Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
же все таки образом
револьвер попал к Солдату-Юдину. Украден? Да украден. Не
в земле же Солдат-Юдин его нашел такой новенький. И значит
я купил ворованную вещь!
Не... Как это у них называется? "Перекупил" Так
называется у воров.
С этой минуты, что-то изменилось в Славкином отношении к
пистолю. Славка его словно бы разлюбил.
Он ничего сделать еще не успел, а уже случилось
преступление - купил краденое. Не то, чтоб его это
страшило, но было как-то противно. Он даже решил сейчас же
выкинуть пистоль забросить в болото.
Но ведь была уже ночь. А может утро вечера мудренее?
Утро оказалось не мудренее вечера, а глупее на этот раз.
Он никуда не пошел, хотя теперь идти к болоту было не
страшно. Он страшился другого - того, что Демин и Алена
подумают.
И сунув пистоль за пояс, Славка сел ждать, когда Демин и
Алена придут к нему мириться. Протомился минут сорок. А
потом они действительно пришли.
Попрепирались немного выясняя кто же все-таки был вчера
виноват. И затем вдруг Алена объявила, что именно сегодня
они идут на станцию ждать последнего пассажира с последнего
поезда.
Вот о чем успел подумать будущий десятиклассник Вячеслав
Соловьев пока сидел у окна в прихожей своей московской
квартиры, а слезы сперва лились у него из глаз, а потом
высыхали. И когда высохли они, Славка глубоко вздохнул,
поднялся и поехал назад в Скалбу.
Было часа четыре. К тому времени день успокоился
расслабился. Облака лежали на небе огромные, неподвижные
белые - такие летние-летние. Не верилось, что уже
перевалило за середину августа. Воздух был тих и при всей
своей прозрачности почти видим - густой пронизанный солнцем.
И здесь Глебов заметил, что с платформы спускается тот
самый парень. Да это произошло Глебов узнал его. Он
понимал, что ни один суд не поверит ему, но и знал, что
никто никогда его не переубедит. Это действительно был тот
парень. Тот!
Как и в прошлый раз, парня можно сказать Глебов не видел.
Тогда все было в темноте при скупой поддержке далекого и
мутного фонаря. Теперь на мгновение мелькнул профиль, а
потом лишь спина затылок. И все-таки Глебов знал это он. И
не надо быть летучей мышью с ультрафиолетовыми
улавливателями вместо ушей, а надо только, чтобы вам один
раз ткнули в живот револьвером.
Глебов шел, ведя велосипед за рога. И велосипед этот был
ему маскировкой - такая очень дачная примета.
Впрочем парень и так не оглядывался не думал о
возможности преследования, словно вообще не опасался. В то
же время в нем чувствовалась какая-то грусть, прибитость.
Или это лишь казалось Глебову?
Однако никакой это был не парень. Это был обыкновенный
мальчишка! И вовсе не так уж он высок как это показалось
Глебову ночью у станции. У страха глаза велики. А у
неприязни и того больше. И, может, думал Глебов вся эта
акселерация. Ну пусть не вся, так большая ее часть, есть
не, что иное, как наша неприязнь к ним "Ишь какой вымахал!"
А дальше уже пошли-поехали теории. И сейчас он почти уверен
был, что "теории" эти не подкреплены достаточным количеством
убедительных фактов.
Неожиданно мальчишка пришел! Случилось это очень как-то
обыденно. Глебов даже словно бы "расстроился" испытал некое
разочарование, что ли. Очень уж недетективно все случилось.
Просто он свернул вдруг в калитку, калитка хлопнула и когда
Глебов поднажав на педали подъехал к тому месту, в ответ на
его любопытный взгляд только ветки мичуринской черной рябины
помахали, дразнясь уже покрасневшими кое-где листьями.
Глебов не удержался притормозил, надеясь еще хоть, что-то
углядеть. Однако у него хватило ума все же проехать мимо
калитки и забора.
Дальше улица полого уходила вверх. И на пригорке этом
лежало несколько старых бревен. На них сидели парень и
девушка. А скорее все-таки мальчишка и девчонка. Довольно
легкомысленно, однако доверяясь интуиции, Глебов затормозил
около. Сел на бревнышки, а коня своего положил железным
боком на траву.
