Пер Вале.
    Гибель 31-ого отдела


     Per Wahlхх "Mord pе 31 vеningen"
     Stockholm, 1964
     Роман
     Перевод С. Фрислянд
     Изд. Прогресс, 1988.
     OCR and Spellcheck Афанасьев Владимир


                                         Посвящается МАЙ

I
     Тревога началась в тринадцать часов ноль две минуты. Начальник  полиции
лично позвонил в шестнадцатый участок. А спустя  одну минуту тридцать секунд
в дежурке и других комнатах нижнего этажа раздались звонки
     Когда Иенсен  --  комиссар  шестнадцатого  участка --  вышел  из своего
кабинета,  звонки еще  не смолкли. Иенсен был мужчина средних лет,  обычного
сложения, с лицом плоским и невыразительным. На последней ступеньке винтовой
лестницы  он задержался  и  обвел взглядом помещение дежурки. Затем поправил
галстук и проследовал к машине.
     В  это время  дня  машины текли сплошным  блестящим  потоком,  а  среди
потока, будто  колонны из бетона  и стекла, высились  здания. Здесь,  в мире
резких граней,  люди  на тротуарах  выглядели  несчастными и  неприкаянными.
Одеты они были хорошо, но как-то удивительно походили друг на друга и все до
одного спешили. Они шли нестройными  вереницами, широко разливались, завидев
красный  светофор или  металлический  блеск кафе-автоматов.  Они непрестанно
озирались по сторонам и теребили портфели и сумочки.
     Полицейские  машины  с  включенными  сиренами  пробивались  сквозь  эту
толчею.
     Комиссар Иенсен  сидел в первой.  Это была обычная полицейская  машина,
темно-синяя, с полоской.  Следом ехал серый автобус с зарешеченными стеклами
в задней двери и вращающимся прожектором на крыше.
     Начальник полиции вызвал Иенсена по радиотелефону.
     -- Иенсен!
     -- Слушаю.
     -- Где вы находитесь?
     -- В центре площади Профсоюзов.
     -- Сирены включены?
     -Да.
     -- Выключите, когда проедете площадь.
     -- Слишком большое движение.
     -- Ничего не поделаешь. Вам нельзя привлекать внимания.
     -- Нас все равно подслушивают репортеры.
     --  Ну, это не ваша забота.  Меня беспокоит население  вообще.  Люди на
улицах.
     -- Понял.
     -- Вы в форме?
     -- Нет.
     -- Хорошо. Кто участвует в операции?
     --  Я плюс четверо  из патруля. И пикет из  девяти полицейских.  Эти  в
форме.
     -- Стоять перед  домом или входить в него разрешается только патрулю. А
пикет пусть быстро высадит половину команды за триста метров, проедет мимо и
остановится на достаточном расстоянии.
     -- Будет исполнено.
     -- Перекройте главную улицу и переулки.
     -- Будет исполнено.
     -- На вопросы  отвечайте,  что  этого требуют  срочные дорожные работы.
Например...
     Начальник умолк.
     -- Лопнула труба теплоцентрали?
     -- Вот именно.
     Потрескивание. Потом:
     -- Иенсен!
     -- Слушаю.
     -- Вы уже в курсе специфики обращения?
     -- Специфики обращения?
     -- Я думал, это все знают. Там никого не следует называть директором.
     -- Будет исполнено.
     -- Они очень щепетильны на этот счет.
     -- Понял.
     -- Я думаю, нет надобности указывать вам на...  на  деликатный характер
задания?
     -- Нет.
     Механические  шумы  в  трубке.   Звук,  похожий   на  вздох,  глубокий,
металлический,
     -- Где вы сейчас находитесь?
     -- На правой стороне площади. Перед монументом Рабочего.
     -- Выключить сирены.
     -- Сделано.
     -- Увеличить дистанцию между автомобилями.
     -- Сделано.
     -- Вызываю  по  радио  дополнительный  патруль. Они  будут вас  ждать на
стоянке. Используйте их как резерв.
     -- Понял.
     -- Где вы находитесь?
     -- На проезжей части вдоль северной стороны площади. Вижу Дом.
     Улица была прямая, широкая, с движением в шесть рядов и узкой резервной
зоной посредине. За высокой стальной  оградой  по левой ее стороне начинался
откос, а далеко  внизу растянулась  гавань  для  судов дальнего плавания,  с
товарной пристанью,  множеством  складов и цепью тележек,  белых  и красных,
вдоль  грузовых причалов.  Там,  внизу, сновали  люди  -- по  большей  части
грузчики и шоферы в белых комбинезонах и красных фуражках.
