ешь его в милицию? А зачем патроны делал?"
   Спросила спокойно:
   - И сколько же ты собираешься меня тут держать?
   - Два дня. Устроит?
   Тут на нее снизошло вдохновение Алена чисто по девчоночьи
бессильно ударила Свинцова в плечо и громко зарыдала.
Только Солдат-Юдин который много наблюдал за Аленой сразу
подумал "Врет!" Но естественно промолчал.
   Сейчас не было на земле более безграничного повелителя
над Аленой, чем Свинцов - так он себя ощущал. Хочешь щелбан
ей врежь, чтобы заткнулась, хочешь - дружески потрепи по
щеке хочешь - Что хочешь!
   - Замолчи! - сказал он сурово. - Вообще не выпущу.
   Алена рыдала закрыв лицо руками. Сквозь сомкнутые пальцы
проступали слезы - это было волнующее зрелище.
   - Знаешь мама как беспокоиться будет! Можно, я хотя бы
записочку напишу! - и замерла "Ну хватай крючок акула".
   И "акула" естественно согласилась в великодушии своем.
Тогда Алена к удивлению Свинцова, но вовсе не к удивлению
Солдата Юдина достала из заднего кармана штанов блокнот и
карандашик. Юдин-то знал, что Алена просиживала над этим
блокнотом довольно много времени. Сидит и сидит как
памятник. Ей нормально - она может комаров отгонять. А
Солдату Юдину каково в засаде?
   Она конечно не просто так сидела. Она сочиняла стихи! И
даже неплохие хотя и диковатые такие слишком уж на
современный лад. Одна из ее поэм называлась "Смерть юной
наркоманки" - про девушку из Лондона которая была далекой
праправнучкой Отелло и Дездемоны.
   А странно все таки ей бы Алене Леоновой стихами
заниматься, а она силы гробила, чтобы войти в "круг" Маши
Селезневой.
   Сейчас холодной рукой Алена пролистнула свою поэму
вырвала чистый лист и написала, что она уезжает к Лере
Черниковой. С Лерой Алена училась с шестого класса по
восьмой. А в четвертой четверти восьмого класса эта Лера
вышла однажды к себе на балкон седьмого этажа и сделала
сальто вниз через перила. Она оказывается была влюблена в
какого-то там тренера по какой-то там гимнастике! Она и
сама была кандидат в мастера. Очень такая приличная девочка
немного бледная никогда не лезла никуда. А уже два раза
была за границей.

   В лесу смеркается рано и быстро. Еще в Скалбе никто
наверное не думал и свет зажигать а здесь, на поляне было
уже глухо. В окошке их прокопченой тюрьмы виднелся закат.
Но закат был где-то далеко, а сумерки близко! Потом вдруг и
вовсе стало темно. Это в окошко просунулся Крыса.
   - Я в дом ухожу. Смотрите гады, кто крикнет прямо буду
убивать! - сказал он голосом злым, но каким то неуверенным.
Алена и Солдат-Юдин ведь не знали, что Крыса жутко боится
истории с револьвером и мечтает бежать.
   Крыса убрался восвояси - опять стало светлее. А уж тихо
- до ужаса.
   - Эй! - прошептал Юдин. - Давай крикнем!
   - Иди ты отсюда придурок! - сердито ответила Алена. Она
еще раз посмотрела в окошко, которое было никак не больше
чем кирпич. Темнело. И не хотелось кричать в этой глухой
тишине - накликивать.
   - Кто здесь услышит! Лешие?!
   Свинцов в это время с идиотской тщательностью виток за
витком наматывал проволоку на патрон. И говорил себе
"Настучит Алена!.." И тут же появлялась высокая стопка -
деньги Свинцов даже не знал, какой величины ее себе
представить - десять тысяч. Но, что-то огромное! И он
думал "Алена! Куплю... Юдина то просто можно припугнуть...
А Крысу тоже куплю!"
   Он сделал еще один патрон сунул в гнездо барабана -
годится!
   Уже совсем стемнело. Уже Демин и Славка побежали к Любе
Марьиной. Свинцов сунул пистоль за пояс: "Хватит с него
четыре патрона!" Ведь самодельный тот был тоже
четырехзарядным.
   Выключил свет в мастерской запер дверь словно уходил
отсюда навсегда. Опять мурашки по спине Вбежал в дом.
Родители неторопливо пили чай. Свинцов почувствовал, что он
голоден как собака и хочет чаю. Но не смог бы просидеть
здесь и минуты.
   - Сынок! - сказал отец очень мягко. - Ты бы...