Он почувствовал, что нарушил какой-то разговор. Но при
этом не испытал ничего похожего на угрызения совести. Дело
какое! Ведь он был старший. И уже через секунду Глебов
решил, что вполне может завязать разговор. Мальчишка ему
показался никаким. А вот девчонка была прелесть, что такое.
Прелесть!
Глебов признаться никогда особенно не приглядывался к
молодежи. Она была, как говорится, вне сферы его интересов.
А почему? Никаких внятных объяснений тут не подберешь.
Просто Глебов не интересовался молодыми да и все. Как сотни
тысяч других людей.
Однако случай весь этот и особенно слежка. Ну, не
слежка, пусть, а скажем эта его велосипедная прогулка,
повернула душу Глебова в новую сторону. И вот он
залюбовался девчонкой. Нет не девчонкой. Но и не барышней!
Бог знает, как было назвать это состояние ее духа и бытия.
Одно стало вдруг ясно Глебову красота - момент жизни. Не
было - пришел - исчез. И эта девочка была как раз в том
моменте. Глебов видел, что, повзрослев, она сделается
полновата, жила в ее генах такая склонность. И морщинки на
лбу, которые столь милы сейчас, станут ее настоящими
врагами.
Но сейчас она была прелестна и неповторима в начале своей
женственности, а на самом деле - в ее зените!
На мгновение Глебову захотелось просто довериться ей. Не
начать хитро выспрашивать, а просто вот довериться.
Ничего подобного, конечно, Глебов не сделал! Он кашлянул
самым банальным образом, чтобы привлечь к себе внимание...
Хотя его и так заметили, ведь он мешал их разговору.
- Извините, ребята, вы давно здесь живете? Вы здесь всех
знаете?
- Слушай, отец, - сказал мальчишка очень внятно. - Мотай
отсюда!
Теперь Глебов увидел, какой перед ним угрюмый парень,
какой темный у него взгляд. Но это лишь промелькнуло в
сознании. А ясно и горько там отпечаталось другое - Что его
назвали "отец". В первый раз. Вспомнилось чье-то
стихотворение об этом, Межирова, что ли. Совершенно нелепо
и не к месту улыбаясь, он вглядывался в лицо этого
мальчишки.
- Чего уставился? Не понял, что тебе сказали? По рогам
захотел?
Глебов вспыхнул. Он как-то должен был ответить, осадить
его. И сделалось страшно. У мальчишки были кулаки
каратиста и тяжелый, безжалостный взгляд. Неважно, что ему
шестнадцать, судя по физиономии безусой. Они теперь, эти
акселераты... Глебов понял, что сейчас он поднимется и
уйдет. И эта девочка, которая.
Вдруг она словно услышала его мысли. Внимательно, не
отрываясь, смотрела Глебову в лицо, как будто узнавала в нем
кого-то. Потом взяла грубого парня за плечо, тряхнула эдак
- довольно бесцеремонно, чего Глебов никак бы не мог от нее
ожидать. Но тут же оправдал ее так и следует с этим.
Быстро сказала грубому "Сбегай за..." - и произнесла
какую-то фамилию... короткую и скользкую - так отчего-то
ему показалось.
Мальчишка, больше не взглянув на Глебова, сразу ушел.
Тогда она стала говорить. Слов ее он потом вспомнить не
мог. Но говорила она именно так и именно тем голосом,
которого Глебов ожидал. И от этого получилось еще
неожиданней!
С трудом сдерживая себя в рамках взрослости своей
постылой, Глебов начал плести ей, что-то несусветное, будто
он ищет, не сдаст ли кто дачу... И это в конце августа!
Но девочка слушала, словно понимая, что-то большее, чем
эти слова. Словно понимая, чем вызвана его сбивчивость -
просто ее обаянием, вот и все!
Вдруг она встала. И Глебов невольно поднялся.
- Я вам ничем помочь не могу. Здесь по-моему никто не
сдает, - она улыбнулась. - Мне, к сожалению, пора идти -
Что мол рада бы еще с вами поговорить да вот.
Она пошла навстречу двум мальчишкам тому грубияну и
другому "со скользкой фамилией". Последнее, что он увидел -
как эта девочка прикуривает от спички поданной ей
"грубияном". Так странно все было так смешано в душе у
Глебова, так все непонятно, как в этой девочке. А может
быть как в этом поколении?
Немного пока найдется на свете школьниц которые бы
спокойно закуривали под снайперскими взглядами соседок
знающих тебя чуть ли не с пятилетнего возраста. Тут надо на
многое решиться, что уж мол во я какая разудалая девушка!
