Роалд Дал.
    Убийство Патрика Мэлони
    (сборник рассказов)


     В кн.: Роальд Даль. Убийство Патрика Мэлони
     Москва: РИЦ "Культ-информ-пресс", СКФ "Человек", 1991
     OCR, spellcheck: Alexandr V.Rudenko(вівторок, 10 липня 2001) avrud@mail. ru


И. А. Богданов. От переводчика

     Роальд Даль (Roald Dahl) [1916-1990] -- один  из  самых удачливых,  как
говорит­ся  в аннотациях к его книгам, английских писателей. Удачливых в том
смысле,  что ни одна  его книга, ни  один рассказ не оставались без внимания
критики  и читающей публики. Лишь в одном ему "не  повезло" -- русскоязычный
читатель   с  его   творчеством  практически   незнаком.  Несколько  новелл,
опубликованных в  советских  газетах с 1962 по 1989 год,  -- это лишь весьма
незначительная часть немалого  наследия писателя, не дающая представ­ления о
его многообразной литературной деятельности...
     Родители  Роалъда Даля были  норвежцами, однако ро­дился он в  Англии в
1916  году.  По окончании  школы  в  Рептоне  поступил на  службу в нефтяную
компанию "Шелл"  и четыре  года  спустя был послан  в  Дар-эс-Салам;  в годы
второй  мировой войны был летчиком и уча­ствовал  в боевых действиях. Писать
начал  в 1942 году. Уже первый сборник рассказов -- "Перехожу на при­ем"  --
принес ему успех.
     Последующие   книги  Даля  принесли   ему  славу  масте­ра   "страшных"
рассказов,  отличающихся увлекательно­стью  сюжета, неожиданной, но вместе с
тем  логичной  раз­вязкой,  оригинальным  юмором,  если  и не "черным",  то,
пожалуй, несколько суровым.
     Как это ни странно, Роальд Даль проявил себя и как добрый сказочник. Он
сочинил несколько замечательных сказок, в которых нет  ничего страшного,  но
которые так же занимательны, как и его рассказы, и столь же попу­лярны среди
читателей  многих  стран мира --  как  детей,  так  и  взрослых  ("Джеймс  и
гигантский персик", "Чарли и шоколадная фабрика" и другие).
     В  настоящий  сборник  рассказов  Роальда  Даля  вклю­чены   тринадцать
рассказов из его книги "Кто-то  вроде  вас", впервые  увидевшей свет в  1954
году.   Кому-то  эти  истории   покажутся   лишь   мастерски   рассказанными
анек­дотами, у  кого-то  появится  желание  сравнить  их  с  нази­дательными
новеллами,,  весьма притом ироничными, ч кто-то, быть  может, отыщет  в  них
стремление  автора  ис­пытать  своих героев  в  необычной  ситуации  и  дать
чита­телю возможность судить самому, уместен ли финал и по справедливости ли
он  неизбежен.  На  в  любом  случае,  надеемся,  эти  рассказы  не  оставят
равнодушным нашего читателя, который откроет для себя еще одного "забыто­го"
современного писателя.

Роалд Дал. Убийство Патрика Мэлони

     Перевод И. А. Богданова
     В кн.: Роальд Даль. Убийство Патрика Мэлони
     Москва: РИЦ "Культ-информ-пресс", СКФ "Человек", 1991
     OCR & spellchecked by Alexandr V. Rudenko (вівторок, 10 липня 2001 р. )
     avrud@mail. ru


     В комнате было натоплено, чисто  прибрано,  шторы задернуты,  на  столе
горели две лампы: одна -- воз­ле нее, другая -- напротив, где стоял еще один
стул. В буфете, у нее за  спиной, были приготовлены  два  высо­ких  стакана,
содовая, виски. В ведерко были уложены кубики свежего льда.
     Мэри Мэлони ждала мужа с работы.
