рождения у  него, двадцать восемь
лет стукнуло. Гек ни разу в  жизни этого дня не отмечал, если не считать тот
вечер,  когда  его принимали в  ряды  гвардейцев  дона Паоло  в  сицилийской
тюрьме...
     Да, никогда не отмечал, в смысле празднества с подарками и друзьями, но
всегда выделял этот день  особо. Вот и  сейчас Гек  с неопределенной улыбкой
повалился на кровать, закинул руки  за голову и  задумался.  И  как  всегда,
вместо  того чтобы сосредоточиться на  чем-то  значительном,  голова  охотно
впускала   всякий   мусор,   мысли   прыгали,   тасовались,    оборачивались
малопристойными  видениями,  перерастая  в  дремоту...  Гек  встряхнулся  от
холода, заполнившего его дежурное жилье, захлопнул форточку и снова нырнул в
кровать. И снова тепло и предрассветные сумерки подмешали сон в его мысли...
Резкий телефонный звонок  ударил  по нервам и заставил сердце  стучать вдвое
быстрее положенного -- этот телефон не должен был звенеть по пустякам...
     Гуська  убили.  Полиция  проводила  на месте  происшествия,  в  гараже,
следственные  действия,  с  прибывшего  Гека  в  присутствии  Малоуна  сняли
показания, явно давая  понять, что Гек и сам мог быть причастным к убийству.
Однако  к исходу  чертова  этого  дня кое-что  прояснилось:  были свидетели,
слышавшие дикие крики, видевшие, как в четвертом часу утра от гаража  бежали
какие-то люди,  вроде  как  молодые...  Гуська  пытали,  били  с  садистской
жестокостью, выкололи глаз,  пробили череп в двух местах... Но это  было уже
потом, когда  его  кончали... Видимо, его крики  и слышали свидетельницы  --
старухи из близлежащих домов... Труп представлял собою жуткое зрелище, кровь
повсюду, кишки вылезли, эх...
     Гек клял  себя, что утратил осторожность и не поставил  ночную охрану у
гаража -- до этой ночи проблем не было, но раньше и гараж был в самом сердце
Гекова  квартала...  А  этот  гараж, новый,  как  раз  вплотную  подходил  к
очередному винегретному району, на который нацелился  Гек. Так что это могло
быть предупреждение  от аборигенов.  А  может,  и  иное что...  В  "каменных
джунглях" не бывает  длительных статус кво --  всегда  происходят  подвижки,
всегда находится человек или группа лиц, которые  не желают знать запретов и
бросают  вызов прежним  порядкам...  Изредка  они побеждают  и устанавливают
новый порядок -- на государственном уровне это называется революцией...
     В  тот  вечер  Гусек  получил  деньги,  ежемесячные   десять  тысяч  на
"хозяйство", так денег при нем не нашли. Исчезла золотая цепочка,  пистолет,
золотые  часы,  кожаная  куртка,  магнитола машинная,  насос,  еще  какая-то
дребедень из гаражного хозяйства... Разумеется, обо всем этом Гек полиции не
сообщил -- ему было не положено жаловаться в полицию  ни  по своим понятиям,
ни  даже  по  местным гангстерским. Вместо  этого  Гек всю  следующую неделю
настраивал  паутину: приметы похищенного, включая серийный  номер магнитолы,
сообщил всем,  кого знал из ворующих, из барыг,  предупредил всех владельцев
торговых точек на подведомственных  территориях, позвонил даже в Иневию, где
у него возник контакт по золотишку... Именно в Иневии и всплыл искомый след:
барыга сообщил, что купил хорошую золотую цепь и золотые часы, подходящие по
приметам и за треть цены, --  видать,  паленые... Гек лично скатал на поезде
туда,  чтобы убедиться  (часы  сам ему дарил на именины,  да  паспорт на них
отдать поленился -- а теперь пригодилось...). Часы были  те.  Остальное было
делом техники, хотя попотеть пришлось: шутка ли -- в новом  районе вычислить
тех, кто попадал под  описание, сделанное  скупщиком. Достоверно  установили
одного  --  белого, наркомана,  ранее судимого за грабеж (сумочку вырвал), а
ныне  перешедшего на  героиновую розницу и мелкий  рэкет. Он, стало быть,  и
разбоями  не  брезгует  --  порошок-то дорогой,  дважды  в  день  по  жилкам
разгонять... Красный чуть  не насмерть запинал Бомбера  (так  парня звали по
кличке) во  время допроса, но тот упрямо молчал. И только когда Гек, узнав о
"трофее", лично спустился в подвал  и  приступил к нему с  вопросами -- дело
пошло. Красный  был изгнан до утра домой -- с утра  будет забот  по горло...
