     Игорь Андреевич попросил рассказать о Листопадовой.
     - Исполнительная,  аккуратная,  -  коротко  отвечал  Куприянов,  словно
диктовал  производственную  характеристику.  -  В  коллективе  ее уважают...
Правда,   частенько  бюллетенит,  но,  что  поделаешь,  дочь  у  нее  слабая
здоровьем.
     - Давно она в поселке?
     - Года  четыре...  Если  вас  интересуют точные анкетные данные, можете
ознакомиться с ее личным делом.
     - Немного  попозже,  -  кивнул  Чикуров. - Ну а в личном плане? Круг ее
знакомых? Образ жизни?
     - Уй,  ну  и  вопросики!  -  Главврач  достал  платок, вытер лоб. - Еще
ляпнешь что-нибудь не так.
     - Говорите то, что есть, - посоветовал Игорь Андреевич.
     - Знаете,  товарищ  следователь,  поговорите лучше с моим заместителем,
Новиковой. Женщина. Они знают друг о дружке больше. Ей-богу!
     Чикуров  недоумевал,  почему  так  ведет  себя главврач. Осторожничает?
Боится   испортить   отношения   с   медсестрой?   Или   он   из   отчаянных
перестраховщиков?
     Игорь  Андреевич  все же хотел продолжить разговор, но тут распахнулась
дверь  и  в  комнату  ввалился  здоровенный детина в милицейском полушубке с
погонами   лейтенанта,  в  валенках  и  шапке-ушанке.  Он  держал  на  руках
скрючившегося  паренька  в  обтрепанном  пальтишке  и  кирзовых  сапогах. На
голове у того по самые глаза была натянута лыжная шапочка.
     - Что такое? - вскочил Куприянов.
     - Спасайте  малого!  -  громыхнул  басом  лейтенант.  -  В тайге нашел!
Совсем замерз!
     - Зачем же ко мне? - замахал руками главврач. - Срочно в операционную!
     Милиционер поспешил из кабинета, главврач за ним.
     Некоторое  время Игорь Андреевич сидел в комнате один. Наконец вернулся
лейтенант.
     - Здравия  желаю,  товарищ  следователь!  - откозырял он. - Извините...
Сами видели...
     - Ничего,  Яков Гордеевич, - поднялся Чикуров, протянул руку Черемных и
назвал себя. - Что это за парень?
     - Можете  назвать  бич,  -  ответил  лейтенант. - А можете - БОМЖ. Еду,
понимаете,  по  тайге,  вижу  -  лежит...  Уже  белый  весь.  Нанюхался  или
наглотался.
     - Чего? - не сразу понял следователь.
     - Вот,   -   Черемных   начал  доставать  из  карманов  разнокалиберные
пузырьки,  упаковки  и  пакетики  с  лекарствами. - В карманах пальто у него
нашел. Из этого готовят адское зелье и кайфуют.
     - Наркоманы?
     - Ну  да!  В  нашей  аптеке  им  уже  ничего не дают, так бичи посылают
гонцов в район, а то и в область. Этот точно гонец.
     Главврач  был  занят в операционной, да Чикуров и сам понял, что ничего
существенного от него не добьешься.
     - Честно  говоря,  вы  мне  очень  нужны,  Яков  Гордеевич, - сказал он
лейтенанту. - У вас кабинет в здании дирекции?
     - Так точно!
     - Там и потолкуем.
     У   подъезда   больницы  стоял  "Буран".  На  снегоходе  они  домчались
буквально за пару минут.
     В кабинете участковый продолжал переживать за паренька.
     - Если бы я не заметил - все, каюк ему! Нынче мороз за сорок градусов.
     - А где они там обитают, в тайге? - поинтересовался Игорь Андреевич.
     - Зимовья  оккупируют.  Охотники  жалуются. Исстари у нас тут заведено:
добытчики,  ну,  что  зверя  промышляют,  покидая  избушку,  в  обязательном
порядке  оставляют  там  соль,  спички, запас еды, дрова. Чтобы любой путник
или  кто  окажется  в  беде  смог  обогреться,  поесть.  А  эти  бродяги все
подчистую  подбирают  да  еще  свинячат.  Грязь после них и разор! В прошлую
зиму  даже  два  зимовья  спалили.  Может, и не специально, по этому делу, -
Черемных щелкнул себя по воротнику. - Но от этого не легче.
     - А  на  что  живут?  Откуда  у  них?  - Чикуров потер большой палец об
указательный, имея в виду деньги.
     - Да  что  ни  подвернется!  Кедровую шишку бьют, подряжаются строить в
колхозах,  совхозах и у частников, разгружают вагоны... Особенно охот