нируется  отправка
"китайской старины" в земли румынские.
   - Так ты, я понял, тоже пролетаешь? - Поинтересовался Кононов.
   -  Пролетаю,  -  с  грустью  вздохнул  Сережа.  -  Хороший  из  меня
сопровождающий  со  стреляной  ногой.  А  до  послезавтра  она  никак не
отлыгает.
   Хорошее слово "отлыгает" - отметил про себя Кононов. Но сейчас  было
главное не это.
   -  До  послезавтра?  -  переспросил  Кононов,  щурясь,  как будто от
сильной боли в голове. - А не до завтра?
   -  Да  нет,  мужик,  ты  что-то  путаешь,  наверное  сильно все-таки
головой  ударился.  Это  дельце  точно  планировалось  шестнадцатого,  а
сегодня  только  четырнадцатое.  Я  точно  помню,  шестнадцатого числа у
каких-то там модистов будет погрузка.
   - А-а, - играл Кононов, - а я-то думал, сегодня уже пятнадцатое.
   - Вот видишь, а еще притворяешься тут здоровым, - заржал Сережа.
   - То-то и оно.
   Кононов  был   доволен  собой.   Точная  дата   отправки   китайской
контрабанды,  о  которой  говорил  Смолич,  теперь была выяснена.  Место
погрузки -  тоже. Итак,  снова дом  моды "Натали".  На сей  раз в другом
контексте. Как бы там не ржал Сережа, свою миссию он выполнил, даже  сам
не ведая об этом.
   Они поговорили еще четверть часа о фиктивных общих знакомых.
   Их  общение  было  резко  прервано разъяренной медсестрой, принесшей
шприцы и ампулы, которые тут же были вколоты в вены и зады обоих  героев
преступного мира.  Кононов предложил  посмотреть телек.  Когда на экране
появилась  заставка  ОРТ,  Кононов  закрыл  глаза  и  тут же заснул.  Но
ненадолго. Нужно было совершить важный телефонный звонок. А сделать  это
в его положении  неходящего больного было  не так-то просто.  Видимо, из
разряда неходячих придется перейти в разряд ковыляющих.