   - Не могу зарез! - глухо пролаял Свинцов. - Я сегодня
не дома ночую мам... У друга...
   - Да ступай-ступай! Ты большой... Смотри там
аккуратней! - И подмигнул сыну.

   Градус сидел один за бутылкой портвейна. На промасленной
серой бумаге лежала горка жареной мойвы с вылупленными
черными глазами стояло блюдце с крупной сероватой солью и
рядом полголовки несвежего лука. И кирпич хлеба от которого
Градус просто отламывал куски.
   - Ты куда лезешь! - спросил он Свинцова с обычным своим
презрением и скукой. - Тебя звали!
   - Готово! - ответил Свинцов и не спрашиваясь, сел к
столу. - Ты налей товарищу!
   Градус осторожно взял револьвер, повертел в руках - тоже
с заметной осторожностью: он не умел обращаться с оружием.
   Свинцову жутко хотелось, что-нибудь ему сказать такое -
излишне веселое. Сдержался. Молча взял пистоль, быстро
показал, как чего делать. Вынул патроны, потому, что Градус
осваивал науку не слишком ловко. Наконец, когда у него все
стало получаться Градус стукнул Свинцова по плечу и спросил
радостно, словно лишь теперь увидел пистоль.
   - Ты где его надыбал!
   - Долго рассказывать! - Свинцов с удовольствием жевал
мойву. Как ни странно она была вкусна!
   - Ты давай рассказывай! - выпучив коричневые маслянистые
глаза, Градус глядел на Свинцова.
   - Ну у одного хмыря болотного... Он приходит...
   Гарусову Геннадию не везло в жизни. Он родился
тугодумом. Тому много разных причин, описанных в
специальной литературе. И не об этом сейчас речь. Но
Градус родился им! И это значило, что в школе его тянули из
класса в класс на привязи необходимости и борьбы за высокий
процент.
   А он был не глупый не умственно отсталый. В специальную
школу взять его не имели права. Просто ему на растолковку
надо было времени раза в два больше, чем другим. Это
теоретически. А практически конечно же никому ты не
объяснишь, что я, мол не дурак. Его за дурака и держали.
Василь Василич - у них такой был математик страшно
рассеянный человек: "Гарусов, - он говорил. Потом: - Ах,
да. Садись-садись. Три"
   Кому же понравится такое житье? Врезал бы обидчикам, да
спортивными статями Градус тоже не отличался. Тогда он и
встретил на своем пути Усача. Усач всех принимал. Как-то у
него Градус увидел потрясную зажигалку. Усач ее называл
"симпотная".
   - Нравится? - хлопнул Градуса по плечу. - Вот
подрастешь, курить будешь - подарю!
   С тех пор, наверное он и закурил по настоящему. Однако
подарка не последовало...
   Усач их учил уму-разуму: нету денег - достань, а
товарища опохмели. И на следующем "занятии":
   - Что значит "украл"? Ты разбирайся. Ты за десять минут
за мгновенье заработаешь четырнадцать тыщ. "Ковбойкам" надо
четырнадцать тыщ зарабатывать десять лет! - "Ковбойками" он
называл работяг. - А мог бы и четырнадцати тысяч не
заработать и на десять лет свободы лишиться. Так, что сынки
никакого воровства нет все честно! Рискуешь - имеешь. А
если ты "ковбойка" по натуре - тогда иди гуляй...
   Усач придумал брать магазин в который можно было влезть
через заднюю стенку. Там когда склады делали, то материала
не хватило и один пролет просто зашили фанерой - временно.
Потом строители ушли на другой объект ну и... как это
обычно бывает! А Усач узнал. Говорит продавщице:
   - Чего это у вас, Люсенька дует? Она ему, дура, и
расскажи, что стенка тоненькая. Но оказывается всю эту
стенку уже опутали сигнализацией, пока они "телепались". На
дознании Градус все брал на себя, как малолетка которому
ничего не будет то есть вел себя "по законам". И ничего не
добился. Никакого слуха по колониям не ходило о том какой
он орел. Там были свои законы. Пришел в барак узнай, кто
главный подлижись отдай, чем богат и замри. Потом тихо
оглядывайся кто еще тебе может в рыло дать кроме главного.
А кому ты. Все, наука окончена.

   У этой девчонки, Алены, родители сказали:
   - Да мы не знаем когда она вернется! - И с таким
недоумением, словно Люба спрашивала о чем то неприличном.
   Потом пошли к тому которого называли Солдат-Юдин который
продал револьвер. И который ушел в школьный поход... Поход
тоже был какой-то странный - с одними удочками.
