лях. Внутренняя  дверь  вообще  стояла  нараспашку,
поэтому я вошел без помех. Меня  беспокоила  единственная  мысль  -  как  бы
поскорее ухитриться отыскать Кальвин незаметно  для  Сорона.  Если  мне  это
удастся, то сегодняшний день мог бы стать для меня куда более  удачным,  чем
предыдущий.
   Забавно, но, видимо, мои счастливые звезды выстроились в нужном  порядке,
потому что едва я вошел в тускло освещенную гостиную, как  сразу  же  увидел
ее. Она сидела в старом замызганном кресле, обивка которого была изодрана до
такой степени, словно о нее точила когти пума.
   Комната освещалась лишь огнями уличных фонарей, но  я  отлично  разглядел
девушку. Кальвин замерла в напряженной позе,  ее  застывшие  глаза  смотрели
прямо на меня, а рыжие, спутавшиеся прядями волосы ниспадали на грудь.
   - С тобой ничего не случилось? - неслышным  шагом  приблизившись  к  ней,
прошептал я.
   - Нет, - ответила она низким бесцветным голосом. - Я рада, что ты пришел.
Я уже давно сижу и жду тебя.
   - Ты и в самом деле передумала насчет денег?
   - -Да.
   - И хочешь их получить?
   - Да.
   - Тебя уговорил Сорон?
   Кальвин машинально открыла рот, чтобы ответить "да", но осеклась.
   - И ты отдашь их ему?
   - Не ему! -  сердито  блеснув  глазами,  твердо  ответила  она.  -  Всем.
Племени. Сорон - источник существования нашей коммуны и того  духа,  который
объединяет нас. Он заставил меня проникнуться идеей, насколько важно для нас
быть независимыми от общества.
   - Ты хочешь сказать, что с твоими деньгами вы перестанете зависеть... - Я
оборвал фразу на полуслове, потому что  меня  вдруг  осенило,  от  чего  они
зависели. - А где вы обычно берете деньги? - спросил я.
   - Мы стараемся обходиться минимумом, - очень серьезно ответила она. -  Но
то, в чем мы действительно нуждаемся, обеспечивает Сорон. И он убедил  меня,
что будет вполне справедливо, если  он  возьмет  те  деньги,  о  которых  ты
говорил. Тогда у племени всегда будет заначка на черный  день  и  деньги  на
еду, одежду и...
   - На "травку"?
   Кальвин покачала головой;
   - "Травку" дает нам Сорон. Мы ничего за нее не платим.
   - Он не похож на богача, - саркастически заметил я, - но у  него,  должно
быть, не бедные родители.
   Кальвин нахмурилась, неодобрительно посмотрев на меня.
   - Его родители умерли, - печально произнесла она.
   - Где же тогда он берет деньги?
   - Не скажу, - не слишком уверенно ответила  она.  -  А  то  еще  донесешь
копам.
   - Я адвокат, - с видом оскорбленной невинности сердито возразил  я.  -  И
никому не рассказываю о том, что доверили мне мои клиенты.
   - Ладно. Я думаю - тебе можно... - Она все еще колебалась. -  Он  продает
"травку" и ЛСД ребятам с  побережья.  И,  по-моему,  у  него  есть  связи  в
Сан-Франциско.
   - А как насчет отравы посильней? - спросил я. - Откуда берется она?
   - Сорон к ней даже не притрагивается! - пылко воскликнула Кальвин.  -  Ни
под каким видом. Наркотики, которые способны  расширить  пределы  разума,  -
вроде "травки" или ЛСД - это для нас все равно, что  святое  причастие.  Они
позволяют нам постичь более высокий  уровень  духовного  познания.  А  когда
высоты вселенского знания будут достигнуты, то потребность  в  них  и  вовсе
отпадает. Но героин, морфин и тому подобные наркотики разрушают мозг.  Сорон
распространяет марихуану и ЛСД потому, что это часть его плана - обратить  с
их помощью всех к духовной свободе и единению. В этом он  видит  свой  долг,
который исполняет вовсе не ради денег. И он  ни  за  что  не  дотронется  до
сильнодействующих наркотиков.
   - Он сам тебе это говорил? - недоверчиво спросил я.
   - Я знаю, что это так, - гневно  ответила  Кальвин.  -  А  ты  не  веришь
потому, что не хочешь верить, и потому, что тебе не нравится  Сорон.  Но  он
никогда не имел дела с героином.  В  племени  существует  табу  -  никто  не
употребляет сильнодействующих наркотиков. Поэтому  Сорон  и  хотел  прогнать
Землянику.