Или надо иметь какой-то резон - специально это делать для
чего-то. Алена как раз имела "свой резон" когда подходя к
Демину и Солдату-Юдину (человеку со скользкой фамилией)
вынула из нагрудного кармашка сигарету спокойно бросила
несколько остолбеневшему Демину.
- Огонька!
Нужный эффект был достигнут, Юдин разинул рот захлопал
глазами все это естественно в переносном смысле. На самом
деле его взгляд из напряженно- подозрительного стал
напряженно-уважающий. Но Алене было сейчас не до нюансов.
Она набрала дыму, выпустила его Юдину прямо в лицо, спрятала
сигаретку от греха в рукав и сказала:
- Вон видишь поехал? - А улица Ломоносова была пряма как
стрела, и неизвестный велосипедист находился уже метрах в
семидесяти. - Узнаешь кто. И где живет.
- Четыре рубля! - Юдин быстро глянул на велосипедиста, а
потом повернулся к Алене, которая вынуждена была курнуть
второй раз и теперь говорила так, что дым неровными клочьями
вырывался у нее изо рта.
- Парень! Рви быстрее, пока тебе шею не свернули!
Демин, который в этой сцене не принимал никакого участия
потому, что не понимал ее смысла был здорово удивлен тому,
как Солдат сорвался с места и улетел словно подхваченная
ветром пушинка.
Алена тут же бросила сигарету, затоптала ее плюнула. Она
все таки не любила курить! А главное - не хотела
засвечиваться. Посмотрела на Демина.
- Ты ничего не понял да? Ты знаешь кто этот парень?
- Который на велосипеде? Какой же он тебе парень? Ему
лет сто! - Демин усмехнулся. - Теперь многие эти старичье
спортом занимаются понимаешь и по фейсу совершенно не
отличишь. А я сразу отличаю если хуже одет значит взрослый!
Алена удивилась этой странной и наверное точной примете.
Хотя сам Демин был одет далеко не блеск. Но нет правила без
исключения!
Она еще раз припомнила свой разговор с "этим". Его глаза
так взрослые на нее никогда не смотрели, если только он
действительно взрослый. Волосы под шляпой были. А шляпочка
между прочим, действительно фирмы "Верия".
- Ну ладно, - сказал Демин великодушно. - На, что он
тебе сдался?
- Я его узнала! Это он. Который Славку вырубил.
- Как ты его узнать могла?! - сказал Демин с усмешкой.
- Там же темно было. И через куст.
- Потому, что ты дурак! - отрезала Алена.
Но Демин нисколько ей не поверил. Даже когда Алена стала
ему и Славке рассказывать, как "этот" подвешивал ей фонарь
про дачу. Ну и, что? Бывают Некоторые - вообще зимой
снимают.
А вот на следующее утро он здорово испугался! Вышел и
увидел этого мужика. Он опять был на велосипеде, в своей
некрасивой "взрослой" одежде. Демин шагнул обратно в
калитку, чего делать, наверное, не следовало. Но
велосипедист не заметил его.
И в то же время он точно кого-то высматривал!
Из-за калитки Демин видел, как он проехался немного потом
повернул назад - и снова мимо их домов. Мимо Славкиного!
Демину притаившемуся за кустом смородины не дано было
знать, что Александр Степанович Глебов приехал сюда вовсе не
из-за Славки. Не из-за "пистолетчика", как он стал называть
его про себя. А из-за того или лучше сказать для того,
чтобы может быть ненароком столкнуться с Аленой, которая
именовалась в его сознании "Та-девочка-удивительная"...
А Демин со страхом сделал, как он думал, абсолютно
бесспорный вывод за нами "секут"!
Он был казалось совсем не тот человек, чтобы чего-то
сильно бояться. Но так казалось только Алене и Славке -
тем, кто особенно не приглядывался к нему. Кто даже имени
его не знал. А Демин и не стремился, чтобы узнали потому,
что его имя было Степан. Угораздит же иных родителей
вспомнить покойного дядю, который в свое время... ну и тому
подобное.
Теперь есть такое выражение мы дескать не просто так себе
молодые люди мы представители джинсовой культуры. А, что?
Вполне внятный термин - скажете нет? Но Демин-то к ней
отношения практически не имел, эта "культура" деньжищ стоит,
а у Демина их не было.
