нспорт,  еда,  оружие,  документы).  Наконец,  около двух  тысяч
легальных  симпатизантов  - сочувствующих и  добровольных помощников. Плюс к
тому, в  стране  есть  большое число граждан, которые  помогают  террористам
как-то  косвенно  или  просто так,  из негативного отношения  к существующим
порядкам. У нас в России такое невозможно.
     -  Терроризм играет все-таки и  положительную  роль, - сказал  сосед по
столу. - Знаете, как-то  приятно осознавать,  что высшие персоны трясутся за
свою шкуру и делают  в штаны даже при звуке вытаскиваемой из бутылки пробки,
думая, что это - выстрел из пистолета, направленный в их бесценную персону.
     - В наших условиях терроризм  бессмысленен и бесперспективен. Не то что
на Западе. Посудите сами!
     В странах Запада террористические акты  {теракты) суть явления довольно
частые,  можно  сказать  повседневные.  В  коммунистических же  странах  они
исключительно редки. Есть множество причин, объясняющих это различие.  Среди
них  существенную  роль играет изобилие оружия в частном владении  в странах
Запада и  почти полное  отсутствие  этого  в  странах  коммунизма.  Легкость
передвижения  людей по миру на  Западе и трудность  у нас. Мы  прикреплены к
месту жительства и работы. Мы не можем долго жить без работы - запрещено, да
и  кормиться не на что. Лица, на которые желательны  покушения, у нас  лучше
охраняются, чем на Западе. Аналогично обстоит дело с объектами. В президента
США  может выстрелить любой дилетант в  деле террора. А у нас на  высших лиц
даже  муха  не  смеет  сесть  без  ведома  КГБ.  На Западе террористы  почти
беспрепятственно взрывают посольства, отели, правительственные учреждения. Я
не  удивлюсь, если там  однажды взорвут Эйфелеву башню или статую Свободы. У
нас  же  самое большее, что  можно сделать в этом духе, это поджечь мусорную
урну  в километре  от важного объекта. Ближе  не удастся.  А если дальше, то
никто  не  подумает,  что  это  -  теракт.  У  нас   занимаются  не  столько
расследованием уже  совершенных  терактов, сколько предупреждением  таковых.
Превращение профилактики терактов в основу деятельности антитеррористических
органов власти означало  превращение этого аспекта человеческой активности в
прерогативу   центральной  власти.  На   Западе   каждый  теракт  становится
сенсацией. Достаточно  позвонить  в какую-нибудь газету,  как весь мир скоро
будет знать,  что  это  -  дело твоих  рук.  О  нем  долго  помнят.  К  нему
возвращаются снова и  снова по всякому  поводу. У  нас же  попытки  терактов
скрываются. Если  что-то становится  известным,  то в  умышленно  искаженной
форме,  обычно  -  как  действия  психически больных  или  моральных уродов.
Попытки терактов  не  производят у нас  того  возбуждения умов  и чувств, на
какие они бывают рассчитаны, и скоро забываются.
     - Но, несмотря на это, теракты у нас время  от времени готовятся и даже
совершаются. Их не предают гласности, и потому создается ложное впечатление,
будто их нет совсем.
     - Насколько мне известно, органы не столько разоблачали реальные случаи
подготовки  терактов,  сколько  выдумывали   их.  Самым  надежным  средством
предотвращения  реальных  покушений на Сталина  была  фабрикация  фиктивных.
Однажды  Берия  доложил  Сталину, что готовится  реальное  покушение на  его
жизнь, и Сталин якобы сказал  на  это, что еще одно такое покушение, и Берии
придется спасти  его, Сталина,  закрыв его от  пули террористов своим телом.
После  этого  Берия  стал  тщательно  скрывать  реальные  случаи  подготовки
покушений,  согласовывая со Сталиным  фиктивные. Была разработана хитроумная
система  Фиктивных покушений, причем -  с. привлечением  выдающихся  ученых.
Фиктивные покушения организовывались так, что в их сферу  наверняка попадали
потенциальные   реальные.  Последние  смешивались  с  фиктивными  так,   что
различить их практически было невозможно.
     Почему эти люди заговорили о терроризме, - думал Чернов. А что если они
интуитивно чувствуют, что именно  тут зарыта собака?! Террористов официально
осуждают, а  в  глубине души  питают  к  ним  уважение.  Кто  из моралистов,
осуждающих   терроризм,  бросит   упрек   немецкому  офицеру   Штауфенбергу,
совершившему покушение на Гитлера?! Если  бы какому-нибудь смельчаку удалось
бы убить Сталина, он стал бы одной из самых  высокочтимых личностей именно с
моральной   точки  зрения.   Пройдут   годы,  и  русский   лейтенант  Ильин,
предпринявший  попытку покушения  на Брежнева,  войдет в число  национальных
героев России.
     Конечно, на такой эффект, как на  Западе,  наши террористы рассчитывать
не могут. Но какой-то эффект все же должен быть. Ведь знаю же я о лейтенанте
Ильине!  И одного  того,  что  я  знаю о нем и восхищаюсь им, достаточно для
оправдания его поступка. А почему бы и мне не  сделать нечто подобное, чтобы
какой-то другой Чернов узнал об этом, восхитился  бы моим подвигом и захотел
последовать  моему  примеру?! Кто  знает, может быть это станет традицией, и
когда-нибудь  появится  Великий Чернов,  которому удастся  совершить Великое
Покушение.

Малов
     Каждые полгода Чернов являлся в психиатрическую больницу. Курировал его
Малов.  Малов был достаточно опытным психиатром, чтобы заметить  одержимость
Чернова какой-то  идеей фикс. Он догадывался о сути этой  идеи, но умышленно
уклонялся  от  провоцирования  Чернова на откровенность. Он считал, что  для
поддержания  психического состояния Чернова  в пределах  относительной нормы
какая-то  идея  такого  рода  необходима.  А  то,  что  эта  идея могла быть
криминальной, роли  не  играло: Малов был уверен в том, что дело ограничится
лишь сферой  воображения. Как бы далеко Чернов ни зашел в своих  намерениях,
он  является  достаточно  здравомыслящим  и умным человеком,  чтобы  вовремя
остановиться.  Поэтому в истории болезни  Чернова не  было зафиксировано  ни
малейшего  намека  на  какую-то психическую  ненормальность.  После  каждого
осмотра Чернова Малов писал заключение: Практически здоров.

Позиция здорового эгоизма
     После  того,  как Чернов и Миронов достаточно  сблизились, Миронов стал
высказываться с циничной откровенностью.
     - Моя позиция есть позиция здорового эгоизма, - говорил он.  - Для меня
главным является не характер общественного устройства  и не образ жизни масс
людей, а то, как живу и как устроен я сам в данном мне обществе.
     - А можно  ли  быть хорошо устроенным (в твоем смысле, конечно) в любом
обществе, т.е. независимо от образа жизни прочих людей? - спросил Чернов.
     - Вернемся  к твоему вопросу после  того, как я опишу мой  идеал личной
устроенности. Итак,  что входит в  мой идеал здорового эгоизма? Прежде всего
то, что я физически вполне здоров.
     - А если нет?
     - Я говорю об идеале.  Если ты не здоров, значит тебе не повезло. Но  в
принципе медицина  должна заранее, уже  в эмбриональном  состоянии  человека
установить, будет он здоровым или нет.
     - Что делать с теми, кто уже в зародыше нездоров?
     - Это жестоко с какой-то точки зрения, но таких людей нельзя допускать.
     -  Согласен. Но тут  есть одно  но:  сейчас миллионы таких, может  быть
большинство.
     -  Я  говорю об  идеале, не  отвлекайся  в сторону. Я о  себе говорю. Я
физически абсолютно здоров, и это меня устраивает.
     - Но болезни все-таки бывают?
     - Бывают. Но есть медицина, больницы, врачи.
     - А ты знаешь, что это такое для простых смертных?
     - Нет. Я пользуюсь  привилегированной больницей  отца. Мой идеал с этой
точки зрения удовлетворен. Итак, я здоров. Занимаюсь  спортом. Плаваю. Играю
в теннис. Катаюсь  на коньках и на лыжах. Такую возможность имеют не все. Но
я это имею.
     -  В Партградской правде был Фельетон о  состоянии спортивной работы  в
области...
     -  Я его читал.  Меня лично это  не  касается. Пойдем  дальше. Я вполне
устроен в бытовом отношении. У меня отдельная квартира, ты это знаешь.
     - Тебе ее устроил отец.
     - Верно. Но она у меня  есть. Кроме того, я считаю нормальным  то,  что
родители могут помочь детям устроиться в жизни. Почему это нужно исключать?
     -  Я не исключаю. Я  констатирую как  факт,  что  родители очень  редко
способны обеспечить детей отдельными квартирами.
     - Знаю  это  не хуже  тебя. У нас  в  области лишь пять процентов детей
могут  быть обеспечены  мало-мальски приличными  жилищными условиями за счет
родителей. А таких, как я, единицы. Итак, проблема жилья у меня  решена. И в
бытовом  отношении  я  устроен  неплохо. Ко мне  приходит  уборщица, которую
оплачивают родители. Мать приезжает регулярно и заполняет  мой холодильник и
шкаф продуктами, какие не купишь в магазинах.
     - Опять исключительное положение, привилегия.
     - Да.  Но  я  ее имею. И  включаю  это в идеал. Думаю,  что такой идеал
достижим для многих. На Западе...
     - Оставь Запад! Мы  договорились, что  к  типу  общества мы  вернемся в
конце.
     - Идет!  Итак,  я устроен в бытовом  отношении. Еда.  . Уборка.  Белье.
Одежда. Не скажу, что я живу в роскоши.  Но то, что я имею, меня устраивает.
Пусть это за счет родителей. Повторяю, я это имею.
     - Тебе это  дано изначально. У большинства на  достижение  этого идеала
уходит вся жизнь.
     - Верно. Но допустим, это достижимо сравнитель-
     но легко. Мы же все-таки ведем теоретический разговор!
     - Допустим.
     - Далее, у меня все обстоит идеально с женщинами. Я их имею в изобилии.
Отбиваться от них приходится.
     -  Еще  бы! Здоровый и  красивый парень. Приятный собеседник. Отдельная
квартира. Выпивка и закуска. Ну, а как быть с любовью? С семьей?
     - Никаких проблем!  И я влюблялся, причем - не раз.  И теперь время  от
времени бывает.  С  женщинами,  которые  мне  не  нравятся с какой-то  точки
зрения, я встречаюсь спорадически или не встречаюсь совсем. Что такое любовь
в  конце  концов?!  Это   дело  субъективное.  Моя  потребность  в  женщинах
удовлетворена. Захочу обзавестись семьей- могу выбрать женщину, которая меня
для этой цели устроит. И с этой  точки зрения мой идеал удовлетворен. Пойдем
дальше! Что еще?
     - Образование. Профессия. Работа.
     - Я получил хорошее образование. Может быть не лучшее. Но я не жалуюсь.
Владею двумя языками. Окончил такой факультет, какой хотел.
     - Был приличный факультет?
     -  Я бы не  сказал.  Но я занимался сам, независимо  от того,  чем  нас
пичкали. Имел книги из закрытого фонда в неограниченном количестве.
     - Опять привилегия.
     - Да. Но разве в идеале нельзя позволить всем студентам читать все, что
они хотят?!
     - Допустим, можно.
     - Профессию я выбрал такую, о какой мечтал еще в школе.
     - В газетах опять-таки писали...
     - Знаю! Более девяноста процентов детей выбирает профессию из того, что
для них практически возможно, а не в соответствии с внутренней потребностью.
А что такое внутренняя потребность? Я ведь профессионально изучал это. Когда
речь  идет  о миллионах  людей, проблема выбора  теряет  смысл как  проблема
индивидуальная. Меня моя профессия устраивает вполне. И работа тоже.
     - В каком смысле работа устраивает?
     - На исполнение служебных обязанностей уходит немного времени. Они меня
не  утомляют. Кроме того, я  веду  интересные для  меня  исследования. Делаю
доклады. Печатаю статейки. Скоро закончу диссертацию.
     - Знаю. Опять-таки исключение. Ты сумел занять особое положение. Другие
твои  коллеги жалуются,  что занимаются никому  не  нужной чепухой,  попусту
тратят время, годами не могут напечатать ни строчки.
     - Это их дело. Я здесь имею то, что хочу. И это меня устраивает.
     - Пока. Погоди, дойдет до более серьезных вещей...
     - Пусть, пока. Но в идеале я хочу, чтобы работа меня устраивала и чтобы
результаты ее становились известны окружающим.
     - И чтобы были оценены по достоинству?
     - Конечно.
     - А судьи кто?
     -  Это  другой вопрос. Пока мой идеал и тут осуществлен. Пойдем дальше.
Возьмем положение в коллективе...
     - Ага, коллектив! Но это уже тип общественного устройства!
     -  Согласен.  Скажем  иначе,  положение  среди  тех  людей, с  которыми
приходится сталкиваться по работе. Коллеги...
     - ...и начальство?
     - Да. У  меня хорошие отношения с коллегами и начальством. Пусть, пока.
Но в идеале я доволен и с этой точки зрения.
     - Зарплата.
     - Зарплата, конечно, мизерная. Но мне пока хватает.
     - Поскольку  она идет у тебя на  карманные расходы. Родители оплачивают
твои основные расходы.
     - То, что я имею,  мне хватает. Через пару лет защищу диссертацию. Меня
повысят в должности. Буду получать вдвое больше, чем сейчас. И, надеюсь, это
не предел.
     - Это все в идеале. А как будет на деле - вопрос.
     - Правильно, в  идеале. Далее -  внерабочее  время. В отпуск  я  езжу в
лучшие  места страны, отец достает мне  путевки. Но  я  это имею. Не стыжусь
этого. И не собираюсь отказываться  от такой привилегии. У меня много друзей
и знакомых, с которыми  могу  встречаться во внерабочее  время, обмениваться
мыслями, шутить, обсуждать интересующие меня проблемы.
     - Ты полностью удовлетворен?
     - Вот тут дела обстоят хуже. Я скажу тебе, чего мне не хватает, и что я
включил бы в мой идеал здорового эгоизма.
     - Автомашина?
     - Знаю. Опять-таки исключение. Ты сумел занять особое положение. Другие
твои коллеги  жалуются,  что  занимаются никому  не  нужной чепухой, попусту
тратят время, годами не могут напечатать ни строчки.
     - Это их дело. Я здесь имею то, что хочу. И это меня устраивает.
     - Пока. Погоди, дойдет до более серьезных вещей...
     - Пусть, пока. Но в идеале я хочу, чтобы работа меня устраивала и чтобы
результаты ее становились известны окружающим.
     - И чтобы были оценены по достоинству?
     - Конечно.
     - А судьи кто?
     - Это  другой  вопрос. Пока мой идеал и тут осуществлен. Пойдем дальше.
Возьмем положение в коллективе...
     - Ага, коллектив! Но это уже тип общественного устройства!
     -  Согласен. Скажем  иначе,  положение  среди  тех  людей,  с  которыми
приходится сталкиваться по работе. Коллеги...
     - ...и начальство?
     - Да. У меня  хорошие отношения с коллегами и начальством. Пусть, пока.
Но в идеале я доволен и с этой точки зрения.
     - Зарплата.
     - Зарплата, конечно, мизерная. Но мне пока хватает.
     - Поскольку она идет  у тебя на карманные расходы.  Родители оплачивают
твои основные расходы.  - То, что я имею, мне хватает. Через пару лет защищу
диссертацию.  Меня  повысят  в  должности. Буду  получать  вдвое больше, чем
сейчас. И, надеюсь, это не предел.
     - Это все в идеале. А как будет на деле - вопрос.
     - Правильно,  в  идеале. Далее -  внерабочее время. В  отпуск  я езжу в
лучшие  места страны,  отец  достает мне путевки. Но  я это имею. Не стыжусь
этого. И не собираюсь отказываться от такой  привилегии. У меня много друзей
и знакомых, с которыми  могу  встречаться во внерабочее  время, обмениваться
мыслями, шутить, обсуждать интересующие меня проблемы.
     - Ты полностью удовлетворен?
     - Вот тут дела обстоят хуже. Я скажу тебе, чего мне не хватает, и что я
включил бы в мой идеал здорового эгоизма.
     - Автомашина?
     -  Да. Сейчас  многие имеют  автомашины.  Отец обещал  подарить ко  дню
рождения. Конечно,  машина  нужна.  Гараж нужен, а то украдут  или  испортят
хулиганы. С обслуживанием будут  проблемы.  Но в  принципе это разрешимо. Не
это главное. Я бы хотел регулярно  ходить в  первоклассные музеи  и смотреть
картины лучших художников мира.
     - В  Партграде  это исключено. Нужно  в Москву,  а  еще лучше на  Запад
ездить.
     -  Угадал.  Я  бы   хотел  свободно  ездить  на  Запад  и  наслаждаться
достижениями мировой культуры. Хочу ходить в хорошие театры. Балет. Концерты
классической музыки.  Лучшие  музыканты мира. И чтобы при' этом мужчины были
одеты в  смокинги, дамы - в вечерние платья.  Драгоценности. Хочу  в хороших
ресторанах  побывать.  Вернее,  ходить  туда,   когда  мне  хочется.   Чтобы
обслуживание было первоклассное. Опять-таки компания приятная. Хорошо одетые
и красивые женщины.  Съездить на  знаменитые мировые курорты. Встречаться со
знаменитыми людьми.
     - Одним словом, чтобы была доступна  жизнь, какую ведут или могут вести
представители богатых  слоев, аристократии и преуспевающей богемы на Западе.
Так что ли?
     -  Хотя бы так.' Живем-то  один  раз. Видишь ли  какое  дело,  мы... по
крайней  мере,  такие,  как  я...  мы получаем  хорошее  образование,  имеем
информацию о том,  как живут люди  в мире... Через кино, книги, разговоры...
Нам   известны   все   соблазны  современной   цивилизации.  А   возможности
пользоваться этими благами у нас минимальные, если они вообще существуют.
     - Одним словом,  ты хотел бы дополнить те привилегии, которые ты имеешь
и хочешь  иметь  как  представитель наших  высших слоев, теми  привилегиями,
какие  имеют высшие слои на Западе. Это  -  не просто индивидуальная позиция
здорового эгоизма. Это-позиция привилегированных классов нашего общества.
     -  Ты думаешь, наши привилегированные личности жаждут ходить по музеям,
на концерты и выставки?
     - А  ты думаешь, что ты будешь  ночевать в Лувре,  Колизее,  Ла Скала и
прочих очагах культуры? Сомневаюсь. Сходишь пару раз, а там... Люди говорят,
что наши  образованные эмигранты,  дипломаты,  деятели  культуры  и  туристы
совсем  не бывают в музеях  и театрах или бывают в порядке исключения.  А та
роскошная жизнь, какую ты тут описал, подвергается жестокой критике честными
писателями  и  мыслителями Запада.  Остается одно: то,  о  чем  мечтает наше
привилегированное быдло.
     - Но в этом быдле можно стать исключением.
     - Не много же остается от твоего идеала  здорового эгоизма. Кроме того,
надо учесть то, что ты  отсек с самого начала. Допустим, ты имеешь  западный
комфорт,  доступный миллионерам.  Но ведь для твоего идеала надо  еще  иметь
всех  тех людей,  с которыми тебе приятно проводить  время, которые способны
оценить  результаты  твоей  деятельности   и   по  крайней  мере  не  мешать
удовлетворить  твои  амбиции.  А  это  -  общество,  в  котором  ты  живешь.
Посмотрим, как  будет обстоять дело с твоими идеалами, когда возрастут  твои
претензии насчет исследований и  их результаты,  когда уйдет  на пенсию  или
умрет твой отец, и ты проживешь наследство, когда...
     - Тогда изменится образ жизни, но не идеалы.
     -  Ты  профессиональный социолог, а говоришь чушь.  Ты  же знаешь,  как
формируются идеалы  и какое место  они  занимают  в сознании человека.  Твой
идеал здорового эгоизма  есть всего лишь  констатация тех преимуществ, какие
ты имеешь в  качестве  члена нашего общества  сравнительно с  другими,  плюс
желание иметь блага, о которых ты знаешь из кино и книжек и которые ты хотел
бы иметь без усилий и без связанных с этими благами минусов.
     - Послушай, где ты нахватался таких мыслей?
     -- Я ведь тоже  кое-что читаю. К тому же для таких  мыслей не надо быть
профессиональным социологом. Они очевидны.

Дома
     Разговор  с  Мироновым привел его  в мрачное  расположение  духа. Домой
пришел  поздно. Не стал  будить  мать и лег, не  раздеваясь. Не спалось.  Он
уставился  в  потолок  с разводами грязи  и Осыпающейся  штукатуркой.  Рыжий
ветхий  абажур,  приобретенный  матерью  еще тогда,  когда он  был ребенком.
Перевел взгляд на мебель.  Разваливающийся  шкаф для одежды. Полки для книг,
сколоченные  из  неструганых  досок. Железная кровать  с пружинным матрацем.
Пружины  разреГулировались  и выпирали  буграми. Покосившийся  венский стул,
сделанный  бог  весть  когда, возможно - еще до революции.  Приобретенный на
свалке стол.
     Взгляд скользнул по книгам.  Вот книг у него много. Книги на полках, на
шкафу, на столе,  под столом, под кроватью.  И книги хорошие. Он  собирал их
всю жизнь.  Стоял  в очередях за ними  в магазинах.  Приобретал втри