Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
что передо мной стоит непростая дилемма: либо купить
сигарет, но тогда не хватит на такси и придется добираться городским
транспортом, если таковой еще ходит; либо взять такси, но тогда плакали
мои сигареты. Поразмыслив, я купил сигарет и остановил такси. Достав
красную книжечку, я сунул ее под нос водителю и сказал:
- Следователь Кононов, при исполнении. По дороге можете брать брать
пассажиров.
Таксист облегченно вздохнул.
Так всегда. Законченное дело обмывают шампанским, а начатое я
должен отметить мелким злоупотреблением своим служебным положением. А
что делать?
<...................................................>
<...................................................>
<...................................................>
ГЛАВА 9
14 мая, 8.12
Я открыл глаза и увидел над собой снежно-белое низкое небо,
расцвеченное радужными кругами. Подо мной было что-то мягкое, на мне -
нечто океанически-теплое. Было больно дышать - собственно, боль меня и
разбудила. Тошнило, адски болела голова, в особенности затылок. Правый
бок, казалось, превратился в огромное инородное твердое тело, горячее и
ноющее. Мой торс был охвачен чем-то твердым. Я пошевелил кончиками
пальцев. Все в порядке. Раз есть кончики, значит есть и пальцы, и руки.
Отлично. Проделав ту же манипуляцию ступнями, я убедился, что ноги тоже
целы. Мыслю - следовательно существую, следовательно есть голова. "Еще
я в нее ем", то есть в голову, как говорил боксер в одном анекдоте.
Есть, кстати, хотелось чудовищно.
Отнюдь не сразу я сообразил, что снежно-белое небо - потолок, а
радужные круги не имеют к нему никакого отношения, поскольку
расплываются в моих собственных глазах.
На чем же мы остановились вчера? Или не вчера? Когда? На Наташе,
когда бы это ни было. Что же это Натали вытворяет? Голова разболелась
еще сильнее.
Я решил хоть немного оглядеться. С неимоверным усилием повернул
голову влево. Крашеная голубой краской стена. Вправо. На койке спал
молодой человек. Я определенно видел его лицо первый раз в жизни, но
что-то подсказывало мне, что мы с ним чем-то связаны. Или даже
встречались? Но если мы встречались, то почему я не помню его лица?
Как-то плохо встречались. Определенно плохо.
Короче говоря, я в больнице. Я в безопасности. Я, кажется, цел. Я
жив. Как только эти факты были мной окончательно осознаны, я мгновенно
уснул. Все-таки очень уж я сильно не высыпался последнюю неделю.
***
14 мая, 11.00
Голод победил сон и я снова проснулся. Голова болела как будто
меньше, но все прочие неприятные ощущения сохранялись в прежнем
ассортименте. Все попытки повернуться на правый бок оканчивались острой
болью не то в груди, не то в ребрах. После некоторых колебаний я
откинул одеяло и оглядел себя. На мне была больничная пижама, а под
пижамой - гипсовый корсет. Что было под корсетом, оставалось неясным.
Я посмотрел на своего соседа. Тот сидел на своей кровати, свесив
ноги (правая была загипсована), и читал газету. Ко мне была обращена
страница с тошнотворным заголовком "Криминальная хроника".
- Эй, сосед! - Окликнул я. "Окликнул" - чересчур, пожалуй, громко
сказано. Мой голос был так тих и невнятен, что кроме самого факта
произнесения мною каких-то нечленораздельных звуков он, пожалуй, ничего
не понял. Но газету все-таки отложил и, с любопытством воззрившись на
меня, дружелюбно сказал:
- С добрым утром, Сергей Владимирович.
Так, стало быть крепко меня припечатало. Я-то думал, я Кононов,
Владимир э-э-э... Андреевич Кононов, а оказалось - накось выкуси.
Какой-то Сергей Владимирович. Раздвоение личности?
- С добрым... - насколько мог внятно ответил я.
- Меня тоже зовут Сережей. Тезки, стало быть, - продолжал мой новый
крестный папа, черт бы подрал в бога мать его душу.