Гек для  начала отхватил парню топором поочередно все пальцы на левой руке и
только потом взялся спрашивать. Бомбер, намертво привязанный к креслу, выл и
матерился со слезами на глазах, понимая, что пришел  его  смертный час, но в
диком запале все еще упорствовал. Его нельзя было по-настоящему уродовать до
поры,  и  Гек принялся за  зубы:  он  вставил  ему распорку в  рот,  включил
электродрель и стал методично  сверлить, зуб за зубом. Парень трясся, как на
электрическом  стуле, и  дико  кричал, пытаясь что-то сказать, но Гек сделал
вид, что увлекся, и разворотил ему семь нижних зубов с левой стороны, прежде
чем его позвали в другую  "комнату",  якобы к  телефону. Как только он ушел,
братья Гнедые,  Пер и Втор,  ассистирующие на  допросе,  сокрушенно вздыхая,
дали  Бомберу воды, переменили  набухшую кровью повязку на культе и, пугливо
озираясь на дверь, посочувствовали:  похоже, шеф в раж входит, трудно  будет
остановить, с зубами покончит, за свою любимую кастрацию  примется. А потом,
глядишь, на распиловочный станок положит -- вдоль распиливать... Отрубленные
пальцы и  разрушенная челюсть враз  перестали  казаться обезумевшему Бомберу
чем-то страшным на фоне предстоящего, и он  решил вступить в разговор -- что
теперь  терять,  в конце-то  концов, одному  за  всех  мучиться...  Но  Гек,
вернувшись через  пятнадцать минут, не слушая  его сбивчивых  криков,  опять
включил дрель... Бомбер успел  напустить лужу под себя и  даже обделался бы,
но Гнедые  основательно  приторочили  его  к креслу, так что  было  никак...
Только  через  два  зуба  Гек  услышал  "сердобольного"  Втора  и согласился
прерваться на минуту.
     Бомбер длинным рассказом своим выторговал себе лишний кусочек жизни без
пыток...  Гек, выслушав  до конца, с четверть часа  наглядно  инструктировал
Пару Гнедых, как нужно действовать (сам уже утомился его криками из вонючего
рта), и только после этого включил магнитофон на запись...
     Ребята  старались,   подогреваемые  чувством  мести  за  своего  кореша
Пита-Гуська  и  внимательными взглядами Ларея: шеф --  мужик что надо, но не
дай  бог навлечь на себя его немилость... Задумка была еще раз провести весь
допрос, но под запись и пытки. Однако идея удалась лишь отчасти: примерно на
середине допроса  Бомбер стал  проваливаться в обмороки, а очнувшись, только
верещал и  умолял  не  мучить  его. Один  из  братьев действовал,  а  второй
нашептывал в уши очередные вопросы (чтобы его голос не записался)...
     Истерзанный труп Бомбера, руки-ноги отдельно, выбросили на рассвете под
окна дансинга,  где  обычно проводила  время компания  ублюдков -- друзей  и
подельников Бомбера. Всех четверых, на кого указал  Бомбер, взяли через двое
суток  вечером,  без свидетелей, и  спустили в тот же подвал.  Гугу Стопаря,
черного,  не  наркомана,  того,  кто сбывал  добычу  в  Иневии, скрутили  на
вокзале: подперли бока стволами, пихнули в машину -- и сюда...
     Впятером  на одного -- тут они были героями, а в подвале уже, связанные
и беспомощные,  они  выглядели куда  как  скромнее: еще по останкам Бомбера,
приведшим в ужас  всю округу, они догадались, что  наказание не за горами, и
теперь умирали от страха заранее.
     Пер Гнедой поставил им  для затравки  кассету с записью допроса  -- его
самого  бил легкий озноб  от  этих  нечеловеческих мольб и  рыданий, что  уж
говорить  о тех, для  кого  сия запись  предназначалась...  Двое  сомлели  в
беспамятстве, двое мечтали оглохнуть...
     Прокрутили  кассету  дважды,  практически  с  тем  же  успехом.  Дальше
подвергать  этих ублюдков пыткам  не  имело  никакого  смысла:  Гек приказал
Красному,  Перу Гнедому,  Малышу  и Китайцу,  ребятам из  своего  окружения,
казнить этих четверых, каждому -- своего.
