лась на
секунду, не зная,  что  сказать  в ответ  на  странную то ли  шутку,  то  ли
прикол...
     -- Вас Леонардо Коррада послал, да? Для душеспасительных сеансов?
     -- Твой  Коррада вафлист и недоносок.  Еще не хватало,  чтобы я имел  к
нему хотя бы малейшее отношение.
     -- Вы его что, не любите?
     -- Не люблю. Причем заочно. Знаком с его бизнесом понаслышке, а сводить
знакомство не собираюсь.
     Девочка помялась мгновение, но все же спросила:
     -- А что такое вафлист? -- Гек ойкнул про себя, но слово вылетело, чего
уж тут пенять на привычки и их формирующую среду.
     -- Это такое ругательство, обидное для мужчин.
     -- Почему именно для мужчин? Как это так может быть?
     --  Вот и может, если  мужчина ведет себя в определенных ситуациях  как
женщина.
     -- А что, женщина хуже мужчины, да? Низшее существо?
     Гек задумался.
     -- Нет, я  бы так не сказал. Однако есть присущие каждому  полу нормы и
правила,  понятия, если  хочешь, которых должны придерживаться  и мужчины, и
женщины. Представь, если  бы  твоя  мама  проводила вечера  в  бильярдной и,
попивая  пиво,  кружку  за  кружкой,  делилась  бы  похабными  анекдотами  с
приятелями...
     -- Это чушь, и она невозможна!
     -- И правильно. Но тем не менее  в  Бабле бродят  туда-сюда целые стада
мужчин, для которых это поведение привычно, но тем не менее не делает из них
скотов в глазах общественности.
     -- А в моих -- делает.
     -- Но ты еще  не  все человечество.  Однако мы отвлеклись. Если человек
делает неприемлемые для его социальной  среды вещи, то это позорно. Хотя для
иного пола, страны или профессии это может быть и не так.
     -- Так чем же он вафлист, ваш Коррада?
     -- Он не мой, это во-первых. Во-вторых, я ляпнул не подумав, потому что
доказательств  моим  словам  у  меня нет. Будь он  здесь --  имел  бы  право
призвать меня к ответу за такое. А  в-третьих -- это ругательство  считается
грязным и я был не прав, брякнув его при тебе. Извини и забудь.
     -- Ну а все-таки, что оно означает?
     -- То, что мужчина противоестественным и  вдобавок  изощренным способом
исполняет  женскую  роль  в  присутствии  другого  мужчины.  Раз-два-три  --
харе-харо на этом. Лучше расскажи о себе, а то я все болтаю да болтаю...
     Анна вновь подобралась и замерла отчужденно.
     -- Нечего рассказывать. В школе не учусь, в церковь не хожу.
     -- Так небось и на исповедь не ходишь?
     --  И  на  исповедь  не  хожу,  да-а. За это  гореть мне  вечно  в аду,
разглядывая надпись.
     -- Какую еще надпись?
     -- Книги надо  читать, а не газеты со спортом. В  переводе с латыни это
звучит: "Оставь  надежду всяк  сюда входящий!"  Наверное,  с восклицательным
знаком.
     --  Единица с минусом тебе.  Кол осиновый  в  дневник и серые  мозговые
клетки.
     -- За что же так страшно?
     -- За лень и  тугодумство.  В  одной  фразе три обалденных  ошибки.  Не
всякий большой спортсмен такого достигнет с одной попытки.
     -- Ну, во-первых, это фраза не моя...
     -- Это даже не ошибка, мы ее не считаем. У Вергилия с Данте своя голова
была, а у тебя своя должна быть. С чего бы это  черти изъяснялись по-латыни?
Это что, их родовой язык?
     -- При чем тут...
     --  "Оставь  надежду..."  --  перевод  с  латыни, ты  сказала,  условно
обозначив  реальностью  художественное произведение,  вроде как задала игру.
Так?
     -- Допустим.
     -- Логично  предположить,  что  латынь  этой  фразы  -- тоже перевод  с
некоего  всем понятного  жаргона,  иначе неграмотный  дакота  и бушмен так и
попрутся туда, не оставляя надежды. Логично?
     -- Странная у вас логика... Но в рамках, гм, игры -- логично.
     -- Это раз. Второе: данная вывеска вовсе не в аду висит, Анна. Могла бы
это и сама понять, без подсказок.
     -- А где же? В раю, что ли, ей висеть?
     -- Именно. Соображаешь. Если в рай попал -- все. Финиш. Арфы, яблоки --
и  навсегда. Миллион  лет  пройдет, миллиард  -- одно и то же, без перемен и
надежды на перемены. Без выхода.