Я не возражал. Тезки так тезки. Когда выходишь из беспамятства,
всегда чувствуешь себя Рип ван Винклем, проспавшим в пещере сорок семь
лет и, мягко говоря, утратившим нить событий. В таком положении лучше
поменьше говорить и побольше слушать. Таково уж мое профессиональное
кредо, которое я, впрочем, не замедлил тут же нарушить:
- А число сегодня какое, тезка?
- Ну ты даешь, - улыбнулся "тезка", который был младше меня по
крайней мере лет на восемь, но по, свойственной многим таким хлопцам
манере, спешащим перейти на "ты" сразу после первого "здрасьте". Для
самоутверждения, разумеется. - Четырнадцатое мая одна тысяча девятьсот
девяносто сам догадайся какого года.
- Слава богу, хоть век еще двадцатый, - ответил я в тон ему. - А
день недели?
- Дрянной день. Понедельник. Мужикам - похмелье, у девок зуденье.
Странно. Чего-чего, а такой неуклюжей рифмы я в своей жизни не
слышал. Скудеет жаргон, господа, скудеет. Да и что это вообще за
"девки"? Тоже мне, великий и могучий... А вообще жить еще можно. Все,
что я пропустил - это нудную ночь со Смоличем. Куда он, кстати, делся?
- Слушай, а ты видел, как меня сюда притащили?
- Ха! - Оживился Сережа. - Как круто навороченного ключа. Тут и так
не очень поспишь, а в два часа ночи вламываются в палату двое с
носилками, моему прежнему сокамернику орут "Просыпайся, дорогой, ты
выписан!", живо прибегает врач, смотрит, куда тебе влепили, цокает
языком, потом колют тебя разной дурью и убегают. Тебя, кстати, где так?
- А чтоб я помнил, - ответил я небрежно, входя в роль "круто
навороченного ключа" по имени Сергей Владимирович.
- Ну-ну, не хочешь - не говори. А вот мне скрывать нечего, сам
дурак. Баловался с пистолетом и добаловался, - Сережа чуть качнул
загипсованной ногой.
Внешне я остался бесстрастен, как мумия, но внутренне все мое
существо возопило: "Идиот! Как же ты сразу не догадался!? Это же твой
клиент из дома моды, тот, которого ты прострелил у дверей!" Так не
бывает. Точнее, почти никогда не бывает. Но раз уж случилось, из этого
надо попытаться извлечь пользу. Но какую пользу? Так или иначе, не
молчать как истукану.
- Пистолетом!? - Деланно удивился я. Симуляция эмоций далась мне с
большим трудом и сопровождалась очередной вспышкой головной боли. - Ты,
конечно, хочешь сказать, что работаешь в милиции младшим сержантом, что
на днях первый раз после армии увидел пушку, побаловался и прострелил
себе ногу, да?
В том, что "младший сержант милиции" обидит его до глубины души, я
не сомневался ни минуты. И он не преминул обидеться.
- Я? Ментом? Да я, если хочешь знать, частный охранник и любую
пушку на завтрак жрал, понял?
- Ну как не понять? Можно понять. Лучше бы ты овсянку на завтрак
жрал, здоровее был бы сейчас. Коллега, - добавил я издевательски. Пора
было показать, кто здесь хозяин.
Он молчал, по всей вероятности решая, стоит ли погнать на меня
серьезно или стреляный дядя, ради которого освободили койку в
комфортабельной двухместной палате, заслуживает более нежного
отношения.
- Давай по-нормальному, короче, - продолжил я более миролюбиво, с
радостью ощущая, как с каждой минутой крепнет мой голос. - Я тоже
телохранитель и мне тоже не повезло. Про самострел ты кому-нибудь
другому расскажешь, а мне можешь лапшу на уши не вешать...
Дверь в палату стремительно отворилась.
- Что за треп, больные? - строго спросил мужской голос. Врач в
палате как капитан на своем корабле - старше любого, будь он хоть
трижды контр-адмирал Советского Союза. Ну а уж скромный следователь
Кононов для него и подавно "больной". Я, конечно, заткнулся.
- Так-так-так, - он придвинул стул и сел подле меня. - На что
жалуемся?
Хорош вопросец.
- Вам виднее, - сказал я. - Я же не знаю, что там у меня под этой
штукой.
Я легонько постучал по гипсовому корсету.
- Логично, - согласился врач. - Откуда вам знать?
