ь с
ней произошло  то,  что  произошло в Москве с Ельциным, которому  не удалось
стать  первым, а именно  -  она  ударилась  в  ту  самую  крайность, в какую
ударился Ельцин  в  Москве.  Она  стала  шляться по  магазинам  и  призывать
стоявших  в  очередях  граждан  взять  дело  перестройки  в  свои  руки.  Ее
популярность стала  расти не по дням, а по часам.  Она  вкусила яда славы. В
ней пробудилась страсть к власти более высокого качества, чем та, какую  она
имела, -  к власти повелителя  и, вместе  с  тем, избранника народа.  Кругов
перестал  спать ночами,  дрожа  от страха,  что  эта  жирная, обнаглевшая от
дурости  свинья  скинет его  и  займет его место.  Начальник управления  КГБ
Горбань не  раз намекал Крутову,  что с  этой взбесившейся сукой надо что-то
делать, иначе она подведет всех под монастырь.  Лишь  замечание  Горбачева в
какой-то речи о необходимости бороться против двух  крайностей,  т.е. против
консерватизма и авантюризма, несколько охладило пыл Маоцзедуньки.
     Видя  такое   превращение   Маоцзедуньки   из   партийного   работника,
характерного  для брежневского  периода, в  активного перестройщика,  Чернов
начал сбор материалов об ее деятельности  в этой новой роли. Упомянутая выше
статья  в  Партградской  правде,  подписанная  Маоцзедунькой,  стала  первым
документом в третьем томе Дела.

Белов
     Некоторые представители культурной  фронды искренне попались на  удочку
горбачевской политики. В их числе оказался Белов.
     - Горбачев делает то, к чему стремились все критики режима, диссиденты,
либералы и вообще порядочные люди, - говорил Белов. - Это большая удача, что
во главе власти оказался наш  человек, можно сказать - диссидент. Уникальный
случай  в  истории!  Мы  должны  всячески  его  поддерживать.  Ему  нелегко.
Консерваторы еще держат  власть во всех  звеньях и на всех  уровнях  системы
власти. Ты только взгляни, какие он дела начал заворачивать!...
     - Какие дела?! - говорил Чернов. - Война с пьянством,  с бюрократией, с
коррупцией?  А когда этого не было?! Освобождение  диссидентов? А что от них
осталось после  того,  как  их  разгромили те же  Горбачевы?!  Экономические
реформы?  А  кто  их  не  пытался   осуществить?!  Если  хочешь  сохраниться
порядочным человеком, поступай всегда с точностью до наоборот по отношению к
тому, как поступают наши власти.
     - Выходит,  власти никогда не совершают приличных действий?  Не  могу с
этим  согласиться.  Не  будешь  же  ты  отрицать,  что  намерения  Горбачева
заслуживают всяческой поддержки?!
     -  Буду,  причем  - самым решительным  образом. Надо различать слова  и
дела. Надо  различать намерения и их  реализацию. Давай,  проанализируем все
прекрасные слова и благородные намерения Горбачева с точки зрения реальности
этих слов и намерений...
     - Но он же не виноват в этом.
     - Не будь  таким наивным!  Откуда он взялся на  высотах власти? С Марса
прилетел?  Он  уже  в  сталинские  годы  стал  комсомольским  активистом.  В
хрущевские  и  брежневские  годы  был  партийным  функционером, стал  первым
секретарем  Ставропольского   краевого  комитета  партии,  затем  работал  в
аппарате  ЦК.  Между  прочим, заведовал сельским  хозяйством. Руководимый им
край  и  сельское  хозяйство  при  нем пришли в упадок. Не  будь  он  ловким
партийным ловкачом, он не сделал бы такую карьеру.
     - Но он все-таки лучше Брежнева.
     -  Не лучше  и не  хуже.  Другое время - другая поза. И  чем  лучше  он
выглядит в своих речах и жестах, тем
     опаснее он. Погоди немного, и ты сам увидишь, к чему она ведет.

Интеллигенция
     Хотя  с  едой  и выпивкой  стало  много  хуже,  чем раньше,  собираться
компаниями стали чаше.  Причем, в любых  сборищах одновременно с выдвижением
высоких идей и планов осмеивали любые идеи, любые планы, любые события.
     - Горбачев опять требует особых полномочий.