                                ***

  14 мая, 18.58

  Кононов проспал не более двух часов - в пользу этого говорили  цифры
на  электронном  табло,  стоявшем  на  тумбочке. Позвонить.  Самое время
позвонить. Вечер  в полном  смысле этого  выражения подкрался незаметно,
как это  обычно бывает  в больницах.  Жуткое головокружение  и колотье в
правом  боку  -  вот  первое,  что он почувствовал, предпринимая попытку
встать с  кровати. Но  встать было  необходимо, поэтому  о боли пришлось
временно забыть.
   Кононов приблизительно знал  здешние порядки -  когда-то ему не  раз
приходилось навещать вылеживавшего свое пулевое ранение товарища,  ныне,
к сожалению, покойного, и Кононов еще с тех времен помнил, что где-то  в
районе семи у  медсестер и врачей  пересменка, а у  больных ужин. У  тех
же, кто ужинать не желает - свободных пол-часа, в течение которых  можно
делать  что  угодно  и  не  исполнять  никаких  предписаний.   Курить  в
палатах, разгуливать по территории  больницы, открывать окна и,  конечно
же, звонить по  телефону. На эти  пол-часа свободы Кононов,  которому не
разрешалось пока вставать, и рассчитывал.
   - Ну ты мощный мужик, - послышался с соседней кровати  одобрительный
голос тезки.
   Кононов промычал в ответ что-то невнятное.
   - Ты далеко это намылился?
   -  Пойду  прогуляюсь,  -  Кононов,  нацепив  больничные  тапочки без
задников, заковылял к выходу из палаты.
   - А если доктора спросят, что сказать? - не унимался Сережа.
   - Скажи, что в два нуля пошел.
   - Ладно. Ну смотри, а то  по шапке как получишь! Здесь сестры  такие
строгие!
   - Разберемся,  - медленно  резюмировал Кононов,  который старательно
делал вид, будто каждое слово дается ему с огромным трудом.
   Кононов медленно  приоткрыл дверь  и глянул  в коридор.  Никого.  За
столиком дежурной медсестры пусто. Из ординаторской доносятся  отголоски
чьей-то беседы. Кононов заковылял к выходу из отделения.
   Плотно закрыв дверь отделения, Кононов вышел на лестницу,  служившую
одновременно  и  "курительной  комнатой"  для  врачей и больных, и узлом
связи для  всех кому  не лень.  На каждом  лестничном пролете красовался
телефон-автомат.    Из    соображений    конспирации    и    собственной
безнаказанности  в  роли  больного,  Кононов,  держась  правой  рукой за
перила, а второй поглаживая гипсовый корсет, под которым бушевала  боль,
спустился на один этаж. Этот спуск дался ему с трудом и Кононову  совсем
не хотелось думать о предстоящем подъеме.
   К счастью,  у телефона  не было  никого. Ужин.  Пересменка.  Удачное
стечение обстоятельств.
   Кононов набрал домашний номер  телефона майора Шумеева. Целая  серия
безнадежно  длинных  гудков.  Неужели  весь  этот  вояж  был  предпринят
впустую? Кононов еще  раз набрал номер.  Он ждал не  менее двух минут  и
его  терпение  было  вознаграждено.  Трубку  взял  сам  Шумеев  -  гроза
организованной преступности города.   Ходячая база данных  по мафиози  и
групповым правонарушениям.
   - Андрюха? - Кононов старался говорить как можно бодрее.
   -  А-а,  больной?  Только  ввалился.  Я  еще  на  лестничной  клетке
услышал,  как  ты,  Владимир  Андреевич,  трезвонишь.  Ну  как  ты?  Как
здоровьечко?
   -  Средне,  Андрюха,  средне.  Ребрышки  поломаны,  легкое барахлит,
сотрясение мозга. Но  я, собственно, не  за этим звоню.  Я тут всего  на
минуту смылся из палаты...
   -  Я  понимаю,  что  не  за  этим,  - майор Шумеев сделал выжидающую
паузу.
   - Я располагаю важной  информацией, которая может тебе  пригодиться.
Помнишь, я к тебе  на днях заходил и  мы беседовали о таких  двух фирмах
подозрительных?
   -  Помню,  как  же,  как  же.  У  меня  с  головой  все в порядке. О
"Евротуре" и, кажется, о доме моды. Мелкие жулики.
   Клеймо "мелкие жулики" было излюбленным в лексиконе майора  Шумеева.
Оно  было  и  ругательством,  и  наименованием, и междометием. По мнению
Шумеева, вся организованная преступность состояла из "мелких жуликов"  и
никакие  сногсшибательные  факты,  никакие  беспрецедентные  хищения  не
могли заставить Шумеева  хотя бы один  раз оговориться и  сказать вместо
"мелкие" - "крупные".
   - Мелкие-то они мелкие.  Но не совсем. Короче  говоря, шестнадцатого
числа  с   черного  хода   дома  моды   отправляется  фура   со   всяким
коллекционным шмотьем. По моим данным, в ней будет припрятано  немеряное
количество китайских древностей.
   - Понял. Во сколько?
   - Вот этого  я не знаю.  Но думаю, что  шестнадцатого это все  будет
паковаться.  Наверное,  с  утра.  В  крайнем  случае  посидите  немного,
покараулите.   Информация   абсолютно    достоверная.     Смотрите    не
провороньте.
   - Постараемся. Спасибо. А откуда тебе об этом известно?
   - Эх,  Андрюха, не  будем вести  совершенно нетелефонных разговоров.
Если вы с ребятами  эту контору возьмете с  поличным, я тебе обещаю  еще
кое-каких фактов подкинуть.
   -  Спасибо,  Владимир  Андреевич.  Неожиданно,  конечно,  но, думаю,
успеем. Может, я к тебе завтра заскочу?
   - Рад  был бы  видеть, но  ко мне  никого не  пускают. -  Соврал, не
моргнув глазом, Кононов.  - Может быть,  дня через три...  Ну ладно, мне
пора. Удачи вам.
   - Счастливо, постараемся не оплошать!
   Кононов знал,  что отдел  по борьбе  с организованной  преступностью
умеет работать когда надо. Кононов  надеялся, что это тот самый  случай.
Шумеев  не  упустит  дела  и  отличится.   Кононов  верил в него - через
голову Булавина он  рассчитывал насолить Сапегину  и компании.   Процесс
над Сапегиным  и "Евротуром"  можно сделать  показательным и  громким. И
только имя Кононова не  будет звучать в списке  героев. "Ну и ладно",  -
подумал  Кононов,  преодолевая  третью  ступеньку  лестницы,  ведущей  в
отделение, где его лечат, о  нем заботятся, караулят и называют  Сергеем
Владимировичем.