На секунду я испугался. Его тон показался мне чересчур
отстраненным. Так, наверное, он говорил бы, если бы ампутировал мне
обе ноги. Врач, однако, поспешил объясниться.
- Коль вы не знаете, я вам расскажу. На самом деле ничего
страшного. Пуля не смогла пробить вашу замечательную куртку, вы
получили просто очень сильный ушиб, у вас треснули два ребра, синяк на
весь левый бок и почти наверняка легкое сотрясение мозга. Которое вы
получили уже при падении.
Замечательную куртку. Куртка, право, была недурна, тем более, что
ее подарила мне Наташа, но скажите на милость, чего в ней такого уж
замечательного?
- А что куртка? - Наивно осведомился я.
- Ну-ну, не скромничайте, Сергей Владимирович. Мне врач скорой
помощи показывал: отличная кожанка с удивительно прочной и эластической
прокладкой. Если не ошибаюсь, кевлар одной из последних марок.
Я был, мягко говоря, удивлен, но следовало учитывать присутствие в
палате моего "коллеги".
- А, это... - я небрежно махнул левой рукой. - Пустяки.
"Калашников" прошил бы ее насквозь.
- В вас, впрочем, стреляли не из "Калашникова".
- А из чего, кстати? - Мне действительно было интересно.
- Как я понял из общения со врачом скорой помощи, из "Макарова". Он
у нас спец. Говорит, раз пуля на конце полусферическая и на глазок
имеет калибр миллиметров девять, то "Макаров".
Как я устал от "Макаровых"! Рубину - из "Макарова", сам я всю жизнь
хожу с "Макаровым", и сейчас тоже "Макаров". Впрочем, "Магнум" или
"Беретту" или, упаси Господь, "Смит и Вессон", я бы не пережил.
- Так на что все-таки жалуетесь? Что болит? - Спросил врач, не
дождавшись от меня никакой реакции.
- Бок болит. Правый. Голова. Здесь и здесь. Подташнивает, извините.
И есть очень хочется.
- Да, сотрясение, как я и думал. Вас не знобит?
Я постарался внимательно прислушаться к своему организму.
- Н-нет. Нет, - наконец заключил я.
- Отлично. Сейчас померяем температуру, сделаем вам пару
укольчиков, энцефалограмму, покормим и можете отдыхать дальше. Меня
зовут Владислав Николаевич и в ближайшую неделю мы будем видеться
ежедневно, так что привыкайте.
- Неделю?!
- Ну а что вы хотели? - Строго спросил этот самый Николаевич. -
Вам еще очень и очень повезло. На голове-то у вас, небось, куртки не
было.
После этого он потерял ко мне всякий интерес и занялся Сережей, а
ко мне приблизилась медсестра и, делая вид, что ей совершенно
безразличен такой красивый, молодой и отважный мужик, как я, попросила
перевернуться на спину и подставить ей мой молодой и красивый зад.
***
14 мая, 13.27
Сережа был отправлен на процедуры. Все необходимые процедуры надо
мной были произведены на месте и, строго-настрого запретив мне
вставать, читать, болтать и волноваться, сестра удалилась, пообещав
через полчаса подать мне обед в постель. А что, неплохо. Обед в
постель. Приносит милая девушка. После знакомства с Наташей я снова
стал обращать внимание на женщин. Сравнение, увы, было не в их пользу,
но после того как она чуть было не вышибла мне вчера вечером мозги, я
подумал, не стоит ли пересмотреть свои взгляды. Впрочем, куртку с
кевларовой начинкой подарила она же. Да и зачем ей вообще было в меня
стрелять?
Голова болела и думалось из рук вон плохо. Я решил, что до прихода
сестры лучше немного поспать, но не тут-то было. В палату вошел
невысокий, но толстый призрак, отгородившийся от внешнего мира пышным
импортным букетом бог весть каких цветов.
- Здорово, Володя, - сказал он дружелюбно и я, постепенно признавая
в посетителе Глеба Георгиевича Булавина, ошалело ответил:
- Здравствуйте, товарищ полковник.
- Отставить "товарищ полковник", за глаза ведь кличете меня Глебом
Георгиевичем...
