Горбачева.   Затем  его
помощников вроде Яковлева, Шеварднадзе и прочих гадов.

Отщепенцы
     В  доперестроечные  годы получилось так, что Чернов  не  был  принят  в
качестве своего  в тех кругах партградского общества, представители которого
жили  благополучно,  делали  карьеру  и  добивались  жизненных успехов.  Они
чувствовали, что  Чернов чужой для них во всех отношениях -  по образованию,
по  ментальности,  по  жизненным  претензиям,  по  образу  жизни  и даже  по
физическим  данным. Казалось,  что с началом перестройки он  должен  был  бы
оказаться в  кругу людей, начавших добиваться успехов за счет новых условий.
Но  это  не  случилось. Он  и на сей раз  оказался  в  положении  отщепенца.
Постепенно  от него отошли  его ближайшие  друзья  - Белов и Миронов, быстро
приспособившиеся к  условиям перестройки и  начавшие извлекать из нее пользу
для себя. Не получилось и особой близости с Горевым, оказавшимся в оппозиции
к  перестройке. Было что-то такое,  что мешало их  сближению.  Это  что-то -
различные причины  неприятия  перестройки. Горев отвергал  ее  как настоящий
(идеальный) коммунист, Чернов - как человек, для которого был неприемлем как
коммунизм,  так  и  порожденный  им  антикоммунизм.  Начавшийся в  Партграде
расцвет  антикоммунизма  Чернов  воспринимал  как  проявление  все  того  же
коммунизма,   -    как   вскрытие   гнойника   коммунизма,   как   торжество
коммунистической помойки.
     - Начинается время, когда будет  решаться судьба нашей страны, - сказал
Горев, Чернову шедшему с ним после  работы  от комбината в город. - Нам надо
четко  определить  свою  позицию.  Преступно  в  такое  время  оставаться  в
положении постороннего наблюдателя.
     - А стоит ли  ломать голову над этим, - сказал Чернов.  - Нам все равно
не  позволят  остаться  в  стороне. Нас  все  равно вынудят  на определенное
поведение,  что бы мы сами ни предпринимали. Буду я выступать за перестройку
или против нее, меня все равно не примут в свои ряды ни те, ни другие. Тебя,
между прочим, тоже. . - Почему ты так думаешь? -
     - Потому  что мы суть отклонение от нормы как с точки зрения одних, так
и с точки зрения других. Мы - уроды,  но  не нормальные советские прохвосты,
способные  приспособиться  к новым условиям. К тому же  судьба  нашей страны
меня  не очень-то  волнует. Если  она рухнет, туда ей  и дорога. Значит, она
окажется нежизнеспособной. Страной- уродом, как и мы с тобой.
     - Ты слишком мрачно смотришь на жизнь.
     - А ты  стараешься  убедить себя и других в  том,  что ты - полноценный
гражданин  этого  общества.  Но общество- то неполноценное.  А  ты  в  своей
полноценности  заходишь  слишком  далеко,  дальше, чем  это позволяют  нормы
нашего  общества-урода.  Ты  тоже  поэтому  обречен,  как и я. Так  стоит ли
рыпаться?
     Такой разговор не приносил ясности и облегчения. Наоборот,  он усиливал
мрачное  ощущение огромного несчастья, надвигавшегося  на всех партградцев и
на них, на Чернова и Горева, в первую очередь.
     - Ходит слух, -  сказал Чернов на прощание, - будто ты  собираешься  из
партии выходить. Вроде бы Гробовой об этом говорил в партбюро.
     -  Этот  подонок  первым  побежит  из  партии,  как  только  это станет
выгодным. Нет, я останусь в партии хотя бы из духа противоречия. Если даже в
Москве объявят о роспуске КПСС, я буду ратовать за ее сохранение.
     - Ты такой фанатичный коммунист?
     - Нет. Я  вообще не коммунист в формальном смысле слова. Просто КПСС не
есть партия вообще. Это - нечто другое.
     - Что именно?
     -    Государственность.    Крах    КПСС    равносилен    краху    нашей
государственности, а  значит -  страны вообще.  К сожалению,  этого не могут
вслух признать даже наши  партийные руководители от  Горбачева до секретарей
первичных партийных организаций.