                                ***

  14 мая, 20.47

  Я успел  съесть свой  ужин-в-постель, а  Сережа вернуться  со своего
ужина-в-столовой, и мы оба развлекались травлей анекдотов, причем я,  не
скрою, сильно  отставал по  некоторым усредненным  смеховым очкам,  в то
время  как  Сережа  просто  доводил  меня  до  колик,  увы,  в   правом,
несчастном  боку.  Но,  как  известно  -  смех  лучшее  лекарство  и   я
предпочитал  смеяться  от  души,  пренебрегая всеми побочными эффектами.
Основным  же  побочным  эффектом  стало  появление  незнакомой   пожилой
медсестры,  в  которой  я  поначалу  заподозрил строгую надзирательницу,
желающую призвать нас к порядку. Ан нет.
   - Сергей Владимирович, вас к телефону, - сказал она весьма учтиво.
   -  Да?  И  где  он?  -  Повторил  я  концовку только что услышанного
анекдота, что вызвало у Сережи новый приступ гогота.
   Сестра нахмурилась.
   - В ординаторской у начальницы отделения.
   - Кто звонит? - Спросил я,  в глубине души надеясь, что речь  зайдет
о Наташе.
   - Какой-то мужчина. Говорит, что он ваш большой друг.
   Значит,  Пельш.  Ну  что  же,  с  Пельшом  грех  не  поговорить. Для
приличия следовало, однако, повыламываться.
   - Да мне, вроде, врач ходить запретил, - протянул я.
   - Вставайте, вставайте, Сергей Владимирович. Походить тоже  полезно,
- упорствовала медсестра.
   - Встаю, - сказал я обреченно.

