помещении   сельсовета,    срочно
превратившемся в импровизированный кабинет следователя, девочка,  дрожа  и
запинаясь, рассказала следующее:
     - Два дня назад, во вторник... пошли  мы  с  Ларой  на  речку...  ну,
конечно, самовольно, тут же рядом... Познакомились там с парнем -  высокий
такой,  худой...  одет  классно,  нашего  возраста,  может,  чуть  старше.
Чернявый, волосы волнистые, длинные - немного короче, чем у меня,  -  Саша
нервно встряхнула головой, запустила пальцы в свою мальчишескую стрижку  и
внезапно, словно испугавшись чего-то, отдернула руку. -  Он  говорил,  что
скрывается от кого-то. Мы поняли - не от милиции,  а  от  каких-то  людей.
Будто бы его за что-то должны убить, грозят ему. И  не  дружки,  а  просто
какие-то посторонние люди. Ошибка вышла, и ему надо время переждать, чтобы
все улеглось. Должны вроде разобраться. Он так в лесу  и  жил.  Мы  ему  с
Ларисой оттащили печенье, колбасу - он попросил поесть принести,  говорил,
что всех боится, а вот нам доверяет, обещал - не пожалеем. Деньги  у  него
были, мы видели. Предлагал и нам - мы,  конечно,  отказались.  И  в  среду
пошли - он сказал, у реки ждать будет. Отозвал ее в сторону, и чего-то они
шептались. Я еще обиделась - подруга, называется! А вчера Лариска сказала,
что на встречу с Ником - он так назвался, - не пойдет, и мне не  советует.
Ну, я сразу решила - что-то она темнит. Вот... - девушка запнулась, словно
горло перехватил спазм.
     Лобекидзе как мог успокоил ее, стараясь не сбить, ободрить:
     - Так что показалось-то, Саша? Почему Лариса не договаривала? Что она
имела в виду? Ты ведь знала подругу, как никто. Нам важно - как было  дело
в действительности, и ты - единственный пока  свидетель.  Все  зависит  от
тебя, и, пожалуйста, ни о чем не думай, говори только правду,  и  помни  -
все, что ты скажешь, останется между нами.
     - Да, вам легко. Она ведь и  вправду  самая  моя  близкая  подруга...
была. И вообще, может, я ее не так поняла, но мне показалось, что  Лара...
Ну, я же сказала, ей всегда  нравилось  все  шикарное.  Говорила,  вот  бы
нашелся богатый, пусть и старый, и  урод  -  ей  плевать  -  только  бы  в
техникуме не гнить и в грязи не рыться.  А  Ник  ей  деньги  показал,  про
рестораны рассказывал: Сочи - "Жемчужина", Ленинград - "Астория" и еще там
какие-то. Она и загорелась. А меня решила отшить... Вот вчера я  и  начала
за ней следить. После обеда она тайком пошла туда, где мы с  Ником  обычно
встречались. Далеко в лес зашла, а когда  все  это  началось,  я  чуть  от
страха там  не  умерла.  Лариска  принесла  Нику  поесть  и  стала  с  ним
разговаривать. А дальше... - девушка всхлипнула, но взяла себя  в  руки  и
продолжала отрывисто, словно бросаясь в омут: - Как в страшном сне...  Ник
неожиданно выхватил нож и начал бить Лару, а  когда  она  упала,  разорвал
платье... и... ну,  надругался...  все  это  с  ней  сделал.  Меня  словно
парализовало - стою и с места  тронуться  не  могу.  Потом  он  ей  голову
отрезал - и полез в чащу. Тут я пришла в себя - и  бегом  в  лагерь.  Хочу
рассказать - и не могу. Страшно! Ведь я...  единственный  свидетель...  он
убьет меня!.. - Саша забилась в рыданиях.
     Майор привел девочку в чувство. Вскоре она заговорила, и даже немного
спокойнее, чем раньше.
