е об этом Червончику... Да, через турка. И ждать.
     А  этот  мужик  с  мечом на  коленях -- Герман  Великий.  Внезапно  Гек
остановился,  завороженный: из-за угла вывернул трамвай -- точь-в-точь как у
них в  Бабилоне, только номер другой! На Гека нахлынули воспоминания, заныло
сердце по  родине,  ведь он никогда ранее не покидал ее пределов, да еще так
надолго...  Неожиданный  этот трамвай  пробудил что-то такое...  непонятное,
отчего становится сладко и  грустно; кажется, что вот-вот вспомнится важное,
заветное,  без чего жизнь не в  жизнь... -- но  нет, трамвай  прогрохотал, и
наваждение растаяло. И трамваи здесь тихие  на  удивление, не то что наши...
Сколько там на часах? Пора.
     Давно ему  не было так хорошо.  Гек  выбрал гостиницу неброскую, хотя и
довольно дорогую. Но это не важно, через пару часиков цена за номер не будет
иметь  никакого значения при любом исходе предстоящего дела. Гек потратился,
заказал такси и уже на нем подобрался поближе к "Швейцарскому  объединению".
Мучительно хотелось  разжиться  пистолетом, но  некогда,  и денег  жалко,  и
погореть  очень легко.  Хотя  оружия тут навалом... К черту! Гек выбрался из
такси, попросил  водителя подождать, купюру  положил на сиденье и свернул за
угол. Через несколько секунд Гек легким и уверенным шагом вошел в прохладное
чрево банка...
     Такси пригодилось, и  еще как! Чемодан был  велик и тяжел,  Гек получил
его безо всяких  затруднений. Гек почему-то боялся, что  даже если груз  еще
никем не востребован, то потребуется  доплачивать  за длительное хранение, а
денег не хватит, или  потребуют объяснить, что там  лежит и сколько его, или
еще  какую  дрянь  придумают...  Последние  метры  до  такси пришлось тащить
чемодан чуть ли не волоком.  Шофер  догадался, выскочил  и помог забросить в
багажник.  Первым побуждением Гека  было  не  отдавать чемодан  в  багажник,
поставить в салоне рядом  с собой, но здесь не Бабилон  -- уж больно дико бы
показалось местным. Да и мысль могла  найти дурную какую-нибудь  голову:  "А
что интересного может быть в таком тяжелом чемодане?"
     У  себя в номере он прежде всего отдышался, снял пиджак, галстук, запер
изнутри  дверь,  потом  откупорил банку с кока-колой  и уселся в кресло,  не
отрывая  взора от  темно-вишневого  вместилища.  Ему нравилось  предвкушение
открытия, даже если оно -- всего лишь открытие чемодана.
     "С миллион будет", -- неуверенно подумал Гек, но прикинул в долларах  и
почувствовал, как сердце заколотилось, застучало вдвое  против прежнего.  Он
расстегнул  воротник  рубашки, рука зацепилась  за  что-то:  крестик...  Гек
рванул  --   тонкие  звенышки-серебринки  не  выдержали  и  двумя  обрывками
замотались по  сторонам потного  кулака.  Гек терпеть  не мог  побрякушек на
мужчинах, но  -- терпел. А теперь хватит:  он пропихнул сорванный  крестик с
цепочкой в  банку  -- там на дне еще бултыхались остатки  -- и встал,  чтобы
выбросить  ее  в мусоропровод.  Проходя мимо зеркала, машинально бросил туда
взгляд и остановился.  Волосы растрепались, глаза кровью налиты, лоб, щеки и
в особенности уши огнем горят, тот еще видок!
     Гек  постоял у зеркала, плюнул в него и направился  в  ванную. Там тоже
было зеркало, но вмонтированное  в стену,  а не на  гвоздике, как в комнате.
Гек с отвращением заглянул  и туда, стал нашаривать мыло; банка все еще была
в руке. Гек выругался вслух на бабилосе и по-итальянски, выскочил из ванной,
выбросил жестянку  в  мусоропровод, вернулся. Только после того,  как  уши и
щеки  приняли  более-менее  обычную  окраску, он  разрешил  себе  подойти  к
чемодану.
     "Видели бы меня сейчас дон Паоло или Суббота с Варлаком -- полюбовались
бы на дешевку на этакую..." Гек присел на корточки, перекусил толстую нитку,
на которой висел ключ, привязанный к  чемоданному ремню, поочередно повернул
им в замках и повалил чемодан плашмя.