   - Да тут уже приходила, спрашивала, Леоновых - дочка...
- Отец разговаривал, а другим глазом все время глядел на
"Динамо" - "Днепр"
   Мать вышла за ними на крыльцо. Спросила шепотом:
   - Ничего не случилось? Правда? - И все тайком, чтобы
семейное счастье не развалить нечаянным скандалом. Но муж
ее всем интеллектом был погружен в телевизор.
   Двое мальчишек - Демин и Соловьев - ждали ее у калитки.
   - Алена была у Солдата? Так... И потом исчезла... -
Переглянулись. - И Солдат исчез!
   - Вы не каркайте умники! - сказала Люба. В голосе ее
была не столько сердитость сколько желание тревогу отогнать.
   „ Потом она произнесла им фамилию: Старостин. Мальчишки
опять переглянулись... Пошли к Старостиным.
   Но эта мать Любу просто обругала.
   - Из милиции? Да хоть откуда! Нету его. В походе. Не
знаю. На это школа есть!
   - Чего дальше? - спросила Люба у мальчишек, которые
ждали ее в темноте берез у калитки.
   - Чего ж все ясно теперь - сказал мальчишка, который звал
себя Демин. - Надо к Свинцову двигать, согласен?
   И тот, которого звали Славка, кивнул.
   - А кто такой Свинцов? - спросила Люба, хотя и помнила
конечно фамилию в истории о самопальщике.
   - Да самый главный в этом деле, я так думаю, - сказал
Демин мрачно - Согласен, Славист?
   И Славка снова кивнул.
   Тут Люба уж не выдержала:
   - Вы, что же? Опять саботажничаете? Самый главный -
Свинцов, они меня таскают по каким-то второстепенным
ребятам!
   - Ну мы же не знали! - сказал Славка расстроено. - Пока
всех не обошли, мы откуда же могли догадаться-то?
   И тут Люба - совсем не по ситуации - неожиданно
рассмеялась. Ей вспомнился деревенский участковый, который
вполне уверенно говорил ей: "Ну, а если тебе не скажут, кто
убил, как же ты узнаешь?"
   Вот и эти двое мальчишек были обычные сундуки. Мирные
жители. И никакими особыми методами дедукции не владели.
   Перед свинцовским домом Славка спросил Демина:
   - Пойдем?
   - Да ну его в хвост! Не хочу я светиться!
   - А я пойду!
   - Виталик? - спокойно переспросила свинцовская мать. -
Он сказал, что будет ночевать у товарища...
   - А не знаете у кого?
   - Да он... Нет, не говорил.
   В другой комнате у телевизора сидел мужчина. Люба узнала
директора железнодорожных мастерских товарища И. В.
Свинцова.
   - А скажите пожалуйста, - вдруг вступил Славка. - Тут к
нему девочка такая должна была зайти сегодня. Дачница,
симпатичная такая, вы ее знаете, Алена Леонова...
   - Я не видела.
   - А вот парнишка такой невысокий, с удочками. Вчера?..
   - Я вот не приметила... - И на Любу посмотрела с
удивлением и строгостью: чего это пришедший с вами
"ребенок" задает мне столько вопросов?
   - Извините, - сказала Люба и приобняла Славку за плечи.
- Это мой младший братишка. Он у вашего Виталия куртку
оставил, такую джинсовую. Где оставил то? - строго
спросила она у Славки. - Где тир, что ли был?
   Мать даже изменилась в лице.
   - Да нет! Мы... Нашему Виталику чужого-то не надо! И
отец у нас, слава богу... Пойдемте-ка! - Она повела их на
задний двор. В свете падавшем из окон, нашла ключ на гвозде
вбитом в березу, открыла мастерскую включила свет.
   - Удочки! - сказал Славка.
   - Ты куртку смотри! - будто строго сказала Люба. И
увидела на верстаке в ящике железную трубку с... мушкой на
конце. А вот и рукоятка вместе со спусковым крючком. - Что
это? - спросила Люба у матери.
   - Железки его! - ответила та удивленно.
   Н-да! Вот и пожалеешь, что начала осмотр таким
полузаконным способом.
   - Нету куртки-то, Слава?
   Славка поднял, что то чего Люба не заметила, протянул
ей... малокалиберные патроны! Люба повернулась к матери
   - Да у вас тут целый военный склад!
   - Я не понимаю! Может я позову мужа?
   Лучше сейчас, чем потом, подумала Люба тяжело будет, но
лучше сейчас.
   - Да, зовите! - сказала она.