     - Я не захотела у окна спать - боялась. А Лариска - ей уже ничего  не
нужно было, вот я и перебралась на ее кровать - знала, что не придет.
     Словесный  портрет  и  приметы  девушка  описала  довольно  подробно.
Поработали и с фотороботом. Возник  размытый  образ  узкогрудого  парня  с
порочным лицом и жестоким взглядом. Его никто не опознал, а  сама  Саша  в
конце концов заявила, что все вроде бы было и так, как она рассказала,  но
в то же время и не совсем.


     Теплым сентябрьским днем Лобекидзе сидел  в  кабинете  за  своим  еще
хранящим следы канцелярских чернил, а сейчас  испятнанным  солнцем  старым
письменным столом, и зябко ежился.  Напротив  сидел  лейтенант  Шиповатов,
погруженный в раздумье. Майора неприятно изумило бы, если бы он узнал, что
лейтенант думает не только  лишь  о  розыске  свирепого  убийцы,  но  и  о
неотоваренных продуктовых талонах своей семьи.  И,  более  того,  все  это
каким-то образом связано с информацией о содранной с трупа  и  пропитанной
солью коже, которую обнаружили  примерно  на  том  же  расстоянии,  что  и
голову, но в другой стороне. Когда  лейтенант  узнал  об  этом,  ему  едва
удалось  подавить  рвотный  позыв.  Теперь  же   Шиповатов   рассуждал   о
возможности факта каннибализма с отвращением, но внешне  спокойно.  И  еще
спокойнее выслушивал майора. А порассказать тому было что, тем более,  что
по ходу повествования майор анализировал происшествие,  опираясь  на  свой
огромный опыт.
     - Думаю, Максим, это он. Не хочу утверждать  безоговорочно,  но,  мне
кажется, я его узнал. Я на дежурство уходил в тот вечер, когда с моими это
случилось... Смотрю - парнишка в телефонной  будке:  говорит  с  кем-то...
Чрезвычайно похож на  этот  фоторобот.  Да,  кстати,  там  мальчишки  наши
местные околачивались  допоздна.  Последние  дни  перед  школой...  Ты  же
помнишь, что моих приблизительно в полночь и убили... Пацанам из сада  все
должно было быть видно как  на  ладони.  Они  хотя  и  выпивали,  конечно,
помалу, но уверяют - за подъездом глядели, делать-то все равно  нечего.  И
чужих никого не было. Было открыто окно в кухне... То же самое, если б кто
в окно лез - видать мальчишкам, да и подхода  к  дому  нельзя  миновать  -
освещенное пространство... А тот сопляк в телефонной  будке  согнулся  над
трубкой, а меня увидел - отвернулся и искоса  наблюдает.  Я  еще  подумал:
девчонку поджидает, маскируется? Этот  таксофон  уже  неделю  не  работал,
кто-то микрофоны все время выкручивает. Знал бы тогда,  что  этот  паренек
неспроста горбится...
     Сейчас вспомнил - и действительно, подходит под все описания. Саша  -
девица глазастая. Я отца ее знаю - наш районный хирург, Налик Назарович...
     - А-а, я тоже что-то слыхал.
     - Да, толковый врач. Милостью Божией, что называется. Бывал я у него.
     - Он ведь не так давно к нам приехал. Земляк ваш, Иван Зурабович?
     - Земляк. Только он в Баланцево всего пять лет, а я - тридцать  пять.
Будто здесь и родился. Да только вот все одним махом развалилось...
     - А Минееву эту, Ларису, вы тоже знали?
     - Кого же мне не знать в Баланцево, если  я  уже  пятнадцать  лет  на
оперативной работе?.. Она  действительно  дружила  с  Сашей  Абуталибовой,
часто дома у них бывала. И я к Абуталибовым заходил. Поначалу - проведать,
посмотреть, как земляк устроился. С этим сразу  наладилось,  таким  врачом
оказался, что к нему за месяц запись, из Москвы валят. Не я ему -  он  мне
при случае мог протекцию оказать. Ларису, правда, видел всего раз, но  мне
и этого пока хватает - держит память. И хлюпика этого порченого не забуду.