     --  Она то  и дело посматривала на часы, но не с беспо­койством, а лишь
затем, чтобы  лишний раз убедиться, что каждая минута приближает момент  его
возвраще­ния. Движения ее были неторопливы, и казалось, что она все делает с
улыбкой.  Она склонилась над шитьем, и вид  у нее  при этом  был удивительно
умиротворенный.  Кожа  ее  --  она  была  на  шестом  месяце  беременности--
приобрела полупрозрачный  оттенок,  уголки  рта  разгла­дились,  а глаза,  в
которых появилась безмятежность, ка­зались гораздо более круглыми и темными,
чем прежде.
     Когда часы показали без десяти пять, она начала прислушиваться и спустя
несколько минут, как всегда в это время, услышала, как по гравию зашелестели
шины,  потом хлопнула дверца  автомобиля,  раздался звук шагов  за окном,  в
замке повернулся  ключ. Она отложила  ши­тье, поднялась  и, когда  он вошел,
направилась к нему, чтобы поцеловать его.
     -- Привет, дорогой, -- сказала она.
     -- Привет, -- ответил он.
     Она  взяла  у него шинель и  повесила в  шкаф. Затем подошла к буфету и
приготовила напитки -- ему  покреп­че,  себе  послабее;  и  скоро она  снова
сидела  на своем  стуле  за шитьем, а он  --  напротив нее, на своем  стуле,
сжимая  в обеих ладонях высокий стакан и покачивая его,  так что кубики льда
звенели, ударяясь о стенки.
     Для  нее это всегда было самое счастливое время дня. Она знала -- он не
очень-то  разговорится,  пока не вы­пьет  немного, и рада  была после долгих
часов одиноче­ства посидеть и молча, довольная тем, что они снова вместе. Ей
было хорошо с ним рядом, и она чувствова­ла -- почти так же, как, загорая --
солнечные лучи, -- что от него исходит тепло, когда они оставались наеди­не.
Ей нравилось, как он сидит, беспечно развалясь на стуле, как входит  в дверь
или  медленно  передвигается  по  комнате большими шагами. Ей нравился  этот
внимательный и вместе с  тем отстраненный взгляд его  глаз, когда он смотрел
на нее,  ей нравилось,  как он  забавно кривит губы, и  особенно то,  что он
ничего не говорит о своей  усталости и сидит молча до тех пор, пока виски не
сни­мет хотя бы часть утомления.
     -- Устал, дорогой?
     -- Да, -- ответил он. -- Устал.
     И, сказав  это, он  сделал то, чего никогда не делал прежде. Он  поднял
стакан и разом  осушил его,  хотя тот  был полон наполовину --  да, пожалуй,
наполовину.  Она в ту минуту не  смотрела  на  него,  но догадалась,  что он
именно это и  сделал, услышав, как кубики льда  удари­лись  о  дно  стакана,
когда он опустил, руку. Он подался вперед, помедлил с минуту, затем поднялся
и неторопли­во направился к буфету, чтобы налить себе еще.
     -- Я принесу! -- воскликнула она, вскакивая на ноги.
     -- Сядь, -- сказал он.
     --  Когда он снова сел на стул, она обратила  внимание на то, что он не
пожалел виски и напиток в его стакане приобрел темно-янтарный оттенок.
     -- Тебе принести тапочки, дорогой?
     -- Не надо.
     Она смотрела, как он потягивает темно-желтый креп­кий напиток, и видела
маленькие маслянистые круги, плававшие в стакане,
     --   Это   просто  возмутительно,   --  сказала  она,   --  за­ставлять
полицейского в твоем чине целый день быть на ногах.
     Он ничего на это не  ответил, и она снова  склонилась над шитьем; между
тем  всякий раз, когда он  подносил стакан  к губам, она слышала, как кубики
льда стукаются о стенки стакана.
