ежу к  тем,  кто  свято  верит,  что  до
свадьбы все должны оставаться девственниками!
   Но Сандру мое заявление, похоже, не убедило.
   - Брак не имеет к этому никакого отношения, -  возразила  она.  -  Просто
нужно духовно соответствовать  друг  другу,  хотя,  полагаю,  во  всем  мире
существует всего лишь один-единственный человек, с которым возможно  достичь
такого духовного единения. И его можно вообще никогда не встретить.
   Мне не хотелось развивать эту тему, прибавляя новую ложь к  своим  старым
грехам, поэтому я быстро задал следующий вопрос:
   - А Окифиноки?
   - Он прибыл из Оклахомы  и  к  тому  времени,  когда  наткнулся  на  нас,
бродяжничал уже целых два  года,  не  задерживаясь  нигде  более  одной-двух
недель. Поэтому мы и  прозвали  его  Оки-виз-ноу-ки  , затем оно само собой как-то превратилось в Окифиноки.
   - А Заднее Сиденье?
   - Она любит все организовывать. На  ней  вся  готовка  и  уборка  лагеря.
Поэтому мы и прозвали ее Заднее  Сиденье  , то есть интендант.
   - Что-то не похожа она на домашнюю хозяйку, - заметил я.
   - О, она и в самом деле  не  такая.  Просто  ей  нравится,  когда  кругом
порядок. Но что касается ее интересов, то тут она недалеко ушла от Бац-Бац.
   - Помешана на сексе?
   - Вот именно.
   - А Вялая Земляника?
   - Ты и его знаешь? - удивилась Сандра. - Вчера вечером он не  вернулся  в
лагерь. В последнее время он не очень-то  вписывался  в  нашу  коммуну  -  в
духовном смысле. - Она нахмурилась и неуверенно посмотрела на меня.
   - Однако только в этом смысле он теперь  и  сможет  общаться  с  вами,  -
мрачно пошутил я.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Он мертв. Вчера вечером его нашли где-то в городской аллее.
   - О Господи! Как это случилось?
   - Очевидно, передозировка героина.
   В прекрасных зеленых глазах девушки отразились охватившие  ее  чувства  -
смятение, испуг. Опустив глаза, она несколько минут не поднимала их,  словно
пыталась установить контакт с духом умершего, наконец посмотрела на меня.
   - Может, оно и к лучшему, - тихо сказала она. - Все равно у него не  было
будущего.
   Эти  ребятишки,  наверное,  считают,  что  в  подобном   философствовании
заключен какой-то глубокий смысл. На самом деле ничего в нем  нет  -  просто
девчонка не знала, как выразить свое потрясение.
   - А почему его прозвали Вялая Земляника? - спросил я.
   Она вздохнула, словно переход на столь прозаическую тему требовал от  нее
неимоверных усилий, потом ответила своим обычным голосом.
   - Потому что он был рыжим - рыжее меня - и сидел на героине, от  которого
становился вялым. Чаще его звали просто Земляникой.
   - Расскажи мне теперь о Сороне, - попросил я. - Похоже, он  заправляет  в
вашем племени. Почему?
   - Ну.., просто он подходит для этого. В духовном плане  он  достиг  очень
высокого уровня. Он и имя  себе  выбрал  соответствующее  -  из  "Властелина
Колец" .
Сорон - злой герой. Однако он утверждает, что это имя вполне  ему  подходит,
потому что добро и зло взаимно дополняют и как бы замещают друг друга.  Ведь
мы делим свои поступки на две категории в зависимости  от  свойственных  нам
нравственных убеждений, однако на самом деле каждый поступок является как бы
составной частью потока Вселенского Разума. Поэтому добра и зла попросту  не
существует. Понятно? - Сандра возбужденно посмотрела на меня.
   Все я прекрасно понял, но кто я такой, чтобы разрушать ее иллюзии?
   - А Голем? Это что - персонаж той же книги?
   - Да, Сорон выбрал ему это имя, потому что Голем  близок  ему  самому  по
сути своей, только не достиг еще столь же высокого духовного уровня.
   - В общем, Сорон командует парадом, а  Голем  у  него  за  лейтенанта.  Я
правильно все понял?
   - Может быть, и так, грубо говоря, но...
   - Это именно так, как ни говори, - отрезал я. - Однако спасибо, что ввела
меня в курс вашей пестрой компании. Можешь не рассказывать,  откуда  взялось
Джей Си .
   - Знаешь, как это ни забавно, но Джей Си Кристофер -  это  его  настоящее
имя.
   - Настоящее? - удивился я.