     -- У вас очень вульгарные представления о радостях рая. Может быть, это
непрерывное переживание удовольствия...
     -- От чего? От жратвы, интеллектуальных  свершений, музыки или кайфа по
героиновому типу?
     --  Опять   же  вульгарно...  Ну,   допустим,  от  созерцания  престола
Господня...
     -- Без Господа на нем?
     --  Иногда и с Господом... -- Анну не на шутку заинтересовал диковинный
богохульный  разговор.  Родители  ее  не  были  религиозны,  но  никогда  не
позволяли себе выпадов против любой из распространенных в мире религий...
     -- Стало быть, бо2льшую часть вечности праведники будут проводить время
в  мучительном  ожидании,  пока  их  безгрешным   взглядам  не  представится
заполненный престол? В то время как всевышнему будет в основном не  до  них:
куда любопытнее играть со своим извечным врагом в живые шахматы, где  вместо
пешек и ферзей -- человеческие души... Им даже молиться,  то есть обращаться
с просьбами  к богу, за  нас, погрязших в страстях и  пороках,  не положено.
Угодник  там,  простой  ли  праведник  --   протекция,   знаешь  ли,  в  раю
неуместна... А мучительное ожидание -- это уже не рай...
     -- Какой глупый разговор у нас получается...
     -- Дядя Стив... Это мое имя для тебя.
     -- С каких пор вы попали ко мне в дядюшки?
     -- А как еще?  Придумай  сама,  коли так, чтобы  не слишком  официально
выходило. Да, это ничего, что я без спроса твою притолоку спиной подпираю?
     --  Проходите, садитесь в нянечкино кресло, раз  ее нет... Ладно, пусть
будет дядя Стив, если вам угодно... -- Анна сама не заметила, как развернула
коляску к креслу и подкатила поближе. -- А в-третьих?
     -- Что -- в-третьих?
     -- Третья моя "ошибка"?
     -- А... В аду тоже висит табличка, но надпись там  иная, чем пересказал
этот фармазон Вергилий...
     -- Да? И какая же там надпись?
     -- "В бога мы верим".
     Анна помолчала  десяток секунд, совсем сбитая с толку,  вдруг  поняла и
залилась безудержным смехом. Потом она внезапно вспомнила,  что в этой жизни
ее ничто уже не может радовать, сделала серьезное лицо. И  когда победа  над
собой  была почти в руках  -- не выдержала, прыснула в ладонь  и  засмеялась
вновь...
     Дверь осторожно приоткрылась, и Гек увидел обеспокоенную улыбку Луизы.
     -- Я не помешала?.. У меня все готово, прошу к столу...
     -- Один момент... Мы  с  Анной докончим сложнейший философский диспут и
идем... За ней последний удар... Ребенок собирается с мыслями.
     Луиза сама увидела лицо своей дочери, отчетливо поняла, что истерикой и
не пахнет, и изумилась. Но, поймав взгляд Ларея, сориентировалась мгновенно.
     -- Моя плита! Сейчас все сгорит! Жду вас внизу, и не дай бог остынет!..
--  Луиза  легко  побежала  вниз, а Гек, поймав момент, когда  Анна  наконец
отсмеялась, откашлялся.
     -- Елки-моталки! Ужин готов, а мы к утешениям так  и не приступили. Это
ты мне,  Анна, зубы заговорила средневековой поэзией... Невероятные запахи!.
У тебя уже отделяются соки?
     -- Какие еще соки?
     -- Желудочные.
     Анна опять  подозрительно  зафыркала,  полезла  в  кармашек  платья  за
носовым платком.
     -- Я не голодна. И вообще не люблю есть...
     -- Это  очень хорошо.  Тогда так с нами посиди, за компанию. А за твоей
порцией  я  отечески  присмотрю.  Лично.  Пойдем же скорее,  такого  острого
приступа  аппетита я с тюрьмы  не испытывал.  У  меня ощущение, что  я готов
съесть кресло твоей нянюшки...
     --  Еще бы, не  кто-нибудь -- мама готовила! -- В голосе Анны слышалась
явная гордость за маму. -- А вы что, были в тюрьме?
     -- Увы.  И лучше туда не попадать, вот  тебе мой совет. Но будто  ты не
знала?..
     -- А...
     -- Не люблю  вспоминать, -- перебил ее  Гек, --  но  если  доведется, а
некоторым любопытным очень  уж подопрет  -- что-нибудь  да расскажу.  Замечу
лишь:  если  бы не  твой гениальный  папа, мне  бы  совсем  кисло  пришлось.