     -- Дорогой,  -- сказала она, -- может, я  принесу тебе немного  сыру? Я
ничего не приготовила на ужин, пото­му что сегодня четверг.
     -- Ненужно, -- ответил он.
     --  Если  ты слишком устал и не хочешь  пойти куда-нибудь поужинать, то
еще не поздно что-то приготовить. В морозилке много мяса, и  можно поесть, и
не выходя из дома.
     Она посмотрела на него, дожидаясь  ответа, улыбну­лась,  кивком выражая
нетерпение, но он не сделал ни малейшего движения.
     -- Как  хочешь,  -- настаивала она, -- а я  все-таки для начала принесу
печенье и сыр.
     -- Я ничего не хочу, -- отрезал он.
     Она  беспокойно  заерзала  на стуле,  неотрывно  глядя  но него  своими
большими глазами.
     -- Но ты же должен поужинать. Во всяком случае я что-нибудь приготовлю.
Я  с удовольствием это сделаю.  Можно сделать баранью отбивную. Или  свиную.
Что бы ты хотел? У нас все есть в морозилке.
     -- Выброси все это из головы, -- сказал он.
     -- Но, дорогой, ты должен поесть. Я все равно что-нибудь приготовлю,  а
там как хочешь, можешь и на есть.
     Она поднялась и положила шитье на стол возле лампы.
     -- Сядь, -- сказал он, -- Присядь на минутку.  Только с этой минуты  ею
овладело беспокойство.
     -- Ну же, -- говорил он. -- Садись.
     Она  медленно  опустилась  на  стул,  не спуская  с него встревоженного
взгляда. Он допил второй стакан и те­перь, хмурясь, рассматривал его дно.
     -- Послушай, -- сказал он, -- мне нужно тебе кое-что сказать.
     --  Что  такое,  дорогой?  Что-то  случилось?  Он  сделался  совершенно
недвижим  и так низко  опу­стил  голову, что свет от лампы падал  на верхнюю
часть его лица, а подбородок  и рот оставались в  тени.  Она уви­дела, как у
пего задергалось левое веко.
     -- Для тебя это, боюсь,  будет потрясением, -- загово­рил он. --  Но  я
много об этом думал и решил, что лучше уж разом все выложить. Надеюсь, ты не
слишком стро­го будешь меня судить.
     И он ей  все  рассказал. Это не заняло у  пего много  времени --  самое
большее, четыре-пять минут, и она  слушала его очень спокойно, глядя на него
с ужасом, который возрастал по мере того, как он с  каждым сло­вом все более
отдалялся от нее.
     -- Ну вот и все, -- произнес он. -- Понимаю, что я не вовремя тебе  обо
всем этом рассказал, но у меня просто нет другого выхода. Конечно же, я  дам
тебе деньги и прослежу за тем, чтобы о тебе позаботились. Но не нуж­но из-за
всего этого поднимать шум.  Надеюсь,  ты не  станешь этого  делать. Будет не
очень-то хорошо, если об этом узнают на службе.
     Поначалу она не хотела  ничему верить и решила, что все это -- выдумка.
Ей пришло в голову, что он, мо­жет, вообще ничего не  говорил и что она себе
все это вообразила.  Наверно, ей лучше заняться  своими делами и вести  себя
так, будто она ничего не слышала, а потом, когда она придет в себя, ей, быть
может, нетрудно будет убедиться в том, что ничего вообще не произошло.
     -- Пойду приготовлю ужин, -- выдавила она  из себя, и  на сей раз он ее
не удерживал.
     Она  не чувствовала  под собой ног, когда  шла по ком­нате.  Она вообще
ничего  не чувствовала --  ее  лишь слег­ка  подташнивало и мутило.  Она все
делала механиче­ски --  спустилась в  погреб, нащупала выключатель, от­крыла
морозилку, взяла  то,  что попалось ей под  руку. Она  взглянула на то,  что
оказалось в руках. То, что она держала, было завернуто в бумагу, поэтому она
сняла бумагу и взглянула еще раз.
