а  его  доставки,  и  тогда
капитан рассказал, где нашел это письмо.
   Его ребята обыскивали трупы в концлагере, надеясь найти солдатские жетоны
и личные вещи заключенных. Джекобс нашел это письмо у  одного  из  погибших,
который лежал наверху пирамиды из тел. Я хотел было распечатать  письмо,  но
капитан  сказал,  чтобы  я  подождал,  пока  он  уйдет.  Адрес  был  написал
по-английски, но явно рукой желторожей "макаки". Джекобс заявил,  что  хочет
сообщить мне еще кое-что. Рассказал, что  все  обнаруженные  ими  тела  были
похожи на скелеты, - ребята ростом шесть футов и  два-три  дюйма  весили  не
больше девяноста пяти фунтов. То есть пленные  страшно  голодали  в  течение
довольно  длительного  времени.  И  только  после  ухода  Джекобса  я  вдруг
сообразил, что Стью почти не изменился за свое шестимесячное отсутствие, ну,
может, фунта на два только и похудел.
   Ну, открыл я это письмо. Оно было написано  китайским  офицером  связи  -
майором  их  разведывательного  корпуса.  Захватив  пленных,   сначала   они
допрашивали каждого из них  по  отдельности  и  каждому  предлагали  хорошее
питание и жизнь, если он  будет  собирать  сведения  у  остальных,  то  есть
попросту предлагали им стать предателями.  Отказались  все,  за  исключением
одного. Затем приводились подробные сведения о той  информации,  которой  их
снабжал Стью. В конце китаец писал, что они обещали Стью жизнь и не намерены
нарушить свое обещание, но он считает необходимым, чтобы  командование  Стью
узнало о его предательской деятельности. Думаю, лейтенант,  вы  сочтете  это
двойной игрой китайцев?
   Наступил мой черед изумленно взирать на Крэмера.
   - И вы сохранили это письмо и использовали его  для  шантажа  Макгрегора,
вместо того чтобы передать  его  соответствующим  властям?  -  задыхаясь  от
возмущения, спросил я.
   - А почему нет? - беспечно пожал он  плечами.  -  Кому  это  принесло  бы
пользу, если бы Стью поставили к стенке и расстреляли?
   - И письмо все еще у вас?
   - Разумеется, - усмехнулся он.
   - Вы не думаете, что его наличие является весьма веским мотивом для того,
чтобы убить вас?
   - Возможно. Но Стью не знает, где оно находится. Ему нет  смысла  убивать
меня, пока он не убедится, что сможет захватить эту улику и  уничтожить  ее,
верно?
   - Я не был таким героем, как вы, Крэмер, - осторожно сказал я.  -  Но  во
время войны я служил в армейской разведке. Если я  составлю  отчет  об  этой
нашей беседе, ваше положение будет не лучше  положения  Макгрегора,  не  так
ли?
   - Не стоит меня запугивать, лейтенант, - снисходительно отмахнулся он.  -
Разумеется, я буду все отрицать, и вы  окажетесь  в  одной  лодке  со  Стью.
Прежде чем предпринимать против меня какие-либо действия,  вам  обоим  нужно
еще заполучить это письмо.
   - Меня не  удивляет  теперь,  что  кто-то  хотел  вас  убить,  Крэмер,  -
взорвался я. - Даже удивительно, что вам так долго удалось прожить.
   - А я намерен жить еще дольше, - с издевательским  смехом  заявил  он.  -
Уверен, мне это удастся - с помощью такого ловкого копа, как вы.

Глава 8

   Когда я вышел из дома,  Полник  ожидал  меня  на  задней  террасе  с  тем
таинственным видом, который у него всегда означал, что он намерен  озадачить
меня очень важным вопросом.
   - Лейтенант! - Его хриплый голос неприятно резал слух.
   - Да, сержант? - Я с трудом сохранял вежливый тон.
   - Если не возражаете... - Его покатый лоб покрылся морщинами. - Я  только
интересуюсь... Понимаю, что это не мое дело и все такое.., но когда я вместе
с вами расследую какой-нибудь случай, это всегда.., ну,  может,  не  всегда,
но...
   У меня буквально ум  за  разум  зашел,  и  я  инстинктивно  ухватился  за
последнюю соломинку в надежде  сохранить  остатки  здравомыслия,  заорав  на
него:
   - Полник! Вы что-то хотите мне сказать?
   - Да! - нервно  дергаясь,  ответил  он.  -  Я  просто  интересуюсь...  Та
блондинка.., ну, знаете.., такая аппетитная? Которую они называют Ангелом...
Вы еще вчера отвозили ее домой...