   - Да, но оно ему подходит, поэтому мы и не стали  придумывать  новое.  Он
всегда молчит. Иногда пишет нам записки, но я никогда не слышала от него  ни
единого слова. Даже не знаю, может ли он вообще говорить.
   Что за дикий кавардак царит в этих окурившихся марихуаной головах! И  как
мне вырвать эту юную, духовно, по всей  видимости,  утонченную,  рыжеволосую
девственницу из этакой трясины?.. Человек в здравом рассудке  должен  бежать
от подобных проблем как от чумы, однако я определенно не собирался оставлять
Сорону деньги, унаследованные Сандрой, и ни капли не сомневался,  что  этому
парню отлично известна разница между добром и злом. А он, несомненно, держал
сторону зла.

Глава 4

   Когда  я  сказал  Кальвин,  что  могу  в  течение  двух  часов   получить
постановление об освобождении из-под ареста и вытащить ее  из  участка,  она
посмотрела на меня своими одухотворенными глазищами и заявила:
   - Я не хочу, чтобы меня освобождали.
   - Что?! - воскликнул я. - Ты что, мазохистка? Не хочешь получать двадцать
тысяч долларов и выходить из тюрьмы? А может быть, для полноты ощущений, мне
следует навесить на тебя обвинение в убийстве?
   - Я имела в виду, что  не  хочу  выходить  на  волю,  пока  не  освободят
остальных, - терпеливо пояснила она.
   Мне оставалось лишь беспомощно кивнуть.
   - Ну ладно. Посмотрим, что  можно  сделать.  Пришел  караульный  и  вывел
Сандру из пустой комнатенки, в которой мы с ней беседовали, а я пошел узнать
у дежурного сержанта, не могу  ли  я  переговорить  с  капитаном.  Здесь,  в
полицейском участке Форествилла, было не так уж  много  дел,  но  даже  копу
следовало поддерживать свой имидж. Полтора  часа  спустя  капитан  соизволил
принять меня, а еще через час наконец  согласился,  что  я  абсолютно  прав,
утверждая  о  невиновности  ребят,  и  что,  если   я   могу   доказать   их
платежеспособность, - а это не составляло  мне  большого  труда,  -  то  он,
конечно, пойдет навстречу и выпустит их через несколько часов.
   - Через несколько часов? - перебил его я. - А почему не сейчас?
   - Нужно время, чтобы они поостыли, почувствовали  уважение  к  закону  и,
быть может, задумались, стоит ли употреблять наркотики, - резко ответил  мне
капитан. Еще он сказал, что сильно  обеспокоен  притоком  наркотиков  в  его
район, и тем, что все эти ребятишки, сшивающиеся  в  округе,  дурманят  себя
разным дерьмом. Через несколько часов он сделает им серьезное предупреждение
и выпустит. И не буду ли я столь любезен проследить,  чтобы  они  восприняли
его именно со всею серьезностью?
   - Конечно же я так и поступлю!
   Мы скрепили  уговор  рукопожатиями,  и  я,  выйдя  на  ступеньки  крыльца
участка, принялся с  любопытством  разглядывать  старомодные  магазинчики  в
английском стиле, выстроившиеся вдоль главной улицы. При этом я пожалел, что
бросил курить, но потом вспомнил, что пить-то не бросил, и подумал об уютном
английском пабе, который мог оказаться где-то поблизости - хотя  мне  вполне
сгодился бы и старый, добрый, грубоватый американский бар.
   Пока я так стоял и  обозревал  в  оба  конца  улицу,  пытаясь  высмотреть
где-нибудь  за  густыми  ветвями  дубов,  росших  вдоль  тротуара,  признаки
питейного заведения, к участку  подкатил  "линкольн-континенталь",  который,
взвизгнув тормозами, остановился в запрещенной для парковки зоне.
   Выскочивший из машины тип бросился вверх по ступенькам прямо ко  мне.  За
ним следовала высокая, стройная женщина лет сорока с  небольшим,  со  вкусом
одетая и явно  чем-то  обеспокоенная.  Мужчина  был  в  темном  костюме,  из
нагрудного  кармана  которого  торчал   треугольник   носового   платка,   а
накрахмаленную до режущей глаз белизны сорочку у воротника стягивал  дорогой
шелковый галстук ручной работы, явно свидетельствовавший о  консервативности
вкуса владельца.
   - Это здесь держат ребят? Вы что - тоже  отец?  -  Он  стоял,  отдуваясь,
рядом со мной, готовый в любую минуту ринуться внутрь здания.
   - Все в порядке, - произнес я, - их не станут арестовывать.
   - Почему? Что случилось? - Он вытаращил на меня большие, как  мячики  для
гольфа, глаза.