                                ***

  14 мая, 21.08

  В ординаторской меня ждал Золотарев собственной персоной.
   - А телефон? - Спросил я растерянно.
   - Я ваш телефон, Владимир Андреевич. Ну не могла же сестра  сказать,
что вас в ординаторской ждет какой-то следователь из Управления?
   - Резонно, - согласился я. - Ну-с, с чем пожаловал, Славик?
   -  Да  хотел   пообщаться  с  вами,   как  со  свидетелем   по  делу
Рубиной-Смолича,  -  довольно-таки   официозно  начал  Золотарев.    Но,
заметив на моем лице кислейшую мину, быстро добавил:
   -  А  вообще-то,  если  говорить  честно,  мне  нужна  ваша  помощь,
Владимир Андреевич.
   - Я  весь вниманье,  мой отважный  Лелий, -  сказал я,  с изумлением
ловя себя на том, что становлюсь в типичную позу Гретинского.
   Золотарев  явно  не  понял  юмора,  но,  для  приличия  улыбнувшись,
продолжал:
   - Начнем с того, что стреляли в вас и Смолича. Вам повезло,  Смоличу
повезти не могло и он был убит четырьмя прицельными выстрелами в  голову
и грудь.
   Это я уже слышал. Повторение - мать учения, мать его.
   - Нет расклада лучше  в мире, чем четыре  на четыре, - заметил  я. -
Рубину тоже убили четырьмя выстрелами.
   -  Да,  -  кивнул  Золотарев.  -  Далее.  Нашлись свидетели, которые
видели,  что  стреляла  женщина,  полностью  совпадающая  по  описанию с
Воробьевой.  Но это была не Воробьева.
   - Вот как? - Я был приятно удивлен.
   - Да.  У Воробьевой  есть абсолютное  алиби. Во  время убийства  она
заправлялась на  бензоколонке на  Лермонтовской, чему  тоже есть  немало
свидетелей. Но, как вы знаете,  Владимир Андреевич, поскольку вы были  в
ресторане,  у  Воробьевой  есть  двойник.  Или,  по  крайней мере, вчера
появился.
   -  Да,  отлично  поет,  кстати,  -  сказал  я,  вспоминая  вчерашний
джаз-вечер.
   - Воробьева утверждает, что  сама видела свою "сестрицу"  первый раз
в жизни. При  этом, однако, как  показывает ресторанная прислуга,  она с
удовольствием  поднялась  на  эстраду  и  там  совершала вместе со своей
новоявленной подругой разного рода непристойные телодвижения.
   - Побольше слушайте  кого не попадя,  лейтенант, - сказал  я очень и
очень  жестко,  поскольку  его  формулировочка  уязвила  меня до глубины
души. - Танцевали они, между прочим, отменно, и, если угодно,  эротично,
в чем уже лет семь нет  ничего криминального и даже аморального. Что  же
до ее раскомплексованности... Скажите, вы давно были в ресторане?
   Золотарев замялся.
   - Лет пять назад, - наконец сказал он.
   -  Ну  так  вот,  я  вам  напомню.  В  ресторанах  люди пьют, едят и
веселятся, для того  они и придуманы.  А уж кто  как веселится -  как по
мне, совершенно неважно, лишь бы без мордобоя.
   - В  общем да,  конечно, -  тяжело, очень  тяжело не  согласиться со
старшим по званию. - То есть  вы хотите сказать, что, по вашему  мнению,
Наташа действительно не знает, кто был ее двойником?
   - Едва ли. Я знаю одно - бухгалтер получил свои пули не зря.   Более
того,  учитывая,  что  в  тот  же  день  его машина была взорвана, легко
предположить, что убийство является повторным, более удачным  покушением
на  его  жизнь  со  стороны   неких  мафиозных  структур,  связанных   с
туристическим  агентством  "Евротур".  Наемный  убийца  был  наряжен   в
точности, как Наташа, чтобы сбить следствие с толку.
   -  Я  приблизительно  так  и  думал.  Кстати,  Владимир   Андреевич,
простите мне мою навязчивость, но где вы раздобыли такую куртку?
   - Купил  прошлой осенью  на базаре  у смешного  такого вьетнамца,  -
этот ответ был заготовлен у меня  для всех еще днем. - Понятия  не имею,
где такие шьют.
   - Вы знали о кевларовой подкладке?
   -  Конечно,  ради  этого  и  купил.  Ведь в нашей работе без кевлара
никак.    А  ходить   по  ресторанам   в  бронежилете,   мягко   говоря,
несподручно.
   - Что да то да, - согласился Золотарев.
   Вообще-то я ничего против Золотарева не имею. Он неплохой парень  и,
когда поднаберется опыта, будет, пожалуй, неплохим сыщиком.
   - Я так понял, Слава, ты сегодня времени даром не терял.   Свидетели
там,  свидетели  сям,  Воробьева  и  все  прочее, - сказал я дружелюбно,
переводя разговор в другую плоскость.
   - Да, Владимир  Андреевич. А что  делать? Вам хорошо,  вы - капитан,
вас в Управлении все  знают и любят, а  мне еще ого-го сколько  работать
надо...
   После такого признания Золотарев стал мне по-настоящему симпатичен.
   - Да, работать надо, - согласился  я. - Но я тебе, Слава,  хочу дать
один  дружеский  совет:  не  возись   с  делом  Смолича.  Дело   дохлое.
Абсолютно. Но послушай кое-что другое...