   - И что? - Я все еще балансировал на краю пропасти безумия.
   - Ну... - Он в замешательстве зашаркал по полу ногой. -  Я  только  хотел
спросить, вы уже допросили ее?
   - Да! - буркнул я. - Но не так, как вы это себе представляете, сержант!
   Напрасно я рыкнул на него, потому что он окончательно сконфузился. Теперь
в любую минуту у него в  голове  может  что-то  щелкнуть,  и  тогда  мы  оба
окажемся перед неразрешимой проблемой.
   - Лейтенант, - его голос вздрагивал  от  крайнего  замешательства,  -  вы
хотите сказать, что существует два способа допроса?
   - Я с удовольствием разъяснил бы вам это, сержант, -  ласково  проговорил
я, - но вижу, что как раз подходит мой автобус.
   И я чуть ли не бегом направился к своему "остину". Оказавшись у машины,
рванул дверцу, скользнул за руль и протянул руку к ключу  зажигания,  мечта
только о том, как бы успеть проскочить по автостраде,  пока  ее  не  затопил
мощный поток движения, всегда обрушивающийся в час пик.
   - Я с удовольствием прокатилась бы с вами, лейтенант, -  прозвучал  тихий
женский голос, - но мне действительно нужно поговорить.
   Моя рука дрогнула и замерла в воздухе. Я настороженно повернул  голову  и
на заднем сиденье увидел Салли  Крэмер,  наблюдающую  за  мной  с  довольным
видом. Она сменила шелковый халатик на голубую бархатную блузку без  рукавов
и такие же брюки, и я подумал, что  только  Крэмер  с  его  холодностью  мог
толкнуть такую прелестную женщину в руки Филипа Ирвинга.
   - Кажется, вы очень торопитесь, - сказала  она.  -  Может,  нам  отложить
разговор на другой раз?
   - Нет, я не тороплюсь. Только хотел бы попросить вас кое о чем. Если этот
придурковатый сержант спросит вас, допрашивал ли я вас в машине, - ради  нас
обоих, - скажите ему "нет" со всей решительностью и твердостью!
   - Конечно, скажу, - равнодушно пообещала она.
   - О чем вы хотели поговорить? - Я откинулся на спинку сиденья  и  поискал
сигареты. Она покачала головой, когда я любезно предложил ей одну.
   - Хотела  узнать,  как  продвигается  ваше  расследование,  -  неуверенно
проговорила Салли Крэмер.
   - Более или менее движется, - небрежно ответил я.
   - Вы знаете, кто убил Рэда Хофнера?
   - Пока нет, наверняка не знаю.
   - И много у вас подозреваемых?
   - Слишком много! - Я криво усмехнулся. - В этом-то и проблема!
   Она бессознательно провела по длинным волосам хорошо знакомым мне жестом:
   - Включая Филипа Ирвинга?
   - Разумеется.
   - И меня?
   - Вы снова угадали.
   - Он так и сказал мне по телефону. - У нее заметно дрожал голос. -  Я  не
могла ему поверить и решила сама вас спросить.
   - Помимо вас двоих, у нас  еще  достаточно  подозреваемых,  -  с  горечью
доложил я. - В  настоящий  момент  полно  и  подозреваемых,  и  мотивов  дл
преступления - хватило бы не на один этот случай!
   - Уверена, эта дрянь наговорила вам бог знает что обо мне и Филипе!  -  с
неистовой злобой прошипела Салли Крэмер. - Лейтенант, я никогда  не  думала,
что смогу ненавидеть  кого-нибудь  до  такой  степени,  чтобы  желать  этому
человеку смерти! Но сейчас не могу выкинуть это из головы,  это  стало  моей
навязчивой идеей! То я вижу ее лежащей на мостовой,  погибшей  в  результате
дорожной катастрофы. Через пять минут мне представляется,  как  она  едет  в
переполненном лифте, со всех сторон стиснутая людьми, и, когда все  выходят,
она падает на пол. Понимаете, у нее сердечный приступ, и она скончалась  еще
на первом этаже!
   - Это мне нравится, - серьезно буркнул я. - В этом есть нечто поэтичное.
   - Затем мне видится, как среди ночи в окно ее квартиры  влезает  страшный
человек,  сжимая  в  руке  острый  нож.  Это  сбежавший  из  тюрьмы  маньяк,
закоренелый преступник, насильник и...
   - И этот вариант вам по душе больше всего? Она улыбнулась одними  губами,
тогда как в ее глазах застыло выражение тревоги.
   - Понимаю, это кажется или глупым, или достойным презрения. Но проблема в
том, что  я  никому  не  могу  объяснить,  до  чего  реальным  мне  все  это
представляется.