     От  прежних   владельцев,  из  мясной  лавки,   в   подвале  оставалась
иссеченная, но  вполне пригодная  плаха,  что  и  натолкнуло Гека  на способ
казни. Его люди по очереди брали топор и -- куда денешься -- взялись рубить.
Втору  Гнедому,  единственному  из подручных  Гека,  такой подход  показался
справедливым: Бомбера он кончал, теперь они пусть потрудятся...
     И  все преотлично  справились, причем с  первого удара,  только  Малыша
рвало до желчи от густого запаха крови. Однако и рвоту, и кровь с кафельного
пола и стен смывать было очень  просто: шланг, сточное отверстие -- все было
в полном порядке, словно бы помещение ждало возвращения старых хозяев.
     Пленку уничтожили,  тела  утяжелили  как  следует и  спустили в  залив,
головы же, двое суток спустя, сложили горкой на месте трагедии с Гуськом.
     Сыскари, естественно,  догадывались о  подоплеке изуверских убийств, но
доказательств,  подтверждающих догадки,  собрать  не могли:  в  этих  местах
круговая порука была крепка, а свидетели четко знали, когда  можно  помогать
"конторским", а когда нельзя ни под каким видом. К тому же Гек, верный себе,
не  пожалел  усилий  и  денег, чтобы закамуфлировать бойню под наркоторговые
разборки  --  здесь-то он и его люди  были абсолютно  чисты. Нашли и убийцу,
опустившегося бомжа-наркомана, но нашли мертвым (грязью  ширнулся -- тромб).
У него  в карманах обнаружили бумажник Бомбера и водительское  удостоверение
Монаха,  а на  штанах  --  следы крови (тоже не ахти как  сложно, главное --
жмурик удачно подвернулся).  А в мусорном баке, в ста метрах оттуда, и топор
с  отпечатками  его  пальцев  разыскали.  Дело  раскрыто  --  дело  закрыто.
Непонятно только -- куда тела девались (на самом-то деле  и это понятно), но
у мертвого не спросишь. А эти молодчики -- в следующий раз попадутся, не все
веревочке виться...
     Алик Слай, самый крутой парнишечка того квартала, корешок Монаха и Гуги
Стопаря, публично поклялся отплатить  "тем подонкам  Ларея". Он имел хорошие
родственные  связи  с авторитетными  членами  банды  Дяди  Ноела, территории
которого отныне граничили с угодьями Гека. Но Гек не знал этого (а если бы и
знал  -- какая  разница) и послал группу  --  разделаться с крикливым Слаем.
Старшим был Малыш, словно бы обретший крылья от успешно сданных экзаменов на
звание "боевого", крепкого парня, не боящегося  крови. С  собою он взял  еще
троих, все при автоматах.
     Зашли по наводке на ночную дискотеку, не по-злому связав предварительно
двоих мужичков-охранников, чтобы после к тем претензий не было, с балкончика
нащупали Алика посреди танцплощадки и пошли к нему. Были в  масках, автоматы
у  пояса  на ремнях.  Подошли,  один выстрел  в воздух -- и  все  отхлынули,
образовав круг. Малыш ощупал  замершего Слая, вытащил у него из-за пояса под
свитером девятимиллиметровую беретту  и  повернул к  себе спиной,  якобы для
продолжения  обыска. Все это время два парня  фиксировали автоматами Слая, а
один контролировал толпу  -- мало ли, безумец какой найдется. Малыш дал знак
парням  -- те  отодвинулись,  -- дослал патрон  в  беретту, выстрелил Слаю в
затылок  и  тут  же  дал  ему  пинка, как  учили.  Слай  упал,  и  кровь  из
развороченного затылка запоздало выплеснулась павлиньим пером на зашарканную
поверхность  паркетного  пола. На  Малыша  не попало  ни  капли.  Дело  было
сделано, можно уходить...
     Гуська  кремировали, для  урны с  прахом купили  место  в колумбарии --
отныне  его ждало  забвение: ни родственников,  ни семьи -- детдомовец...  А
смерть его как бы стала предвозвестницей лавины бед и неприятностей.
     Родственники Слая -- многочисленные дяди, братья, еще черт те кто -- не
убоялись  слухов  о  кровавых  расправах  банды Ларея. Разузнав  телефон его
штаб-квартиры, известный бандит Пятипалый, один из "лейтенантов" Дяди Ноела,
нарвался на Втора Гнедого как раз в тот момент, когда рядом с ним  находился
Гек. Буквально через  минуты, когда  еще телефонная трубка не  остыла от его
криков и угроз, Гек прихватил  винтовочный обрез и  Втора, лично помчался на
попутках к источнику криков (супердорогая новинка -- определитель  номера --
высветила  телефон,  с которого  звонили,  а по специальной телефонной книге
разыскали адрес).