   Я  кивнул.  Лично  я   не   считал   Сорона   этаким   ангелом-хранителем
соплеменников, хотя, возможно, у меня просто было предубеждение против него.
А  может  быть,  такая  линия  поведения  диктовалась   лишь   соображениями
безопасности. Ведь  для  парня,  торгующего  наркотой,  сидящий  на  героине
наркоман в собственном лагере - риск чистейшей воды.  Ясно  одно  -  Кальвин
рассказала мне все, о чем знала и что считала правдой.
   Она едва заметно улыбнулась.
   - Земляника был по-своему неплохим парнем, и мне очень жаль его, хотя  он
и не был духовной личностью.
   - Ну, теперь-то он ею стал; - напомнил я. - И Бегущий Олень тоже.
   Кальвин непонимающе посмотрела на меня, решив, что ослышалась.
   - Бегущий Олень, он...
   - Он мертв. И,  судя  по  всему,  смерть  наступила  от  чрезмерной  дозы
героина.
   - Нет! - Кальвин прикрыла рукой рот, ее глаза расширились от ужаса. - Это
не правда! - выдохнула она. - Этого не может быть! Он никогда не кололся. Он
даже не притрагивался к героину. Он просто не мог...
   - Ты уверена? - с нажимом спросил я. - Он точно не кололся героином?
   - Нет! Никогда! У него его никогда не было.
   - Да он бы и не смог скрывать свое пристрастие в тайне, не так ли?
   - У нас нет секретов друг от друга, мистер Роберте, -  широко,  по-детски
открыв свои ясные глаза, убежденно сказала она. - И, кроме  того,  здесь,  в
лесу, мы большую часть времени проводим вместе. Как может кто-нибудь из  нас
ширяться так, чтобы другие ничего не заметили? О Землянике мы узнали  только
тогда, когда он повадился бывать в городе. Но Бегущий Олень бывал там  очень
редко. Он почти все время проводил в лесу.
   Такие вот дела. Передозировка героина, введенная кем-то неизвестным - или
неизвестными,  -  такой  вердикт  предварительного  следствия   вынес   суд,
состоящий из судьи и присяжных в лице одного-единственного Рэндола Робертса.
Теперь оставалось лишь выяснить - как это сделано, почему и кем.
   - Ну хорошо, давай теперь поговорим о твоем наследстве.
   - Как ты можешь! Бедный Бегущий Олень! Невероятно, что его не стало!  Это
просто невозможно!
   - Он пришел ко мне в гостиничный номер и там умер, -  сказал  я.  Что  ж,
придется вернуться к денежному вопросу попозже: все равно дело, похоже,  шло
к тому, что на наследство наложит лапу Сорон.
   - Кто-то его убил, - с сомнением в голосе хрипло  прошептала  Кальвин.  -
По-другому не может быть. Я очень хорошо его знала; он  никогда  не  кололся
героином.
   Я кивнул.
   - Согласен. Весь вопрос теперь в том, кто это сделал. Тут ты  мне  должна
помочь.
   - Конечно, если  только  смогу,  -  ответила  она  каким-то  отстраненным
голосом. - Бедный, бедный Бегущий Олень!
   - Кстати, почему он пришел именно ко мне в номер? Только ты знала, где я.
Это ты сообщила ему?
   Кальвин покачала головой. В ее глазах отразилось  смущение,  смешанное  с
удивлением, а застывший  взгляд  свидетельствовал  о  том,  что  перед  моим
приходом она накурилась марихуаны.
   - Я говорила об этом только Сорону, - сказала она. - И больше никому.
   - Ну ладно. Сейчас ты все равно ничего не  сможешь  поделать,  кроме  как
постараться обо всем забыть. Тебе есть где лечь и отоспаться?
   - Мне и здесь хорошо, - пробормотала она. - Какая разница, где  находятся
наши тела; главное, наш дух свободен для  странствий.  -  Кальвин  загадочно
улыбнулась.
   Я оставил ее сидеть в кресле - таком старом,  что  любой  уважающий  себя
курильщик марихуаны давно бы бросил его в огонь, - и парить в эмпиреях,  где
она, возможно, отыщет контакт с бессмертной душой Бегущего Оленя.
   Гостиная заканчивалась коридором, в который выходило несколько  комнат  с
распахнутыми настежь дверями. Только сейчас до меня дошло, что эта вечеринка
была самой спокойной из всех, на которых мне когда-либо доводилось бывать. В
гостиной - всего лишь одна оцепеневшая  от  наркотика  девушка,  а  во  всем
остальном доме - тишина. Даже как-то страшновато!