Второй день следствия Московская комиссия прибыла  в Царьград вечером
22  сентября. День  23  сентября  ушел на  ознакомление с материалами КГБ  и
психиатрической больницы. На следующий день  Рябов отсыпался до  обеда после
сильного   перепоя   в   гостях  у  Крутова.  Воробьев  вновь  отправился  в
психиатрическую больницу  с целью  узнать, стоит  ли  на  учете  в  больнице
молодой  человек,  о  котором  ему  сказал  Соколов.  Соколов  отправился  в
Управление  КГБ  с  целью  познакомиться с  результатами прочесывания города
сотрудниками КГБ и с донесениями осведомителей.
     Воробьеву  сразу же  сообщили, что  интересующий  его объект состоит на
учете в больнице уже с 1973 года, регулярно проходит здесь осмотр, находится
под  наблюдением врача Малова. В  истории  болезни Воробьев  не нашел ничего
особенного:  таких молодых людей  миллионы. Он  решил  поговорить с Маловым.
Последнего в больнице не оказалось, он  находился на бюллетене ,  т.е. был в
очередном запое. Пришлось ехать к нему домой.
     Малов  жил  в Новых Липках.  Дверь Воробьеву  открыл  старик  с иссиня-
фиолетовым  лицом  и  с  седыми  взлохмаченными волосами.  Воробьева это  не
удивило,  он   таких  на  своем  веку   перевидал  многие   сотни.  Воробьев
представился.  Малов  извинился   за  беспорядок  в  квартире,  очистил  для
Воробьева стул, сбросив с него на пол книги и одежду.
     - Если я не ошибаюсь, мы с Вами уже встречались, - сказал Воробьев.
     - Да, - ответил Малов. - В Москве. И в Казани. Я ^ Вас хорошо помню, Вы
почти не  изменились. Ну, а  меня трудно  узнать. Сами видите... Извините, я
покину Вас на минуту. Чайник поставлю. Больше мне  Вас нечем угостить.  Сами
понимаете, какое время.
     - Да Вы не беспокойтесь, я уже позавтракал в
     гостинице. Я Вас долго не задержу. Меня интересует один Ваш пациент.
     - А почему он Вас заинтересовал?
     - Буду с Вами откровенен. Я здесь нахожусь в связи с убийством Елкиной.
Органы государственной  безопасности, естественно,  обязаны рассмотреть все,
что  так  или иначе  связано  с нею. Несколько  лет назад  Ваш пациент начал
собирать досье на  Елкину. С ним провели по этому поводу беседу в Управлении
КГБ. Само собой разумеется, этот факт заинтересовал следователя  КГБ.  А мне
поручено познакомиться  с  этим  человеком с точки зрения  его  психического
состояния.
     - Ясно. Что Вам  сказать? Я знаю этого человека с тех пор, когда он еще
школьником был. Несчастный мальчик.
     - Почему несчастный?
     -  В  истории  болезни  не отмечено,  что  он  -  инвалид от  рождения.
Безрукий.
     - А почему это не отмечено?
     - Я  сделал это умышленно, чтобы не акцентировать  внимание  на это. Он
был одержим идеей  выглядеть так,  как  будто он полноценный  человек. Кроме
того, его  отец был репрессирован  в сталинские годы.  Умер  в  Атоме...  Вы
знаете, что это такое?
     - Представляю.
     -  Умер,  когда  мальчику  еще  не  было  и  года.  Его  растила  мать.
Героическая  женщина.  Только  в  России  возможны  такие.  Если бы от  меня
зависело, я бы ей памятник из чистого золота поставил.
     - Не надо из золота, украдут в первую же ночь.
     -Я фигурально выражаюсь. С медицинской точки зрения  мальчик психически
был вполне здоров. Только обладал одним неизлечимым недостатком.
     - Каким?
     - Он был гениально одаренным.
     - Почему же это недостаток?
     - В России вообще, в  нашей глуши  - в  особенности,  с  его физическим
дефектом быть гением от рождения есть большое несчастье.
     - В чем проявлялась его гениальность?
     - Прежде всего в математике. Математические способности суть показатель
интеллектуальных способностей вообще. Он был рожден интеллектуальным гением,
способным  к  выдающимся  открытиям  во  многих областях творчества. А жизнь
складывалась так,
     что  ему не  дали проявиться  ни в одном из них.  Вы же профессионал  в
таких делах. Вам наверняка встречались аналогичные случаи.
     - Конечно, встречались. Но обычно это были иллюзорные гении.
     - Но были и настоящие?
