и в  которую был безнадежно влюблен
Горев. Школьный друг Солдата, прозванный Фюрером за склонность к руководящей
деятельности. Он заканчивал технический институт, но мечтал об аспирантуре в
Москве, в каком-нибудь  привилегированном институте.  У его отца там большие
связи. Сосед  по дому Сергей Григорьев, самый близкий друг Горева. Он слепой
от  рождения. Преподает  математику в каком-то институте.  Владеет немецким,
английским  и французским языками. Читает ему книги  на этих  языках молодая
женщина Катя, учительница английского языка в школе.
     Они часто собирались вместе. Отмечали праздники. Ходили в туристические
походы. Собирались обычно у Фюрера или у Слепого по той простой причине, что
у  них  были  отдельные  квартиры.  Факт этот  банальный,  но важный.  Нужны
некоторые минимальные бытовые  условия,  чтобы  оппозиционные  умонастроения
стали  как-то  суммироваться, в  том числе - место,  где  можно собираться и
сравнительно безопасно говорить на острые темы.
     Членов  кружка Горева  нельзя  было назвать  единомышленниками.  Скорее
наоборот, как сказал Остряк, это была группа разномышленников. Их объединяла
общая  тематика  споров  и  разногласий. Если  Горев и  Григорьев, например,
настаивали   на  том,   что  советское  общество  есть  вполне  естественное
социальное образование, что  надо серьезно изучить его, прежде чем выдвигать
программы преобразований, то Солдат и Остряк кидались  в  другую  крайность.
Они заявляли, что людям наплевать на всякие  там объективные закономерности.
Советское общество  насквозь прогнило. Условия жизни ухудшаются.  Процветает
взяточничество,  пьянство,  халтура,  воровство.  Начальство сплошь  хамы  и
жулики. Думают  лишь о  том, чтобы себе побольше нахапать. Всем наплевать на
все, кроме себя. Что же, мы должны все это  терпеть, поскольку есть какие-то
неустранимые причины для этого? Да пропади они пропадом, эти причины! Хватит
болтать! Надо действовать!
     По  вопросу  о  том,  как  действовать, группа  тоже  раскалывалась  на
непримиримые партии. Партия Солдата склонялась к анархизму. Суть его позиции
выражалась формулой: Надо дать  Им в морду!. Кому Им? Хотя бы Сусликову. Или
той же стерве Маоцзедуньке. Вообще, всем власть имущим и богачам.
     -  Для  меня,  -  говорил  Солдат,  -  любая  власть есть  враг,  любые
привилегированные слои населения суть враги.  Я  не смотрю  на них  с некоей
человеческой точки  зрения. И не различаю среди  них злых и добрых, плохих и
хороших, глупых  и умных. Для меня все они  -  коллективный  эксплуататор  и
коллективный угнетатель.
     -  Но  без  власти  и без  распадения  населения на  различные  слои  с
различными условиями жизни общество не может существовать, - возражал Фюрер,
- Если уничтожить власть и...
     - А я разве говорю, что ее можно уничтожить? Уничтожишь одних, появятся
другие.  От этого никуда не денешься. Но  из этого не следует,  что я должен
любить власть и относиться к ней с почтением. Я утверждаю лишь то, что люди,
оказавшиеся в таком положении, как мы, вынуждаются на враждебное отношение к
власти.
     -  Ты перегибаешь  палку, -  говорил  Горев.  -  Наша  власть настолько
обширна, что провести грань между властью и  подвластными невозможно. Вот я,
например, заведую группой. Власть я  или нет? И насчет привилегий  не так-то
просто. Я  как  начальник  получаю  у  нас в  буфете пакетики с  дефицитными
продуктами. Отношусь я к привилегированным лицам города?
     - А что в этих пакетиках? Кусок колбасы и сыра? Это же мелочь!
     - Это  не  мелочь, а фундаментальный факт нашей жизни. Теперь  никто не
верит в марксистские сказки насчет райского коммунизма. Мы  имеем достаточно
здравого  смысла,  чтобы   видеть  усиление   и   укрепление  социального  и
экономического неравенства.  Но  мы имеем также достаточно здравого  смысла,
чтобы считать  это само собой разумеющимся  и неотвратимым. Я как заведующий
группой получаю  немногим больше моих подчиненных. Но все-таки  больше.  И я
счел бы несправедливым, если бы меня лишили этой жалкой надбавки к зарплате.