Как бы только на него выйти? Пока что фоторобот распространим, если  он  в
Баланцево или в окрестностях - достанем...
     - Да, я сделал выборку, Иван Зурабович: по  району  пять  нераскрытых
убийств. Но и у соседей не лучше. Одних детей  пропавших...  И  все  -  за
последнее время.
     - Максим, что за терминология! Я не хуже  тебя  сводки  изучал.  Твое
"время" - это четыре последних  года.  В  пяти  соседних  районах  пропало
четырнадцать детей в возрасте от трех до шести лет. И кожа эта засоленная,
кстати, тоже покоя мне не дает... И  все-таки  не  верится,  даже  в  наше
крутое время. Ведь не тридцать второй год на Украине. Трупов-то нет...  О,
звонят.  Что-то  долгонько  молчал  -  едва   не   полчаса...   Лобекидзе.
Посетитель? Пропустите. Все, Максим, давай за дело.


     Домой в этот вечер  Лобекидзе  попал,  как  обычно,  поздно.  И,  как
обычно, Фрейман еще не спал, просматривая в  гостиной  свои  бесчисленные,
непрерывно множащиеся бумаги, делая выписки  и  объемистые  подсчеты.  Как
вполне советский человек, Фрейман, имея  электронную  записную  книжку,  с
большим  удовольствием  пользовался  обычной.  Итоги,  видимо,  получались
ободряющими - улыбка американца подтверждала это лучше всяких слов.
     -  Ну,  что  нам  день  текущий  подбросил  на   фронтах   борьбы   с
преступностью? А, Иван Зурабович?
     - Ползем мало-помалу.  Поймать  -  поймаем,  да  уж  больно  все  это
медленно.
     - Жаль, Иван. А я тут хотел вас немного  развлечь.  Дело  любопытное,
только  к  правосудию  отношение  имеет  весьма  отдаленное.  Одному  мне,
пожалуй, не справиться - поотстал, признаться.
     -  Что-то  не  похоже.  По-моему,  напротив,  в  авангарде  передовых
экономических веяний...
     - Вот  как  раз  об  экономике  и  речь.  Кажется,  приближается  мое
страховое общество к победному...
     - Финалу?
     - Хороши шутки! К старту!  Недалек  тот  час,  когда  ленточка  будет
торжественно перерезана. И столько уже обнаружилось  желающих  подержаться
за ножницы, а значит, и полакомиться  объедками  пирога,  который  обещает
быть жирным, - что, право, надо признать, тут вы  Америку  обставили.  Ваш
бюрократ и ненасытнее, и сплоченнее.  Ни  один  без  куска  не  отвалится.
Причем  только  "зелеными"  и  только  на  счета  в   зарубежных   банках.
Прогрессивно мыслят, вот это я понимаю. Так вот, из заслуживающих  доверие
источников мне стало известно, что во  второй  российской  столице  хапуги
пожиже и сквозь их легионы пробиться  полегче.  Собчак  их  там,  что  ли,
пугнул? А вопрос о том, где, как и когда открыть дело, - из самых  важных.
Лучше повременить, но начать работать  на  условиях,  которые  в  конечном
счете позволят иметь наиболее благоприятный режим. Кстати, на Петербург  и
вы меня сориентировали...
     Разговор оказался как нельзя более кстати. К этому моменту в  кармане
пиджака  майора  уже  лежало   командировочное   удостоверение   -   следы
неуловимого Ника могли, по некоторым признакам, отыскаться в Питере.
     Так что, уже следующей ночью "жигули" Лобекидзе мчались в направлении
северной столицы, а рядом дремал невозмутимый Фрейман со своей  неизменной
пухлой, обтянутой сафьяном папкой.