   Иван Витальевич явился в домашних тапочках, в свободных
домашних штанах, но "поверху" в парадном пиджаке. Хороший
пиджак придает мужчинам определенного сорта уверенность.
Строго сказал:
   - Прошу прощения!
   - Капитан милиции Марьина! - ответила Люба. Протянула
отцу полусобранный пистолет и патроны.
   - что? - спросил Свинцов-старший, сердито глядя на жену,
потому, что надо было на кого то смотреть сердито. - Опять
старая история? Ты мне говоришь- куртка!
   - "Старая история" была отобрана у него три года назад.
А это новая история! Вы все же не знаете где сейчас ваш
сын?
   Иван Витальевич смотрел на Любу соображая, чем ему это
все может грозить, насколько ему стоит бояться лично Любы и
насколько законно все, что здесь Происходит.
   - Так. Понимаю вас, - сказал он наконец. - А, что если
мы поговорим обо всем этом завтра?
   - Есть подозрение, что у вашего сына боевой револьвер.
   Иван Витальевич покраснел, словно минуту или две до этого
ему не давали дышать. А мама (теперь Люба уже не могла
думать про нее "мать") вдруг сразу потерялась. Мучение было
на лице ее. И по мучению этому быстро текли слезы словно
старались догнать одна другую:
   - Виталий ничего дурного сделать не мог! Я мать
понимаете. И куртку мы вернем любую!

   Самому бы Градусу умереть, до этого не додуматься... А
Усач привел его в микрорайон. Так называлось в Скалбе место
где далеко отодвинув лес заняв, бывшие колхозные пашни,
встала добрая сотня каменных домов - пяти- семи-
двенадцатиэтажных... Какой там микрорайон! Новый город!
   А вся остальная Скалба была деревянная, личная.
   И вот Усач привел Градуса, посадил под сосну, сказал:
   - Смотри, сынок!
   Они увидели, как к дому напротив... сберкасса это была,
вернее, отделение Госбанка, подъехала "Волга".
   - Видишь, - сказал Усач, - это кассирша, баба рыхлая.
Замахнись - глаза закроет!
   Кассирша перешла по тоненькому мостику через канаву,
завернула за угол, вошла в дверь.
   - В машине Гришка с пистолетом, - продолжал объяснять
Усач. - Он по идее должен ходить с ней. А чего тут ходить,
он считает. Тут же ей пройти от кассы до машины двадцать
шагов. А не видит того, что ей за угол заворачивать! -
усмехнулся. - Ладно, не наше это дело! Но Гришка иногда с
ней ходит. А уж точно он не ходит, если день получки
выпадает на среду.
   - Почему?
   - Вот именно - почему? - опять усмехнулся Усач. Он умел
так с презрением усмехаться. Градус тоже потом научился. И
в колонии ему за это доставалось.
   - Ну? Не знаешь, почему? - ткнул его в темя твердым
пальцем Усач. - Эх ты, грудная жаба!
   - Почему грудная жаба! - улыбаясь, спрашивал Градус.
Ему нравился Усач, и когда он его хвалил и когда он его
ругал.
   - А потому грудная жаба, потому, что ты головастик. Тебя
еще, как головастика, надо грудью кормить. Только не
бабьей, а жабьей! Вот отчего имя твое "грудная жаба".
   - А среда здесь при чем?
   - В этом тонкость! Как среда - газета ваша печатает
кроссворд. И Гришка-дундук его угадывает. Вот так!
"Человек из шести букв"? Ответ "Дундук"!
   - Так сегодня среда! - вдруг с радостным ужасом
догадался Градус.
   - Ша, киндер! - И Усач крепко положил ему руку на
голову, что даже в шее у Градуса, что-то трыкнуло. И потом
долго болело. - Ша! Киндер! - потому, что из сберкассы
вышла кассирша с чемоданчиком. - Вот тут ее и надо брать!
И у всех вроде на виду. А никто не видит! И сразу на
велосипед, чемоданчик на руль. И по тропинке фугуй. Гришка
на "Волге" не проедет, а пеший - он курит по две пачки в
день.
   Градус смотрел, как толстая кассирша развалистой своей
походкой перебралась через канаву, сказала, что-то в окошко
машины, села. Машина тронулась! С чемоданчиком, с
деньгами.
   - А, что же мы, Усач?
   - Пушка нужна!
   Теперь современные говорят "пистоль" А Усач
по-староблатному "пушка".
   - На кой она здесь нужна-то?
   - Кассирше предъявить, понял? Уж кассиры в пушках
разбираются? - Усач хмыкнул. - А когда чемодан взял, ее по
черепу слегка, чтобы она сразу-то не заорала. И, чтоб у
тебя время было на отъезд.