     "Да,  а на каком  языке я  выругался?  --  почему-то  подумал  Гек.  --
Вспомнить бы  надо". Но так и не вспомнил,  а  когда приподнял крышку,  то и
совсем  забыл  об  окружающем:  в прозрачном  полиэтиленовом мешке плотно  и
тяжело лежали  деньги -- доллары США,  упакованные  в аккуратные пачки.  Гек
немедля  принялся  считать; набралось два миллиона сто семьдесят шесть тысяч
долларов купюрами  по сто долларов, около тридцати-сорока тысяч "грантами" и
"джексонами",  то есть  пятидесяти-  и  двадцатидолларовыми  бумажками.  Гек
поленился  их  считать, поскольку они лежали россыпью, прикинул на  глаз. Но
это был только первый слой: нижнюю половину чемодана занимали пачки каких-то
разноцветных бумаг. После долгого осмотра Гек  пришел к  выводу,  что бумаги
эти -- государственные и муниципальные  облигации разных выпусков, на три  и
пять  лет.  Он  принялся было считать и  их, но  вспомнил, что  их продажная
стоимость  может отличаться от номинала, в  них указанного. Надо  спуститься
вниз и  купить газету  с биржевыми котировками, только и  всего! Гек  так  и
сделал. Он  оставил на полу -- как есть  -- груду бумажных сокровищ,  только
закрыл дверь на ключ. Впрочем, через пару минут он вернулся с газетами "Нойе
цюрихер цайтунг" и "Ба-Бусинес", обе на немецком языке. Деньги  разноцветным
холмом лежали там, где он их оставил. Гек вновь закрылся на ключ, выложил из
карманов блокнот и ручку, купленные  в  вестибюле вместе с газетами, сбросил
пиджак и приступил к работе.
     Облигации были что надо: общая стоимость потянула на четыре с половиной
миллиончика,  если  перевести в доллары. Гек не владел  немецким,  вычитывал
только цены и названия бумаг.  Надписи же на бумагах, выпущенных бабилонским
государственным казначейством  и  мэрией Бабилона, свидетельствовали о  том,
что вместе с не вырезанными за два года купонами они тянут дополнительно еще
на пол-лимона.
     Шесть с лихером! С ума  сойти! Ну,  красотища!  На самом деле было даже
немного  больше,  чем  думал Гек, поскольку в предвыборной  суете  городские
политиканы обещали в прошлом году  держателям облигаций, что в случае победы
пересмотрят  купонные  ставки за  весь  год  в  сторону  увеличения  на  два
процентных пункта. Но Гек еще не знал об этом. Он вынул стодолларовую купюру
из  неполной пачки  и разболтанной походочкой --  такую  обожает  обкуренная
шпана из негритянских кварталов  -- подошел к зеркалу,  поверхность которого
пробороздил по вертикали смачный харчок.  Гек аккуратно, чтобы не  коснуться
пальцами, принял его на ковшик купюры и бросил вместе с нею  в унитаз. Потом
поколебался и  не выдержал -- выбрал уже  двадцатидолларовую, поистрепаннее,
помягче: скомкал ее, расправил и насухо протер гладкое стекло. Он сбросил  в
унитаз  и  этот  зеленый  комочек,  потянул  за рычажок  и тихо  заулыбался,
наблюдая, как рычит и беснуется маленький водопадик.
     "Красиво. Ну а что? Могу себе позволить -- не обеднею... Не каждый день
такое бывает. А  могу и каждый день. Интересно, если в золоте -- сколько это
будет? -- Гек вернулся к столу, поднял газету и  посчитал -- больше полутора
тонн!  --  Это если  по  лондонским  ценам, а  если на  черном  рынке,  то и
побольше.  А на хрена мне побольше, да и откуда на черном рынке тонна золота
возьмется? Разве что я  решу  продать? Да  и  на  хрена мне  вообще-то и это
золото,  когда  деньги есть? А Дуде  -- фиг с маслом,  если он  еще жив, что
маловероятно.  Что   же  там  все-таки   случилось,  что  забыли  об  этаких
деньжищах?"
