ете на
почасовой  работе - один семинар в неделю, консультации. Предложил  парткому
лекцию  прочитать  на  тему о том, чего стоит  нынешняя критика  коммунизма.
Назвал  лекцию  Устарели  ли  идеи  коммунизма?  Представьте  себе,  партком
отказался! Сказали, что никто не придет. А какая-то  антимарксистская группа
устроила дискуссию на тему  Нужен  ли марксизм?  Я хотел  было  выступить. В
парткоме мне категорически  запретили это делать, мотивируя  тем, что у меня
якобы репутация консерватора и недобитого сталиниста. Что Вы на это скажете?
     - Я Вам сочувствую  по-человечески, - сказал Чернов. - Но Вы же знаете,
как я  изучал марксизм. Честно признаюсь,  я  в нем так ничего  и  не понял.
Очевидно, тут  действует  какой-то механизм времени. Я вообще не встречал ни
одного человека, кроме  Вас,  кто  искренне принимал бы  марксизм как  нечто
достойное  уважения. А что касается нашего  строя - я в своей жизни  не могу
найти ничего такого, за что я должен быть благодарен ему.
     - А образование? Вы же  получили хорошее образование. У Вас  есть почти
бесплатное жилье. Работа...
     - Я безработный...
     - Вы стали безработным не из-за  коммунистического строя, а из-за того,
что его стали разрушать. И вообще, люди  стали воспринимать как  нечто  само
со-
     бой  разумеющееся  то,  что было  достигнуто  благодаря  коммунизму,  и
захотели иметь еще  какие-то блага, которые  нам сейчас были не по силам или
вообще  исключались  нашим строем. Если  наш строй рухнет, люди заметят, что
они потеряли больше, чем приобрели. Но будет уже поздно. Помяните мои слова:
люди еще будут вспоминать брежневские годы как Золотой век нашей истории!

Мысли наедине
     По  телевидению  выступила  Маоцзедунька. И  такого наговорила  о нашем
строе,  о  власти  и  об  идеологии,  как  будто  она  была  прирожденной  и
бескомпромиссной  диссиденткой. Говорила она и о преступной политике в сфере
атомных экспериментов, о их жертвах в нашей области, о катастрофе в Атоме. Я
слушал эту гадину и чувствовал себя так, как будто меня обокрали даже в моих
несчастьях. Эти подонки присвоили  себе даже все то, что должно принадлежать
таким, как  я, по  праву  жертв  их  же преступной политики.  Было  ли нечто
подобное  в  истории  человечества?  Думаю,  что  нет.  Коммунизм  для  меня
неприемлем хотя  бы  уже  за  одно  то,  что он  породил  таких  гадов,  как
Маоцзедунька.  Но  и  антикоммунизм  неприемлем  хотя  бы  потому,  что  его
возглавили такие гады, как Маоцзедунька. Где выход из этой ситуации? Уйти  в
сторону? Но куда? А может быть вообще уйти, исчезнуть совсем?!..

Путч
     О  возможности государственного переворота с использованием вооруженных
сил начали говорить  и писать чуть ли не с  первых дней перестройки. Но  все
это было в области  пустословия  и проявления страхов перестройщиков за свою
шкуру. С  самого начала перестройки ее инициаторы и активисты в глубине души
чувствовали, что они  затеяли  нечто преступное, за что придется со временем
нести  ответственность.  И молчаливое  большинство населения  жило с  тайной
надеждой,  что  перестроечный  кошмар  вот-вот  кончится,  и  перестройщиков
отправят туда, куда следует, а именно - в тюрьмы и лагеря.
     Когда   известие  о   государственном  перевороте  в  Москве  дошло  до
партградцев,  они   вздохнули  с   облегчением:   наконец-то!   Жизнь  стала
нормализоваться буквально  на  глазах. Поджали  хвосты  бандиты  и хулиганы.
Затаились  частники,  монархисты,  анархисты  и даже  демократы.  Спрятались
проститутки и  гомосексуалисты (сексуально инакомыслящие, как их называли  в
Партграде). Спекулянты на рынках  снизили  цены.  Без  всяких запретов свыше
прекратился выпуск бесчисленных газет и журналов, занимавшихся антисоветской
и антикоммунистической  пропагандой.  Вышедшие из КПСС члены партии вытащили
спрятанные на  всякий  случай  партийные  билеты  и  сделали  вид, будто они
оставались  верными  коммунистами.   Короче  говоря,  партградцы  восприняли
событие в Москве как новую установку высшего руководства, которую  они ждали
несколько лет,  и начали возвращаться к  старому привычному образу жизни. Но
прошло  всего менее трех дней, и  партградцам  вновь пришлось  погрузиться в
пучину  перестройки:  21  августа  стало  известно,  что  угроза  переворота
предотвращена.