     - У него же с самого начала  были неограниченные полномочия. Зачем  ему
новые, если он и старые-то не может пустить в ход.
     - Не удивлюсь, если он потребует полномочий императора. Будет Горбалеон
Первый!
     -  Бери выше: фараона.  Представляете:  будет  Фараон  Советского Союза
Горбахотеп Первый.
     - Точнее, Антисоветского Антисоюза.
     - Слыхали: опять новая реформа!
     - Какая еще?
     - Штаны решено надевать через голову.
     - Скоро наша страна распадется на тысячу суверенных государств.
     - И при поездке из одной области в другую виза потребуется.
     - И обмен валюты.
     - Это не проблема. Валюта будет конвертируемой. По одну сторону границы
бросаешь в помойку  валюту  данной области, а по другую сторону вытаскиваешь
из помойки валюту другой области. Валюта - это то, что валяется.
     - Сколько у Горбачева советников? Сто? Больше? Зачем ему столько?
     -  Умный  правитель имеет  одного  умного советника, а  глупый  - сотню
глупых. Он думает, что из сотни дураков можно сложить одного умника.
     -  Не  впадайте  в  панику,  друзья. Коммунизм  у нас кучка сталинистов
построила настолько прочно, что  теперь общими усилиями  всего населения его
не удастся развалить до конца. ,
     - Отношение тут  противоположно  этому:  строили коммунизм  миллионы, а
разваливает  его  разыгравшаяся  кучка  маньяков,  честолюбцев,  шарлатанов.
Боюсь, что они добьются своего.
     - Ты предлагаешь приватизировать сельское хозяйство. Покажи пример! Для
себя-то ты хочешь сохранить коммунизм с твердой зарплатой.
     - Так я не крестьянин, а ученый.
     - Не могу понять, почему такие дураки и бездари имеют мировой успех.
     -  Кумиром дураков  и  бездарей  могут быть  лишь  выдающиеся  дураки и
бездари.
     - У  нас хотят все проблемы решить  волюнтаристски,  т.е.  в  приказном
порядке,  не принимая во  внимание объективные возможности и фактор времени,
причем
     -  решить раз  и  навсегда.  Это  в принципе невозможно. Можно задурить
головы людям, но нельзя обмануть законы истории.
     - -  Наши демагоги могут  обмануть кого  угодно, даже твои  объективные
законы.
     Вот  в таком  духе шел часами  на  первый  взгляд  бессмысленный  треп.
Причем,  определить, к какому направлению  принадлежали говорящие, по  тому,
что  они говорили,  было  невозможно.  И  они  сами сначала  не знали этого.
Профессор  Петров,  например,  был  любителем  и  коллекционером  анекдотов,
включая анекдоты про  Горбачева. Он для них  завел новую тетрадь. А писатель
Смирнов собирал скабрезные сплетни про Маоцзедуньку, намереваясь со временем
написать о ней разоблачительный роман.
     Представителей всех течений партградской интеллигенции объединяло одно:
полное неверие  в то,  что горбачевские реформы принесут  тот результат,  на
какой  они были рассчитаны, стремление урвать для себя максимум возможного в
удобной ситуации или как-то сохранить то, что уже сумели приобрести.
     Слушая такую  болтовню, Чернов  поражался тому,  что в его окружении не
было ни одного фанатика коммунистических идей, готового с потерями для  себя
сражаться за эти идеи.  Люди думали только  о себе,  о своем благополучии, о
возможности как-то  вылезти  на сцену истории,  привлечь  к  себе  внимание,
наговорить  как  можно  больше смелой чепухи. Неужели  так было всегда? Нет!
Были  же  декабристы. Были Радищев и  Чернышевский Были  народовольцы!  Были
большевики! 1

Раскол интеллигенции
     Партградская интеллигенция пережила сложную эволюцию, прежде чем в  ней
появились   какие-то   более  или  менее   определенные   группы,   течения,
направления.    Сначала    большинство   встретило   политику    перестройки
настороженно,  скептически   и  со  страхом.  Когда  в  Москве  определилась
устойчивая   установка  на  новый  курс,  наиболее  ловкие  и  беспринципные
партградские  интеллектуалы,  отталкивая  друг друга,  наперегонки  ринулись
догонять  московских   собратьев.  Произошел  раскол   на  перестройщиков  и
консерваторов, в число которых вошли и нейтрально настроенные: перестройщики
мыслили  по принципу:  Кто не с  нами,  тотпротив нас.  Потом  перестройщики
разделились на умеренных  (горбачевцев) и радикальных  (ельцинцев). Радикалы
разделились  на  деструктивных  и  конструктивных. Умеренные  раскололись на
сторонников  компромисса   с   консерваторами  и   упорных   перестройщиков.