                                ***

  15 мая, 9.37

  От  завтрака  Кононов  отказался,  зная,  что  может потребить его в
любой момент. В этом смысле порядки в больнице отличались  либерализмом.
Он чувствовал, что  сегодняшний день принесет  ему успокоение. Он  знал,
что неприятных сюрпризов  больше не должно  быть. В одну  воронку снаряд
дважды не  попадает. Он  вспомнил о  Елизавете Михайловне,  которая, как
всегда, оказалась  права со  своими мрачными  предчувствиями. К счастью,
права не до  той степени, как  могло бы быть.  "Нужно ей позвонить,  что
ли, а то волнуется, старушка".
   Дверь в палату распахнулась и  на пороге возникла Наташа.   Кононов,
небритый,  опухший  и  несчастный,  сделал  ей  знак рукой, больше всего
опасаясь,  чтобы  она  ненароком  не  назвала  его  Володенькой. Сережа,
оторвавшись от  бульварной газетенки  с полуголыми  феминами и светскими
сплетнями из мира звезд, смотрел на вошедшую во все глаза.
   -  Доброе  утро,  -  приветливо  сказала  Наташа,  выглядевшая очень
соблазнительно в белом халате.
   -  Подожди  меня  пожалуйста  на  диванчике,  возле столика дежурной
медсестры, - холодно сказал Кононов.
   Дверь за  Наташей закрылась.  Она была  послушной и  имела виноватый
вид.
   - Это твоя певичка? - Поинтересовался Сережа, лузгая семечки.
   - Угу.
   - Оно и видно.
   Кононов глянул на себя в зеркало. Синюшные веки. Щетина,  больничная
пижама.  Нечищенные  зубы.  Ничего  не  скажешь, красавец. Но времени на
прихорашивания у него не было  и потому он ограничился чисткой  зубов и,
скрипя, словно несмазанная телега, вышел из палаты.
   - Привет, Натали.
   - Привет, Володя. - Наташа набросилась на него с поцелуями. - Что  у
тебя со здоровьем?
   -  Ерунда.  Два  ребра,  сотрясение  мозга,  легкое,  - отрапортовал
Кононов.
   Взгляд Наташа шарил по полу.  Как обычно у людей, которые  чувствуют
за собой вину.
   -  Может,  на  улицу  выйдем?  - предложил Кононов, которому страшно
хотелось курить.
   Они сели на солнышке в виду фонтанчика. Молодая листва, тюльпаны  на
клумбах. Идиллия.
   - Я требую объяснений, - Кононов пристально взглянул в лицо Наташи.
   - Ты  их получишь,  - согласилась  Наташа. -  Прежде всего  я хотела
извиниться. Извиняешь?
   - Это будет зависеть от объяснений.
   С  женщинами  нужна  твердость  -  это  Кононов  знал и отступать от
выбранной линии поведения  намерен не был.  В конце концов,  ему надоело
быть марионеткой в руках Наташи. То призрак, то двойники, то куртка.   С
этим нужно кончать.
   - Во-первых, какого черта ты в меня стреляла? - Начал Кононов.
   - Это не я. Я, как известно  всем и вся, в это время заправлялась  и
меняла  масло  на  круглосуточной  бензозаправке,  что на Лермонтовской.
Честное слово! Стрелял мой двойник.
   - Все равно,  какого черта в  меня стрелял твой  двойник? Хватит мне
морочить голову всякими переодеваниями. Призраками и прочей гадостью!
   Наташа всхлипнула. Насморк? Слезы?
   - Иначе никак не получалось со Смоличем.
   - Да ну?
   - Честное слово. Мы должны были  отомстить ему за Марину, а если  бы
тебя с ним не  было, получилось бы гораздо  хуже.  Милиция и  все такое.
Это было бы опасно.
   Кононов курил, несмотря на боль в легком. Охота пуще неволи.   Слова
Наташи отдавали у него в голове чугунным молотом.
   -  Короче  говоря,  кто  был  твоим  двойником? - Кононову было лень
вникать в подробности, но без определенных фактов нельзя было обойтись.
   - Я не могу тебе сказать, - сказала Наташа извиняющимся тоном.
   - Гретинский?
   Наташа тихо кивнула.
   - Ну и бог с ним, я вас закладывать не стану. Мне вообще все  равно.
- Кононов встал со скамеечки.
   - Тебе уже пора?
   Кононов кивнул  и медленно  поковылял к  входу в  больницу. В  своей
ужасной  антиэстетичной  пижаме  и  тапках  без задников.  Наташа, стуча
каблуками, семенила следом.
   - Володя,  пожалуйста, не  сердись на  меня! -  Тушь растекалась  по
щекам Наташи под напором слез.
   Кононов  молчал.  Наташа  второпях   достала  из  сумочки   какой-то
небольшой предмет  и, со  словами "воэьми  вот это",  быстро сунула  его
Кононову в карман пижамы.
   - Спасибо. Спасибо за куртку,  - сказал Кононов и, всем  своим видом
желая показать,  что не  желает продолжать  общение, исчез  в стеклянном
вестибюле больницы.
   Уже дойдя  до лестницы,  он сунул  руку в  карман, ожидая обнаружить
там  прозаический   сверток  бутербродов   или  коробочку   марокканских
сардинок.  Вместо  этого он извлек  диктофон, в который  была заправлена
кассета.   Нажав  на  кнопку  "PLAY",  Кононов  услышал  голос человека,
который вот уже двое суток  занимал свое законное место в  морге: "Кроме
этого,  я  убил  Марину  Рубину".  Через секундную паузу Кононов услышал
собственный голос: "Я ценю откровенность". Вслед за этим грянул джаз.
   Спохватившись, Кононов нажал кнопку "STOP".