Маоцзедунька
     Известие  о  перевороте  в  Москве  повергло  Маоцзедуньку в  состояние
паники. Неужели она дала маху?! Неужели  придется потерять все достигнутое?!
Ведь ее, как прочих деятелей перестройки, наверняка отдадут под суд! Могут и
расстрелять как врага народа! Выходит, зря она поторопилась выйти из партии!
Что  делать?!  Надо бы с Круговым посоветоваться. А где он, Кругов, сейчас?!
Он сам  поспешил пристроиться к  частному бизнесу! Вот  конъюнктурщик! А еще
секретарем обкома партии был! Что за люди! Ни на кого положиться нельзя!
     Не зная, что предпринять, Маоцзедунька напилась до беспамятства. В этом
состоянии она пребывала  все  время путча.  Когда путч провалился,  и правая
рука  Маоцзедуньки, Смирнов, прятавшийся эти дни у  своей тетки  в  деревне,
примчался  на новую роскошную дачу Маоцзедуньки, та  валялась  под кроватью,
облеванная и наделавшая под себя. С помощью прочих вождей демократии Смирнов
привел ее в  более  или  менее приличное состояние и приволок в  мэрию,  где
герои сопротивления уже  соорудили баррикады для  защиты центра  демократии,
хотя в городе не нашлось ни одного человека, который помышлял о нападении на
них.

Еще одна революция
     29  августа  Верховный  Совет   СССР   запретил  КПСС  как   преступную
организацию. В городе  начался разгул демократии, т.е. буйство и неистовство
всех  тех, кто выбрался  на  арену политической,  социальной, экономической,
идеологической,   культурной   и  преступной  жизни  города.   Первым  делом
Маоцзедунька  объявила о запрете КПСС в  области и об  аресте всех  явных  и
неявных  участников  контрреволюционного путча. Начались  погромы учреждений
КПСС, грабежи  квартир и дач руководящих партийных работников, увольнения  с
работы и избиения  ни в чем неповинных рядовых членов партии.  Были  созданы
специальные  комиссии  по  расследованию  поведения граждан во  время путча.
Город  срочно переименовали в  Царьград. Переименовали также  все площади  и
улицы, носившие  имена выдающихся деятелей  коммунизма  и  прошлой советской
истории,  включая   Маркса,   Энгельса   и  Ленина.  В  какой-то   газетенке
неокоммунистов был  напечатан фельетон, в котором предлагалось переименовать
город не в Царьград, а  в Ретроград. Газетенку тут же запретили, а издателей
арестовали как путчистов. Демократическая пресса переполнилась сообщениями о
грандиозных приготовлениях реакционеров к  путчу в городе, который якобы был
сорван  благодаря  героическому  сопротивлению  демократов во  главе с мэром
города Евдокией Тимофеевной Елкиной.
     Кульминационным  пунктом  новой   революции  явился   взрыв  гранитного
монумента  Ленина  на   Губернаторской  площади  (бывший   площади  Ленина).
Демократы  во главе с Маоцзедунькой рассчитывали на то, что этот взрыв народ
встретит  с   величайшим  ликованием   как   окончательное  освобождение  от
проклятого прошлого (это ее слова). Но  ликования не  получилось. На площадь
пришло поглядеть на зрелище несколько десятков бездельников и пьяниц.  После
взрыва  город погрузился  в  мрачную  апатию.  Ждать  спасения  было  больше
неоткуда.