Это я уже слышал. Похоже, я снова у Булавина в фаворе.
- Присесть позволишь? - Спросил он, бережно возлагая на тумбочку
рядом со мной свой заморский букет.
- О чем речь, Глеб Георгиевич? Присаживайтесь, чувствуйте себя как
дома, - сказал я довольно развязно, потому что мне, по большому счету,
было на все наплевать.
- Ну что, Володя? Ты теперь у нас в раненых героях. Пол-управления
к тебе в гости вострится. Ну а мне, старику, от молодежи отставать
как-то неудобно. Хоть в этом ее опередить удалось.
- Спасибо, Глеб Георгиевич.
Да не мути ты уже. Говори, зачем приперся.
Булавин некоторое время помолчал, глядя куда-то в окно, которого я,
лежа на спине, естественно не видел.
- Бухгалтера твоего шлепнули, - наконец сказал он.
Не могу сказать, что меня это сильно огорчало. Его, похоже, тоже.
Но со смертью бухгалтера исчезала возможность прижать хвост Сапегина.
Меня это огорчало. Его - не знаю.
- Как? - Спросил я для приличия, хотя прекрасно понимал, как. Из
"Макарова", разумеется, из того же, из которого первый раз пальнули в
меня.
- Качественно, - заверил Булавин. - Два раза в голову, два раза в
грудь.
- Кто? - Спросил я опять же для приличия, хотя не сомневался в том,
что это была Наташа.
- Кто-кто. Вот ты мне и расскажи - кто. - Сердито сказал Булавин.
- Видите ли, Глеб Георгиевич...
Я вкратце изложил ему события вчерашнего вечера, не умолчав ни о
чем, кроме того, что стреляла Наташа. По этому поводу я, не моргнув
глазом, сообщил, что было очень темно и после первой же пули, которая
досталась мне, потерял сознание. И это была чистейшая правда.
- М-да, Володя... - протянул Булавин. - Нехорошо получается. Он
вроде бы и убийца Рубиной, но его письменных показаний у нас нет, ни
черта у нас нет, сплошная неясность. И связь его с Сапегиным какая-то
невнятная. И контрабанда эта китайская тоже... Но, - вздернул брови
Булавин, - черт с ним, с бухгалтером. Пусть его делом Золотарев
занимается. А вот что мне делать с тобой?
Хорош вопросец. Если бы не боль в правом боку, я бы с удовольствием
пожал плечами.
- В каком смысле, Глеб Георгиевич? - Спросил я в свою очередь.
- В самом что ни на есть прямом. Ты ведь гулял по кабакам как
частное лицо?
- Да, - согласился я, не понимая, к чему он клонит.
- И в больнице ты оказался как частное лицо, Сергей Владимирович, -
Булавин хитро подмигнул. - Сосед у тебя, кстати, интересный, заметил?
- Ничего парень, - согласился я совершенно нейтральным тоном.
- Ну так, пожалуй, и лежи здесь спокойненько, как частное лицо.
Полечишься, поправишься, Золотарев потихоньку закончит дело, ты
вернешься из отпуска и все будет хорошо. Лады?
- Лады, - согласился я. Хотелось бы мне знать, что я принципе мог
сказать Булавину, кроме как "лады". "О'кей" еще мог сказать.
- А вообще ты молодцом. И Наташа твоя молодцом. Какую куртку
пошила! - Восхитился Булавин, вставая. - Не знаешь, сколько стоит,
может, всему Управлению такие заказать?
- Хорошая мысль, Глеб Георгиевич, - опять же согласился я. Общение
с Булавиным всегда представляет собой игру в одни, причем отнюдь не в
его, ворота.
- Ну ладно, Володя, бывай.
- До свидания, Глеб Георгиевич, - с облегчением попрощался я.
***
14 мая, 17.22
Кононов закрыл глаза. Цветные круги как в калейдоскопе. Открыл
глаза. Сережа крутит ручку настройки переносного телевизора. Закрыл
глаза и погрузился в забытье, населенное призраками смоличей, сапегиных
и длинноногими брюнетками, в которых было нетрудно признать Наташу
Воробьеву. Кононову казалось, что в его правый висок вбит стальной
гвоздь, сдвинувший все извилины с их привычных мест. Кто-то распахнул
дверь в палату. Или это только кажется? Кононов продолжал лежать
неподвижно.