     Радостное   возбуждение  понемногу  улеглось,  и  Гек   впервые  крепко
задумался  над  тем,  как  быть дальше.  Прежде  всего  следовало  облигации
обратить  в  наличные,  а  наличные  разместить  в двух-трех  банках,  чтобы
проценты давали.  С этим больших  проблем не было. Здесь  полно контор,  где
охотно возьмут на  себя решение такой  несложной,  в  общем-то, задачи.  Дон
Паоло  неоднократно  упоминал о том, что швейцарская  "прачечная" не вечная,
что многие страны пытаются подорвать вольности местных банкиров при открытии
счетов и перекачивании  через них преступных и полупреступных денег. Но пока
все было в полном порядке, и Гек, получив уже деньги, мог не беспокоиться по
поводу их будущих метаморфоз и трансформаций. Намного труднее  с документами
--  на  чье имя класть: Энтони Радди  -- человек  сугубо временный, долго не
протянет со своей "липой", пусть и от Механика. Но Гек уже наметил примерный
план; допустим,  проблема и тут решена. А  вот как жить дальше? Мир тесен, и
если произойдет нечаянная встреча со старыми знакомыми, то  никакие миллионы
не  помогут. Неужто предстоит скрываться всю жизнь, дрожать, стоя по  уши  в
деньгах? И домой при этом нельзя...
     Геку вдруг опять  вспомнился  дон Паоло,  их  разговоры  перед  экраном
тюремного телевизора.
     -- Можно быть самоуверенным, Тони, а  можно  -- умным. Эти два качества
природы человеческой враги между собою. И если они выросли  в  одной голове,
то начинают бороться друг  с другом, а не бороться они не  могут -- тесно им
вдвоем,  так  обычно  побеждает  не разум, нет.  Самоуверенность  остается в
победителях. Но и она становится очень легкой добычей  для чужой головы, где
разум взял верх. Ты вот давеча выдавил глаза тем двоим подонкам и доволен по
самую  макушку: вот, мол, раз-два и  в дамки! Ну а мне  после тебя досталось
только дерьмо подтирать, что ты оставил. А как же: я в  те дни трудился, как
Санта Клаус на рождество, только мой мешок был  намного больше. А  ты, поди,
думал, что  свет  не  видывал  такого ловкого  супермена! Ты не  щурься,  ты
слушай. Вот если бы ты посоветовался со мной, то я, глядишь, и сумел бы тебя
убедить подождать  более удобного случая...  всеобщей потасовки  во дворе, к
примеру.  (Как  будто  Гек  действительно  мог  подойти  и посоветоваться  с
незнакомым человеком о способе казни...) К этому, кстати, и шло. Ну ясно, ты
не  знал...  Самоуверенный  -- всегда  одинок.  Одинокий --  всегда  слаб. А
слабого всегда, рано или поздно, ставят раком! И никакие деньги  не  помогут
тебе разогнуться, потому что деньги -- еще не все.
     "А старый-то прав! -- с досадой подумал Гек, укладывая свои миллионы  в
чемодан.  --  Горячку  пороть  не  надо... А почему нельзя?  Домой-то,  если
по-умному?"
     Вся неделя ушла на "хозяйственные" хлопоты: надо было пристроить деньги
в  надежные места и  обеспечить беспрепятственный к ним доступ. Кроме  того,
Гек  часами  изучал  телефонные  справочники  и рекламные  издания, пока  не
наткнулся на строку, чмокнувшую его в самое сердце: "Хирург-косметолог". Да,
да, да -- именно это он и  искал,  именно это! Гек выписал  на бумажку имя и
телефон,  теперь  уже целенаправленно полистал  справочник, выписал  телефон
господина Рокенфеллера, захлопнул фолиант, а сам подсел к телефону...
     В тот  же вечер он, чисто выбритый, в новом костюме, пешком добрался до
указанного адреса, благо было недалеко, остановился перед входом в небольшое
трехэтажное  здание и позвонил в колокольчик.  Ему  открыл пожилой кряжистый
господин. Его плотная  фигура  лишь  немного смягчалась жировой прослойкой в
области талии.
     -- Добрый вечер. Что вам угодно?
     Гек понял вопрос, да и мудрено было не понять, ответил по-английски:
     -- Я звонил сегодня по телефону. Мое имя Энтони Радди.
     -- Очень приятно, проходите  наверх, прошу  вас.  --  Хозяин  -- как-то
сразу чувствовалось, что он не слуга в этом доме -- легко и буднично перешел
на английский, лучший даже, чем у Гекатора, рукой указал тому направление, а
сам запер двери. Прямо на  лестнице, тихо урча, огромная дымчато-серая кошка
с опозданием намывала гостей. Гек осторожно, чтобы не побеспокоить,  обогнул
ее, задев  плечом  и спиной деревянную обшивку стены, вступил  на площадку и
остановился в  ожидании.  Пожилой господин  поднялся  следом и вновь показал
рукой:
     -- Сюда, пожалуйста.
     Вместе  они прошли  в большую  полутемную  комнату, неровно  освещаемую
огнем в небольшом камине, да еще зеленой лампочкой в бра  над креслом. Возле
камина были  расставлены  еще два кресла, куда они и уселись по  предложению
хозяина.
     Гек начал первый:
     -- Вы господин Рокенфеллер? По-моему, с вами я сегодня беседовал?
     -- Со  мной, да.  Господин Рокенфеллер  --  основатель фирмы,  он  умер
восемнадцать лет назад. Меня зовут Хитке, Манфред Хитке, к вашим услугам.
     -- Я решил обратиться к  вам, поскольку  мне рекомендовали именно  вашу
контору.  Правда, мои  знакомые  пользовались  услугами вашей конторы еще во
времена господина Рокенфеллера, мир праху его, но  я думаю... я надеюсь, что
в эпоху технического прогресса качество предоставляемых вами услуг не упало?
     -- Во всяком случае, могу вас уверить, что на качество наших  услуг  не
поступало рекламаций ни в наши дни, ни во времена господина Рокенфеллера.
     -- Извините  за дурацкие вопросы,  но,  откровенно  говоря, я почему-то
считал,  что  ваш  офис -- более  оживленное  присутственное  место.  У  вас
проблемы, или вы справляетесь один?
     -- Нет,  не один, конечно.  У всякого дела своя специфика, частный сыск
не исключение. Я, будучи директором-распорядителем, вращаюсь, так сказать, в
обществе,  всегда на виду; в  то же  время для оперативных работников  наших
известность  --  это  "засветка",  все  равно как  инвалидность.  И  клиенты
стараются  не афишировать  того факта,  что пытаются решать свои  проблемы с
нашей  помощью. Но люди  у  нас есть, и  квалификация у  них предостаточная,
уверяю  вас.  Надеюсь,  у  нас  будет  возможность  убедить  вас в  этом  на
конкретном деле.
     -- Вы часом не из Калифорнии?
     --  Спасибо за комплимент  моему  английскому -- нет. Я, можно сказать,
местный уроженец, а в Штатах не доводилось бывать. Этот ваш вопрос -- начало
заказа, или сначала посмотрите прейскурант?
     -- Нет-нет, я еще не начал. Кроме того, нам с вами следует определиться
не только  об оплате, но  и  о  диапазоне и объеме  предлагаемых вами услуг.
Вдруг моя задача не для вас?
     -- Извольте. Мы не выполняем заказы  на насильственные и некоторые иные
действия,  посягающие на  свободу личности,  а  также  шпионаж в пользу  или
против любого государства. Таковы  в  самом сжатом виде противопоказания,  я
вам передал  общий смысл  без казенных формулировок. Так что если вы хотите,
чтобы мы помогли китайской разведке...
     -- Нет конечно, упаси бог!
     -- А в остальном объем  и  диапазон оказываемых нами услуг лимитируется
только уровнем оплаты.
     -- И дорого берете?
     --  Странный  вопрос.  С  чем сравнивать?  Дороже,  чем  в  такси,  это
бесспорно,   но   не   больше,   чем   человечество  способно   платить   за
удовлетворение...  э-э... своей любознательности, ибо мы пока не  прогорали,
да и впредь не собираемся этого делать. Вы удовлетворены?
     --  Вполне,  благодарю вас.  Но  ознакомиться  с  тарифом  мне  все  же
необходимо, прежде чем я приму решение о  размещении заказа в вашей конторе.
Ведь если ваши цены окажутся выше некоей планки, то для нас не  будет стоить
овчинка выделки.
     -- Но и мы  не можем выложить тариф за услуги, о сути которых не знаем.
Изложите  в общих  чертах  ваш  заказ,  и мы  определимся. Если  мы  с  вами
перестанем  ходить  вокруг да  около и  непосредственно приступим к делу,  я
смогу  тотчас  назвать  вам  примерную сумму  ваших  расходов,  с  точностью
плюс-минус 10 процентов,  а  по  окончании работ --  полную  смету  затрат с
точностью до пфеннига... или до цента, если вам так будет удобнее.
     -- А что, вам кажется, что я привык считать в центах?
     --  "Кажется"   --   это   не   тот   термин,   которым   мы   привыкли
руководствоваться в своем деле, особенно в пятницу  вечером. Хотя лично мне,
например, могло бы показаться, что  вы привыкли  считать  в долларах, и я не
удивился бы, если бы оплата произошла наличными.
     -- Черт  возьми, -- удивился Гек, -- вы против долларов? Я могу чеком и
франками... Но, пожалуй, вы правы. А почему вы так подумали, если не секрет?
     -- Сам не знаю. Но я надеюсь, что заказ вас не разорит.