     Дорога шла  вверх, огибая холм.  С  востока к ней  подступала  каменная
стена. Стена была сложена из  голубых  валунов, скрепленных цементом, по ней
отвесно  спускались   ржавые  потеки  от  арматурного  железа.  Из-за  стены
выглядывали редкие верхушки  деревьев с голыми  ветвями. Снизу, с дороги, не
видно было здания, спрятанного за деревьями, но Иенсен  знал, что здание там
есть, и знал даже, как оно выглядит. Это была психиатрическая лечебница.
     Достигнув вершины холма, дорога едва заметно поворачивала направо.  Там
был  расположен Дом.  Он  и  без  того принадлежал к числу  самых высоких  в
стране,  а благодаря своему положению просматривался из любой части  города.
Он всегда был перед  глазами,  и, откуда бы человек ни ехал, Дом  виднелся в
конце его пути.
     Дом  имел тридцать этажей и стоял  на квадратном  фундаменте. На каждой
стене было по четыреста пятьдесят окон и белые часы с красными стрелками. На
облицовку пошла глазированная  плитка, темно-синяя  у основания Дома, но чем
выше, тем светлей.
     При первом взгляде на  Дом через  ветровое  стекло Иенсену  показалось,
будто он пробивается из земли, как неслыханных размеров колонна, и вонзается
в холодное, по-весеннему безоблачное небо.
     Иенсен  по-прежнему прижимал  к уху трубку радиотелефона  и слушал. Дом
разрастался, заслоняя горизонт.
     -- Иенсен!
     -- Слушаю.
     -- Я полагаюсь на вас. Вам предстоит лично разобраться в обстановке.
     Короткая пауза, наполненная треском. Потом начальник неуверенно сказал:
     -- У меня все.

II

     На  восемнадцатом этаже  полы были  устланы  голубыми  коврами.  Иенсен
увидел две большие модели кораблей в застекленных витринах и холл с креслами
и низким изогнутым столиком. В комнате со стеклянными стенами праздно сидели
три молодые женщины.  Одна  из  них  бросила  на вошедшего  беглый  взгляд и
спросила:
     -- Вам кого?
     - Моя фамилия Иенсен. У меня спешное дело.
     -- Ах, спешное...
     Женщина  нехотя  встала  и  плавно,  с  хорошо  заученной  небрежностью
прошествовала по коврику. Распахнув дверь, она выкрикнула:
     -- Вас спрашивает какой-то Иенсен!
     У нее были красивые ноги и тонкая талия. А одета безвкусно.
     Из  дверей  выглянула  другая   женщина.  Чуть  постарше,  блондинка  с
правильными чертами и  стерильной внешностью.  Не  обращая внимания на  свою
помощницу, она сказала:
     -- Прошу. Вас ожидают.
     В угловой комнате было шесть  окон, а под ней лежал город, безжизненный
и ненатуральный,  как  на  рельефной  карте.  День  был  ясный  и  холодный.
Ослепительный солнечный свет не скрывал перспективы. Комната  была выдержана
в чистых  и  холодных  тонах: стены,  пластик на полу и мебель  из  стальных
трубок -- все очень светлое.
     В  одном  из  простенков  стояла  стеклянная  витрина,  где выстроились
хромированные  кубки,  каждый на деревянной черной подставке  с гравюрой  --
венок  из дубовых листьев. Сверху большинство из них было увенчано  фигурами
-- то обнаженные стрелки из лука, то орлы с распростертыми крыльями.
     На письменном столе помещался внутренний телефон, объемистая пепельница
из нержавейки и костяная змея.
     Сверху на витрине стоял настольный красно-белый флажок на металлическом
стержне,  а  под столом -- пара  светло-желтых сандалий и  пустая алюминиевая
корзина для бумаг.
     Посредине стола лежало письмо.
     В комнате находились два человека.
     Первый  стоял  у короткой стороны стола,  опершись кончиками пальцев  о
полированную столешницу.  На нем  был  отутюженный темный костюм,  сшитые на
заказ  черные ботинки, белая сорочка  и  серебристо-серый  шелковый галстук.
Лицо  гладкое  и угодливое, волосы зачесаны,  за массивными очками в роговой
оправе -- собачьей преданности взгляд. Иенсену часто доводилось видеть такие
лица, особенно на экране телевизора.