Консерваторы,  в  свою  очередь,  разделились  на  противников  перестройки,
нейтралов   и   симпатизантов.   Противники   перестройки   разделились   на
брежневистов, сталинистов  и  неокоммунистов.  Симпатизанты  перемешались  с
конструктивными радикалами. Потом началась такая мешанина,  что позицию того
или иного интеллектуала определить можно было только на короткий  срок, да и
то  без полной  уверенности в том,  что он одновременно не  стоит на позиции
противоположной.
     Посторонние наблюдатели делили партградских интеллигентов на три группы
- нейтралов,  радикалов и горбачевцев.  Радикалов  стали  считать подлинными
перестройщиками, а  горбачевцев скрытыми  консерваторами. Позиция  нейтралов
выражалась формулой:
     нам на всю эту реформаторскую суету наплевать, все  равно из нее ничего
хорошего  не выйдет. Позиция радикалов выражалась формулой: если ломать, так
уж до конца, чем больше сломаем, тем лучше.  Позиция горбачевцев  выражалась
формулой: поддерживать  политику Горбачева, так как  для  нас  любое  другое
руководство было бы хуже. У нейтралов никаких лидеров не было,  поскольку не
было никаких планов преобразований. У радикалов было много  лидеров, так как
было  много разнообразных  планов  преобразований.  Среди них особенно  стал
выделяться писатель Смир-
     нов. Он срочно  опубликовал  разоблачительный роман,  который он  якобы
сочинил еще в брежневские годы, но который  якобы  был тогда запрещен, вышел
из  КПСС,  вступил  в  Демократическую  партию,  стал  одним из  ее вождей и
ближайшим   советником   Маоцзедуньки.   Гор-бачевцам  никакие   лидеры   не
требовались,  что  роднило  их  с   нейтралами,  поскольку  все  официальные
проводники  горбачевской  политики  и были их лидерами,  что  роднило  их  с
радикалами.

Перестроенное собрание
     Во всех учреждениях и предприятиях  города прошли собрания - партийные,
комсомольские   и  общие.   Самые   ловкие  и  беспринципные   карьеристы  и
конъюнктурщики стали вдруг реформаторами, начали обличать язвы брежневизма и
сталинизма,  выявлять  консерваторов  и  бюрократов.  Жертвы  выбирались  со
знанием  дела и с  расчетом,  что  они не дадут сдачи  и не будут поддержаны
пассивной  массой сотрудников.  Но консерваторы,  бюрократы,  брежневисты  и
недобитые сталинисты, привыкшие  к покорности  перед  высшим начальством и к
покорности нижестоящих,  не  оказали никакого  сопротивления. Они восприняли
это как  новую установку  высшей  власти  и думали только об  одном:  как бы
уцелеть.  Одни из  них  просто поджали хвосты  и  затаились. Другие ринулись
вместе   с  перестройщиками   призывать   мыслить   по-новому   и   клеймить
консерваторов.
     Прошло  такое  собрание  и  в  Протезном комбинате имени маршала  С. М.
Буденного С докладом о перестройке  выступил сам директор. Он пересказал то,
что говорили высшие реформаторы и  писали центральные газеты, призвал (вслед
за  Горбачевым) мыслить по-новому, выразил уверенность в том,  что  здоровый
коллектив комбината сделает все от  него зависящее для ускоренного развития,
короче  говоря -  сказал все  то,  что  и  должен был  сказать  руководитель
предприятия  в  такого  рода ситуации,  дабы заслужить  одобрение еще  более
высоких руководителей и удержаться на посту. Но в конце речи директор сделал
промашку, -  решил показать, что  и он способен мыслить по-новому и  открыто
выразить свое  собственное  мнение.  Он  сказал, что к перестройке комбината
надо  подойти с учетом  его конкретных  особенностей,  а именно того, что он
прежде  всего  является исследовательским,  экспериментальным  и медицинским
учреждением, что  при  переводе его  на  самофинансирование  надо  учитывать
платежеспособность (а вернее неспособность) инвалидов и т.д.