   Я прошел мимо двух пустых спален и  наконец  в  третьей  комнате  заметил
слабый огонек.
   Заглянув  туда,  я  увидел  нескольких  членов  племени,  рассевшихся  на
диванных подушках и грязном, ободранном  двуспальном  матрасе.  Они  сидели,
сосредоточенно попыхивая сигаретами, и молчали. Комнату тускло освещали  три
свечи, вставленные в пустые винные бутылки. И никакой мебели.
   Их было пятеро - Сорон, Голем, Белая Скво, Джей Си Кристофер  и  Бац-Бац.
Когда я вошел, никто даже не оглянулся и не подал виду,  что  заметил  меня.
Мне незачем было быть нарком, чтобы понять, что их дух уже воспарил до небес
- а они все продолжали смолить!
   - Эй, Сорон! - Я пнул его ногу. - Спустись-ка на землю.  Случилось  нечто
ужасное, и мне необходим духовный совет.
   Он поднял голову, и его темные глаза словно прожгли меня насквозь.
   - Я рад, что вы пришли, мистер Роберте, - произнес  он  слегка  невнятным
голосом, в котором, однако, улавливалась  ирония.  -  Эй,  смотрите,  мистер
Роберте  пожаловал!  Он  принес  нам  манну  небесную  и  послание  из  мира
тупоголовых! Их послание гласит: "Мы  не  станем  содержать  вас,  никчемное
отродье, презирающее честный труд, но мы шлем вам манну небесную..."
   - Манну небесную, - нараспев подхватили остальные.
   - Когда ты в последний раз видел Бегущего Оленя? - надеясь застать Сорона
врасплох, спросил я без предисловий.
   Сорон моргнул и улыбнулся своей едва уловимой улыбкой.
   - Когда посылал за тобой, чтобы ты не забыл прийти на вечеринку, Роберте.
Разве он не с тобой?
   - Он не смог прийти, - резко ответил я. - Потому  что  отправился  в  мир
иной.
   Это печальное известие не сотрясло  стен  хибары.  Белая  Скво  сдавленно
вскрикнула, испустив тонкий, завывающий  звук,  затем,  уткнувшись  лицом  в
ладони,  беззвучно  зарыдала.  Бездонные  глаза  американской  девушки-мечты
источали печаль, а Джей Си тупо уставился в потолок, словно высматривал  там
воспаривший к небесам дух. Сорон и Голем впились в меня злыми глазами.
   - Как это случилось? - натянуто поинтересовался Голем.
   - Кто-то всадил ему лошадиную дозу героина.
   - Но это же невоз... - Глаза Сорона сверкали.
   -  Почему?  Ведь  он  был  одним  из  твоих  толкачей,  верно?  Что   тут
удивительного, если кому-то из клиентов надоело платить за свое  пристрастие
и он решил угоститься на халяву, а Бегущему Оленю вручил бесплатный билет на
небеса?
   - Я не торгую сильнодействующими наркотиками, адвокат, - твердо  возразил
Сорон. - И Бегущий Олень никогда не был моим толкачом. Племя  не  занимается
бизнесом. Мы - единомышленники, стремящиеся к единению с Высшим Разумом.  Но
тебе не понять такой метафизики.
   - Ну хорошо! Бегущий Олень пришел за мной, - с нажимом  сказал  я.  -  Но
зачем?
   - Потому что ты теперь у нас вроде источника финансирования, - усмехнулся
Голем. - Сечешь?
   Сорон посмотрел на него, и тот, плотно сжав губы, отвел глаза.
   - Кальвин передала тебе то, что собиралась? -  спросил  Сорон.  -  Насчет
денег?
   - Да она сказала, что ты позаботишься о них. Только я предупредил ее, что
деньги лучше держать в банке, а не прятать под камнями.
   Судя по лицу Сорона, мои слова ничуть его  не  обрадовали,  но  черт  его
разберет - ведь он всегда выглядел унылым и мрачным, и, чтобы заставить  его
рассмеяться, оставался лишь  единственный  фокус  -  оторвать  себе  яйца  и
вручить ему.
   - Твои слова, адвокат, не имеют значения, -  спокойно  и  глухо  произнес
Сорон. - Кальвин  хочет,  чтобы  деньги  принадлежали  племени  и  чтобы  ты
составил документ, по которому она будет  получать  ежемесячное  содержание.
Только она хочет, чтобы оно было переадресовано на мое имя.
   - Документы уже оформлены, но деньги по ним будет получать лично Кальвин,
- не без ехидства сообщил я. - Ей осталось их только подписать. К сожалению,
тебе придется согласиться брать у нее наличные, поскольку она не имеет права
переадресовывать свое содержание.