Заведующий отделом  получает еще больше, и все это считают справедливым.  На
такой справедливой основе вырастает колоссальное неравенство в  материальном
положении людей. Это - закон природы, а не злой умысел каких-то негодяев.
     -  Наш народ долго не  удержишь  на такой  ненадежной узде, как здравый
смысл,  -  говорил  Остряк.  -  Помяните мое  слово, он  взорвется.  Русские
терпят-терпят,  а  потом  устраивают  разинщину,   пугачевщину  или  кое-что
пострашнее...
     - Социалистическую революцию, например, - добавлял Солдат и Гражданскую
войну. Будет кое-что похуже.  Всеобщий  бунт. Все разрушат, как  это того  и
заслуживает.
     - Ты думаешь, лучше будет? - спрашивал Горев.
     - Пусть хуже! Приходит время  все ломать. А  ломать - так уж по-русски,
до основания.
     -  И кто от  этого выгадает?! Надо на  все посмотреть  с более  высокой
перспективы. Вы можете обвинять меня в  чем угодно.  Можете считать,  что  я
говорю как пропагандист райкома партии. Согласен,  наша пропаганда  работает
плохо.  Но  не  все в  ней  вздор. Сейчас  модно  отождествлять наш строй  с
гитлеровским. Это - идеологическая ложь, только западная. Гитлеризм похож на
коммунизм, но  это  -  антикоммунизм.  Это - явление западное.  Запад  хотел
руками немцев разрушить Россию. Не удалось. Теперь Запад пытается сделать то
же  самое  под видом борьбы за  демократию, права человека,  гуманизм и т.п.
Идет война двух миров. На чьей мы стороне - вот что важно.
     - Так что же, защищать нашу мерзость на этом основании?!...
     -  Надо  обдумать, что делать, чтобы не оказаться в лагере врагов нашей
страны.

Дело
     По поводу  какой-то  очередной речи маразматика Брежнева в Партградской
правде  напечатали  статью  Маоцзедуньки  на  целую  страницу.  В  комбинате
устроили  открытое   партийное  собрание,   на  которое   загнали   и   всех
беспартийных.  Чернов сидел  в самом последнем  ряду, где обычно усаживались
самые молодые сотрудники.  Они рассказывали анекдоты о  Брежневе, издевались
над его речью и над статьей Маоцзедуньки.
     - Как эта зажравшаяся дура смогла сочинить такой длинный  текст? Она же
пары слов связать не может!
     - А  кто  тебе  сказал,  что  она  сама писала? Я  сомневаюсь, что  она
прочитала свою статью.
     - Я бы на ее месте тоже такое дерьмо читать не стал.
     -  Я  произвел  любопытные  подсчеты.   Слово  гениальный  в  статье  в
применении к Марксу употреблено один раз, к  Ленину  - два,  а к Брежневу  -
пятнадцать. Каково?!
     - Говорят, Сусликова забирают  в Москву,  в ЦК, а на  его место посадят
это чудовище Маоцзедуньку. Неужели там никого получше нет?
     -  Что  ты!  Она  и  есть  самая  лучшая  кандидатура.   А  после  этой
сверххолуйской статьи Брежнев просто прикажет сделать ее хозяйкой области.
     Чернов  слушал,  о  чем шептали эти  молодые люди, и дивился тому,  как
могли о своих руководителях  говорить такое  комсомольские активисты и члены
партии.  Вот  один  из них, комсорг их  отдела, вышел на трибуну  и произнес
вполне холуйскую по отношению к Брежневу речь. В конце он сделал  комплимент
Маоцзедуньке  за ее очень четкую  и верную позицию в  оценке  речи Брежнева.
Сделал  он это,  очевидно,  на  всякий  случай:  это  его  замечание  где-то
зафиксируют, и если Маоцзедунька станет хозяйкой области, и ей донесут о его
мнении  о ней,  ему, комсоргу,  от этого  может польза выйти.  Когда  оратор
вернулся на свое место в заднем ряду, его никто не упрекнул за его холуйскую
речь.  А он со спокойной совестью принял участие  в продолжавшемся злословии
по адресу Брежнева и Маоцзедуньки.
     После этого собрания Чернов начал собирать досье на Маоцзедуньку. Завел
папку, на которой написал Дело Елкиной Евдокии Тимофеевны.  Статьяо Брежневе
стала первым  документом  в Деле.  У  него зародилась пока  еще смутная идея
избрать  именно  Елкину  объектом покушения.  Но  предварительно  он  должен
подготовить обвинительный документ,  прежде чем вынести приговор  и привести
его в исполнение.