     Баранья нога.
     Ну что  ж, пусть  у них  на ужин  будет  баранья нога.  Она  понесла ее
наверх, взявшись  за один  конец обеими руками,  и, проходя через  гостиную,
увидела, что он сто­ит к ней спиной у окна, и остановилась.
     -- Ради Бога, --  сказал он, услышав ее шаги, но при этом не обернулся,
-- не надо для меня ничего готовить.
     В  эту  самую  минуту  Мэри Мэлони  просто подошла  к  нему  сзади,  не
задумываясь высоко подняла заморожен­ную баранью ногу и  с силой ударила его
по затылку.
     Результат был такой же, как если бы она ударила его железной дубинкой.
     Она отступила  на шаг, помедлила, и ей показалось  забавным  то, что он
секунды четыре, быть может пять, стоял и едва  заметно покачивался. Потом он
рухнул на ковер.
     При падении  он  задел небольшой столик,  тот пере­вернулся,  и  грохот
заставил ее выйти из оцепенения. Хо­лодея, она медленно приходила в себя и в
изумлении  из-под  полуопущенных  ресниц  смотрела  на  распростертое  тело,
по-прежнему крепко сжимая в обеих руках кусок мяса.
     Ну что ж,  сказала она про себя. Итак, я убила  его. Неожиданно мозг ее
заработал четко и ясно, и это ее еще больше изумило. Она начала очень быстро
сооб­ражать.  Будучи  женой  сыщика,  она  отлично  знала,  ка­кое  ее  ждет
наказание. С этим все ясно. Впрочем, ей все равно. Пусть это произойдет. Но,
с  другой  стороны, как же ребенок?  Что  говорится в законе о тех, кто ждет
ре­бенка?  Они что, их обоих  убивают  -- мать и ребенка? Или же ждут, когда
наступит десятый месяц? Как они поступают в таких случаях?
     Этого  Мэри   Мэлони  не  знала.  А  испытывать  судьбу  она  никак  не
собиралась.
     Она отнесла мясо на кухню, положила его па проти­вень, включила плиту я
сунула в духовку. Потом вымы­ли руки и быстро поднялась в спальню. Сев перед
зер­калом, она припудрила лицо  и  подкрасила губы. Попы­талась  улыбнуться.
Улыбка вышла какая-то странная. Она сделала еще одну попытку.
     -- Привет, Сэм, -- весело сказала она  громким голо­сом. И голос звучал
как-то  странно. -- Я бы хотела купить  картошки, Сэм. Да,  и еще,  пожалуй,
баночку го­рошка.
     Так лучше. И улыбка и голос на этот раз получились лучше. Она повторила
те же слова еще несколько раз. Потом спустилась вниз, надела пальто, вышла в
заднюю дверь и, пройдя через сад, оказалась на улице.
     Еще не было и шести часов, и в бакалейной лавке горел свет.
     -- Привет, Сэм, --  весело сказала она,  обращаясь к мужчине, стоявшему
за прилавком.
     -- А, добрый вечер, миссис Мэлони. Что пожелаете?
     -- Я  бы  хотела  купить картошки,  Сэм.  Да, и  еще,  пожалуй, баночку
горошка.
     Продавец повернулся и достал с полки горошек.
     ---  Патрик устал и не хочет никуда идти ужинать, -- сказала она. -- По
четвергам мы обычно ужинаем не до­ма, а у меня как раз в  доме  не оказалось
овощей.
     -- Тогда как насчет мяса, миссис Мэлони?
     -- Нет,  спасибо, мясо у  меня есть. Я достала из  мо­розилки  отличную
баранью ногу.
     -- Ага!
     --  Обычно я ничего не готовлю  из замороженного мяса,  Сэм, но сегодня
попробую. Думаешь, что-нибудь получится?