Демин пока в общем-то не знал чего он действительно хочет
в жизни. Но если другим многим спешить особенно было
некуда: родители до поры поддержат покормят, - то Демину
надо было определяться. Побыстрей!
"Тебе профессию надо иметь!" Так сказал Демину человек не
больно добрый к нему, да еще и сердитый - материн поклонник.
В неурочное время Демин пришел домой, а они сидели себе за
столом да, как говорится, "чаи гоняли".
Демин вошел и прямо сел за стол. И не то, чтобы он
сильно хотел жрать. И не то, чтобы так уж сильно "назло".
А, что ли проверить хотел, как же ты будешь сейчас мать меня
гнать отсюда, своего сына.
Ему в ту пору было лет тринадцать, но он уже во многом
понимал, что к чему. Да и матерью было сказано в прямых
словах, чтоб раньше десяти не появлялся. И место было
найдено хорошее, где он мог досидеть до нужного часа -
проявлена материнская забота.
И вот он пришел сел к столу - не было еще и семи. Почти
надеялся, что сейчас мать придерется к чему-нибудь и начнет
орать.
Тогда и он заорет "Да, пожалуйста, могу уйти! Вообще
могу не приходить!" Тогда она заплачет и он заплачет. И они
останутся вдвоем и сядут смотреть телевизор касаясь друг
друга плечами. И она скажет ему где-нибудь в не очень
интересном месте кино.
- Степк, поставь чайку.
Но ничего подобного не случилось! Когда он сел мать
отвела пустые глаза в сторону. А этот мужик взял кусок
хлеба кусок хорошей красной рыбы, которой они в основном и
закусывали до прихода Демина, сделал бутерброд, налил Демину
в стакан воды "Буратино" и сказал.
- Ешь на здоровье!
Но таким голосом он сказал, в котором тринадцатилетний
Демин легко сумел прочитать: "Ты мне нагадить пришел, а я
тебе все равно добром - вот хоть ты задавись!"
И тут Демин как-то растерялся. Он не знал то ли ему
назло съесть этот бутерброд, то ли назло не съесть. Вот
тогда-то вдруг прямо в эту самую секунду мужик и сказал:
- Тебе профессию надо иметь!, чтоб жить без оглядки. -
Он посмотрел на бутерброд, усмехнулся довольный своей
победой. - Когда деньга, лучше себя чувствуешь, а когда
неворованная - тем более!
Потом Демин узнал этот мужик - монтажник. Мотается по
командировкам, получает и пятьсот, и за пятьсот. Так, что
не врал!
Демин не был таким уж особенным Ломоносовым-Лавуазье, но
он мог бы остаться в девятом классе. Захотел бы и остался.
Да у него о том идеи не было. Восьмой класс он заканчивал
легко и свободно.
А потом сразу без лишних напоминании, без "посоветоваться
с родителями" подался в ПТУ. Стал учиться на
строителя-монтажника. На верхолаза короче говоря - "не
кочегары мы не плотники..." А чем плохая профессия?
А в конце августа прямо перед началом занятий мать пришла
домой с Робертом. И через несколько дней к ним переехали
Робертовы вещи и главное - ударная установка. Роберт был
ударником в ресторане при гостинице, где мать была
коридорная. У них очень удобно получилось!
В первый или во второй раз, когда Демину постелили в
кухне, на полу, мать сказала.
- Ты зови его дядя Роберт.
- А тебя тетя мама?
Эти слова Роберт вроде бы пропустил мимо ушей, вроде бы
вообще не слыхал. Но через несколько дней мать, как раз
ушла куда-то, потом Демин подумал, что может, и нарочно,
через несколько дней Демин ничего не ожидал, был то есть
совершенно не готов, он просто смотрел телевизор, а Роберт
смотрел на него. Но такие вещи на Демина не действовали.
- Я почему каратэ не занимаюсь, - вдруг сказал Роберт, -
потому, что тянет.
- Чего тянет? - Демин не хотел, да спросил.
- Да кому-нибудь морда наподдавать! - Он когда
волновался всегда говорил с акцентом. - Я нестойкий к этому
вопросу.
Некоторое время они молчали уперевшись друг в друга
упрямыми взглядами. Затем Роберт продолжил намеченную
программу.