     Второй  казался  чуть  помоложе,  на  нем были носки с желтой  каемкой,
поверх  носков   --  подследники,   светло-коричневые  териленовые  брюки  и
расстегнутая белая  рубаха  навыпуск. Этот  подтащил  к окну стул и стоял на
коленях, уперши подбородок в ладони, а локти -- в белый мраморный подоконник.
Он был белокурый, синеглазый.
     Иенсен предъявил свой служебный значок и шагнул к столу.
     -- Шеф издательства?
     Мужчина в  шелковом галстуке отрицательно помотал головой и отступил от
стола, легкими  поклонами и энергичными жестами указывая в сторону окна. Его
улыбка как-то не соответствовала первому впечатлению.
     Белокурый сполз  со  стула и неслышными шагами  приблизился к  Иенсену.
Торопливо и энергично пожав руку Иенсену, он кивнул на письменный стол:
     -- Вот оно.
     Конверт был белый,  ничем не  примечательный. На нем  были наклеены три
марки, а  в  нижнем левом углу -- ярлычок  "Срочное".  В  конверте лежал лист
бумаги, сложенный вчетверо.  Как адрес, так  и текст письма  были склеены из
отдельных букв, а буквы вырезаны из какой-то газеты. Бумага была чрезвычайно
высокого  качества,  и формат ее  казался  не совсем  обычным. Подняв письмо
кончиками пальцев, Иенсен прочел:
     "Чтобы  отомстить за совершенное вами убийство в здание заложен  мощный
взрывной  заряд  с  часовым механизмом  ровно в  четырнадцать часов двадцать
третьего марта произойдет взрыв невинные не должны пострадать".
     --  Она,  разумеется,   не  в   своем  уме,  --  сказал   блондин.   --
Просто-напросто душевнобольная.
     -- Да, мы пришли к такому заключению, -- сказал мужчина в галстуке.
     -- Или  это попросту немыслимо глупая  шутка, -- сказал блондин.  --  И
пошлая к тому же.
     --  Может  быть,  и  так, вполне  может быть,  --  поддержал мужчина  в
галстуке.
     Блондин бросил на него равнодушный взгляд и сказал:
     --  Это наш директор. Первый директор издательства. --  И  после короткой
паузы добавил: -- Моя правая рука.
     Лицо директора расплылось в улыбке, и он наклонил голову. Вероятно, это
означало признательность,  но  может  быть,  он  захотел  спрятать  лицо  по
каким-то другим  соображениям.  Ну, например,  из скромности,  почтения  или
самолюбия.
     -- У нас есть еще девяносто восемь директоров, -- уточнил блондин.
     Комиссар Иенсен взглянул на свои часы: 13.19.
     -- Насколько  я  понял,  господин шеф, вы сказали "она". Есть  ли у вас
основания предполагать, что отправительницей была женщина?
     -- Как  правило, меня называют просто "издатель", -- сказал блондин. Он
обогнул стол, сел в кресло и закинул на подлокотник правую ногу. -- Оснований
у  нас  вроде  бы нет. Просто сказалось так.  Ведь кто-то  же  составил  это
письмо.
     -- Вот именно, -- сказал директор.
     -- Вопрос только -- кто? -- сказал блондин.
     -- Совершенно справедливо, -- заключил директор.  Улыбка сбежала  с его
лица, сменившись глубокомысленными складками на переносице.
     Издатель закинул на подлокотник также и левую ногу.
     Иенсен снова взглянул на часы: 13.21.
     -- Здание надо эвакуировать, -- сказал он.
     --  Эвакуировать?  Исключено.  Нам  пришлось бы  тогда  остановить  все
работы, и, может быть, часа на два. Вы понимаете, что это значит? Вы  имеете
хоть  малейшее   представление,   во  сколько  это  нам   обойдется?  --  И,
повернувшись вместе с креслом,  блондин вызывающе посмотрел на того, кто был
его правой рукой. Директор издательства с  молниеносной быстротой  распустил
складки  по  всему  лбу  и,  бормоча  что-то  себе  под  нос,  начал  быстро
прикидывать  на  пальцах.  Человек,  который   хотел,  чтобы  его   называли
издателем, окинул директора холодным  взглядом  и  вернул  кресло в исходное
положение.
     --  Минимум  семьсот  пятьдесят  тысяч.   Вы  понимаете?  Три  четверти
миллиона. Как минимум. А может быть, в два раза больше.
     Иенсен еще раз прочел письмо. Глянул на часы: 13.23.