     В детском саду царила необычная атмосфера. Взвинченность и напряжение
взрослых малыши ощущали каждую минуту. У  персонала  садика  были  большие
проблемы. Рекордный прыжок цен и куда менее заметный - зарплаты  заставили
искать дополнительные источники дохода. Доходило  до  смешного.  Например,
пятеро сотрудниц, словно позабыв, что участвующий в лотерее просто  платит
еще  один  налог,  каждую  зарплату   вскладчину   приобретали   несколько
лотерейных билетов. В этот раз - аванс, денег  поменьше,  -  были  куплены
всего три. Предполагаемый выигрыш договорились разделить поровну.
     Наивные люди! Но и в тайном  механизме  судьбы  иной  раз  происходят
какие-то сбои. На один из билетов выпал выигрыш - и  какой!  Издалека,  из
каких-то неведомых глубин всплыла сияющая новенькая "волга".
     Однако  тут  вышла  заминка.  Держательница  билетов,  среди  которых
находился и тот единственный, неслыханно счастливый, объявляться на работе
не спешила. В ее семье случилась беда. Остальные члены "пятерки" вынуждены
были пока довольствоваться прикидками  рыночной  стоимости  автомобиля  да
болтовней в курилке.
     - И чего она тянет? Знает ведь - номера переписаны. -  Худощавая,  но
привлекательная даже в своих прямоугольных "ученых" очках Алия  Этибаровна
возмущалась со всем пылом, позволительным интеллигентной особе. - Вот  так
всегда, до первого  испытания.  Мы-то,  дуры,  -  сбрасывались,  последние
отдавали. Чуяло сердце - не по  себе  мне  было  на  этих  похоронах.  Еще
подумала - и чего так расчувствовалась? Если б сама за  гробом  не  шла  -
подумала бы, что и похороны эти...
     Алия Этибаровна работала инженером в соседнем ЖЭКе, но водила  дружбу
с  нянечками  и  воспитательницами  и,  разумеется,  принимала  участие  в
невинных лотерейных авантюрах.
     - Ну ты даешь, Алия! - выдохнула дым бухгалтер, дама в белом  халате.
И хотя сигарету она "стрельнула" у Алии Этибаровны, не  преминула  уколоть
подругу: - Ну как ты можешь? Это какое-то кощунство просто,  -  она  томно
закатила глаза, но,  вспомнив,  о  какой  сумме  речь,  прекратила  ломать
комедию. - Нет, не могла она липовые похороны устроить. Ты, Алиша, за кого
ее держишь? Болел ее Юрка - это точно. Ты же не думаешь,  что  она  его  -
сама?
     - Да, "волга" сейчас под миллион тянет. Хоть и "деревянных", но  пока
и они чего-то стоят. На что не пойдешь за миллион!
     - Да любая! И не дай Бог, Алиша, у тебя бы билет оказался.  Только  б
мы его и видели. Я же помню, как ты за двадцатку к  зарплате  готова  была
глотку перегрызть.
     - Ладно, девочки. Как бы там ни было, а этой  Аньке  наши  денежки  я
заграбастать не позволю.
     - На тебя, Алиша, вся надежда. Наш договор  -  пустой  звук,  никакой
законной силы не имеет. Пошлет нас Анька подальше - вот и весь дележ. Я  у
юриста узнавала.
     - Могла бы и меня спросить. Я б не хуже растолковала. Ладно,  Светка,
что мы в самом  деле  по  курилкам  треплемся,  будто  сами  чужие  деньги
зажилить хотим. Едем к Аньке. Нечего  больше  тянуть.  Скорбь  скорбью,  а
денежки за "волгу" сами по себе.
     - Может, подождем, Алиша? Она ведь и так  через  два  дня  на  работу
выйдет... - неуверенно промямлила пухлая коротышка.