Величайшая веха в русской истории
     В первый же год перестройки все уцелевшие  церкви были открыты и отданы
попам  в полное  распоряжение. В  поразительно  короткие сроки  в  Партграде
появились буквально  сотни  служителей культа  всех сортов  и рангов. Такого
количества их  в  Партграде  не  было даже  в дореволюционные  годы. Начался
неслыханный  расцвет   церкви.  Попы  стали   обзаводиться  домами,  дачами,
автомашинами,  заграничными  вещами,   включая  телевизионную  аппаратуру  и
компьютеры.   Вскоре  по  технической  оснащенности   партградская   епархия
превзошла  правящий аппарат области. Наконец, произошло событие, которое все
прогрессивные  газеты  области назвали величайшей  вехой  в русской истории,
поставив его  в  один ряд с крещением Руси:  Маоцзедунька, которую президент
РСФСР Ельцин назначил своим  представителем в области, обратилась с просьбой
к  партградскому  епископу благословить ее на  управление  областью. Епископ
просьбу  выполнил. В  кафедральном соборе  состоялась  специальная процедура
венчания  на  управление. Во время процедуры Маоцзедунька стояла на  коленях
перед попами, положив руку на Библию, и выполняла все их указания.
     От  нечего  делать  Чернов  забрел   в  собор.  Он  был  так   потрясен
происходящим, что стоявший рядом с ним молодой человек рассмеялся,  взглянув
на его лицо.
     - Ни в жизнь не поверил бы в такое, если бы сам не увидел, - сказал он.
-  Думаю,  что это - апогей  идиотизма.  То,  что наши  руководители  сплошь
кретины  и подлецы, меня это не удивляет.  Но  как может  народ,  переживший
такую  трагическую историю,  мириться с этим, - этого  я понять не могу.  Не
народ, а мразь сплошная. Я с таким народом не хочу иметь ничего общего, будь
он проклят. Тьфу!
     Окружающие зашикали на них. Какие-то молодые люди  в  рясах подбежали к
ним и вытолкали  из церкви. Появилась милиция.  Чернова и  молодого человека
потащили в отделение. Увидев, что Чернов - безрукий инвалид, засмущались.
     -  Вы,  ребята, небось комсомольцы или  даже  члены  партии,  -  сказал
собеседник Чернова. - Кому  и чему  вы служите?! Отдаете ли вы отчет себе  в
том, что тут творится? Ладно, пошли в отделение! Сажайте нас за хулиганство.
Только  вот простят  ли  вам ваши  потомки  ваше участие  в контрреволюции и
разгроме страны?
     Милиционеры  сказали,  что  они  и  сами  понимают, что творится что-то
неладное. Но им приказано, и они подчиняются.
     -  Кому  подчиняетесь?  -  не  унимался  собеседник  Чернова.  Кто  вам
приказал? А своя-то голова у вас есть на плечах?
     Свернув за  угол, так чтобы не видели попы (а не то донесут начальству,
и  потом   беды  не   оберешься!),  милиционеры  отпустили   Чернова  и  его
собеседника. Последний  назвался  Сергеем  Потаповым,  бывшим  комсомольским
функционером, ныне безработным. Разговорились.

От эйфории к отчаянию
     -Семьдесят с лишним летборолись с религиозным мракобесием, беспримерную
культурную  революцию осуществили,  образование  всем дали, вели грандиозную
просветительскую работу, и все  впустую,  - сказал Сергей. - В  чем дело? Ты
(Сергей по старой комсомольской привычке сразу стал обращаться к Юрию на ты)
только   посмотри!   Вдруг   обнаружилось,  что  массы  остались  такими  же
дремуче-темными,  как в  прошлые века. Мелют всякий вздор.  Верят  во всякую
чепуху. Готовы бежать за всяким шарлатаном.
     - Я в последнее время  начал перечитывать  с этой точки зрения все, что
читал ранее, - ответил Юрий. -
     Массы  всегда вели себя  и ведут по одним и  тем  же законам  поведения
масс.  И никакое образование их не  переделает. К тому же, как  я опять-таки
недавно   заметил,   всякая  культура  и  образованность  в  конечном  счете
вырождается   в   бескультурье  и  невежество,  причем  -  высокоразвитое  и
претенциозное.  Наше   образование  породило   в   итоге   миллионы  невежд,
воображающих, будто они знают и понимают все.
     -  Ты прав.  Я сейчас время от времени просматриваю то, что делала наша
пропаганда.  Я ведь был секретарем горкома комсомола  по идеологии! Я в ужас
прихожу от сознания, каким пустословием мы занимались.  А ведь тогда это все
казалось содержательным, значительным, важным.  Знаешь, я в  последнее время
стал подозревать, что вся эта перестройка есть результат чудовищной глупости
и  безответственности  нашего высшего руководства.  Эти  подлецы  и  кретины
играют наверху в великую историю, борются за власть, думая, что она позволит
им  преобразовать  жизнь по  их произволу.  Ничего не  выйдет,  если их даже
наделить  полномочиями  Бога. В основах жизни лежат какие-то законы, которые
не подчиняются  никому. Их  не в  силах преодолеть  никакая власть,  никакие
массы. Их надо принимать во внимание в своей  деятельности как законы Бытия,
как законы Природы. А именно это и  не  делается.  Люди  впадают  в  эйфорию
преобразователей.  И  делают глупости  в  надежде  на то, что  авось  что-то
получится.  А  когда начинают  ощущать  тщетность  усилий, впадают  в другую
крайность - в отчаяние. И начинают творить глупости от отчаяния, от сознания
безнадежности любых усилий.