   Не спуская с меня глаз, Сорон кивнул.
   - Хорошо, адвокат. Это не так уж важно.  Племя  едино.  Кальвин  подпишет
бумаги, деньги попадут к нам, и это послужит лишний раз насмешкой над  миром
тупоголовых. Неслабый плевок в сторону тех, кто делает деньги, а?
   Если это такая отменная шутка, то почему  он  не  смеется,  а  продолжает
пялиться на меня своими  мрачными  глазищами?  Однако  он  прав.  Я  не  мог
помешать Кальвин отдавать ему деньги - скорее всего, не мог!
   - Точно, адвокат, - хохотнул  Голем.  -  Отличный  повод  посмеяться  над
тобой. Эй, вы! Кто еще хочет посмеяться над адвокатом?
   Но никто его не поддержал. Тогда Голем вдруг встал, приблизив ко мне свое
потное лицо с ввалившимися глазами. До сих пор мне не  удавалось  хорошенько
рассмотреть его, но теперь, несмотря на грязную физиономию и косматые  патлы
немытых волос до плеч, стало видно, что он довольно привлекателен. Как  и  у
всех  Холлоуэев,  у  него  было  смуглое,  с   правильными   чертами   лицо.
Обыкновенный, симпатичный и очень неглупый американский парнишка из среднего
класса, который где-то научился ненавидеть. Может, он почерпнул эту науку из
исторических книг  или  телевизионных  программ,  подсмотрел  у  собственных
родителей или просто родился таким, но этот парень умел ненавидеть - холодно
и расчетливо. Об этом свидетельствовали его глаза и жесткая улыбка.
   - Почему ты не пошел домой,  когда  твоя  мать  звала  тебя?  -  спокойно
спросил я.
   - Потому что я не ем с ними за одним столом - вот  почему!  -  огрызнулся
он. - А тебе-то какое дело?
   - Твоя сестра очень беспокоится. Похоже, ты сильно расстроил свою мать.
   - Черт возьми, какое несчастье! - чертыхнулся Голем.
   Затянувшись самокруткой, он уставился на меня.  Потом  выдохнул,  и  меня
внезапно окутало облаком едкого дыма. Часть этой терпкой отравы попала мне в
легкие, совершенно не приспособленные для подобной  дряни,  и  ее  оказалось
вполне  достаточно,  чтобы  я  зашелся  кашлем.  Горло  драло,  я   старался
прокашляться, одновременно вытирая слезящиеся и щиплющие глаза.
   - Подожди, адвокат, - ехидно сказал Голем. - Я принесу тебе водички.
   Вскоре я услышал, как где-то зажурчал  кран,  потом  в  мою  руку  сунули
стакан. Я поднес его к губам и сделал маленький глоток.  Вода.  Вкус  вполне
обычный. Я сделал еще  несколько  глотков,  и  мне  стало  немного  полегче.
Першить в горле не перестало, но кашель прошел.
   Проморгавшись, я наконец ясно увидел перед собою Голема и схватил его  за
грудки.
   - Ты уже слишком взрослый, чтобы выпороть твою грязную задницу.  Судя  по
твоему дурному воспитанию, этого никогда не делали, - прорычал я. -  Поэтому
я сейчас исправлю ошибку твоих родителей и тресну тебя...
   Голем улыбнулся,  и  его  улыбка  расползлась  до  ушей..,  и  продолжала
расползаться дальше и дальше - на всю комнату! Несколько  секунд  я  пытался
понять, как это получилось, что улыбка вдруг отделилась от его лица, но  тут
же забыл об этом; теперь все лицо Голема начало увеличиваться -  становилось
все больше и больше, пока передо мной не осталась лишь одна огромная влажная
от пота пора, находившаяся, как я решил, на самом кончике его носа.
   А потом на меня обрушился раскатистый смех, который, как мне  показалось,
сыпался на меня со всех сторон, словно отскакивавший от стен горох. И сквозь
этот смех, будто из самых дальних глубин космоса, до меня доплыл голос:
   - Счастливо, адвокат! Приятного путешествия!

Глава 6

   Поначалу меня охватила паника, похожая на  тот  животный  страх,  который
испытывает пациент перед операцией, от исхода которой зависит его жизнь. Ему
остается лишь слепо верить в искусство врачей  -  только  на  этот  раз  мне
казалось, будто я нахожусь одновременно в  сотне  клиник,  ожидая  не  менее
сотни операций сразу, и доподлинно знаю, что все врачи - шарлатаны.