                                ***

  15 мая, 11.20

  - Юра?
   - Здравствуйте, Владимир, -  несколько манерно начал Юра  Кулишенко.
- Как живешь? Мне тут рассказали...
   - Все в порядке.
   - Можно мне хоть проведать зайти?
   - Успеется. Ничего  серьезного. Ко мне  пока никого не  пускают.  Ты
не мог бы удружить мне одним  сообщением? Я звоню из автомата и  поэтому
болтать долго не могу, ты уж извини.
   - Понял, чем смогу, тем помогу! - С готовностью ответил Юра.
   - Скажи, Юра, у вас на завтра какая-нибудь отправка шмоток за  бугор
запланирована?
   Юра умолк, размышляя над неожиданным вопросом Кононова.
   - М-м... Да! Как раз завтра, ориентировочно в двенадцать, в  Австрию
через  Украину  и  Румынию.   Фургон  "Мазда"  будет  отъезжать.   Затем
вскорости будет отправка в Финляндию.  А через три недели мы  отправляем
коллекцию  в  Эмираты.  Вот  уж  не  думал,  что  для  тебя  это   будет
представлять какой-то интерес.
   - Спасибо, Юра, надеюсь, скоро увидимся.
   - Поправляйся, - с сожалением сказал Юра, вешая трубку.

                                ***

  15 мая, 12.40

  Все стало  на свои  места. Наташа  и Гретинский  исполнили роль того
самого  "эскадрона  смерти".  Ждать,  пока  я  поймаю бухгалтера, они не
хотели. Более того, скорее всего  они боялись, что ему удастся  избежать
расстрельной команды. А  по их мнению,  такой злодей заслужива