   - На вашем месте я не позволил бы этой идее так сильно овладевать вами. Я
могу понять, почему  вы  не  ладите  с  Эйнджел,  но  ведь  все  не  так  уж
безнадежно, не правда ли?
   - Я надеялась, что вы меня поймете, - стесняясь,  проговорила  она.  -  Я
пыталась убедить себя в этом. Скоро произойдет что-то ужасное, лейтенант.  Я
это чувствую и знаю, что ничего не может это предотвратить... Не спрашивайте
меня как... Но когда это случится,  в  этом  будет  только  ее  вина.  Своей
бесконечной ложью и подлыми дешевыми уловками  она  из  умных  людей  делает
круглых дураков!
   - Почему бы вам не попытаться проще смотреть на все это, миссис Крэмер? -
вежливо предложил я. - Уверен, все будет хорошо! Мы поймаем негодяя, который
покушался на жизнь вашего  мужа  и  по  ошибке  убил  Хофнера.  Постарайтесь
успокоиться.
   - Я очень благодарна вам, лейтенант, - упавшим голосом сказала  Салли.  -
Вы были  очень  любезны  и  проявили  настоящее  терпение,  выслушав  глупую
истеричную женщину. - Ее губы искривились в  жалкой  пародии  на  улыбку.  -
Скажу еще только одно, лейтенант, чтобы позабавить  вас:  я  только  недавно
поняла, какой была глупой, но теперь уже ничего не поделаешь.
   Она толкнула дверцу и мгновенно выскользнула из машины, так что, когда
очнулся, ее уже не было.
   Я повернулся назад и посмотрел, как Салли стремительно шла к дому. У мен
возникло странное ощущение, которое трудно объяснить, - нечто похожее на то,
когда  вы  впервые  слышите  китайскую  музыку:  ваш  слух  отказывается  ее
воспринимать, но разум настаивает, что в ней  должен  быть  какой-то  смысл,
даже если вы не в состоянии уловить мелодию.
   Затем я понял, что уже начало седьмого. В это время мне понадобится почти
час, чтобы добраться до дома, между тем свидание с Джонни назначено ровно на
восемь. Я чувствовал себя ужасно измотанным, хотя не очень понимал почему. Я
повернул ключ зажигания, и мотор заурчал. Пошли  все  они  к  черту,  весело
подумал я, выруливая на просторное прямое шоссе. Я сделал для шерифа больше,
чем должен, и, если он не согласен, может называть меня Робин Гудом. Я  лихо
мчался по автостраде, вспоминая пухленькую Джонни и ее недовольную мордашку,
которую  мне  хотелось  разжечь,  как  рождественскую  свечку.  Я  едва  мог
дождаться назначенного часа. Я явился на свидание, опоздав, может, всего  на
минуту, еще с влажными после душа волосами и едва дыша после гонки. Какой-то
кретин в пустом автобусе решил свернуть  с  шоссе  прямо  на  свою  улицу  и
устроил грандиозную пробку. Пока я  выбирался  из  нее,  прошло  черт  знает
сколько времени, поэтому ворвался домой  только  в  половине  восьмого...  Я
позвонил в дверь Джонни и, волнуясь, ждал, не  в  силах  изгнать  из  памяти
беспокойный образ Эйнджел.
   Дверь открылась, и на пороге появилась Джонни, глядя на меня  прозрачными
светло-карими глазами с крапинками в глубине.
   - Вы опоздали, - с упреком проговорила она.
   - Извините, дорогая, по дороге мне пришлось задержаться  из-за  ампутации
ноги, - залебезил я. - Иначе просто не позволил бы  себе  опоздать.  Вам  не
будет мешать, если во время танцев я буду слегка прихрамывать?
   Она надула было губки, но потом весело рассмеялась.
   - А вы чудак! - заявила радостно. - Терпеть не могу зануд!
   - Вроде Филипа Ирвинга?
   - Особенно таких,  как  он!  -  подхватила  она.  -  Не  хотите  зайти  и
приготовить нам выпить перед уходом?
   - Я думал, что вы пригласили меня на уик-энд, - разочарованно протянул я,
- но не важно.
   - В среду на уик-энд?! - поразилась она.
   - Я бы ушел во вторник, - успокоил я  ее,  входя  в  квартиру,  -  но  не
смущайтесь, ваше приглашение, видимо, затерялось на почте.