     Гек решил  никого не  посылать, чтобы в горячке и наобум  кто-нибудь не
спорол   косяка.  Если  же  он  сам  ошибется  --  сам  и  ответит  за  свое
мальчишество. Втор же уверял, что знает звонившего в лицо, и  был пристегнут
для опознания. В заплеванной конторке был только Пятипалый с телохранителем,
и Гек пришил его во мгновение ока. Телохранителя, прострелив плечо, пощадил,
чтобы было кому рассказать о скоропостижности возмездия.  Наглость  Лареевых
выродков  (маски никого  не  обманули)  захлестнула сердца  людей Дяди Ноела
страхом и дикой яростью: начиналась война...
     А тут еще пошли  тревожные вести с допзоны, где некогда сидел Гек: один
за другим там  появлялись посланцы ржавых,  принюхивались  -- скуржавых нет,
порядки правильные, -- а никакого Ларея знать они не знали и не хотели. Зона
изрядно  обновилась: старые  сидельцы  уходили на волю,  реже  на  спецзоны,
пополнение знало Ларея по легендам, малявам и греву -- не мало, казалось бы,
но  ржавые  --  это  закон и сила,  стремно  с ними  спорить... До  открытых
конфликтов дело не доходило, но Гек физически ощущал,  как тает его тамошнее
влияние. Все, что он смог предпринять, -- перебросить туда пару верных ребят
из  предвариловки  "Пентагона";  оставалось надеяться, что  у  них  достанет
жесткости и силы духа укрепить ситуацию... На самом "Пентагоне" Ушастого уже
попытались  подрезать   во  время  прогулки  --  сообразили,  что  неспроста
кучкуются недовольные...
     На  Гека было покушение почти удачное: из  проезжавшего мотора высунули
"Узи" и разрядили рожок, целясь  именно в него. Им, гадам,  видимо, глубокий
пофиг, что дети играются, что шевельнись не так, и десятки посторонних людей
очутятся под белыми простынками. Гек успел в тот раз нырнуть  под автомобиль
и сильно  разбил  колено  --  месяца  полтора хромал... И нападавшие успешно
скрылись,  оставив на память о себе жидкие, противоречивые приметы... Впредь
аккуратнее надо быть, раззявился...
     Угораздило Гека вновь попасть на карандаш Службе: давно минуло три года
после  отсидки,  теперь  он  был  полностью  восстановлен   в  куцых  правах
бабилонского  гражданина  и  мог  получить заграничный паспорт.  Он и взялся
получать  его немедленно,  поскольку  давно  пора  было выручать  деньги  из
Швейцарии. Но под  самыми  дурацкими  предлогами департамент вдруг  принялся
тянуть и откладывать... Гек через две недели потерял терпение, выправил себе
фальшивый  паспорт гражданина  Великобритании и нелегально  посетил  Европу,
конкретно   Цюрих.   С    деньгами   управился   легко   --   Малоун   четко
проконсультировал,  как  официально  и  без  потерь  перебросить  деньги   в
бабилонские банки, но и он  же вызнал через свои каналы  и доложил Геку, что
им  резко  заинтересовались  люди  внутренней  контрразведки.  То  же  самое
намекнул квартальный,  а  сеть жильцов-наблюдателей засекла новых  жителей и
посетителей  в  его квартале (конспиративная  квартира обнаружилась). Теперь
понятной  стала волынка с  загранпаспортом... Прокуратура  -- что ни день --
повестка,  допросы  по  самым  диким  делам,  не  имеющим  к  нему  никакого
отношения...
     Двое из числа его людей попались на операциях с наркотиками -- пришлось
убить, в назидание другим,  но  нет гарантии,  что  и другие  не соблазнятся
крутануть разок-другой "марафет", во имя безумных барышей...
     Да еще и Красный, зараза такая, поросенка подложил...
     Гек с неделю как заметил за Красным несвойственную ему пришибленность и
нежелание смотреть  в глаза. Гек уже  подумал было,  что тот за его спиной в
наркобизнес  окунулся  или с Конторой  повязался,  как все прояснилось самым
неожиданным, но также нежелательным образом.