     -- Лично я, -- сказал бакалейщик, -- не вижу разни­цы, замороженное оно
или нет. Эта картошка вас уст­роит?
     -- Да, вполне. Выберите две картофелины.
     -- Что-нибудь еще? -- Бакалейщик склонил голову набок, добродушно глядя
на нее, -- Как насчет десерта? Что вы даете ему на десерт?
     -- А что бы вы предложили, Сэм?
     Продавец окинул взглядом полки своей лавки.
     -- Что вы  скажете  насчет доброго кусочка творожно­го пудинга? Я знаю,
он это любит.
     -- Отлично, -- сказала она, -- Это он действительно любит.
     И когда  покупки  были завернуты и  оплачены, она приветливо улыбнулась
ему и сказала:
     -- Спасибо, Сэм. Доброй ночи.
     -- Доброй ночи,  миссис Мэлони. И спасибо вам.  А теперь, говорила  она
про  себя,  торопливо направ­ляясь к дому, теперь  она возвращается к своему
мужу,  который ждет ужина; и она должна хорошо его приго­товить,  и чтобы он
был вкусный, потому что бедняга устал;  а если, когда она войдет  в  дом, ей
случится  обна­ружить  что-то необычное, неестественное или ужасное,  тогда,
понятно, увиденное потрясет ее и она обезумеет от горя и ужаса. Но ведь  она
не  знает,  что ее  ждет  что-то ужасное.  Она просто  возвращается  домой с
овощами. Сегодня четверг, и миссис Патрик Мэлони идет домой с овощами, чтобы
приготовить мужу ужин.
     Вот так себя и веди, говорила она себе. Делай все правильно и веди себя
естественно. Делай все так, чтобы это выглядело  естественно, и тогда совсем
не нужно бу­дет играть.
     Поэтому, войдя на кухню через  заднюю  дверь,  она что-то напевала себе
под нос и улыбалась.
     -- Патрик! -- позвала она. -- Как ты там, дорогой?  Она  положила пакет
на стол и прошла в гостиную;
     и,  увидев  его  лежащим на  полу, скорчившимся,  с вывер­нутой  рукой,
которую  он  придавил всем телом,  она  дей­ствительно испытала  потрясение.
Любовь к нему вско­лыхнулась в  ней, она подбежала к нему, упала на колени и
разрыдалась. Это нетрудно было сделать. Игры но понадобилось.
     Спустя несколько  минут она поднялась и подошла к телефону. Она помнила
наизусть номер телефона поли­цейского участка и, когда ей ответили, крикнула
о трубку:
     -- Быстрее! Приезжайте быстрее! Патрик мертв!
     -- Кто это говорит?
     -- Миссис Мэлони. Миссис Патрик Мэлони.
     -- Вы хотите сказать, что Патрик Мэлони мертв?
     -- Мне кажется,  да,  -- говорила она сквозь рыда­ния.  -- Он  лежит на
полу, и мне кажется, он мертв.
     -- Сейчас будем, -- ответили ей.
     Машина приехала очень  быстро, и когда она  откры­ла дверь, вошли  двое
полицейских. Она знала их обоих-- она знала почти всех на этом участке -- и,
истерически рыдая,  упала в объятия  Джека Нунана.  Он бережно уса­дил ее на
стул  и  подошел к  другому полицейскому по имени О'Молли, склонившемуся над
распростертым телом.
     -- Он мертв? -- сквозь слезы проговорила она.
     --  Боюсь,  что да. Что здесь  произошло? Она сбивчиво рассказала ему о
том, как вышла в бакалейную лавку, а когда вернулась, нашла его  лежащим  на
полу. Пока она говорила, плакала и снова говорила, Нунан обнаружил на голове
умершего  сгусток  запекшей­ся  крови.  Он  показал  рану  О'Молли,  который
немедлен­но поднялся и торопливо направился к телефону.