     -  Кто  знает?  О  том,  что  человек  является  гением, мы  узнаем  по
результатам его творчества.
     - Не только. Посредственные люди, каких подавляющее большинство, узнают
гения еще  до  того, как  он  начинает  предпринимать попытки проявиться.  И
делают  все от них зависящее,  чтобы  помешать этому.  Я интересовался  этой
проблемой. На  тысячу обычных. людей рождается один с гениальными задатками.
Но лишь один из тысячи прирожденных гениев пробивается.
     - Возможно, Вы правы. Вернемся к Вашему  пациенту. Замечали ли Вы в нем
интерес к социальным проблемам? Как он реагировал на факты несправедливости?
Что он  думал  о  диссидентах?  Был  ли  у него  интерес  к  террористам,  в
особенности - к нашим?
     - Кого Вы имеете в виду?
     - Лейтенанта Ильина, например.
     - Особого интереса к диссидентам и к террористам  я у него не  замечал.
Социальными проблемами он интересовался  не больше других. Скорее  наоборот,
он был склонен к индивидуализму, к замыканию в своем внутреннем мире.
     - А тот его интерес к Елкиной?
     - Я об этом узнал впервые только что от Вас. Не знаю, с какой целью  он
начал собирать досье  на  нее. Я сомневаюсь в том, что он мог продолжить это
дело. Он  человек порывистый, мятущийся.  По  моим  наблюдениям, он  живет в
основном в мыслях, в воображении. И зачем Вам нужно что-то знать о нем? Ведь
эту Елкину убили уголовники, это же точно установлено!
     - Чистая служебная рутина. Для отчета.
     - Ясно. Так может быть выпьете чаю?
     - Нет, спасибо. Я должен идти. Дела. Благодарю Вас за информацию.
     Соколов ознакомился  с теми материалами, какие собрали сотрудники КГБ и
осведомители.  Его внимание привлекло лишь то,  что касалось группы Народный
трибунал.  Но это лишь было достаточно серьезным, чтобы...  А вот что должно
следовать за этим
     чтобы, Соколов не торопился высказать отчетливо  даже  самому себе. Эти
молодые рабочие и бывшие солдаты стремятся к расправе с перестройщиками. Он,
Соколов,  в  глубине  души  на  их  стороне.  Действительно, пора остановить
перестройщиков,  фактически  ставших  предателями  интересов  страны,  пятой
колонной Запада. Будь он, Соколов, молодым,  как эти  народные судьи, он, по
всей вероятности,  сам присоединился бы к  ним. Но  его положение  обязывает
пресекать деятельность таких Народных трибуналов. Конечно, в их деятельности
больше слов, чем дела. Но ведь от слов  они могут перейти к делу. И стоит ли
им препятствовать  в  этом?!  Во всяком случае,  после убийства  Ёлкиной они
наверняка  поджали хвосты, попрятались  и  затаились,  дрожа от страха. Если
сейчас членов этого Народного трибунала задержать и  начать допрашивать, они
бог знает что наговорят  друг о друге. А если  это получит огласку в прессе,
то  на них обрушатся со всех сторон. Перестройщики от этого только выиграют.
В героях ходить  будут.  Нет,  тут  надо  проявить максимум  осторожности  и
благоразумия.
     Обдумав проблему  Народного трибунала, Соколов встретился с  Горбанем и
изложил ему свои соображения. Решили,  что вся информация об этой группе  не
имеет никакой доказательной силы. Это  все  суть лишь слухи, а народ  теперь
болтает  без  всякого удержу.  Соколов  намекнул Горбаню, что если его  люди
как-то причастны к этому Трибуналу, пусть затаятся.  Во  всяком случае, надо
принять меры к тому, чтобы слухи о Трибунале не выползли на страницы прессы,
и чтобы их не связывали с убийством Ёлкиной.
     В  три  часа  пополудни  в  Управление  пришел  Воробьев  и  доложил  о
результатах  своей  работы. Обедать  поехали к  Горбаню. Пробыли  у него  до
позднего  вечера. Позвонил  дежурный по Управлению. Сообщил, что сведения на
интересующий Соколова объект собраны, но самого объекта дома не оказалось, и
где  он сейчас  находится,  его мать  и  соседи по  дому  не знают.  Соколов
приказал завтра произвести в квартире объекта обыск, если он не объявится до
того времени, и принять меры к его розыску.