     Директору аплодировали.  Но,  как  оказалось, преждевременно.  В  кругу
высших перестройщиков  области он  уже  был зачислен в консерваторы, которые
пихают  палки  в  колеса  прогресса.  Пронюхавший  каким-то  путем  об  этом
заведующий  отделом  ножных  протезов Гробовой  выступил с  резкой  критикой
директора.  Он  сказал,  что  директор  недооценивает  важности  и  сущности
перестройки и  фактически  саботирует ее,  маскируясь ссылками на конкретные
особенности комбината. На  самом деле  вся  технологическая  база  и деловая
организация комбината безнадежно устарели. Нужно  все радикально  обновлять,
чтобы   подняться  на  уровень  высших  мировых  достижений.  Одним  словом,
директора  и ряд других  замаскировавшихся консерваторов надо прогнать  и на
место  их выдвинуть молодых, инициативных и действительно по-новому мыслящих
работников. Хотя все понимали, что речь Гробового  была  чистой  демагогией,
все понимали также, что такой прохвост не стал бы так говорить на свой страх
и риск.  Он наверняка  где-то пронюхал новую установку насчет комбината  или
получил прямые инструкции.
     После  речи  Гробового  в зале  наступила  гробовая  (как потом  шутили
сотрудники) тишина.  Неожиданно для всех слово попросил  Горев. Он поддержал
мысль директора о том,  что  с перестройкой комбината торопиться не следует.
Комбинат  так или иначе выполняет свои функции. Торопливая перестройка может
просто разрушить  его. А ведь речь тут идет не просто  о  судьбе  нескольких
людей,  которых  решили  считать  консерваторами, а  о  судьбе многих  тысяч
инвалидов. Нельзя  ломать старое, не построив новое, которое лучше  старого.
Пусть сначала товарищ Гробовой создаст новое предприятие  на мировом уровне,
которое сделает излишним существующее  предприятие,  и тогда последнее можно
будет  ликвидировать  или  переделать.  Легко  перестраивать  на  словах.  А
практически  следование   призывам  товарища  Гробового  приведет  к  гибели
комбината.
     Горевуне  аплодировали.  Его  выступление  было  явно не  в  духе  идей
перестройки. Странно, что  именно он так выступил.  Ведь в годы брежневского
застоя именно  он больше всех пострадал, именно его изобретения не пустили в
производство.  Кто не пустил? Да  тот же  Гробовой, который раньше лизал зад
директору, глушил любое новаторство в своем отделе,  а теперь вдруг оказался
энтузиастом перестройки. Ловкий негодяй, ничего не скажешь!  А  что делать?!
Нельзя  же  поддерживать  Горева  и  директора, хотя  они  абсолютно  правы.
Неприятностей   не  оберешься.  С  работы  выгонят.   Так  думали  молчавшие
сотрудники.
     Опять  наступило  замешательство. И опять неожиданно для всех  выступил
заведующий отдела проблем моделирования Белов. Он сказал, что он не любитель
произносить  публичные  речи,  но   что  в  сложившейся   обстановке  начала
перестройки страны уклоняться от участия в дискуссии было бы преступно. Его,
откровенно говоря, удивило выступление товарища Горева. Он, Белов, не думал,
что  Горев  окажется  в  лагере  противников  перестройки.  Михаил Сергеевич
абсолютно прав, назвав перестройку  Второй  Великой  революцией.  Она  давно
назрела.  И теперь каждый  должен  для  себя  определить, по  какую  сторону
баррикад он окажется. Мы должны оставить в стороне свои личные пристрастия и
поступить  так, как  под  сказывает  гражданский долг. Всем  известно, что у
него,  у Белова,  всегда  были  дружеские отношения  с  товарищем Горевым  и
конфликтные (мягко говоря) - с товарищем Гробовым. Но он, Белов, несмотря на
это,  осуждает  выступление  Горева  и  всячески   приветствует  выступление
Гробового.