   Обстановка гостиной была подобрана с большим вкусом,  но  потом  я  снова
взглянул  на  Джонни,  и  все  остальное  стал   воспринимать   только   как
расплывчатый фон. На ней было потрясающее платье из плотного черного шелка с
очень глубоким вырезом на груди. Он начинался от  самых  ключиц  и  неохотно
заканчивался дюйма на два ниже тесной долины, разделяющей высокие  холмы  ее
грудей. Платье, естественно, спускалось ниже,  туго  охватывая  ее  талию  и
книзу ниспадая элегантными складками. На спинку кресла был перекинул жакет к
платью, и я мысленно содрогнулся, представив  себе  стоимость  ее  вечернего
наряда. Я радовался, если мне удавалось купить за год новый костюм, и только
благодаря временному расстройству рассудка я решился угрохать  целых  двести
баксов на фрак, который красовался на мне в настоящий момент.
   - Да-а, девушка совершенной красоты должна носить только  совершенные  по
красоте платья! - восторженно воскликнул я.
   - Что означает это ваше замечание? - подозрительно спросила Джонни.
   - Только то, что я нахожу его неотразимым, дорогая, - успокоил  я  ее.  -
Где я могу приготовить нам выпить?
   Секунду она критически изучала меня:
   - Эл, вы смотрите прямо на меня, да?
   - Разумеется! - возбужденно ответил я. - Это же волшебное зрелище!
   - Вам придется сделать над собой большое  усилие,  -  решительно  заявила
она. - Попробуйте перевести взгляд немного влево.
   Я покорно вздохнул и пробормотал, подчиняясь ее приказу:
   - Если вы настаиваете...
   И тут меня буквально ослепило сверкающее изобилие бутылок и бокалов,  над
которыми возвышался массивный серебряный кувшин для льда.
   - Теперь вы все видите, Эл, не  так  ли?  -  поинтересовалась  Джонни.  -
Запомните, это бар. Не бойтесь, вам нужно сделать только несколько шагов,  и
вы сможете дотронуться до него. Я бы хотела мартини со льдом и,  пожалуйста,
не надо вермута.
   - Зачем нам вообще возиться с мартини? - поинтересовался я.
   Джонни капризно поджала губки.
   - Просто я не выношу людей, которые пьют чистый  джин,  -  неодобрительно
сказала она.
   Вскоре я скованно сидел на том, что смутно представлялось  мне  подлинной
кушеткой времен Луи XIV, - если он вообще имел время отдыхать на кушетке  со
всеми этими дворцовыми интригами, - и пытался убедить себя, что  инкрустаци
на ее спинке не из чистого золота. Под  влиянием  необычной  обстановки  мое
прежде затуманенное зрение, которое позволяло мне видеть только несравненную
Джонни, быстро прояснилось. Этот кувшин  для  льда  оказался  из  настоящего
серебра, - я заметил на нем пробу, - а роскошный ковер с мягким  ворсом  мог
быть только из меха норки. Его лишь покрасили  в  бледно-зеленый  цвет  -  с
такими-то деньгами кому нужна дешевая показуха!
   Джонни сидела рядом на обтянутой голубым  королевским  бархатом  кушетке,
тесно прижимаясь ко мне округлым  бедром,  и  с  удовольствием  тянула  свой
мартини.
   - А у вас великолепная квартира, Джонни, - осторожно сказал я. -  Видимо,
Ирвинг неплохо вам платит, верно?
   -  Вы  смеетесь?  -  Сияние  от   ее   медлительной   улыбки,   казалось,
распространялось по всей комнате. - На то, что он мне платит, я не могла  бы
снять даже одну кухню! Нет, Эл, я скромная девушка, сама зарабатывающая себе
на жизнь.
   Мне вдруг вспомнилось  ее  замечание,  которое  она  сделала  в  приемной
Ирвинга - что у  нее  строгое  правило  предварительно  проверять  кредитные
возможности потенциального клиента. Да, приятель, со злостью сказал я  себе,
порой ты оказываешься довольно глупым, а иногда  -  откровенным  дураком,  и
похоже, именно это произошло с тобой сегодня!
   - Извините мой вопрос, дорогая, - холодно  продолжил  я,  -  но  как  вам
удается при этом жить в  такой  роскошной  квартире  со  всей  этой  дорогой
обстановкой?
   - Думаю, мне просто отчаянно повезло. - Она  довольно  вздохнула.  -  Эта
квартира со всей меблировкой принадлежит другому человеку, который и  платит
за нее.
   - Вот как? - буркнул я. - У этого человека, должно быть, неплохие доходы.
Случайно, не ему принадлежит половина Беверли-Хиллз?
   - Ему? - Она резко повернула ко мне лицо, и ее короткие кудри задели мен
по  щеке.  Ровные   белоснежные   зубки,   унаследованные   от   одного   из
предков-каннибалов, прикусили пухлую нижнюю губку. - Эл!