   Я не понял, каким наркотиком меня угостили, но предполагал,  что  ЛСД.  В
таком случае, первый опыт ничем особенным мне не грозил, разве что временной
потерей способности трезво  мыслить.  Но  разве  можно,  черт  побери,  быть
уверенным, что мне подсунули именно ЛСД?
   Мой мозг словно вскрыли пневматической дрелью, и я заглянул в него, будто
в освещенный тоннель, ведущий к центру земли, и на самом его  дне  разглядел
лишь одно... Страх! Я  ринулся  вниз,  слегка  обеспокоенный,  чем  все  это
закончится, и начал падать. К тому времени, как я достиг дна,  я  уже  знал,
что вызывало мое беспокойство.
   Но еще до того, как я очутился на дне, я принялся блуждать по  комнате  в
поисках выхода, то и дело проходя мимо распахнутой двери. Я знал, что  дверь
где-то здесь и я могу  запросто  выйти  в  нее,  но  у  меня  это  никак  не
получалось - потому что на самом деле я не шел.., а падал,  падал  к  центру
земли и снова ощущал одно: страх!
   Я бросился к двери, - к тому, что считал дверью, - но она оказалась  лишь
видением, потому что я со всего маху  врезался  в  стену.  Кажется,  я  даже
вскрикнул, но потом совершенно неожиданно успокоился. Паря  в  неком  другом
измерении, мой собственный мозг с любопытством наблюдал за  парнем,  который
бился головой об стену. Осторожно, слой за слоем,  я  отделил  боль,  и  она
отступила, становясь  все  слабее  и  слабее,  хотя  и  не  пропала  совсем,
напоминая о себе легким покалыванием в каждом нервном окончании моего  тела.
Сосредоточившись, я почувствовал головную боль на  кончике  большого  пальца
ноги - только там ее вовсе не было. Это  было  всего  лишь  ощущением  боли.
Проследив источник болевых волн, я обнаружил его в том месте,  где  мой  лоб
тесно соприкасался со стеной, после чего голова  перестала  разламываться  и
боль,  подобно  случайной  волне  на  зеркальной   глади   озера,   исчезла,
растворилась вдали. И затем: Покой! Я больше не был в комнате. Я был  нигде!
Я был везде! И сразу  же  пол,  стены,  потолок  -  растворились,  и  небеса
разверзлись. Я видел - и более того, понимал  -  природу  всего  сущего.  Но
самое главное - я знал все! Высший Судия  Роберте,  небожитель  и  верховный
правитель, парящий в Космосе и наблюдающий за проносящимися мимо со  свистом
атомами!
   Я так высоко взлетел за пределы этого мира, что, быть может, уже  никогда
не вернусь  обратно.  Но  меня  это  ни  капли  не  беспокоило.  Здесь  было
прекрасно, и я не желал возвращаться. То место, где я парил сейчас, казалось
совершенно реальным, то самое место, где скромный земной адвокатишко носился
взад и вперед, развлекаясь  игрой  под  названием  "Сотворение  Жизни  Через
Достижения Разума", - место это было таким настоящим.
   Теперь, воспарив над иллюзорностью, я купался в стопроцентной реальности,
и  она  в  самом  деле  окружала  меня.  Это  было  столь  прекрасно!  Столь
умиротворяюще! Паряще...
   На какое-то время я исчез в окрестностях Черной Дыры. Обернувшись плотной
оболочкой чувств и ощущений, я плыл сквозь  пространство,  где  единственный
цвет, единственное движение  существовали  лишь  в  крохотных  электрических
разрядах, ярко вспыхивающих глубоко внутри моих глазных яблок.
   Немного погодя я осознал, что лежу  с  закрытыми  глазами  на  кровати  и
кто-то тянет меня за ногу. Только я будто бы и не лежал, а лишь наблюдал  со
стороны, как я лежу. И поскольку я находился вне своего тела, то решил,  что
смогу не открывая глаз определить, что происходит с моей ногой. Но почему-то
не смог. А когда мою левую ногу оставили в покое и принялись за правую, я, с
трудом преодолевая полную расслабленность, открыл  один  глаз.  И  сразу  же
увидел тонкую белую руку, держащую какой-то непонятный предмет, в котором  я
с трудом распознал брюки. И лишь когда две нежные ручки с изящными короткими
пальчиками принялись расстегивать мою рубашку, я догадался, что брюки - мои.
   Открыв второй глаз, я  постарался  сконцентрироваться  на  упорядочивании
атомов в своих глазных яблоках, пытаясь  разглядеть,  что  же  находится  за
расплывчатыми очертаниями рук. Такая реорганизация атомов потребовала немало
ухи