   Подошедшая тем временем женщина стала рядом с ним. У нее было  худощавое,
но очень красивое, без единой морщинки лицо. Наброшенное  на  плечи  меховое
боа доходило до талии, а темно-синее вечернее платье едва прикрывало колени.
Очевидно, гладкой коже лица, красивой шее и упругой груди она  была  обязана
тщательной диете, гимнастике и постоянному уходу за своей внешностью. Ее муж
был  грубоват  и  нетерпелив,  тогда   как   она   выглядела   лишь   слегка
встревоженной.
   - Полицейские согласились выпустить их всех через пару часов,  -  сообщил
я. - Нам остается лишь ждать.
   - А кто вы? - неожиданно спросила женщина.
   - Рэндол Роберте, адвокат. Здесь моя клиентка. Мужчина кивнул.
   - Меня зовут Сесил Холлоуэй. А это моя жена, Рода. Из  полиции  сообщили,
что нашего сына задержали за бродяжничество. Вы только подумайте! Ну,  я  им
заявил, что этот фокус у них не пройдет. Понимаете, у нашего мальчика просто
переходный возраст - юношеское бунтарство и все такое, -  и  им  не  удастся
засадить его за решетку, будто какого-то несчастного  недоумка,  у  которого
нет семьи!
   - Вы  уверены,  что  все  обойдется?  -  с  беспокойством  спросила  Рода
Холлоуэй. - Что мы еще в состоянии сделать?
   Я пожал плечами.
   - Вы, конечно, можете сами зайти в полицейский участок, стукнуть  кулаком
по столу, припугнуть их  своим  положением  и  связями,  но  если  у  вас  с
капитаном не слишком дружеские отношения, то не думаю, что этим вы  ускорите
освобождение вашего сына.
   - Капитан - просто толстозадый боров, который считает, что после половины
одиннадцатого всегда все должны находиться в постели, - фыркнул Холлоуэй.  -
Мы с ним принадлежим к различным социальным кругам.
   Миссис Холлоуэй улыбнулась.
   - У них испортились отношения три месяца  назад,  когда  Сесил  попытался
оспорить штраф за превышение скорости.
   Сесил нахмурился.
   - Ну ладно, если вы, адвокат,  так  уверены,  то  пусть  все  идет  своим
чередом. Скажите, на моего мальчика не заведут дело?
   - Нет, против них не выдвинуто никаких обвинений, - снова успокоил я его.
- Кстати, а как зовут вашего сына?
   - Чарльз.
   - Ну, это мало о чем говорит. Эти  ребята  не  называют  себя  настоящими
именами. Видимо, это тоже отчасти происходит от их юношеского бунтарства.
   Сесил фыркнул и искоса посмотрел на меня.
   - Да, я знаю. Он говорит, что  терпеть  не  может  своего  имени.  Вот  и
выдумал себе какую-то дурацкую кличку из детской сказки -  такую  идиотскую,
что я даже не смог запомнить.
   - Голем, - подсказала мать.
   Я внимательно посмотрел на  нее.  Ничто  в  облике  женщины  не  выдавало
праведного материнского гнева. Но оба они, подумал я,  слегка  переигрывали,
изображая все понимающих родителей.  Во  время  переполоха  в  лагере  я  не
слишком приглядывался к Голему, но мне было совершенно  ясно,  что  ему  уже
больше двадцати одного года. Они с Сороном были самыми старшими в группе,  и
я бы дал им примерно по двадцать четыре... Но в таком случае  его  отказ  от
образа жизни родителей - нечто гораздо  большее,  нежели  обычное  юношеское
бунтарство.
   - Послушайте, мистер Роберте, раз уж мы с вами  тут  ничем  не  можем  им
помочь, то почему бы нам всем вместе не поехать к нам домой и не  выпить?  -
воодушевляясь,  загорелся  вдруг  Холлоуэй,  неожиданно  легко  меняя  образ
заботливого родителя на  более  подходящую  ему  роль  -  милейшего  старины
Сесила.
   - Почему бы и нет? - машинально отозвался я. В конце концов, именно это я
и собирался сделать в ближайший час. -  Подождите  меня,  я  только  передам
своей клиентке записку и сразу же вернусь.
   Миссис Холлоуэй, как бы раздумывая, посмотрела  на  меня  и  ткнула  мужа
локтем.
   - Сесил, по-моему нам  тоже  следует  передать  весточку  Чарльзу.  Пусть
позвонит нам сразу после освобождения. - Она вздохнула и, как бы  извиняясь,
посмотрела на меня. - Я бы лучше осталась здесь и подождала, но знаю, сын бы
этого не одобрил.