     Алия Этибаровна уничтожающе рассмеялась:
     - Ты бы на себя посмотрела! У тебя на лице написано:  "двести  тысяч,
мои двести тысяч!" - и больше ничегошеньки. Так что давай не будем. Деньги
я у нее добуду, - подмигнула, расплылась в улыбке. -  Только  бесплатно  я
крутиться не стану. Кончились эти времена.  Придется  чуть-чуть  увеличить
мою долю - за труды. И я, кажется, уже знаю, за чей счет.
     - За мой?
     - Чуть-чуть, чисто символически. Остальные все согласны. Билет возьму
у вас на глазах, не бойсь. А вот насчет Анькиной доли  придется  подумать.
Надуть она таки вас пыталась, так что следует ее наказать. Если все хорошо
пройдет, с тебя и копейки не  возьму.  Может,  еще  и  поделюсь.  Ты  меня
знаешь.
     Именно  поэтому  и  вздохнула  Светлана   Ильинична,   подумав,   что
выигрышному билету безопасней было бы оставаться у Анны  Карповны,  чем  в
смуглых, сильных,  с  кровавым  лаком  на  ухоженных  ногтях  ручках  Алии
Этибаровны. Оттуда вырвать деньги  будет  потруднее,  а  уж  большие  -  и
подавно. Но отступать было поздно. Энергия  Алии  Этибаровны  сметала  все
преграды на пути к добыче, и, понадеявшись на то, что в присутствии подруг
удастся  контролировать  события,  Светлана  Ильинична  отдалась  на  волю
течения.


     И события не замедлили последовать. Через час квартира Анны  Карповны
являла собой полотно, которое можно было бы назвать "После обыска". А  так
как милиция к операции  не  привлекалась,  то  ее  сотрудницы,  не  чуждые
известной терминологии, поправили бы: "После разгона".
     Выпотрошенные ящики и шкафы, на пол  вывален  всякого  рода  домашний
скарб, выглядящий в кучах особенно  неприкаянно.  И  вокруг  всего  этого,
потирая с угрозой руки, похаживала мечущая громы и молнии Алия Этибаровна.
Казалось, она не собирается ограничиться одними словами. И  хотя  Светлане
Ильиничне робеть было ровно не с чего, но и  она  ежилась,  словно  хотела
стать меньше, уйти в кресло под гневным  взглядом  Алии  Этибаровны.  Анна
Карповна и ее дочь-первоклассница  казались  перепуганными  насмерть.  Что
можно  скрыть  от  женщины,  которая  годами  оттачивала  бдительность  на
общественном поприще, вытряхивая из сослуживцев членские взносы  и  прочие
поборы? Сейчас же она сражалась за свое.
     - Ты кого, Анька, за нос водить вздумала? Что, хоронить  понравилось?
Так за этим дело не станет. - Ненавидящий взгляд остановился  на  девочке.
Внезапно Алия Этибаровна обернулась: - А ты, Светлана, что молчишь? Тут  и
о твоем кровном речь. Не будь меня, так вы, ослицы, глядишь,  поверили  бы
ей. Ты, Анька, со мной эти шутки  брось.  Смотри-ка  -  на  покойника  все
валит. Видно, не случайно я его сегодня вспомнила. С такой змеи  станется.
Где это видано: здоровый мужик сгорел в  считанные  дни.  Думаешь,  я  про
любовницу его не знала? Да не хуже тебя, кто ее, эту  Зинку,  не  знал,  в
Баланцево же живем! Юрка твой  вообще  поведенный  был  по  этой  части  -
недаром  его  застукали  возле  женской  душевой.  Здорово  тебя,   видно,
припекло!
     - Ребенка бы  постыдилась!  Или  не  жалко?  -  горько  сказала  Анна
Карповна. Больше  ничего  добавить  она  не  успела.  Алия  взревела,  как
пожарная сирена:
     - Это ты ее пожалей! До соплюхи  твоей  очередь  еще  дойдет.  Как  с
Юркиным сыном вышло - был, да вдруг взял и исчез. Пропал,  понимаешь.  Ох,
падлы - один был шанс из нищеты выбиться - и тот отдай? На  моем  горбу  в
рай въехать хочешь? Как бы и  в  самом  деле  тебе  туда  не  отправиться.