Интеллигенция
     После встречи  Портянкина,  о которой  говорилось  выше, на  квартире у
Белова собралась небольшая компания. Помимо уже известных  читателю Чернова,
Малова и  Горева,  пришли  доцент  филологического  факультета  университета
Петров с женой, сотрудник журнала Россия Сидоров с приятельницей (с женой он
разошелся), писатель Смирнов,  сотрудница общества Знание  Федорова, инженер
секретного  (номерного) завода  Ложкин.  Почему компания собралась  именно в
таком составе,  вряд  ли возможно объяснить  достаточно  убедительно.  Горев
дружил с Черновым  и Беловым, жил неподалеку от Белова, его Белов пригласил,
позвонив  ему  по  телефону. Федорова  жила в одном  доме  с Беловым. Ложкин
сожительствовал  с Федоровой.  Жена Петрова была приятельницей жены  Белова.
Смирнов писал очерк  о комбинате и не раз встречался  с Беловым,  Черновым и
Горевым. Малов был у Беловых, можно  сказать, своим человеком. Он был знаком
с Юрием, часто бывал в пьяных сборищах во дворе дома,  где жил  Горев, и был
хорошо знаком также и с ним. Кроме того, он бесплатно наблюдал дочь Белова и
давал  иногда консультации его жене. А то, что  они собрались именно сейчас,
было делом случая.
     Коротко  о том,  что  из себя  представляют эти  люди. Смирнов  один из
многих тысяч заурядных и мало кому известных писателей. Напечатал  несколько
рассказов о вымышленном героизме Брежнева во время войны. Издал их отдельной
книжечкой.   Приобрел   местную   известность   очерками   о    партградских
достопримечательностях.   Пьяница.   Бабник.   Циник.  Мастер   рассказывать
антисоветские анекдоты  и имитировать  Брежнева. Доцент  Петров - совершенно
бездарный преподаватель. Партийный активист.  Секретарь партбюро Факультета.
Был инициатором ряда  кампаний по травле мнимых  диссидентов.  Скоро  станет
профессором.  Сидоров  проталкивает   в  своем  журнале  всякую   дребедень,
устраивает  хвалебные  рецензии на  бездарные книги,  сам холуйствует  перед
ведущими      писателями,       опубликовал       несколько       бесцветных
литературно-критических  статеек  и  стал  за  это  членом  Союза писателей.
Федорова  читает удручающе  серые  и  скучные  лекции  от  своего  общества,
зарабатывает большие деньги  и дает возможность подработать знакомым, меняет
любовников чуть ли не каждый месяц.
     При всем  при том многие из такого рода интеллектуалов воображают  себя
критиками  и  жертвами  режима.  Где-то  и  как-то  в  своих   сочинениях  и
выступлениях  они  показывают  кукиш  в  кармане.  Им  кажется,  что  они  -
мужественные борцы против язв  советского общества. В отличие от диссидентов
они якобы не лезут на рожон, якобы действуют разумно и думают о будущем. Они
чувствуют себя жертвами, поскольку то, что им удается урвать от общества, не
соответствует их мнению о себе  и их аппетитам. Недавно в комбинате появился
новый сотрудник Сергей Миронов. Он назвал эту категорию интеллектуалов якобы
расстрелянными. Они хотят иметь все  блага общества и ничем не рисковать, но
слыть при  этом отважными  борцами за  прогресс,  против  несправедливостей,
против тирании  и  т.п.  Эти люди органически  чужды  Чернову. Но где  взять
других?
     Сначала болтали  о  всяких пустяках, острили,  рассказывали  анекдоты и
смешные служебные истории.
     - У  нас,  -  сказал Ложкин, -  решили  наладить производство труб  для
газопровода и утереть нос ФРГ, откуда эти трубы до сих пор ввозились. Все до
мельчайших  деталей скопировали  у немцев. Но трубы все  равно лопаются.  Ни
одна не уцелевает. В чем дело?
     - В том, что эти трубы стали делать не для газа,  а для того, чтобы нос
утирать,  -  сказал  Горев.  - У  нас  с  той же целью скопировали  немецкие
инвалидные коляски.  Тоже  ломаются сразу  же. Но их  по крайней мере  можно
разобрать на части и продавать на черном рынке.