- Сергей Владимирович, вам цветы принесли, - Кононов узнал голос
медсестры и поднял тяжелые, словно бы налитые свинцом веки.
Сестра, вертя задом, подошла к кровати Кононова и положила на
тумбочку запаянный в целлофан букет. Небольшой и нездешний. Внутри
целлофана, на распустившихся чашечках каких-то неведомых Кононову
асфоделей покоилась записка. "Цветы из Голландии, адрес такой-то" -
оповещала бирка, налепленная на целлофан.
Кононов приподнялся на подушках. Даже не взглянув на цветы, он
разорвал обертку, достал сложенную вчетверо записку. Ее чтение он начал
с конца. "Любящая тебя Наташа". Это хорошо. Превозмогая
головокружение, Кононов прочел и остальное. Три раза, благо читать было
особо нечего.
"Миленький, я желаю тебе скорейшего выздоровления. Надеюсь, ты
будешь меня охранять во время гастролей в Арабских Эмиратах. Сегодня
меня не пустили, надеюсь увидеть тебя при первой же возможности.
Мысленно с тобой, любящая тебя Наташа."
Гастроли в Арабских эмиратах... мысленно с тобой... Не пустили... И
ни слова о Смоличе. Ни слова о курточке с кевларовой подкладочкой. Ни о
чем!
Кононов отложил записку и попросил медсестру пристроить букет, что
она и сделала.
- Ты, Сергей Владимирович, прямо как новобрачная, весь в цветах, -
рассуждал вслух его новоявленный тезка, указывая на булавинский букет и
подразумевая наташин.
- Твоя правда, - буркнул Кононов.
Но тут же пожалел, что буркнул. Нужно быть полюбезнее, если хочешь,
чтобы с тобой делились новостями и откровенничали. Начать
откровенничать нужно первым. Записка Наташи тоже может пригодиться.
Особенно полезно то малопонятное место, где идет речь об Арабских
Эмиратах.
- Вот, полюбуйся-ка, - уже гораздо более дружелюбно предложил
Кононов, протягивая соседу только что прочитанное наташино послание.
- Это еще что такое? - Оживился тот, разворачивая сложенный
вчетверо лист.
- Пас вчера одну бабу, певицу, потом началась стрелянина, сам
видишь. Это от нее цветочки.
Сережа с интересом прочитал записку, ухмыльнулся и заключил.
- А она тебя, видать, за пацана не держит!
- Ясное дело, - подтвердил Кононов, уже вполне освоившийся в роли
телохранителя и "навороченного ключа".
- И много она тебе платит? - Второй вопрос явно был близок
сережиной меркантильной природе.
- В том-то и дело, что немного. В Эмираты сама поедет с такими
делами... - сказал Кононов с напускной злобой.
Сережа понимающе покачал головой. Он, как и большинство, жил по
правилу "денег много не бывает".
- Если честно, я и раньше все время подумывал от нее дернуть, а
теперь уже просто уверен, что так и надо. Только пока не понятно куда.
- А что, ничего не предлагали стоящего?
- Предлагали, - Кононов задумчиво приподнялся на локте. - Вот
Костик из "Евтотура", ты его случайно не знаешь? С серьгой такой.
- Костик? - На лице Сережи засияла радостная улыбка. - Конечно, кто
ж Костяныча-то не знает. Это мой кореш, мы с ним прошлым летом вместе
по Крыму колесили на его тачке.
- Так его шеф мне предлагал один грузик до Румынии проводить. Не
жадничал. Я уж было согласился. Но это, сам понимаешь, уже завтра, а
мне еще неделю здесь кантоваться.
- Не знаю, может с тобой он и не жадничал, а мне когда предлагали,
то некрасиво жлобились. За каждый бакс приходилось глотку драть, -
обиженно ответствовал Сережа.
"Работает!" - словно естествоиспытатель, соорудивший хитрое
устройство, которое наконец-то завелось и поехало, радовался Кононов.
Сережа щебетал соловьем. Все-то он знает. И "Евротур", и Сапегина, и
все прочее. Одного не знает - во сколько конкретно пла
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -