чески  занимался
оперативными вопросами), больно уцепил расшалившегося от великой удачи Фанта
за ухо, подвел к  выходу и  пинком вышиб  его  из  комнаты.  Собственноручно
захлопнул дверь. Сквозь нее из "приемной" донесся радостный гогот охраны.
     Время шло. Малыш, Китаец и Кубик ушли на "Пентагон", в подмогу Ушастому
воевать   за   правду  и  власть,  с  десяток  парней  помельче  оседали  на
периферийных зонах, куда скорее всего  могли определить и Гека, согласно  им
же  разработанному сценарию. Золото Ванов он поднапрягся и  в две недели  по
ночам перетаскал в литейку. Вместе с новыми накоплениями это составило более
двух с половиной  тонн металла  очень высокой пробы. Но Гек не торопился его
расходовать, денег хватало  и без  этого,  несмотря  на  бешеные  расходы по
подготовке Гека к посадке. Война в  городе тем временем шла на убыль:  Гек и
сам  не ожидал, что враги так легко пойдут на  переговоры  и уступки, больше
похожие  на  капитуляцию.  Эти  годы  Гек  и его  люди  беспрерывно воевали,
безжалостно истребляя враждующие шайки. И Геку все казалось, что ложкой море
черпает,  но  он  не  знал,  что  противоборствующие   банды,   обессиленные
чудовищным  кровопусканием  последних  лет,  не желали  больше  тягаться  за
территории,   принадлежащие   давно  сгинувшим  поколениям  гангстеров,   их
предшественников. Где они -- Дядя Том, Дядя  Ноел, Дядя Грег,  Дядя Кристос,
Дядя Сэм... Только титулы в  памяти и остались... Был бы жив  Дядя Джеймс...
Вот говорят -- крутой был бандюга,  он бы  еще  мог что-то сделать  с наглым
уркой, но где тот Дядя Джеймс? А многие  считают, что это он его и заделал в
стародавние времена...
     Владения   Гека   раскинулись  широко:  все   западные  районы-острова,
здоровенный   северо-западный  округ   --  все  местное  уголовное  подполье
склонилось перед его  эмиссарами. Гек возвел  в  ранг  Дядек  Тони-Сторожа и
Эла-Арбуза, выделил профсоюзы и  подпольную лотерею  в управление Гнедым. От
Дядек, заключивших с  ним  перемирие, в ультимативной форме потребовал через
Арбуза, чтобы они не вмешивались в  "пентагонные" проблемы. Делать нечего --
согласились. Пит Малыш  проявил себя выше  всех похвал, но к прежней  трешке
раскрутился еще на три года (за нападение на надзирателя) и фактически  брал
наследство   Ушастого  в  свои  руки,   а  заодно  и  верховенство  во  всем
"Пентагоне". Гек, естественно, утвердил его зырковым.  Кубика зарезали, Джон
Китаец, под стать  Малышу, тоже был на уровне. Лишенные  поддержки с воли (а
среди  простых  сидельцев  гангстерам  добровольной  поддержки  и  не  было)
тюремные вожди сдались и приняли новые порядки со склоненными головами.
     Ушастому пора было  на волю. Гек приготовил для него  "трудный"  район,
переходящий  в  китайские  кварталы,  населенные,  впрочем,  и  корейцами  и
вьетнамцами. Должен он был и выпалывать наркоторговцев, а  именно: грабить и
убивать,  не соблазняясь  на  сам  этот  бизнес. У  Сержа  Ушастого  младшая
сестренка  опустилась  и померла на героине, ему  можно  было верить  в этом
отношении.
     Однако,  несмотря  на "революцию"  в  городской  тюрьме,  уголовный мир
страны  Бабилон не  собирался снимать с  "Пентагона"  свое проклятие, и  Гек
ничего не мог с этим поделать. На воле.
     И  вот пришел  день, наступление  которого  Гек оттягивал  под  разными
предлогами уже которую  неделю.  Все  было рассчитано  точно:  Гек  со  всей
свитой, но автономно, поехал в Иневию.
     Возле заранее выбранного  ювелирного  магазина Фант  со  своими  людьми
установил аппаратуру, просигналил,  что  все в  порядке.  Мелкий  уголовник,
одетый точно так же, как Гек, примерно одного роста с ним, подошел к витрине
и с  помощью  гири на  цепочке в два удара сокрушил  толстенное, но  обычное
стекло   витрины.   Руками   в    перчатках   выгреб   хрустальную   мишуру,
замаскированную  под драгоценности, обернулся, дав  съемочным камерам  четко
снять его лицо, и побежал за угол (к машине). Здесь было самое тонкое место:
мужика  не  должны  были прихватить  ни под  каким видом, а убивать  его шеф
категорически  запретил -- "это  не по понятиям". Тачка  рванулась с места в
карьер, через два квартала подмена, билет  на  самолет до Фибов -- и на дно,
пока все не  образуется. Скромная свадебная группка  через  дорогу  напротив
тотчас же  свернулась,  вместе  с  фотографом и  любительской  видеокамерой,
видимо не желая попасть в свидетели в такой радостный день.  А Гек, стоявший
за  углом, удостоверившись, что все в полном порядке, быстрым шагом двинулся
прочь  с  места  происшествия.  Полиция  вычислила  его  легко  и  задержала
буквально через пятнадцать минут.
     Два  предварительно  подвыпивших мужика, из местных связей, охотно дали
показания  об  увиденном  и --  "вроде бы  он", "похож"  -- опознали  в Геке
преступника. Естественно, что ни гири, ни украденного хлама при нем не было.
Еще с  полдюжины свидетелей более или  менее внятно подтвердили, что  именно
Гек пытался ограбить витрину ювелирного магазина.
     Самуил  Каршенбойм,  хозяин  магазина,  хитрющий  и  прожженный  делец,
невероятным  носом  своим  почуял  нечто  неладное в  этих  событиях.  Через
благодарных   ему  полицейских   он   разузнал   предварительные   данные  о
преступнике, через бабилонских родственников вдруг понял кто забрался к нему
в  витрину,  и  тотчас  рванул  в  полицию  --  решать  дело  миром.  Однако
следователь отмахнулся от него вежливо и попросил прийти завтра, без спешки.
Тем же  вечером Каршенбойма навестила делегация его  неформальных защитников
из местной  еврейской банды.  Глава клана, по кличке Ной, заметно нервничая,
попросил Каршенбойма никуда не ходить и ничего не отзывать. Двое  молчаливых
незнакомцев, видимо  близнецы-братья,  одобрительно  кивали головами,  но  в
разговор не вмешивались.
     В   местной  синагоге   даже  мудрый  раввин   прислушивался  к  мнению
Каршенбойма,   который  очень  многое  понимал  в  жизни,  но  был  скуп  на
необдуманные слова.
     Один  из незнакомцев  порылся  в  боковом кармане, вынул оттуда  стопку
пятисотенных купюр и  дружелюбно протянул  ее  Каршенбойму -- компенсация за
витрину. Тот еще раз  подтвердил  свою репутацию умнейшего  человека --  без
колебаний взял деньги и расплылся в довольной улыбке, как от выгодной сделки
(на самом деле суперстекло обошлось ему втрое дороже -- из Венеции везли).
     В этом однотомном  деле сплошь выглядывали  белые  нитки,  но только по
части  мотивов.  Зачем боссу  столичной  группировки,  большому  боссу,  как
утверждают  коллеги из Бабилона,  лезть в  паршивый  магазин  за  фальшивыми
побрякушками?.. Приехав для этого в Иневию,  черт  побери. И никаких попыток
его отбить, никаких залогов и давлений на свидетелей...
     Пог Фоксель,  следователь  прокуратуры, вскоре  получил в руки фонарик,
освещающий странные  события в  ведомом  им  деле: Эли Муртез из Службы (еще
одна столичная шишка, только  официальная)  прикатил в  местный  департамент
Конторы на четвертые сутки после задержания Ларея и сидел чуть ли не  верхом
на следователе, суя  свой толстый  румпель  в  каждую  бумажку.  Что  ж,  из
характера и направленности вопросов  примерно понять случившееся можно: этот
Ларей решил отсидеться подальше от воли, где  ему припекло, видать, по самые
помидоры, либо выполняет задание тех, кто за ним стоит.
     Ну и хрен бы с ним, а Фокселю плевать:  сдал в суд, а  там  -- трава не
расти...  Свидетели есть, преступное прошлое есть, адвокаты мышей  не ловят,
угроз никому ни от  кого... -- замучаются на доследование отправлять...  Сам
Ларей отнекивается, правда, но это уж суд решит...
     Суд определил: шесть лет с  отбыванием наказания на специальном  режиме
(спецзона 26/3  на юго-востоке, плоскогорье, вечная мерзлота, четыре  тысячи
посадочных мест, лояльное администрации  самоуправление из числа лиц, твердо
ставших на путь исправления).
     Деньги  могут не все. В  этой истине  Гек в который  раз  уже убедился,
когда встревоженный Малоун поведал ему в комнате свиданий, что четырнадцатый
спец, хорошо  и полностью оплаченный, непостижимым образом вдруг заменен был
на двадцать  шестой, где, как уже  вызнал  Гек, правили бал  скуржавые.  Для
Малоуна это была всего лишь неувязка в проекте,  он немногое знал о пробах и
зонной резне... Гек имел в виду возможность подобного поворота событий, хотя
и у него в душе екнуло от многообещающей новости. Можно было упереться рогом
и через крытку этого избежать -- дополнительный срок --  ерунда, пересмотрят
дело по  вновь открывшимся  обстоятельствам  ("свадебные" фото- и киносъемка
решат вопрос в нужную сторону), но взыграло ретивое: так -- значит так! Ноги
растут  из недр Службы, это очевидно,  разведка  донесла ему о незнакомце из
Бабилона,  курирующем следствие... Они,  стало  быть, не оставили  его своим
вниманием...  Ничего, придет пора  --  и  до  кого-нибудь из них  дотянемся,
главное -- в  живых остаться. Гек экстренно свалился в тюремную  больничку с
сердечным  приступом, адвокаты тянули время апелляциями,  люди Гека, устилая
путь  наличными,  ринулись  вносить  все  возможные  коррективы  в  кадровую
расстановку  на пересылках и на двадцать шестом спецу. На самый спец удалось
перебросить  троих  сидельцев, на которых  можно  было  как-то рассчитывать.
Этого было мало, недопустимо мало, но Гек решил: управлюсь... Или сдохну...

     Не  так давно  Дэниел  Доффер скромно отпраздновал свое  сорокалетие  в
кругу родных и немногочисленных  близких. Из друзей и сослуживцев приглашены
были только  его заместитель Эли Муртез с  женой и вдовец-пенсионер  Игнацио
Кроули, предшественник  Доффера на посту главы  Службы. В тот вечер  никаким
деловым разговорам ходу не было, только ели, умеренно пили и чинно танцевали
при свечах под музыку прославленного струнного квартета, лучшего в стране.
     В разгар  вечера  прибыл спецкурьер от Господина Президента с секретным
пакетом. Дэнни принял пакет, расписался  где  положено,  вскрыл его и тотчас
был пожалован генерал-полковником -- подарок от Самого. Нет служебных тайн в
подлунном мире: получаса не прошло после  очередного подтверждения того, что
Доффер  по-прежнему  в  фаворе,  как закричали телефоны...  Министр обороны,
опытный  царедворец, но плохой  вояка,  пробился первым.  За  ним  отметился
премьер-министр,   за  ним  глава  Конторы  --  другой  любимчик   Господина
Президента, противовес и явный недруг Дэнни,  за  ним  Генеральный прокурор,
далее начальник президентской  гвардии  --  нейтральный,  но  очень  опасный
генерал-майор, не по чину влиятельный, всякие иные бонзы, помельче рангом...
     Миг  торжества вскоре вновь сменился буднями, работы меньше не стало --
жизнь  продолжалась.  Дэнни  несколько  утратил  гибкость и  порывистость  в
движениях,  но  сохранил армейскую  осанку  и  почти  прежнюю  талию,  плечи
округлились  и стали шире,  крупная голова  прямо сидела на мощной шее -- он
был в самом расцвете лет. Эли, его друг и соратник, был всего на год старше,
но смотрелся  далеко не так внушительно -- мешали этому мешочки под глазами,
брюшко над  брючным  ремнем, покатые плечи,  вислый нос, который с годами не
становился меньше.  Но Эли  некогда  было заниматься  своей  внешностью,  он
круглосуточно работал,  самолично курируя десяток самых тяжелых направлений.
Даже дома, на отдыхе, он не  мог отрешиться  от работы и мысленно был там, в
Службе...  Дэнни  сделал его  генерал-майором, своим первым замом,  оградил,
насколько сумел, от  подковерных  интриг, но взамен  валил на  него  новые и
новые дела, не давая продыху  и пощады. Он и сам от  работы не бегал, так же
тянул воз с утра до ночи -- шесть, а то и семь раз в неделю, --  но тут была
существенная разница:  кроме  некоторых  персональных  заданий от  Адмирала,
Дэнни волен был определять, над чем работать дальше, Эли же редко  выдумывал
себе тему --  принимал к производству  готовые. Но линия Ларея была одним из
немногих исключений,  когда Муртез забросил себе на горб дополнительное дело
по собственной воле. Инициатором в свое время выступил Доффер, да закрутился
в водовороте  придворных интриг, почти забыв про  странного урку с легендами
вместо прошлого. А Муртез --  нет:  от всего связанного  с этим Лареем веяло
неким... чем-то таким,  от  чего к любопытству  примешивается озноб,  словно
смотришь вниз с балкона сотого этажа...
     Суббота  --  короткий  день  в  ведомстве Доффера:  притихли  коридоры,
секретари  (всегда  мужчины на  этом  этаже)  доложились  по-военному  и  на
собственных  моторах  отчалили  отдыхать,   уборщицы  шкрябали  швабрами  по
коридорам   --   в  кабинетах   убирались   под  доглядом   режимника-майора
специальные, многократно  процеженные  унтеры,  но их  время еще не настало.
Муртез запер  собственный кабинет и теперь,  как всегда,  полулежал в кресле
напротив  своего друга  и начальника, генерал-полковника  господина  Дэниела
Доффера. Доффер, даже  угнездившись в уютном  кресле,  сидел упруго и четко,
руки  на  подлокотниках,  слегка расставленные ноги --  одна  возле  другой,
согнутые в коленях под строгим углом в девяносто градусов.
     --  ...Хрен его  поймет, Эли, уж не  знаю, что  и  подумать. Как  ты  и
просил, я надавил на Контору и суд, но -- тяжело проворачивалось, не ожидал,
честно говоря. В глаза -- улыбки, полное понимание, тут же руку на телефон и
все такое прочее, но... Подспудное противодействие было очень сильно, Эли, и
если   бы   не   вмешательство    Генерального   прокурора...   Это   Жирный
(генерал-полковник Сабборг, министр внутренних дел) под  меня копает,  иначе
-- как объяснить? А может, это Ларей якшается с Конторой? И какая разница --
где ему сидеть? Ларей не мог направлять все эти дела?
     Муртез помолчал несколько секунд, вперился в потолок:
     --  Вряд ли. Он  на нарах в  это  время куковал. Сам факт того, что  он
прихвачен вдалеке  от дома по идиотскому делу, о многом говорит, но говорит,
к сожалению, иероглифами, которые надо очень долго расшифровывать.
     -- Расшифровал?
     -- Частично. Мне, к примеру, ясно,  что он сам полез за решетку, причем
в "Пентагоне" сидеть не захотел. Что у него в  банде творится -- неизвестно,
то  есть  почти полностью,  разве только  косвенно, из сопредельных структур
новости  приходят.  Темп  резни сбавлен  на  порядок, его  люди,  по слухам,
завоевали территории и разделились на несколько структур. Во главе каждой --
новый царь, по-ихнему -- Дядька. И в новой  иерархии Ларею места не нашлось.
Как развал Римской империи, но при живом Цезаре. Видимо, платой за мир стало
низложение господина  Ларея с последующей головой на блюде.  Такова основная
версия  наших  аналитиков.  Иначе  не  укладывается  его  поведение  в рамки
здоровой психики. Косвенное подтверждение утраты Лареем своих позиций служит
и прохладное поведение на  суде адвокатов  из конюшни Малоуна -- те могли бы
развалить дело по формальным признакам, я следил за процессом...
     -- А на фига тебе оно надо, это дело и сам Ларей в придачу, Эли?
     -- Вот фишка! Помнишь, я сам тебе задавал этот вопрос -- слово в слово?
Что ты мне ответил тогда?
     -- Ну, что?
     -- Что сам не знаешь, авось пригодится --  держать криминал на коротком
поводке...
     -- Давно это было, у меня иных забот по горло... И я, кстати, задавался
тем  же вопросом в адрес  папаши  Кроули, было дело...  Так, говоришь, не  в
самом Ларее суть затяжки в приговоре?
     -- Я ничего  этого  не говорил. Моя служба, не  я, считает,  что  Ларей
утратил влияние и  вынужден скрываться  от  своих людей  там, где они его не
достанут, в зонах за пределами  Бабилона. А отсюда следует, что  тормоз не в
Ларее и не из-за него... Может, и Жирный демонстрирует свой вес...
     -- А ты что  считаешь, камрад?  Со службой  своей не  согласен, со мной
юлишь -- Эли,  сукин ты сын, Жирному, что ли, продался?..  Достань конины из
бара, потом оправдываться будешь...