   - Да?
   - Вы сейчас плохо обо мне  подумали,  -  строго  проговорила  она.  -  Вы
решили, что за квартиру платит мой дорогой папочка, который мне вовсе  и  не
отец, да?
   - Что ж, - неохотно выдавил я, - вы все  это  прекрасно  изложили  вместо
меня.
   Джонни поерзала на кушетке, и теперь наши  бедра  соприкасались  уже  без
малейшего зазора.
   - У  меня  есть  очень  богатая  тетушка,  -  пояснила  она.  -  Квартира
принадлежит ей, а я просто слежу за ней, пока она не вернется домой. Тетушка
терпеть не может сдавать квартиру чужим людям.
   - И куда же отправилась ваша тетушка? - подозрительно поинтересовался я.
   -  За  границу,  года  на  два.  -  Она  слегка  усмехнулась.  -  Правда,
сомневаюсь, вернется ли - она у меня такая сумасбродка!
   - Попробуйте только сказать, что она уехала в  Бразилию,  и  я  растерзаю
вас! - пригрозил я.
   - Куда же еще могла отправиться моя тетушка Чарли?  -  с  невинным  видом
заявила она и вдруг возмущенно вскрикнула:
   - Эл! Никогда этого не делайте! У вас, по-моему, очень острые ногти!
   - Я верю каждому вашему слову, куколка, - сказал я. - Гм..,  случайно,  у
вас не завалялась где-нибудь фотография вашей дорогой тетушки?
   - Случайно завалялась, - холодно ответила Джонни, - только сейчас у  мен
нет настроения искать ее. Придется вам поверить мне  на  слово,  Эл.  -  Она
вдруг приблизила ко мне свежее личико и, когда  я  прижался  к  ней  губами,
скользнула ко мне в объятия с такой же точностью, с какой управляемая ракета
возвращается  на  пусковую  площадку.  Ее  сочные   полные   губки   так   и
напрашивались на грубый мужской поцелуй,  и  я  почувствовал  себя  в  силах
наградить таковым эту соблазнительную крошку. Не успел я приступить к  делу,
как  вожделенные  губы  ускользнули  и,  легко  коснувшись  моей  щеки,  уже
защекотали мне мочку уха, а зубки шутливо покусывали ее.
   - Эл, милый, - со страстным придыханием прошептала девушка.
   Тонкий запах ее духов заставил затрепетать мои обнаженные нервы.
   - В чем дело, Джонни? - промурлыкал я.
   -  Я  голодна,  -  тихо  выдохнула  она.  -  Пожалуйста,  давайте  пойдем
куда-нибудь, поедим.
   Вот так создавались великие истории любви - Данте  и  Беатриче,  Ромео  и
Джульетта, Джонни и ближайший ресторан. Я мог бы притвориться глухим на  это
ухо и проигнорировать ее просьбу, если бы  не  острые  зубки,  в  нетерпении
усиливающие свою атаку.
   И я повел ее обедать в "Аншантеман", изо всех сил отгоняя от себя горькую
мысль о предстоящих двух неделях голодовки до  следующей  зарплаты.  К  тому
моменту, когда мы перешли к кофе и бренди,  я  уже  понимал,  каким  образом
Джонни удавалось так напичкать витаминами  свою  плотную  фигурку.  Я  зажег
спичку, чтобы она могла прикурить сигарету, после чего с  блаженным  вздохом
откинулась на спинку стула.
   - Как было вкусно, Эл! - восторженно сказала она. - Уверена, вы все врем
здесь обедаете.
   - Да, разумеется, - небрежно подтвердил я. - Каждый год -  это  для  мен
ежегодное событие. Остальные триста шестьдесят четыре дня я роюсь в мусорных
отбросах. Это составляет такой восхитительный контраст с рестораном, что  вы
поразились бы!
   - Эй! - Она вдруг выпрямилась на своем стуле. Я  нервно  оглянулся  через
плечо:
   - В чем дело?  Вы  увидели  свою  сумасбродную  тетушку  Чарли?  Или  еще
кого-нибудь?
   - Да нет, просто вспомнила. И что вы утром  сделали  с  мистером  Филипом
Ирвингом?
   - Ничего, - пробормотал я, решительно сопротивляясь искушению  рассказать
ей обо всем.
   - Нет, все-таки вы что-то сделали! - настаивала Джонни. - Меня он даже не
замечал, но после вашего ухода весь день  бегал  кругами  и  звонил  во  все
колокола.
   - Не могли бы вы мне перевести это на английский, а то я ничего не понял,
- робко попросил я.
   -