     - Меня такие истории не удивляют,  - сказал Смирнов. - Мы на самом деле
не  живем,  а   лишь  имитируем  жизнь.  Все  наше  общество  есть  имитация
цивилизации.  Имитация труб для  газопровода.  Имитация  инвалидных колясок.
Имитация  литературы. Имитация вина. Имитация государственных мужей. И мы  с
вами лишь имитируем сделанное и сказанное другими.
     -  Не   могу  согласиться,  -  сказала  Федорова.  -  Мы  делаем  много
оригинального.  Только мы не  умеем использовать это как  следует  и убедить
других в нашей оригинальности. Наш социальный строй не есть имитация других.
     - И гулаг тоже.
     - Это прошлое.
     - Не тоскуй, оно еще возвратится.
     - Видали, какая охрана у Портянкина, -  перевел разговор на другую тему
Белов. - У президента США  нет такой.  А  ведь должно было бы быть  наоборот
покушения на президента суть обычное дело, а на наших руководителей никто не
покушается. От них даже мух отгоняют.
     - Охрана у нас  имеет скорее престижное значение, чем охранное, сказала
Федорова.
     - Я  бы не сказал  этого, - возразил Смирнов. - Если  охрану  ослабить,
сразу  начнутся  покушения  и на  наших  вождей.  Психов  и  у  нас хватает.
Вспомните лейтенанта Ильина!
     - Но он же в космонавта стрелял, - сказала приятельница Сидорова.
     - Он хотел стрелять в Брежнева, - сказал Ложкин. - По его сведениям это
должна была быть  машина Брежнева. Но  брежневская машина в последний момент
изменила маршрут и въехала в Кремль в другие ворота.
     - Откуда у Ильина были сведения о порядке следования машин?
     - Почему Брежнев поехал в другие ворота?
     - Как Ильин попал в Кремль, да еще близко от того места, где должен был
вылезать из машины Брежнев?
     - Странно, что не было покушения на Хрущева, - сказала жена Белова. - А
ведь он шлялся по белу свету почти без охраны. И попасть в него из пистолета
было легко, он же такой толстый был.
     -  Он хотя и толстый  был, зато подвижный, - сказала Федорова. - Он все
время суетился, менял положение в пространстве.
     - А на Брежнева было на самом деле два покушения, - сказал Ложкин. - Об
одном вы знаете. Оно было скорее неудачной проделкой самого Брежнева и  КГБ.
Так  что  его  и  за  покушение-то считать  не стоит.  Но  вот  второе  было
настоящее, причем - особенное. Рассказать?
     - Если уж начали врать, так пойдем до конца! Давай!
     -  Сколько  в  нашем  столетии  было   покушений,   которые   считались
покушениями века! Но совершалось новое  покушение,  и прежние покушения века
теряли свой  статус. А почему? Да потому что  все они  были с изъяном, в них
всегда чего-то не хватало. Убийство эрцгерцога Фердинанда имело последствием
первую  мировую  войну,  зато  личность  убитого  была ничтожной.  В  случае
покушения  на  Ленина  личность-  была огромной,  зато  последствий никаких.
Убийство Кеннеди.  И  личность  не  очень большого масштаба,  и  последствия
ничтожные.  Короче говоря, все  покушения, имевшие  место  в прошлом,  можно
квалифицировать  от силы  как покушения года, месяца или недели, но никак не
века. К тому  же все они не внесли ничего принципиально нового как в теорию,
так  и  в  практику покушений.  Но все  же  в наше  время  имело  место одно
покушение,  которое  по  всем   параметрам  могло  бы  считаться  не  только
покушением века,  но  даже  тысячелетия.  Могло бы,  если  бы  стало  широко
известно и если  бы  в мире существовала  справедливая  оценка  масштабности
событий. Оно  связано  с  именем  Брежнева.  Этому  эпохальному ничтожеству,
вообразившему  себя самой  значительной личностью на  планете, захотелось  в
своей биографии  иметь  свое  покушение  века.  У  Ленина было  покушение. В
американских  президентов  стреляют.  А  чем он  хуже  их?! Орденов  у  него
побольше, чем у всех у них вместе взятых.  Пора и ему стать объектом мировой
сенсации. Но так, чтобы безопасно для жизни. Чтобы мир содрогнулся от ужаса,
чтобы  это стало  покушением тысячелетия. Но чтобы даже  волос не пал с  его
головы.