Самоубийство Макаровых
     После  провала  путча  и  запрета  КПСС  в  городе  началась  чистка  -
увольнение с работы всех,  заподозренных  в  сочувствии путчистам,  и аресты
тех,  кого  специальные  комиссии  сочли  участниками  подготовки   путча  в
Партграде  (ныне  - в Царьграде). Газеты сообщали о  многочисленных  случаях
самоубийства бывших работников партийного аппарата и КГБ, а так-
     же   идеологических   работников   -   нераскаявшихся   сталинистов   и
потенциальных путчистов, как их определила демократическая пресса.
     Среди  покончивших с  собою  было упомянуто  имя  бывшего преподавателя
марксизма-ленинизма  в  университете  профессора  Макарова  и  его  супруги.
Прочитав  это  сообщение,  Чернов  немедленно  направился к дому,  где  жили
Макаровы. У дома стоял милиционер. Он сказал Чернову, что квартира Макаровых
опечатана, что никаких похорон не  будет, что  мэр (милиционер  сказал мера)
города  приказала  всех  путчистов,  покончивших  с  собой,  сжечь,  а  прах
выбросить на помойку.
     Макаров был  прав, подумал  Чернов. На смену  коммунизма в России может
придти только еще худший  режим. Этих гадов вроде Маоцзедуньки надо убивать.
Убивать любыми доступными средствами! Убить хотя бы одну эту гадину, и жизнь
будет оправдана!
     На другой день Чернов  получил письмо от Макарова. В нем было  написано
следующее: Вас, быть может, это удивит, но Вы  оказались  для  меня  в конце
моей жизни самым близким  человеком, не считаямоей  жены. Я желаю Вам  найти
верный путь  в этой чудовищной смуте. Какой - я не знаю сам. Я остался верен
своим идеалам. Наш коммунизм разгромлен превосходящими силами внешних врагов
и  внутренних  предателей.   Коммунистический  эксперимент  не   провалился.
Наоборот,  он  оказался  успешным  и  потому  породил такую  злобу у врагов.
Пройдут века,  и  человечество оценит наш эксперимент как величайшую попытку
отстоять  свой оригинальный путь  эволюции и спасти  человечество от гибели,
которую  ему  несет  Запад.  Но  сейчас  жизнь для  меня стала  невыносимой.
Искренне и навечно Ваш, Макаров. 30 августа 1991 г.