   - Да, что ее, нельзя кирпичом шарахнуть?
   - Молчи, дура, - сказал Усач, как будто его тоска брала.
- В таком деле, очень может, стрелять и не придется. А
пушка нужна! Как тебе растолковать попонятней? Дело -
крупняк! На такое дело без пушки идти - бога гневить, фарта
не будет!
   И тут как раз подвернулся Свинцов со своим тиром. Эх!
Как же мечтал Градус прийти к Усачу и выложить пистоль!
Усач только головой покачает "Молодец, сынок!" И больше ни
слова. А Градусу больше ничего и не надо!
   Но потом все мечты вдребезги - когда они погорели на
магазине... Усач загремел, Градус загремел.
   Когда он приехал обратно в Скалбу, про Усача нигде и
никто не слыхал. Мужик, однорукий Серега, у которого снимал
Усач, сказал, что не появлялся Эдик и уже три года должен
пять рублей, а если Градус, мол, не отдаст сейчас же...
   Градус хотел двинуть ему в рожу и сказать, что он отсидел
свое. А потом подумал, зачем ему это надо - шум. Да и бить
однорукого... Он дал пятерку, плюнул и ушел... Конечно, на
бутылку Серега сшибал, а не какой не долг!
   Потом вроде для смеха Градус сходил к сосне у которой они
сидели с Усачом, и увидел, что все осталось, как было. Все
буквально и кассирша, и канава и Гришка, который по средам
изучает свои кроссворд.
   Градус вообще-то не хотел на Скалбе застревать. Но тут
сестрица нашла его:
   - Гена! Здравствуй!
   За три года ни разу не вспомнила, сухаря ржавого не
прислала, а как он в бывшем материнском доме поселился..
Сестрица, Тонечка. Она, конечно, не одна приехала с мужем.
Одна-то она Градуса боялась. А тут все-таки свидетель.
   - Я хочу с тобой поговорить по поводу дачи.
   В смысле этого вот дома Где она жила и выросла!.. А как
за московского вышла - значит, стала "дача"!
   Но Градусу она предложила неплохие условия. Полторы
тысячи денег, справку на три месяца, что у него радикулит,
постельный режим, чтобы он мог погулять лето красное. А
Градус за это дарственную на свою долю земли и дома, что
мать завещала.
   Градус сразу говорит:
   - Согласен!
   Лето отгуляю потом костерчик разожгу посреди комнаты - и
аля-улю! Вот и дарственная! И подумав так он прибавил.
   - Чтобы только ваших харь я за лето не видал! Только
одно ему не нравилось, что надо на велосипеде уходить. Ведь
любой дурак побежит - догонит. И когда он услышал за окном
треск свинцовского мопеда опять его осенило: вот оно!
Выгоды те же, велосипедные а гоняет как зверь! Уж его
пешком не догонишь!
   Но теперь, дослушав рассказ Свинцова, Градус просто в
ужас пришел. Столько народу припутать! Вот возьми они
сейчас да сбеги оттуда?.. Чего? Трудно, что ли? Ножичком
где надо проковыряй и хорош! Прибегут к папке-мамке... А
те в ментовку.
   - Ты, что сделал хмырь?
   Конечно, Свинцов стал божиться, что не убегут. Такое
глупое положение получилось у Градуса не верить: - значит
надо прямо сейчас куда-то исчезать, а здесь все бросить
навсегда.
   Исчезать ему было некуда, денег осталось с гулькин хвост.
Приходилось верить этому слизняку.
   - Уйдут - смотри Свинца! - И то был голос уже
вооруженного человека, Градус это сам услышал.
   - Ты не боись, - говорил Свинцов, - они сами боятся!
Один малолетка, одна девка. Да Крыса на охране!
   - Девка? А сколько лет?
   - Шестнадцать! - ответил Свинцов подмигивая, как будто
он жутко понимал в этих делах.
   - Товаристая?
   Но ему не требовалось никакого свинцовского ответа. Он
сидел мечтательно прищурившись.
   - Сидит там да? Ждет?1
   И потом без всякого перехода поднялся сделал два шага и
упал на кровать. Через секунду уже спал ничего не видя и не
слыша.
   Свинцов стянул тапки лег на диван, под который Градус
заметал мусор. "Сплю в одной комнате с настоящим вором!" И
правда заснул.
   В ту минуту когда уснул Свинцов Люба Марьина поняла, что
ей не уснуть и встала. Подумала включить свет. Но для
того, чтобы просто сидеть и мучиться бессонницей света
вполне хватало от луны висящей в вер