   Вдвоем с Сесилом мы зашли в участок, и я  оставил  у  дежурного  сержанта
записку Сандре Стилвелл, чтобы  она,  когда  освободится,  позвонила  мне  в
номер. И приписал в конце номер телефона и адрес отеля.
   Холлоуэй тоже передал свою записку, и мы с ним присоединились к его жене.
Плюхнувшись на заднее сиденье "линкольна", я вытянул ноги. Почему  бы  и  не
расслабиться немного? Завтра или послезавтра я уже вернусь к своей  крысиной
возне на юридическом поприще у "Робертса, Робертса и Гримстеда".  Почему  бы
не позволить себе немного выпить и поболтать о пустяках, скрасив  тем  самым
однообразие раннего вечера?
   Это выглядело заманчиво, и я на время забыл обо  всех  дурных  вибрациях,
пронизывающих атмосферу.
   Особняк  Холлоуэев  оказался  длинным,  невысоким  одноэтажным   зданием,
построенным на двух уровнях. Нижняя часть находилась  в  саду,  в  окружении
сосен и эвкалиптов, а основная располагалась на вершине пологого  холма.  От
переднего  входа  между  деревьями  можно  было  разглядеть   поблескивающую
темно-синюю гладь Тихого океана. Пройдя  через  двери,  мы  попали  прямо  в
гостиную. Там в плетеном кресле сидел молодой человек и читал  книгу.  Когда
мы вошли, он сразу вскочил.
   - Это мой младший, Ричард, -  похлопывая  парня  по  плечу,  с  гордостью
произнес Сесил.
   Пожав руку парню, которому на вид можно было  дать  лет  восемнадцать,  я
последовал приглашению хозяина и уселся в кресло. Вся мебель в гостиной была
из оранжевой и белой пластмассы  -  с  виду  очень  красиво  и  стильно,  но
жестковато для задницы. Да и вся  гостиная  производила  впечатление  именно
такой - вызывающей восхищение, но отнюдь не привлекающей  жить  среди  всего
этого великолепия.
   Холлоуэй смешал напитки - не забыв при этом и Ричарда - и передал их нам.
Поднеся джин с тоником сыну, он подмигнул ему.
   Сын, сделав каменное  лицо,  отвернулся  и  уселся  в  кресло,  застыв  в
неподвижной позе. У него были темные волосы - почти такого же оттенка, что и
окружавший лысину отца венчик. Ростом он был  пониже  Холлоуэя-старшего,  но
значительно худее, при галстуке  и  в  безупречно  отглаженном  костюме;  но
что-то мне в  нем  не  понравилось  сразу.  Может  быть,  от  него  исходили
неблагоприятные вибрации?..
   Сесил просиял и, подойдя ко мне,  уселся  в  соседнее  кресло.  Ему  было
скорее всего около пятидесяти, и он представлял собой отличный образец того,
как возраст и деньги способны испортить крепкое  и  здоровое  тело.  Что  не
поддалось разрушительному воздействию времени,  то  обрюзгло  вследствие  не
менее губительных излишеств. Его жена  уселась  на  оранжевую,  окантованную
пластмассовой рамой кушетку, между мужем и сыном.
   - Ну вот... - притворно тяжко вздохнул Холлоуэй, - такова жизнь...  -  Он
снова расплылся в улыбке. - Но мне хотелось бы,  мистер  Роберте,  чтобы  вы
знали, что не все наши дети огорчают нас  своими  заблуждениями.  Нет,  сэр.
Ричард, например, - гордость нашей семьи. Только что  закончил  первый  курс
колледжа. В Беркли. И с неплохими результатами. Я всегда говорю ему - хочешь
чего-то достичь в жизни, учись как следует.
   Не особенно вникая в разговор, я кивнул.
   - Положение имеет важное значение, - машинально произнес я.
   - Совершенно верно! - воскликнул Холлоуэй. - Именно этого и  не  понимают
эти  отщепенцы,  пристрастившиеся  к  наркотикам,  включая  -  как  мне   ни
прискорбно признавать это - и моего собственного  сына,  Чарльза.  Они  ведь
считают, что все общественные блага разложены для них  на  блюдечке  в  виде
бесплатного угощения, словно на чужом дне рождения.
   - Как бы мне хотелось, чтобы ты перестал все время  разглагольствовать  о
наркотиках, - раздраженно взмолилась миссис Холлоуэй. - Это так расстраивает
меня.
   - Но это же факт, от которого  никуда  не  деться,  Рода,  -  нетерпеливо
возразил муж. - Слава Богу, что этим безумием поражен лишь наш старший  сын.