     Задумались  брежневские холуи над этой эпохальной  проблемой.  И  нашли
таки гениальное решение:
     Организовать покушение, но так, как  будто бы  никакого  покушения и не
было совсем. И  с этого момента . началась новая эпоха в "истории покушений:
они  превратились  в  оздоровительные  меры,  имеющие целью  продление жизни
личностей,  предназначенных  для  покушений.  Особенность  этого   покушения
тысячелетия состояла в том, что оно было покушением не на жизнь, а на смерть
исторической  личности.  Любой  ценой  сохранить и  продлить  жизнь  объекту
покушения, наказать  его  не  смертью,  а  жизнью, чтобы  он  стал  всеобщим
посмешищем, - что может сравниться с такой карой?!
     После  рассказа  Ложкина  опять  началась  оргия  злословия  по  адресу
Брежнева. Кто-то сказал,  что после смерти  Брежнева  с него  сдерут шкуру и
набьют ее  опилками, и это чучело будет продолжать управлять страной, причем
-лучше, чем живой Брежнев.
     - А может быть это хорошо, что у нас такие чучела выбираются на вершины
власти, - сказала Федорова, когда запас шуток иссяк. - Если  к власти придет
молодой  и не в  меру  инициативный руководитель, нам  тогда совсем житья не
будет.
     - Это  маловероятно, - сказал Петров. - Если они там на верху проглядят
такого ловкача и допустят его до власти, они же первыми станут его жертвами.
Они же понимают это.
     - Понимают, - сказал Белов. -- Да не все в их власти. Сталина ведь тоже
не хотели допустить, а он все-таки всех обвел вокруг пальца.
     - Вот умрет Брежнев, придет со временем к власти  новый сталинообразный
вождь,  и  люди будут вспоминать  брежневские  годы  как  золотой  век нашей
истории.
     - Пусть будет  хуже, лишь бы этот золотой век  проходил быстрее, сказал
Ножкин.

Дело
     На  городском совещании  под каким-то мудреным названием, но фактически
посвященном  борьбе   с   диссидентами  от  обкома   партии   присутствовала
Маоцзедунька.  Когда  в  обкоме  решали,  кого  послать  на  это  совещание,
секретарь по идеологии, видевший  в Маоцзедуньке  конкурента на пост первого
секретаря,  сказал,  что  Елкина,  насколько ему известно, является  крупным
специалистом  по  свиньям, а  не  по  вопросам  идеологии.  Петр  Степанович
Сусликов  соизволил по сему  поводу  слегка пошутить, сказав,  что  не видит
большой  разницы  между  диссидентами  и  теми  существами, специалистом  по
которым является Евдокия  Тимофеевна.  На совещании Маоцзедунька выступила с
речью, смысл которой свелся к  следующему: все диссиденты  суть наймиты ЦРУ,
давить их, гадов, надо! Речь напечатали в Партградской  правде с фотографией
Маоцзедуньки  на  трибуне,  с поднятой  рукой и с  широко  развестой пастью.
Чернов  прикрепил  фотографию  на   стену   и  целый  вечер   Плевал  в  нее
пережеванными кусочками бумаги. В  конце  концов он научился с расстояния  в
три метра попадать точно в  центр физиономии  Маоцзедуньки.  Как все было бы
упрощено, если бы он мог выплевывать гранату метров на десять хотя бы!
     Отпуск Чернов решил посвятить своему Делу. Он  поехал в Красноармейский
район,  где он  родился и вырос и где Маоцзедунька начала свою блистательную
карьеру. Переговорил с  десятками людей, знавших ее, и записал их показания.
Под  видом  писателя,  собирающегося  писать книгу  о  Маоцзедуньке, посетил
райкомы  комсомола  и   партии,  где  ему  позволили  заглянуть  в  архивные
документы.  У  него  стала  вырисовываться  более  или  менее  ясная картина
жизнедеятельности Маоцзедуньки.

Маоцзедунька
     Природа не наделила Дуньку  Елкину никакими  не то  что выдающимися, но
даже  средними  интеллектуальными  и  творческими  способностями.  Зато  она
наделила  ее смазливой физиономией и  выдающимися  женскими формами, которые
развились  у  нее уже к  четырнадцати  годам и сводили с  ума всех окрестных
ребяти мужиков. Завистливые  подружки говорили  ей, что с такой мордашкой  и
такой  задницей, как у нее, о будущем бесп