     Муртез с преувеличенными охами  и стонами сполз с кресла, добыл из бара
початую бутылку арманьяка,  два  пузатых  бокала, то и  другое  поставил  на
столик между ними, наплескал по полной и первый отхлебнул.
     --  Оправдываюсь: никогда не  юлил,  не  кроил,  никому не  продавался.
Второе: свою  службу не  упрекаю, но  вот  тут,  --  похлопал себя по мягкой
груди, -- что-то мне подсказывает некое  второе дно в происходящих событиях.
Все.
     -- Негусто,  --  вежливо прокомментировал Доффер, убрал с бокала вторую
ладонь и тоже отхлебнул. -- А-а, зараза, хорошо усвоилась, с огоньком... Вот
так  люди  и спиваются...  Тогда  копи  свои сомнения и  ковыряйся в них  по
воскресным дням. У нас же с тобой есть более серьезные дела, и сейчас мы ими
займемся... Но, Эли, держи меня  в курсе, ладно? Я по поводу Ларея,  пока он
жив. Ты его на двадцать шестой спец не просто так отправил, как я понимаю, а
с целью утилизации?
     -- Верно.  Коли он  правоверный урка,  как  о нем  говорят,  с местными
якшаться не станет, да и не сумеет. Это ему не цепи рвать... И нам спокойнее
станет... Хотя...
     И Доффер  и  Муртез пили  редко и сравнительно  мало, но  в эту субботу
изрядно назюзюкались:  подкатило вдруг  такое настроение  -- если вдуматься,
господа  хорошие, все на свете дым, тлен, чушь и всяческая  суета. Жены... а
что жены -- разве они поймут, каково оно жить, не снимая хомута... Обойдутся
один субботний вечер и без оперы с театром... Брось, Эли,  не  трусь,  и все
будет  нормально.  Хочешь,  я с тобой поеду  и все  ей объясню? Она умнейшая
женщина и все нормально поймет... Да, ты прав, никому нас не понять. Эх...
     В тот  вечер Муртез был на самом краю полной откровенности, но и будучи
пьяным -- струсил в последний момент, не смог  признаться старому другу, что
обманул  его  в  предыдущей беседе  о Ларее. Фотографии в  фас  и в профиль,
показанные  Дофферу, были  вынуты из  архивов, и  изображали  они  бесследно
сгинувшего лет тридцать назад Джеза Тинера, сходство которого с Лареем Дэнни
отказался  признать когда-то. Эли хотел тогда открыться для  пущего эффекта,
но упустил момент... Официально Тинер  был  расстрелян в радиоактивной зоне,
во время эвакуации, но Муртез провел  дотошнейшее архивное  расследование, с
показаниями, с  идентификацией останков во время работы чистильщиков,  --  и
факты не подтвердились... Отпечатки пальцев не совпадали с Лареевыми -- тоже
факт. Но факт и то, что в дерматоглифическом отделе  долгое время действовал
"крот",  за  мзду  подменяющий  отпечатки  пальцев. Восемь  лет  Эли  держал
разоблаченного на прежнем месте, использовал в качестве приманного фонарика,
но  --  глухо заросла тропинка,  ни  Ларей,  ни кто  другой туда  больше  не
обращались.  Старика  в   конце  концов  отдали  под  трибунал  и   тихонько
расстреляли: скольких подонков эта шкура спасла от возмездия...
     "Он молодо выглядит..." Эли почти физически слышал выкрик того  кривого
старика, известного  ему только по документам... Козлы тупые и  вонючие! Как
они могли  упустить связного... Без малого тридцать пять лет прошло, а Ларей
-- все тот  же, хоть сегодня  те фотографии в дело  вклеивай. Муртез,  между
прочим,  сравнивал: Тинер тридцать  (нет,  даже  больше!)  лет назад,  Ларей
девять лет  назад, Ларей недавно. Разница есть, но ее не больше, чем в серии
снимков  во время  одного оперативного  наблюдения. Качество неважнецкое, но
все равно...
     Дэниел крепко верил в оперативное чутье своего друга: раз говорит,  что
ощущает   нечто,   --  значит,  есть   основания.   Темнит   что-то  Муртез,
недоговаривает... Нет-нет, упаси  бог -- камней за  пазухой  не прячет, кому
еще  верить в этом мире, как не Эли... Или он стесняется чего-то, или боится
престиж  свой уронить  нелепыми  версиями... Ничего,  время  есть  --  пусть
утрясет  в  себе, разберется...  Ларей --  тот  еще тип... Эли правильно его
спровадил   в  чужой  муравейник,  проблемы   надо   решать  с  максимальной