     Издатель продолжал:
     -- Мы издаем  сто  четыре журнала. Все  они  печатаются в этом доме.  Их
общий тираж превышает двадцать один миллион экземпляров. В неделю. И для нас
самое главное -- напечатать и разослать их без промедления.
     Выражение  его лица вдруг изменилось. Просветленный  синий взор упал на
Иенсена.
     --  В каждом доме  нашей  страны каждая  семья  ждет  свой журнал. Наши
журналы одинаково интересны для  всех -- для принцессы  и для жены лесоруба,
для  крупнейшего общественного деятеля или деятельницы и для самых униженных
и отверженных, если бы таковые у нас имелись, -- словом, для всех.
     И после короткой паузы:
     -- А дети, все эти милые малютки...
     -- Малютки?
     -- Да, девяносто восемь из наших журналов предназначены для детей.
     --  Серийные  выпуски, -- уточнил  директор. Блондин наградил директора
неблагосклонным  взором,   и  лицо  у   него   снова  изменилось.  Досадливо
повернувшись в кресле, он взглянул на Иенсена:
     -- Ну так как же?
     -- При всем моем почтении к этим доводам я настаиваю на эвакуации.
     --  Больше  вы  ничего  не можете сказать? Чем же  тогда, позвольте вас
спросить, занимаются ваши люди?
     -- Ищут.
     -- И если бомба есть, они ее найдут?
     -- Это  опытные люди, но  у них  слишком мало времени. Заряд взрывчатки
нелегко обнаружить.  Практически он  может быть где  угодно. Как  только они
найдут хоть что-нибудь, мне доложат непосредственно сюда.
     -- У вас еще есть в запасе три четверти часа.
     Иенсен взглянул на свои часы:
     -- Тридцать пять минут. Но даже  если они найдут заряд, для  того чтобы
его обезвредить, потребуется дополнительное время.
     -- А если никакой бомбы вообще нет?
     -- Я все-таки посоветовал бы очистить здание.
     -- Даже считая риск минимальным?
     -- Даже.  Я допускаю,  что  угрозу  могли не привести в исполнение, что
ничего не случится. Но, к сожалению, нам известны и обратные примеры.
     -- Откуда?
     -- Из истории криминалистики.
     Иенсен заложил руки за спину и качнулся на носках.
     -- Таково мое мнение как профессионала, -- сказал он.
     Издатель пристально поглядел на него.
     -- За  какую сумму  вы согласились бы изменить свое мнение? --  спросил
он.
     Иенсен взглянул на него недоуменно.
     Издатель, видимо, покорился судьбе.
     -- Это была только шутка, -- мрачно  пояснил  он, затем спустил  ноги с
подлокотников, снова вернул кресло в исходное положение, уронил руки на стол
и опустил голову на стиснутый левый кулак. Потом он рывком выпрямился:
     --  Мы  должны  посоветоваться  с  моим  кузеном,  --  и  нажал  кнопку
внутреннего телефона.
     Иенсен заметил время: 13.27.
     Мужчина в шелковом галстуке как-то бесшумно переместился в пространстве
и, очутившись подле Иенсена, шепнул ему:
     -- С шефом, главным шефом, шефом всего треста, главой концерна.
     Издатель  что-то  промурлыкал в микрофон.  Потом прижал  трубку к уху и
недружелюбно  взглянул  на  шепчущихся.  Нажал  другую  кнопку,  пригнулся к
микрофону и заговорил. Четко и деловито:
     --  Это комендант  здания?  Прикиньте, сколько времени уйдет на  учебную
пожарную тревогу. Со скоростной эвакуацией. Ответ должен быть готов не позже
чем через три минуты. Доложите непосредственно мне.
     В  комнату вошел  шеф.  Такой же белокурый, как  и его  брат, но старше
примерно лет  на десять. Лицо у него было спокойное,  серьезное и  красивое,
плечи  широкие,  осанка  прямая.  На  нем был коричневый  костюм, простой  и
строгий. Шеф с места в карьер заговорил низким приглушенным голосом.
     -- Сколько лет этой новенькой? -- спросил он рассеянно и подобием кивка
указал на дверь.
     -- Шестнадцать, -- доложил брат.
     -- А-а-а.
     Директор издательства очутился возле  витрины,  и вид  у  него сделался
такой, словно он приподнялся на цыпочки, хотя стоял он на всей ступне.
     --  Это человек из полиции,  --  сказал издатель. --  У него есть люди,
которые  ищут,  но  они ничего  не  найдут.  И  он  говорит,  что мы  должны
эвакуировать здание.