Двинулись? Тебе, наверное, помочь надо?
     -- Нет,  я сама справляюсь.  И  по  лестнице могу, и  вон  там  в  углу
платформа,  видите?  Она  как лифт работает. Вы  идите,  я  только  в туалет
скатаю...
     Уселись в  столовой,  "по-парадному".  По  совету  Гека Луиза, чтобы не
бегать то и дело на кухню, отбросила условности этикета и подала на стол все
сразу  --  и  закуски,  и  горячее.  Гек  так  аппетитно  и  споро  принялся
управляться со  всеми  видами пищи,  что и  Анна не  выдержала, положила  на
тарелочку  рыбного  салата,  потом  добавила  еще  --  и  пошел  пир  горой.
Присутствовало  и  вино,  белое  и  красное, неизвестных Геку  марок,  но он
отказался,   попросив   взамен  лимонаду,  поскольку   привык   запивать  им
проглоченные  куски. Луиза пила белое вино и за весь обед  одолела  едва  ли
половину бокала.
     --  ...Дядя  Стив, а  почему  именно коку,  а  не  пепси?  Вы  их  что,
различаете?
     -- Нет, но кока гораздо вкуснее.
     -- Мама, а Леонардо Коррада -- вафлист и недоносок.
     -- Анна!..
     -- Это моя вина. Я  ляпнул глупость, а  теперь она меня  прикалывает...
Анна,  мужчина по своей сути куда ближе к  животному миру,  чем  женщина. Но
даже мужчинам вульгарность крепко не к лицу. Помни, что я тебе рассказывал о
бильярдной. Женщину, кстати, можно оскорбить с такой же силой, как... ну, ты
понимаешь.  И для этого достаточно сказать ей в лицо, что она  вульгарна. Ни
одна репутация такого не выдержит, как  ни  один влюбленный Ромео не вынесет
осознания того факта, что его Джульетта коренаста.
     Девочка засмеялась было, но потом помрачнела.
     -- Лучше быть вульгарной и коренастой, чем...
     -- Лучше. Но ни первое, ни второе исправлению не подлежит... Но слушай,
мы же договорились, что утешения отложим на чуть попозже...
     -- Мы ни о чем не договаривались.
     -- Так давай договоримся немедленно. Попозже такие разговоры, а?
     -- А есть ли смысл?
     -- Поищем вместе. Олл райт?.. Анна?
     -- О`кей... -- Девочка неуверенно улыбнулась. -- А вы не обманете?
     -- Я никогда не вру, когда мне этого не хочется...
     Луиза  благоразумно помалкивала бо2льшую часть времени, пораженная тем,
что  происходило на ее  глазах:  дочь смеялась и  свободно  разговаривала  с
посторонним человеком. И кушала  с аппетитом, и не капризничала...  Ругалась
странными словами, но она и  до этого сподобилась слышать пару раз от дочери
перлы  туалетной  словесности;  как  убережешь  ребенка,  когда  у  половины
городского населения вместо языка -- помойная тряпка...
     Настала очередь коронного блюда. Гек тяжело вздохнул, уже сытый по уши,
но отведал... Как минимум половину большущего пирога с дичью  сметал он один
и  съел  бы  еще, но  женщины безжалостно прикончили  остальное.  Потом  они
прервались довольно надолго, обошли дозором все помещения дома,  заглянули в
подвал-мастерскую, где все осталось нетронутым,  как было при  жизни Джо,  в
память о нем... Побродили и во  дворике возле  клумб, и даже  (уже без Анны)
забрались  на  чердак, который так  и не успел  стать мансардой... Время шло
удивительно незаметно,  и уже стали сгущаться реденькие сумерки, когда вечер
дошел  до прощальной чашечки кофе... Недостаток хорошего  воспитания, весьма
заметный  у  господина  Ларея, нисколько не  смущал девочку,  а  Луизу  даже
несколько забавлял.  При всем при этом он рассуждал  как  человек трезвый  и
разумный, и  с  Анной сумел найти  общий  язык.  Просто удивительно. Как  он
замечательно ел -- и чавкал, и облизывался... Поесть любит, а к  полноте  не
склонен: шея крепкая, таз  узкий,  плечищи...  И руки, наверное,  жесткие  и
тяжелые, как у неандертальца...
     -- Уже вечер, а  все еще так жарко...  Это  я вас  должна  благодарить,
Стивен. Встреча прошла великолепно. Заходите к нам, мы будем только рады...