     -- Стивен, тут у меня такое дело... -- Гек сидел в "Коготке", в углу, и
пил чай  на ночь глядя. Во втором часу ночи посетителей, кроме него и Фанта,
взятого  в  шоферы  взамен  погибшего  Гуська,  не  было,   и  заведение  не
закрывалось только для  "своих", людей из  Гековой команды.  Но уж из-за них
оно работало круглосуточно, только  огромные окна  закрыты были  жалюзями от
досужих глаз. Деликатно звякнул колокольчик у наружных  дверей, кто-то вошел
в  тамбур.  Джеффри  Ол,  по  прозвищу  Фант, тотчас  подскочил  к  стальной
внутренней двери и  поглядел в перископический глазок,  чтобы не попасть под
чужую  свинцовую  шутку:  все в  порядке, Красный пожаловал,  второй человек
после  Гека в местных делах. Однако осмотрительный Фант  обернулся  к  Геку,
назвал Красного и по кивку открыл дверь.
     -- Дело -- значит излагай. Чайку попьешь?
     -- Пил уже, лучше я покурю?
     -- Кури. Так что за дело?
     -- Умер дядя мой, брат отца. Все остальное из-за этого... -- Гек слушал
не  перебивая, как всегда, и  Красный  постепенно справился с  волнением,  и
рассказ пошел более связно.
     Красный,  Матео  Тупа, был по  происхождению кем-то  вроде индейца,  из
южноамериканского  племени,  чуть  ли  не ацтеков,  в  незапамятные  времена
поселившихся  в  северо-восточных джунглях  бабилонского  континента. В этом
диком, всеми  забытом углу, среди  невысоких  гор,  племя  прижилось и  даже
сильно расплодилось, так  что  административная  единица  Новые  Анды  почти
поголовно состояла  из выходцев этого племени. Шли  годы,  века. Цивилизация
худо-бедно  добралась и до этих мест, вместе  с потоками  переселенцев иного
языка  и  цвета кожи,  но  до  сих пор Анды,  так  в  просторечии называлась
губерния, держались особняком от других провинций, считались самым  убогим и
отсталым уголком страны.  Из-за своего условного цвета  кожи  и характерного
разреза  глаз  Красный  и  получил   свою  кличку.  Когда   ему  исполнилось
шестнадцать, он повздорил с отцом,  бригадиром  лесорубов,  и пешком ушел  в
большой мир, в Бабилон.  Профессии у  него не  было,  связей  тоже  --  стал
бродягой. Прибился  к компании таких  же бродяг, научился  подворовывать.  В
тюрьму он  попал девятнадцати лет от  роду, попавшись на грабеже  -- сумочку
вырвал на рынке...
     Расовых противоречий  Бабилон не  знал:  все  дружно  облаивали  "чужую
кровь", похвалялись своею,  но  по большому счету ни для карьеры, ни в  быту
никакого значения не имело -- какой  ты веры и крови. Вся страна состояла из
представителей национальных  меньшинств,  крупных, средних и  мелких. Андины
(соплеменники  Красного) стояли в этом ряду  чуть  особняком, но  скорее  по
причине свой изолированности  от внешнего мира и отсталости,  служащей пищей
для  насмешек и анекдотов во  всей стране. В  тюрьме по этому поводу Красный
получил самый низкий "социальный" статус из всех возможных, если  не считать
позорных, парафинов и ниже. И только Гек отнесся к  нему без пренебрежения и
помог  обрести  равноправие, а впоследствии и некоторый авторитет.  А  уж на
воле Красный и вовсе сделал впечатляющую карьеру, откуда  и прыть взялась...
Однако  он  по-прежнему  преклонялся   перед  Геком,  уважал  и  боялся,  не
пресмыкаясь,  и  был  с  ним предельно честен.  Гек  и то удивился, когда  у
Красного глазки завиляли, но вот оно, оказывается, в чем дело...
     Племя, разрастаясь, делилось и щепилось на роды, типа кланов, на  союзы
близких  кланов,  на  враждовавшие   или  чуждые  друг   другу  кланы.   Без
родственников человек в тех краях был никем  и ничем  (Геку живо вспомнилась
Сицилия). Так случилось, что все старшие из его клана умерли, а последний --
дядька  его, отец шестерых дочерей и ни одного сына.  А у его отца было трое
сыновей. Старший  -- дурачок, даун (Красный и  не подозревал, что  привычное
уличное обозначение глупого  человека  --  на самом деле  диагноз,  случайно
совпавший в данном  определении с истинным  положением  дел). Средний --  по
стопам  отца  п