     Шеф подошел к окну, поглядел, помолчал.
     -- Вот и весна пришла, -- сказал он. -- Ах, как красиво!
     В комнате воцарилось молчание. Иенсен взглянул на часы: 13.29.
     Шеф процедил сквозь уголок рта:
     -- Перегоните наши машины.
     Директор опрометью бросился к дверям.
     -- Они стоят у самой стены, -- кротко добавил шеф. -- Ах, как красиво!
     Молчание -- на тридцать секунд. Потом что-то зажужжало, и  на внутреннем
телефоне мигнула лампа.
     -- Слушаю, -- сказал издатель.
     --  От   восемнадцати  до  двадцати  минут  с  использованием  лестниц,
непрерывных и скоростных автоматических лифтов.
     -- Учтено все?
     -- Кроме тридцать первого.
     -- А если с... особым отделом?
     -- Значительно дольше.
     При этом голос в микрофоне несколько увял.
     -- Винтовые лестницы слишком узки, -- сказал он.
     -- Знаю.
     Щелчок. Молчание. 13.31.
     Иенсен  подошел  к  одному из окон.  Далеко внизу он  увидел стоянку  и
улицу,  разделенную  на  шесть  рядов. Теперь она  была пустынна. Он  увидел
также,  что его  люди  перекрыли  проезжую часть желтыми рогатками  метрах в
четырехстах  от здания и  что  один из  них направляет движение  по  боковой
улице.  Несмотря  на  расстояние,  Иенсен  отчетливо  видел  зеленую   форму
полицейских  и белые  нарукавники регулировщика. От стоянки  отделились  две
большие черные  машины.  Они  передвинулись к югу в сопровождении  третьей -
белого цвета, которая, по всей вероятности, принадлежала директору.
     Директор  снова возник  в комнате  и  стоял теперь у  стены. Улыбка его
выражала тревогу, голова поникла под бременем забот.
     -- Сколько всего этажей в здании? -- спросил Иенсен.
     --  Тридцать над поверхностью земли, -- ответил  издатель, -- и четыре под
землей. Мы обычно исходим из цифры тридцать.
     -- Мне показалось, что вы упомянули тридцать первый?
     -- Разве? Это по рассеянности.
     -- А сколько у вас служащих?
     -- Здесь? В Доме?
     -Да.
     -- Четыре тысячи сто в главном корпусе. Две тысячи в боковых крыльях.
     -- Итого свыше шести тысяч?
     -- Да.
     -- Я настаиваю на их эвакуации.
     Молчание. Издатель  повернулся вместе  с креслом вокруг своей оси.  Шеф
стоял, засунув руки в  карманы, и глядел в  окно. Потом  он медленно перевел
взгляд на Иенсена. Его правильное лицо казалось очень серьезным.
     -- Вы и в самом деле допускаете, что в здание подложена бомба?
     -- Во всяком случае, с такой возможностью следует считаться.
     -- Вы полицейский комиссар?
     -Да.
     -- В вашей практике бывали подобные случаи?
     Иенсен ненадолго задумался.
     -- Это случай особого  рода, но опыт учит нас, что угрозы, содержащиеся
в анонимных  письмах, более чем  в  восьмидесяти случаях  из ста оказываются
справедливыми... или по крайней мере основаны на фактах.
     -- Это доказано статистикой?
     -Да.
     -- Вы знаете, во сколько нам обойдется эвакуация?
     -Да.
     --  Наше   предприятие  более  тридцати  лет  борется  с  экономическими
затруднениями.  Убытки  растут  из  года  в год. К сожалению,  это  доказано
статистикой.  Лишь  благодаря  большим  жертвам  личного  порядка  мы  можем
продолжать нашу деятельность.
     Голос его приобрел другую окраску: стал горестным и сокрушенным.
     Иенсен не отвечал. 13.34.
     --  Наша  деятельность  носит  чисто  идеалистический  характер.  Мы  не
бизнесмены. Мы издатели-книжники.
     -- Книжники?
     --  Свои  журналы  мы  приравниваем  к  книгам,  ибо они  отвечают  тем
потребностям, которые никогда не смогли бы удовлетворить книги, издававшиеся
в прошлом.
     Он глянул в окно и бормотнул:
     --  Ах,  как  красиво!  Сегодня я  шел  парком  и  видел,  что  там  уже
распустились первые цветы. Фиалки и подснежники. Вы любите природу?
     -- Да как вам сказать...
     -- Все