     Скоро  в дом  стали приходить другие люди.  Первым  явился врач, за ним
прибыли  двое  полицейских,  одного из  которых она знала по имени.  Позднее
пришел  поли­цейский фотограф и сделал  снимки, а за  ним --  еще  ка­кой-то
человек, специалист  по отпечаткам пальцев. По­лицейские, собравшиеся  возле
трупа, вполголоса перего­варивались, а сыщики тем временем задавали ей массу
вопросов. Но,  обращаясь к пей,  они были  неизменно  пре­дупредительны. Она
снова все рассказала, на этот раз с самого начала, когда Патрик пришел и она
сидела  за шитьем, а он так  устал, что не хотел никуда  идти  ужи­нать. Она
сказала и о том, как поставила мясо -- "оно и сейчас там готовится" -- и как
сбегала к бакалейщику за овощами, а когда вернулась, он лежал на полу.
     -- К какому бакалейщику? -- спросил один из сыщи­ков.
     Она  сказала  ему,  и он  обернулся и что-то прошептал  другому сыщику,
который тотчас же вышел на улицу.
     Через пятнадцать минут он возвратился  с  исписан­ным листком,  и снова
послышался  шепот,  и сквозь ры­дания она слышала некоторые из  произносимых
вполго­лоса  фраз:  "...  вела  себя  нормально...  была  весела...   хотела
приготовить  для  него   хороший  ужин...  горошек...  тво­рожный  пудинг...
невозможно, чтобы она... "
     Спустя какое-то время фотограф с  врачом удалились и явились два других
человека  и  унесли  труп на носилках. Потом  ушел специалист по  отпечаткам
пальцев.  Остались  два  сыщика  и  еще  двое  полицейских.  Они  вели  себя
исключительно  деликатно,  а Джек  Нунан  спро­сил,  не лучше  ли  ей уехать
куда-нибудь,  к сестре  напри­мер,  или  же она могла  бы переночевать у его
жены, ко­торая приглядит за ней.
     Нет, сказала она. Она  чувствует,  что не  в  силах  даже  сдвинуться с
места. Они очень  будут возражать, если она просто посидит, покуда не придет
в себя? Ей дейст­вительно сейчас не очень-то хорошо.
     Тогда не лучше ли ей лечь в постель, спросил Джек Нунан.
     Нет, ответила она,  она  бы предпочла  просто посидеть  на стуле.  Быть
может,  чуть позднее, когда она почувст­вует себя лучше, она сможет  найти в
себе силы, чтобы сдвинуться с места.
     И они оставили ее в покое и принялись осматривать дом. Время от времени
кто-то  из сыщиков задавал  ей какие-нибудь  вопросы. Проходя мимо нее, Джек
Нунан всякий  раз ласково  обращался к  ней. Ее  муж,  говорил он,  был убит
ударом по  затылку, нанесенным тяжелым тупым предметом, почти с уверенностью
можно ска­зать -- металлическим.  Теперь они ищут оружие.  Воз­можно, убийца
унес его с собой, но он мог и выбросить его или спрятать где-нибудь в доме.
     -- Обычное  дело, - сказал  он. -- Найди оружие я  считай, что ты нашел
убийцу.
     Потом к ней подошел один из  сыщиков и сел  рядом. Может, в  доме  есть
что-то такое, спросил он, что могло быть использовано в  качестве оружия? Не
могла бы она посмотреть: не пропало ли что,  например  большой гаеч­ный ключ
или тяжелая металлическая ваза?
     У них нет металлических ваз, сказала она.
     -- А большой гаечный ключ?
     Кажется, у них  нет и  большого гаечного ключа.  Но что-то вроде  этого
можно найти в гараже.
     Поиски  продолжались. Она знала, что полицейские ходят и в саду, вокруг
дома. Она слышала шаги по гра­вию, а в щели между шторами иногда мелькал луч
фо­нарика. Становилось уже поздно,  часы на  камине пока­зывали почти десять
часов. Чет