     --  Интуиция  мне  подсказывает, -  сказал  Соколов, - что  тут  что-то
кроется.
     -  Я  думаю,  что  это  направление  поисков  более  перспективно,  чем
мифический Трибунал, - прогово-
     рил Горбань.  - Кстати,  что  поделывает глава Вашей  комиссии  товарищ
Рябов?
     - Очевидно, обделывает какие-то свои делишки, - ответил Соколов. - Было
бы лучше, если бы он вообще не  совал нос  в дела, в которых  он не  смыслит
ничего.

Жить до-новому
     Протезный комбинат не приватизировали  по  той простой причине, что его
никто не захотел купить. Тогда по предложению Маоцзедуньки, ставшей яростной
поборницей   рыночной   экономики,   комбинат   превратили   в    совместное
советско-германское  предприятие.  Немцы  очень  энергично взялись за  дело.
Семьдесят  процентов сотрудников  было немедленно  уволено. Не помог  митинг
протеста. Люди потолкались во дворе,  пошумели и  разошлись. Все  более  или
менее важные посты заняли немцы.  Как-то  незаметно прекратили существование
партийная  и  комсомольская  организация.  Они  бесшумно  испарились. Здание
комбината немцы отремонтировали сами. И так же бесшумно из комбината исчезли
все  монументы, бюсты и портреты Ленина  и  Маркса.  Лишь  кое-где  повесили
портреты  Горбачева  и  канцлера  Коля.  Территорию  комбината  очистили  от
инвалидов, которые подкармливались тут самыми  различными  способами, вплоть
до роли подопытных кроликов. Немцы на этом настояли  категорически, полагая,
что судьбой этих инвалидов должны заниматься городские власти  и медицинские
учреждения города.  Немцы собирались  сделать комбинат предприятием  высшего
международного    класса,    ограничив   его   деятельность    исключительно
производством протезов  на уровне современной технологии, инвалидных колясок
и предметов быта, ориентированных на инвалидов.
     Белова, конечно,  оставили в комбинате.  Ему  повезло: пара  его статей
была  перепечатана в немецком журнале, так  что  немцы считали его серьезным
ученым, и он мог работать на компьютере. Гробовой стал директором комбината,
а Социолух  - его помощником.  Не  повезло  Чернову.  Комбинат по  настоянию
немцев полностью компьютеризировался, а Чернов, естественно, не удовлетворял
этому требованию, и его
     уволили.  Уволили  и  Горева.  Поскольку направление  исследований  его
группы не соответствовало новой ориентации комбината на западную технологию.

Мать
     Юрий  по-своему любил мать:  он привык относиться к  ней  как  к  части
своего  собственного тела,  как  к  необходимому  условию  своего  бытия. Он
никогда  не  разговаривал  с  ней  на  серьезные  темы:  у  нее  было  самое
примитивное образование,  книг и газет она вообще  не  читала, смотрела лишь
телевизор,  да и то только развлекательные программы. Они разговаривали лишь
на  бытовые темы,  да  и то односложно, без  эмоций и обобщений.  У нее  был
хороший  голос и слух, но петь было некогда и некому. Тем более в моду вошли
такие  голоса,  мелодии  и  формы  исполнения,  какие ей  были  непонятны  и
неприемлемы.
     -Что-то  Малов давно  не  появлялся,  -сказал  Юрий матери  однажды  за
обедом. - Что с ним?
     -  В  больнице,   -  ответила  мать.  -  От  алкоголизма  лечится.  Его
предупредили: если не будет лечиться, уволят.
     - Жаль. Хороший человек.
     -  Хороший.  А  у нас всегда так: если человек хороший,  то обязательно
несчастный.
     - Ты так думаешь? Ну, а мои друзья - Белов и Миронов?
     - Да какие они хорошие?! Так, прикидываются только хорошими.
     -А Горев?
     - А разве он счастливый?
     - Меня уволили с работы. Комбинат перестраивается, и мне там нет места.
А найти новую работу сейчас трудно. Как жить будем?
     -  Как-нибудь  проживем.  Живут же  люди.  Даже  хуже  нас.  Мне  тетка
предлагает возить из Красноармейска овощи с ее  огорода и продавать на рынке
у нас в Партграде. Она  сама  не может, ноги больные. Заработаю  больше, чем
твоя зарплата. Все равно с уборкой теперь плохо, конторы позакрывали.