Разделила, говоришь, билетики? По одному - себе, Юльке и мужу? Да какое ты
право вообще имела?
     А покойник, значит, раз - и выиграл, а билетик - как в воду.  Ищи!  А
лучше всего будет, чтобы он нашелся. Ну?! - Алия Этибаровна занесла  узкую
ладонь, сейчас ее сильная, покрытая золотистым пушком рука казалась  лапой
хищной птицы. Но ладонь повисла в воздухе, не  коснувшись  Анны  Карповны.
Алия спохватилась - слишком много свидетелей.
     - А  ты,  Светлана,  чего  задницу  просиживаешь?  Думала  чистенькой
остаться? И денежки свои выцарапать? Не выйдет! Хотя... Пошла вон.  Только
под ногами путаешься. Сиди, Анька! Я сама  дверь  закрою,  а  ты,  Юлечка,
слушай тетю - и все будет хорошо.
     Повторять не потребовалось. Светлана Ильинична вылетела из квартиры с
поразительной для такого кургузого пухлого тела быстротой.  Алия  щелкнула
замком и вернулась в комнату как раз вовремя,  чтобы  хлопнуть  по  рычагу
телефона и вырвать трубку у растерявшейся Анны Карповны.
     - Куда звонишь, чучело? Аферистам своим? Ну, погоди, я всю вашу шайку
на чистую воду выведу!..
     Анна Карповна заглянула ей в лицо и сказала тихо, но твердо:
     - Да ты что, зверь, что ли, Алия? Ты же меня пять лет  знаешь,  какие
аферисты! Ребенка постыдись, не надо бы ей  этого  слушать.  В  милицию  я
звонила. Не веришь - можешь перезвонить.
     - Перезвонить, значит? Так это потом,  успеется.  Найдется  им  здесь
дело - а может, и во дворе, на асфальте. - Алия Этибаровна  резким  рывком
отпахнула оконную створку, изображая приглашение. Хозяйка  дома  бросилась
было к другому окну, но ее остановил жесткий толчок в плечо.
     - Сидеть! Я еще не закончила. Пока билет не найдется,  никуда  ты  не
выйдешь, - и, на глазах меняя выражение лица и повадку, увещевающим  тоном
заговорила: - Аня, не будь дурой. Пойми: я ведь от тебя  не  отстану.  Это
остальных можешь побоку, но только не меня. Мне лишнего не надо. Другая бы
половину потребовала, а мне - мое отдай,  положенное.  Я  ведь  и  продать
билет помогу, у меня и клиент уже есть. Сюда  фургоны  мандаринов  гоняет,
туда - фургоны денег. Все при интересе. Ты только долю  мне  дай!  Черт  с
ними, с бабами нашими, но я-то умею добро помнить. Ты же знаешь -  у  меня
все схвачено, а сейчас не деньги, жратва в цене. С такой, как я,  подругой
- королевой  заживешь!  Опять  же  квартира.  Вас  двое  в  трех  комнатах
осталось. Не успеешь оглянуться - и  потеснят.  А  я  в  ЖЭКе  человек  не
чужой... В милицию она звонит! Стукнуть всякий сумеет,  только  ты  будешь
стучать в капитальную стенку, а мне есть с кем там поговорить по душам.  И
влетишь ты за кражу билета. И не за такое сидят. В зону пойдешь, а дочка -
в детдом, да покруче, в такой, что  еще  неизвестно,  свидитесь  ли  после
срока... Оно ведь по-всякому случается...
     - Мама, мамочка, я  боюсь  тетю!  Отдай  ей,  все  отдай!  -  девочка
бросилась  к  Анне  Карповне,  судорожно  обхватила,  уткнулась  в  колени
взъерошенной головкой.
     - Вот - устами младенцев!..
     А