     -- Хорошо, если  так. Я  понимаю вежливость, Луиза, но  мы с  Анной и в
самом  деле  договорились, что я  нагряну дней  через  семь-восемь:  за мной
должок с утешительным разговором, я обещал... Если, конечно, вы...
     -- Нисколько не против! Только заранее позвоните, хорошо?
     -- Само собой...
     А ладонь у него твердая, но не жесткая. И почти горячая...

     Всю   неделю   Гек   провел   в   суперсовременной  резиденции   Фанта,
замаскированной  под  глухой  полуподвал  на  территории пригородной платной
спортплощадки,   влачащей   запланированное   жалкое   существование.    Его
чрезвычайно заинтересовали изыскания Джефа в области создания базы данных по
множеству направлений:  досье,  газетные архивы, карты города, с нанесенными
на них транспортными маршрутами,  полицейскими  участками, опорными базами и
т.  п.,  сферы  влияний,  картотеки автомобильные,  картотеки  недвижимости,
телефонные,  дактилоскопические   и   многое-многое  другое.  Все  это  было
представлено в  электронном  виде, на мощнейших компьютерах. Исходные данные
были частью  украдены у федеральных и городских служб, частью собраны своими
силами. Гек в первую  очередь озаботился  проблемами физической  сохранности
данных и их секретности, недоступности для недругов и случайных людей.  Фант
подробно  и внятно объяснял. Гек  понял не все, но многое и решил  на первое
время согласиться, принять его устные гарантии как данность. После этого для
Джефа  начался ад: не  менее  чем  четырнадцать  часов в сутки он учил Ларея
всему, что тот пожелал изучить. Ларей схватывал  стремительно  и  прочно, но
для  обучения  на  его  уровне,  самом  начальном,  хватило  бы  человека  с
неизмеримо меньшими знаниями и квалификацией, чем Джеф.  Однако --  нет, шеф
больше  никому  не  доверял  по данной  теме, видимо,  опасался приоткрывать
направление  своего интереса  перед другими людьми. Фант объездил магазины и
закупил кучу литературы для начинающих пользователей,  как для Ларея,  так и
для  себя, чтобы сподручнее было переводить ему свое понимание  на доступный
тому уровень...

     -- ...Деньги -- это не  все, Анна. Уж  я-то знаю, что говорю. Мало есть
на свете такого,  что  имело бы цену, а мне было бы не по карману. Настолько
мало,  что мне никому  не  нужно  доказывать  свое  богатство  приобретением
погремушек типа вилл и моторов... Кино любишь смотреть?
     -- Да, конечно.
     -- Чилли Чейн, скажем,  ему положено: кинозвезда,  мировая знаменитость
-- он обязан выпендриваться  перед собратьями по экрану,  а мне... Поэтому я
выкроил время  и  переговорил с  лучшими  врачами страны,  от  побережья  до
побережья.  Я  имею  в виду  твой  случай  (Гек здесь  далеко  не все  делал
собственноручно, но это было абсолютно неважно, и подробности он опустил)...
Тихо! Получив отрицательный результат, не  поленился и по телефону  связался
со штатниками, благо что они тоже по-английски понимают. Потом с Европой...
     -- И что в итоге?
     -- Отрицательный результат подтвердился. Современная  наука не  в силах
исправить повреждение.  Нервная система жива и в нижней половине тоже, но  в
каком-то районе позвоночника образовалось нечто вроде обрыва, и срастить его
никто в мире не может...
     -- Надо же, новости  какие. Я  давно это знаю...  А вы, видать, здорово
потратились  на эту  болтовню с заграницей. Спасибо  за  беспокойство, милый
дядюшка!
     -- Мужчине я бы давно уже подсказал место, куда бы он мог засунуть свою
иронию. Тебе лишь намекну,  что  больше никогда называть меня милым дядюшкой
не  надо. Дядя  Стив.  Можешь  не повторять  вслух --  вижу, что  запомнила.
Продолжаю. Прежде чем рыдать, вспомни одну из первых фраз моего тебе отчета.
"Современная  наука не  может..."  Я  ведь поинтересовался  перспективами  у
знающих людей.  Там тоже  неопределенка:  кто  говорит "вот-вот, следите  за
завтрашней прессой", кто  говорит, что пройдет не меньше пяти,  а то и  семи
лет, пока дело сдвинется  с  мертвой точки... Хрен с ним,  положим с запасом
десять лет. Это значит, что у тебя есть реальный шанс всего через десять лет
стать здоровым человеком.