Оставь надежду
     В  пешеходной  зоне  Чернов встретил  Лаптева.  Тот  явно  сдал, зарос,
обносился. Он брел, игнорируя толпу,  которая тоже была к  нему  равнодушна:
такого  вида  существа  стали обычным  явлением в городе.  Лаптев  пригласил
Чернова в частную Чайную.
     -  Расходы  беру  на  себя,  - сказал  он.  -  Я  начал  лечить  одного
новоиспеченного миллионера от импотенции. Денег - куры не клюют. Баб - отбою
нет. А вот силенок не хватает. Наслышался от кого-то, будто я необыкновенную
сексуальную мощь в человеке любого возраста пробудить могу. Обещает миллион,
если смогу это сделать для  него. А пока в  качестве  аванса выдал сумму, на
приличный  обед  в  ресторане  не  хватит.  Все  люди,  становясь  богатыми,
превращаются в жмотов.
     - Ну и как, пробудите Вы в нем сексуальную мощь?
     -  Я сказал ему, что пробужу  ровно  настолько, насколько он мне  будет
платить заранее. Знаете, тут дело  не в моей  алчности.  В  нашей  профессии
целителей есть свои  правила:  пациент  должен всецело  отдаваться во власть
целителя и быть с ним абсолютно честным, иначе лечение не удастся. А  почему
Вы оказались без работы?
     -  Перестройка. Наше предприятие  превратили  в  совместное с  немцами.
Практичные немцы уволили семьдесят процентов сотрудников.
     - И набрали, надо думать, новых, которые оказались хуже старых.
     - Верно. Как Вы догадались?
     - Это  банально.  То, что у нас было до перестройки, было наилучшим  из
того, что возможно в наших  условиях и с нашим народом.  Немцы  как западные
люди  не понимают, что любые улучшения у нас  могут только ухудшить то,  что
было.
     - Наши реформаторы этого тоже не понимают.
     - Поскольку пляшут под дудочку Запада. А скорее всего - им наплевать на
все  это. Они  думают лишь о  том, как бы себе  урвать побольше благ, славы,
власти, почестей.
     - Но немцы не дураки. Они не рассчитывают на бешеные прибыли у нас и за
наш счет. У них другой расчет.
     - Любопытно! Какой же?
     - Хотя мы плохо работали, но за долгие годы так или иначе сделали целый
ряд  ценных изобретений  и  открытий. Один  Горев  у  нас  работал  за целую
лабораторию.  Немцы это, очевидно, знали и на все наши  труды наложили лапу.
Скоро  это совместное предприятие лопнет. А немцы наживут не один миллион на
наших изобретениях.
     - Грустно.
     - Как Ваши дела? Я читал  о Вас статьи в газетах. По телевидению видел.
Вроде как признание?
     - Не будьте таким наивным. Обозначили внимание для гласности и  бросили
во власть дельцов. Эти жулики хотели большое  дело  развернуть за  мой счет.
Реклама. Большие помещения для  выступлений. Деньги за вход драли большие, а
мне платили мизер. И  вырваться из  их цепких лап было невозможно. Грозились
убить,  если  буду  артачиться. Пришлось  пойти  на  хитрость: решил  читать
скучные проповеди и лечить плохо. Дельцы утратили интерес ко мне и отпустили
с миром.
     - Что Вы думаете о происходящем?
     - То же самое, что и Вы. Бессовестные демагоги, используя разочарование
людей в нашем образе  жизни, пробудили в них надежду на то, будто стоит лишь
поломать то, что было, как сразу наступит рай земной. Поломать - поломали, а
вместо улучшений - ухудшения. Люди понадеялись на  то,  что кто-то другой за
них  сделает  то, что  нужно для  восстановления нормальной  жизни.  И никто
пальцем  не  шевельнул  для этого.  Активные  негодяи  воспользовались этим.
Теперь люди почувствовали,  что они в  ловушке, и в отчаянии  готовы крушить
все до конца.
     - На что же теперь надеяться?
     - Надеяться?! Вот не ожидал от Вас услышать это глупое слово!
     - Почему глупое?
     -  Что  такое   надежда?  Последняя  соломинка,  за  которую  цепляется
утопающий  в помойке бытия. Надежда есть самообман.  Ничто так разрушительно
не действует на сознание,  как надежда. Надежда обычно не обоснована. А если
она  обоснована, она не  надежда, а нечто другое  - уверенность. Она чаще не
сбывается.  А  когда сбывается,  она не  приносит  ничего неожиданного  и не
радует так, как если бы то же самое случилось
     без нее. Осуществление надежды приносит временное  удовлетворение.  То,
что  приходит  без нее, дает  радость  навечно.  Отсутствие надежды  не есть
состояние  безнадежности. Это - свобода  как  от состояния надежды, так и от
безнадежности. Надежда делает  жизнь тревожной  и  тоскливой.  Отсутствие ее
успокаивает. Надежда есть  лишний груз. Сбросьте  его!  По  жизни надо  идти
налегке.
     - А если идти некуда?
     -  В таком случае уходить  из жизни надо налегке, сбросив  груз надежд.
Выход, Чернов, есть из любой безвыходной ситуации: исчезнуть. Наше появление
не было необходимым. Его могло и  не быть. Зато наше исчезновение неизбежно.
От него нельзя  уклониться. Мир  игнорирует  наше  существование. От  нас не
зависит ничто,  кроме  одного: исчезнуть. Я должен с Вами попрощаться.  Меня
ждет очень  важная персона. Страдает наростами  в  заднем  проходе.  Как это
символично  для  России!  Человек с  задатками  и  претензиями творца  новой
религии  должен  ковыряться  в  заднем  проходе  одной  из  гнусных  тварей,
рожденных нашим народом.
     - Что это за персона?
     - Маоцзедунька.

Дар судьбы