     - А не будет это тебе слишком тяжело?
     - Нелегко, конечно. А что делать? Жить- то  надо. Можно поискать работу
в частных  ресторанах. Ночные клубы открылись,  там  тоже наверняка уборщицы
требуются.
     - Там  наверняка большие деньги платят  за  это,  так что хозяева своих
людей устраивают. Тебя не возьмут.
     -  Свои люди  гоношат  у  строиться где  полегче. А на  тяжелую  работу
охотников всегда не так уж много.
     - Я читал объявление: в детском саду воспитатели требуются.
     - Какой я  воспитатель?  А сколько там платят?  То-то и  оно. За  такие
деньги у них теперь никто работать не будет.
     -  Я  постараюсь найти  работу. Может быть бухгалтером к  какому-нибудь
частнику устроюсь.
     - Не торопись. Не вечно же это безобразие будет тянуться. Восстановят и
твой комбинат.  И все пойдет по-старому. Все равно у нас лучше, чем было, не
будет.
     - Это почему же?
     -  А  кто его  знает? Русские испокон веков так жили. И так жить  будут
всегда. Мы же  русские, а не евреи, не грузины, не украинцы. И уж  совсем не
немцы и не французы. Каждому свое.
     - Если навестишь Малова, передай привет. Скажи, я по нему соскучился.

Главная потеря
     Оставшись  без работы,  Юрий обнаружил,  что  он, несмотря ни на что, в
школе, университете и на работе был воспитан как гражданин коммунистического
общества. Когда он имел работу, был вынужден  выполнять  какие-то задания  в
качестве  сотрудника  государственного  учреждения  и  регулярно   проводить
рабочее время в деловом коллективе, он не замечал того, что был воспитан как
коллективист и как труженик. Потеряв работу, он  лишился  двух самых главных
факторов своей жизни, а именно - коллектива и труда на благо общества. Какой
бы  ни  был  коллектив и  как бы  ни работали  его члены, это  был  все-таки
коллектив и  это был все-таки труд как часть общего труда. Не идеологические
помои  и не лживая  пропаганда  делала  людей коммунистами  в  смысле  основ
психики  и  поведения, а  именно  трудовая деятельность  в  качестве  членов
коллектива.
     Чернов читал статьи  и  слушал речи проповедников  рыночной  экономики,
т.е. фактически  капиталистического  пути  развития страны,  и никак не  мог
понять
     того, почему  эти люди  с  такой легкостью отказывались  от величайшего
завоевания коммунизма, -  от гарантированного труда в рамках государственных
коллективов.  Вот один  автор пишет, что  переход к рыночной экономике будет
иметь неизбежным  следствием безработицу в стране в целом -до  30  миллионов
безработных.  Автор  уверяет,  что  безработные  будут получать  пособие  по
безработице. Сомнительно,  что такое пособие  будет и будет  достаточным для
жизни. Но пусть  будет. Оно не устраняет главного - того, что миллионы людей
потеряют коллективы  и целесообразный  труд на благо  общества. Заставить бы
самих проповедников такой жизни побыть без работы хотя  бы с год! Интересно,
что бы они тогда запели?

Гибель Горева
     Покончил  с  собой  Горев,  выбросившись из  окна.  Эту страшную  весть
сообщил Чернову Солдат.  Чернов  несколько дней был в шоковом  состоянии, не
отдавая  себе отчета  в том, что он говорил и делал в эти дни. Он ранее даже
не  подозревал о том, какими прочными нитями его жизнь была связана с жизнью
его собрата по  несчастью. С Горевым  из его существа ушло  что-то настолько
значительное, что он  вдруг почувствовал себя совсем опустошенным. Как будто
из него вынули некий духовный скелет, и он как духовное существо превратился
в пустую оболочку, в бесформенную кучу тряпья.
     Организацию  похорон  взяли  на себя Солдат  и  Остряк. Горева сожгли в
крематории. На  похоронах присутствовало немногим более десяти человек - его
близкие  друзья  и  несколько незнакомых  пропойц,  которые  рассчитывали на
даровую выпивку. Их расчеты не оправдались, и они ушли,  ругаясь  последними
словами. Каждый из провожавших Горева в  последний земной путь, сказал о нем
несколько слов. Самую длинную  речь неожиданно  для  всех  и для самого себя
произнес Чернов.
     -  Бывают личности,