     -- Вы уверены? А вдруг разорит?
     --  Янки  --  богатый  народ.  А  кроме  того,  в  Европе  расценки  за
аналогичные услуги ниже, чем у вас.
     -- Я не янки, мой отец итальянец, а мать ирландка.
     -- В эти тонкости мы не вникаем. Для меня все американцы -- янки.
     -- Это вы уже справки обо мне наводили в отеле, да?
     -- Никто  ничего не наводил, -- соврал Манфред Хитке. -- Справки  денег
стоят. На вас на всех клеймо  стоит: Мэйд ин Юэсэй. Перейдем к делу, если не
возражаете.
     -- Теперь  не возражаю. Нужна четкая информация об одной женщине, она в
Цюрихе, или может быть здесь в недалеком будущем.
     --  Ее  имя,  гражданство,  вид  занятий,  возраст,  внешний  вид,  где
остановилась?
     --  Американка, на вид  лет тридцать-сорок, в зависимости  от  макияжа,
обычно  -- блондинка. Как зовут -- не имею права сказать, род занятий  -- не
имею права сказать, но никакого отношения к госсекретам не имеет.
     --   У  нас  восемьдесят  процентов  всех  дел   посвящены  блондинкам,
брюнеткам, молодым, реже  -- старым, живым и мертвым. Но если вы собираетесь
ограничить нас только  уже сказанной  информацией,  коллега,  то  лучше  вам
обратиться к кому-нибудь из ясновидящих, адрес дадим бесплатно.
     Гек  скроил  недовольную  физиономию, некоторое время  делал  вид,  что
раздумывает, затем решился:
     -- Ладно, черт подери, вы не волшебник,  да и я тоже. Вам известен Пьер
Дебюн?
     -- Вы имеете в виду врача?
     -- Да, хирурга-косметолога. У него клиника в ваших краях.
     -- Известный человек, специалист с европейским именем.
     --  Вы можете организовать  наружное  наблюдение  за его клиникой и  им
самим?
     -- Это связано с вашим делом?
     --  Да. Наша  дамочка могла  или может обратиться к  нему  в  ближайшее
время. Там ее можно засечь.
     -- У  него нет государственных секретов. Наружка не противозаконна сама
по себе... Что вас конкретно интересует?
     -- Сам не  знаю.  Если дама уже проявилась,  то  ничего.  Если  нет, то
разное, без интима: привычки, вкусы, отношение к деньгам, болтливость,  тяга
на баб либо отсутствие  тяги, семейное положение, применяет ли наркотики при
операциях. Фотографии клиентов -- только женщины от двадцати до соpока, фото
лучше цветные.
     -- Цветная кинопленка устроит, 16 мм, со звуком?
     --  Да, но  не  всех  и вся подряд,  только  подходящих  под объект.  А
качество?
     --  Гарантируем. Значит, уточняю:  краткая  информация  по типу  досье,
данные о всех  видах  контактов  с женщинами за последние три?.. две недели,
наружное наблюдение плюс съемки в течение семи дней, начиная с...
     -- Чем раньше, тем лучше.
     -- Тогда  начало 3 июля в 00 ч 00 мин, конец -- 9 июля  в  24 ч 00 мин.
Так?
     -- Почему девятого июля? Десятого!
     -- Если хотите -- пусть десятого, но это будет не семь, а восемь суток.
Посчитайте сами:  начинаем с первой секунды субботы, а заканчиваем последней
секундой  пятницы  следующей  недели.  Согласны?  За ночные,  так называемые
сверхурочные работы, мы дополнительной платы не взимаем.
     -- Вы правы в этом. И когда будут подготовлены результаты?
     --  В субботу к полудню все будет готово. Сразу после оплаты вручим то,
что сумеем добыть. Плюс подробный отчет, плюс смета по факту.
     -- И во что это примерно обойдется?
     --  Примерно  одиннадцать  тысяч долларов, может,  побольше, а  может и
поменьше, от многих факторов зависит.
     -- Крепко! Я так с вашими услугами в трубу вылечу...
     -- Еще не поздно отказаться. Но по вам не скажешь, мистер Радди, что вы
взволнованы  суммой.  Торговаться мы  не  будем, поскольку счет,  который мы
предъявляем,  включает в себя затраты и нашу прибыль, размеры которой отнюдь
не чрезмерны. Мы представим вам подробнейший отчет, он снимет все вопросы. К
вам  не  будет  никаких  претензий, если  у  вас будет  необходимость  перед
кем-нибудь отчитаться.
     -- Ко