Должен вам  заметить,  Роберте,  теперь  это  самое  обычное  дело  -  я  об
употреблении наркотиков. Почти все  старшеклассники  большую  часть  времени
находятся в одурманенном  состоянии.  Но  наш  Ричард  -  хочу  с  гордостью
отметить - далек от всего этого. Да и Ронда, наша дочь.
   - На самом деле, отец, не все так уж и скверно, - вмешался Ричард.
   - Да? И что  же  тогда  считать  скверным,  хотелось  бы  мне  знать?!  -
взорвался Холлоуэй. - Поверь, сынок, ты не знаешь истинного положения  вещей
- и должен благодарить за это судьбу.
   Ричард,  словно  собираясь  с  силами,  чтобы  возразить  отцу,   глубоко
вздохнул, но тут щелкнул замок и открылась входная дверь.
   - Ронда, дорогая! - обрадовалась ей мать.  -  Ты  нашла  платье,  которое
хотела?
   - Да, мама. - Девушка вошла в комнату, бросила сумку на кресло и, заметив
меня, резко остановилась. Склонив голову набок, она улыбнулась. - А  вы  кто
такой? - кокетливо спросила она.
   - Ронда! - оборвал ее отец. -  Девушкам  полагается  ждать,  пока  их  не
представят.
   Она посмотрела на него невинным взглядом.
   - Разве?
   - Это мистер Рэндол Роберте,  дорогая,  -  быстро  вмешалась  мать,  пока
Холлоуэй, сердито нахмурившись, смотрел на дочь.
   - Приветик, мистер Роберте! -  весело  воскликнула  Ронда.  -  Откуда  вы
взялись? Уж конечно не из форествиллского сельского клуба.
   Еще сильней нахмурившись, Холлоуэй перевел взгляд в  мою  сторону,  чтобы
посмотреть, как я реагирую на поведение дочери.
   Я отреагировал как надо - моя улыбка до ушей вызвала у  Холлоуэя  чувство
благодарности за избавление от стыда за бестактное поведение дочери.
   Ронда была такой же высокой, как  и  ее  мать,  но  не  столь  худой.  Ее
округлые бедра обтягивала  размалеванная  флуоресцентным  узором  мини-юбка,
оставлявшая на виду стройные, крепкие ножки в туфельках на платформе. Милое,
истинно американское личико - нос  пуговкой,  маленький  дразнящий  ротик  и
озорные глазки, похожие на блестящие оливки. Небольшая,  но  упругая  грудь,
туго обтянутая  светло-зеленой  блузкой,  напомнила  о  свежем  фрукте,  еще
твердом, но уже созревшем. Ронде,  наверное,  было  около  двадцати,  и  она
обладала  той  вызывающей  независимостью,  которая  так  нравилась  мне   в
девушках.
   - Мы познакомились с вашими родителями в полицейском участке, -  небрежно
заметил я.
   - Неужели? Значит, они выпустили тебя под залог, папа?
   - Ронда! - зашипел на дочь Холлоуэй. - Мы ездили туда забирать Чарльза.
   - Успокойся, папа, я пошутила. - Она задорно улыбнулась. - Не  стоит  так
уж носиться со своей буржуазной респектабельностью.
   - Чарльз должен  скоро  позвонить,  -  снова  поспешно  вмешалась  миссис
Холлоуэй. - ; Я попрошу его поужинать дома, так  что  теперь  пойду  займусь
готовкой.
   - Ну конечно. А мне пора возвращаться в отель, - уловив  намек,  произнес
я.
   - Я подброшу вас, - тут же предложила Ронда. - Поскольку  я  не  заметила
возле дома чужих машин, то вы, мистер Роберте, очевидно, без колес, верно?
   - Принимаю предложение, - с готовностью кивнул я.
   - Пожалуйста, не задерживайся, дорогая, - попросила  миссис  Холлоуэй.  -
Было бы неплохо, если бы ты помогла мне с ужином.
   - Конечно, мамочка, только не готовь на меня. Я  перекусила  в  городе  и
теперь не голодна.
   - Но, Ронда...
   - Все нормально, мама. Это полезно для фигуры.
   - До свидания, мистер Холлоуэй, - произнес я, протягивая руку. -  Уверен,
что все обойдется наилучшим образом, но если  возникнут  какие-то  проблемы,
звоните. Я остановился в отеле "Амбассадор".
   - Благодарю вас, мистер Роберте, - рассеянно ответил он, с трудом  отводя
взгляд от дочери.
   Вежливо попрощавшись  с  Ричардом  и  его  матерью,  я  вместе  с  Рондой
направился к двери. Когда  мы  выходили,  я