     Белову  аплодировали,  хотя   и  не  очень  охотно.  Во  всяком  случае
сотрудникам комбината  становилось ясно, откуда  и  куда  дует ветер, и  они
разворачивались  в нужном направлении. После выступления Белова  слова стали
просить  многие. Выступали в основном сотрудники, считавшиеся молодыми.  Все
они поддерживали идеи перестройки и критиковали застойный период. Выступил и
Миронов.  Он  сказал, что бессмысленно  спорить  на тему,  нужна перестройка
комбината или нет. Она просто неотвратима. Комбинат превратился в допотопное
предприятие.  Работать так дальше  нельзя.  Возьмите хотя бы  такой факт:  в
комбинате до  сих  пор нет ни  одного компьютера. Ни одного! На Западе  даже
детские игрушки делают  с компьютерами, а тут!...  Одним словом, комбинат не
может  и дальше работать  без современной западной  технологии.  В  наш  век
всеобщей  компьютеризации... И т.д. и т.п. В заключение речи Миронов сказал,
что  надо  исправить историческую нелепость,  а именно:  надо отказаться  от
имени маршала С.М. Буденного. Какое отношение  имеет этот  сталинский монстр
Буденный, который умел лишь шашкой махать, к комбинату?!...
     Призыв  Миронова  был  встречен  бурными  овациями.  Аплодировали  все,
включая обруганного  директора.  В  заключительном  слове  директор  признал
критику  в  свой  адрес  справедливой. Ему  тоже  аплодировали.  Единогласно
приняли резолюцию, осуждающую консерваторов и одобряющую перестройку.

Чернов
     Чернов в дискуссии и  кипении страстей участия не принимал. Он был не в
восторге от перестройки. Он чувствовал, что она несет что-то враждебное ему.
Уже  одно  то,   что   инициативу  захватывали  прохвосты  вроде  Гробового,
красноречиво  говорило о сущности ее. Но и защищать  то, что было в  прошлые
годы, защищать сложившийся в комбинате порядок, он  не мог никак. Он ему был
враждебен тем более. И выбирать меньшее зло из двух  зол ему не приходилось,
было  еще не известно, в какое зло перерастет  перестройка.  Жизнь проходила
мимо него, чуждая ему в любой ее форме.
     Выступление   Горева   его   удивило.  Сначала   оно   показалось   ему
действительно  защитой  консерваторов.  Но   Горев  не  тот  человек,  чтобы
примыкать  к  каким-то  консерваторам и  заискивать  перед  директором,  дни
которого,  очевидно, сочтены. Горев защищал на самом деле тех, кто мог стать
самой  уязвимой  жертвой перестройки, т.е. тех, кого обслуживал  комбинат, -
инвалидов.  С подъемом  комбината на высший  мировой уровень технологии  все
равно  ничего  не выйдет. Надо  свои, отечественные  изобретения и  открытия
внедрять  в производство. Они не хуже западных, а главное - они доступны нам
с  нашими  возможностями. Горев,  конечно, прав.  Но защищать его  позицию в
сложившихся условиях невозможно и бессмысленно. Начинается
     период всеобщего сумасшествия. Для позиции  здравого смысла в  нем  нет
места.
     Но Белов и Миронов! Эти- то зачем вылезли? Что, они не знают, кто такой
Гробовой?! Неужели  тоже поддались  общему сумасшествию  и тоже  захотели на
арене истории покривляться?! Или тоже почуяли, что тут наживой пахнет?
     Домой он добирался один. К Белову и Миронову подходить не хотелось. Они
теперь  ему  представлялись  самыми  заурядными  прохвостами.  К Гореву  ему
подходить было  стыдно.  Он чувствовал себя предателем, бросившим товарища в
беде. Вместе с тем, ему казалось, что Горев сам поставил его в  такое ложное
положение,  заставив  делать  выбор  из двух  позиций, которые  обе для него
неприемлемы.

Демократизация
     Горбачевское   руководство    вознамерилось    перестроить    советский
казарменно-бюрократический социализм в  демократический, гуманный социализм.
Слово коммунизм перестали употреблять - оно  стало почти что синонимом слова
фашизм и уж во всяком случае слова тоталитаризм. Этот процесс в горбачевской
прессе назвали демократизацией. В Партграде по этому поводу появилась шутка:
соотношение демократии и демократизации является таким же,  как  соотношение
канала и канализации.  На приоритет в изобретении  этой шутки претендуют  во
многих  других местах страны, в  Москве - в первую очередь. Но скорее  всего
это изобретение  было  сделано  одновременно  во  всех  районах страны.  Это
свидетель