- Ты хочешь в девять уходи, хочешь в десять хочешь в
двенадцать утром! Меня не касается. Но вечер - одиннадцать
приходи!
Демин никак не мог уходить из дому в двенадцать дня у
него учеба начиналась с восьми. Впрочем Роберт этого мог и
не знать. Роберт мог ему от чистого сердца предлагать
сидеть тут до двенадцати. Он очень мало Деминым
интересовался.
- Ты меня извини! - Это он сказал таким тоном, каким
извинения совсем не просят. - Ты мне здесь абсолютно не
нужен!
Теперь Демин очень захотел ему ответить. Но не нашелся
сразу. И тогда Роберт как бы перебил его:
- Мать знает!
Эх! Он должен был ответить этому Роберту. И потом он
сообразил, как мог бы ответить. Хотя бы молоток в руки
взять.
Да и просто словами! Но Демин мать жалел. Себе он это
называл "Неохота связываться" и "Она еще сама потом..." А по
правде он ее просто жалел!
Он ее жалел и тогда когда от него утром дверь в комнату
стали запирать, чтобы он якобы не играл на Робертовой
ударной установке. И когда кровать его навсегда передвинули
в узенький коридорчик перед входной дверью. И когда мать с
настоящими слезами говорила соседке:
- Ну, что же Лариса! Если я родила, я теперь всю жизнь
должна таскать эту тяжесть! Мне самой пожить хочется. Вон
Робик - думаешь, очень доволен? Степка. Степка. Сколько я
его должна воспитывать в конце то концов?1
Демин еще не понимал, что материнская любовь к нему
прошла! Об этом ни в одном кино не было сказано, что такое
бывает.
И он тогда ушел из дому - в наказание матери, чтоб она
опомнилась и побежала его искать.
Но его никто не искал. Через неделю он явился. Его
окинули не очень добрым взглядом.
- Хорош! - Как будто радовались, что теперь есть
возможность ругать его на законных основаниях.
И, переночевав кое-как, измарав и без того не очень
чистую наволочку, он ушел туда, откуда явился - в котельную.
Помещение было огромное, как бы двухэтажное, только
конечно, под землей. Окна присажены у самого потолка. Но
никто на них не обращал особого внимания потому, что здесь
всегда горел свет.
Тут заправлял дядя Андрюха - хромой седой нечесаный.
Орал какой-то своей начальнице:
- Я работу справляю? Все! А другое тебя не касается!
Еще приходил сюда однорукий дядя Серега и дядя Толяныч,
который рассказывал, что будто бы когда то работал
следователем.
Демин даже приладился оттуда ходить в ПТУ. Мужики про
него говорили:
- Ну он же Алешки Демина внук который валенки валял. -
Это они вспоминали деда материного отца.
Но потом все изменилось там Дядя Андрюха, который считал
котельную вроде как своей собственностью, сдал ее каким-то
подозрительным типам, которые играли в карты, а больше в
"железку". Они заваливались часов с шести - и понеслось!
Это было похоже сразу и на рынок, и на пивную-шалман и на
темную подворотню. Хотя никаких темных подворотен в
сельской Скалбе быть не могло.
Дядя Андрюха стал теперь злой: деньги, взятые им вперед,
давно испарились и он сам был не хозяин в своем доме. Дядя
Серега и дядя Толяныч резко пропали - их эти играющие
"наладили". А Демин остался ему-то пропадать было некуда!
Он продолжал жить на своей лежанке за толстыми трубами.
Место может, и темное, может, и излишне теплое, а зато уж
свое.
Но однажды Демина оттуда выставили. Демин уже лежал
раздетый - то ли готовился спать то ли готовился еще
помечтать на сон грядущий. И тут над трубой возникла рыжая
курчавая башка:
- Давай вали отсюда! - и потом было прибавлено еще
несколько слов.
Почему то Демин сразу понял, что место это, бесплатно
занимаемое им, теперь тоже продано дядей Андрюхой. За
спиной у "башки" виднелась еще одна - женская. Вторая башка
была выпивши улыбалась и ждала нисколько не сомневаясь чем
кончится дело.
Демин ушел и собственно больше туда не возвращался.
Только зашел однажды ботинки свои взять. Его никто и не
заметил! И это было ему даже не то, чтобы обидно, а больше
как-то странно.
Дуракам счастье он думал, дуракам счастье - ну пусть так.
А почему же за это интересным и умным несчастье? Почему
интересн