     -- "Всего  через десять  лет"!  Легко  вам  говорить,  а  я  не проживу
столько. Вы не пробовали, к примеру, ходить в туалет в моем положении?
     -- Однако же ты делаешь это сама, без посторонней помощи. А один мужик,
Ривс,  что  ли,  который Супермена  играл,  и этого  не  может.  Но живет  и
надеется.
     -- И пусть себе надеется. А  через десять лет вся  моя  лучшая половина
жизни  будет  позади,  да  еще и неизвестно, что  тогда будет  с современной
наукой...
     -- У тебя есть лучший вариант?
     -- Может  быть,  и  есть.  Какой  способ  расставания  с  жизнью  самый
безболезненный?
     -- Инфаркт во сне.
     -- Я имею в виду сознательный уход...
     -- Глубоко перерезать себе вены на руках и ногах, сидя в горячей ванне.
Некоторые  предпочитают  вешаться.  Специалисты  говорят,   что  многих  это
напоследок возбуждает.  Впрочем,  я знавал успешных самоубийц,  но никто  не
сумел рассказать толком об ощущениях.
     -- В ванне... Это для меня не так-то просто...
     -- Подкупи няню. Тебе сколько лет?
     -- Четырнадцать, пятнадцатый.
     -- Через десять лет тебе  будет двадцать четыре, на десять  меньше, чем
сейчас  твоей  маме. Ты вся  в  нее  на  внешность.  А  она  красотка, каких
поискать!  Вот  будет номер: умрешь  и не узнаешь, какая  она  -- любовь. Не
обидно?
     -- Дядя Стив, вы очень жестоки...
     -- Можешь называть меня на ты.
     -- Я уж так как-нибудь...
     -- Поплачь, поплачь, если дальше меня выслушать не хочешь.
     -- Ах, вы еще не закончили, да? Я внимательно жду продолжения...
     -- Вот тебе  твой платок;  ты  реви да слушай. Десять лет прошло.  Тебя
поставили на  ноги.  Ну посмотри на  себя  в  зеркало: двадцатичетырехлетняя
корова  Фекла  и только.  Да.  А как  же?  Образования  нет,  за  фигурой  и
внешностью  не следила, денег зарабатывать не умеешь.  Только на живодерню и
дорога, и не фиг ждать десяти лет в таком случае...
     Анна  заплакала навзрыд.  Гек  предполагал  подобное и нарочно подобрал
момент, когда у няни был выходной, а Луиза поехала в город за покупками, так
что некому было вмешиваться в воспитательный процесс...
     --  Ты  мне напоминаешь в данную минуту "умную  Эльзу" из твоей детской
книжицы, что мы тогда на чердаке нашли. Одно только  это мешает мне присесть
рядом и  разнюниться за компанию...  Ты  помнишь,  о  чем там шла речь?.. --
Девочка не отвечала и продолжала громко плакать.
     -- Не  о  чем  плакать,  десять  лет еще  не прошли, Анна. Ты пока  еще
красива и относительно  образована  для своего возраста. А выглядишь гораздо
моложе  своих  лет  и  рассуждаешь  соответственно, как  десятилетняя.  Как,
например, ты собираешься зарабатывать на жизнь? Стыдновато ведь надеяться на
одно наследство?
     -- Шапочки буду вязать и торговать ими на подземных переходах. Что же я
еще могу -- рикшей работать?
     -- Вовсе нет. Но сперва давай разберемся с венами и ванной, а потом уже
перейдем к делу и серьезно все обсудим.
     -- Давайте  сразу к делу, а то я  от ваших утешений с колесами в окошко
выброшусь...
     -- Хорошо. Итак, ты готова ждать десять лет?
     -- Да.
     -- И научиться самостоятельно зарабатывать?
     -- Хочу.
     -- И заботиться о фигуре и красоте?
     -- Это уже мое дело.
     -- Иными словами -- тоже согласна. Ну и формальное образование?
     -- Зачем оно? И в свою школу я не вернусь ни за что.
     -- Еще бы, это как  раз понятно... А  хочешь, организуем тебе интернат,
где вокруг будут дети с точно такими же проблемами?  -- Анну  передернуло от
отвращения.
     -- Да я лучше умру на месте, чем терпеть жизнь среди калек...
     --  Вон как! Ты,  как  я погляжу,  очень добрая девочка, не  жестокая к
несчастным людям, не то что я. Конечно, мало приятного -- белому лебедю быть
среди уродов...
     --  Дядя Стив, не надо так.  Я неудачно сказала,  и мне  противно из-за
этого.  Просто,  если есть возможность жить...  иначе,  зачем обязательно  в
рез