до меня наедине не общался. Он
даже за руку меня подержать стеснялся, а уж о том, чтобы предложить мне свою
собственную руку и сердце в придачу, да еще без одобрения мамы, - о таком  и
помыслить смешно. И если начистоту, то я не хотела бы выйти за  него  замуж,
потому что это автоматически заставило бы меня общаться с его мамой.
   "Умна, - подумал майор. - И не подкопаешься. Полная  откровенность.  Если
это она убила, то доказать будет трудненько. Надо  искать  Лешу,  может,  он
окажется послабей и расскажет нам что-нибудь интересное про то, как проводит
его подруга свое свободное время. Хотя вряд ли она посвятила бы его  в  свой
замысел, так как трудно ожидать, что  сын  с  горячностью  одобрит  убийство
матери.
   - Да и если бы Леша серьезно ко мне относился, - продолжала тем  временем
Светлана, - то он бы мне обязательно сообщил, куда отправился, и позвал бы с
собой. А так вы видите? Мы  просто  общались,  как  общаются  люди,  которые
вынуждены много времени проводить вместе.  Так  что  наш  роман  существовал
только в головах наших сокурсников.
   Майор все-таки поинтересовался, что Светлана делала в вечер  убийства,  и
услышал:
   - Ничего не делала. Сидела дома и готовилась к экзаменам.  Родители  тоже
были дома, и еще соседка двадцать  раз  забегала,  у  нее  что-то  с  трубой
случилось, и она почему-то считала, что  это  мы  виноваты.  Знаете,  бывают
такие склочные люди, когда им скучно, начинают травлю окружающих.
   Майор на  всякий  случай  пообщался  с  соседкой,  которая  действительно
оказалась  пренеприятнейшей  особой.  Узнав,  что  Жирков  из  милиции,  она
завалила его перечнем соседских правонарушений.
   - Я тут с шестьдесят третьего года живу, так что всех знаю, - с гордостью
сообщила склочная тетка. - Спрашивайте про любого,  расскажу  вам  все,  как
есть. Сплошные пьяницы и наркоманы здесь живут.
   - Да, - вежливо согласился майор, - с соседями вам не повезло. Но неужели
нет ни одного нормального семейства. Я тут разговаривал  с  вашими  соседями
сверху, так они мне показались вполне достойными людьми. Девочка у них очень
славная, за учебниками сидела, должно быть, учится.
   - Учится, - весьма неохотно признала бабка; чувствовалось,  что  говорить
добрые слова об окружающих у нее с непривычки плохо получается. - Дома сидит
постоянно. И чего сидит. Девица молодая, пошла бы погуляла. Так нет же.  Тут
у меня трубу прорвало, эти соседи сверху кран перекрыли, а потом воду  дали,
так ее и прорвало. Я и "аварийку"  вызывала,  они  велели  узнать,  дома  ли
соседи сверху. Так я к ним три раза бегала, пока "аварийка" ехала. Тоже  мне
- "аварийка", утонуть можно, пока они приедут.
   Тут соседка переключилась на службы срочной помощи. Досталось и пожарным,
и "Скорой", и милиции. Майор молча слушал, но не потому, что  ему  нравилось
слушать, а просто не видел возможности заткнуть рот противной бабе.  Наконец
в ее монологе проглянула брешь, и майор тут же попытался  вернуть  беседу  в
интересующее его русло.
   - Так и что же оказалось с трубой? И в самом деле соседи виноваты?
   - "Аварийка" сказала, что у них все в порядке, - неохотно признала бабка.
- Но они наверняка все привели в порядок, пока я к ним несколько раз бегала.
То-то мне все время мать открывала, а  дочка  головы  даже  от  учебника  не
поднимала, как будто ее это и  не  касается  вовсе.  Притворялась,  понятное
дело, а папаша их в это время следы в ванной ликвидировал. Я потом к ним еще
раз зашла, уже "аварийка" уехала, папаша смог наконец  из  ванной  выйти,  а
дочка так и сидела над уроками. Вот ведь  бывает  же,  что  вся  усидчивость
досталась девчонке, а парень из соседней квартиры - полный оболтус. Связался
с наркоманами и целыми днями музыку слушает.
   Тут майор почувствовал, что если  еще  хоть  ненадолго  задержится  возле
сварливой бабки, то ему придется расследовать еще одной убийство, которое  к
тому же совершит он сам. Но бабка, несмотря на свою склочность и способность
во всем видеть лишь скверную сторону, похоже, обладала цепкой памятью, и  ей
можно было довериться в том, что касалось алиби Светланы. Родители  Светланы
были типичными русичами, с русыми волосами и  светлой  кожей.  Они  казались
весьма уравновешенными людьми. Отец Светланы был инженером и, похоже,  очень
тихим и скромным человеком. В общем,  он  не  походил  на  отца,  способного
пришить особу, противившуюся счастью дочери. Нельзя было в этом  заподозрить
и мать Светланы, маленькую и такую же тихую, как и ее муж.
   Разочарованный майор попытался пошуровать вокруг мужа убитой,  но  и  там
все было глухо: такого верного мужа и преданного отца -  еще  поискать.  Вся
его жизнь была посвящена  семье,  и  теперь,  потеряв  ее,  бедняга  ушел  в
глубокий запой. Но пил дома. И один. Никакого женского пола вокруг  него  не
наблюдалось, а речи он вел исключительно драматического содержания - о  том,
что жить ему теперь нет смысла, ведь рядом нет той, ради которой он  и  жил.
Да еще и сын исчез в неизвестном направлении. Где  его  искать  теперь?  При
этом чувствовалось: любящий отец не очень волнуется за сынка, что  несколько
удивляло. И майор заподозрил, что  папаша  в  курсе  того,  куда  направился
сынок.  Но  так  как  извлечь  информацию  из  проспиртованного  папаши   не
представлялось возможным, то было решено: папашу оставить  в  покое  до  тех
пор, пока он не выйдет из своего состояния. Ни о  какой  любовнице  речи  не
было, Лешкин папаша все свободное время проводил дома один. Майор специально
подсылал к нему в самые неподходящие часы своих людей, но те не обнаруживали
в квартире никакого постороннего женского пола, если не считать жуткого вида
домработницу. Но так как эта особа сильно смахивала на гренадера и к тому же
обладала целой коллекцией бородавок, то майор исключил ее кандидатуру.
   - А что с  пулями,  которые  извлекли  из  двери  той  ненормальной,  что
изводила нас требованиями защитить ее от маньяка? - поинтересовался  Жирков,
вернувшись к себе после беседы с родителями Светланы.
   - Похоже, что не такой уж он и мифический, - сообщил лейтенант  Другарев,
который, в отличие от своего шефа, был молод, подвижен  и  сухопар;  поэтому
майор его, конечно же, недолюбливал. -  Пули,  которые  извлекли  из  двери,
выпущены из того же оружия, из  какого  стреляли  в  детском  садике.  И  из
которого была убита пострадавшая. Так что убийца - тот парень, которого  нам
описала свидетельница.
   Майор поморщился, он не терпел таких скоропалительных выводов, да еще  от
своего же подчиненного.
   - Экий ты торопливый, - сказал он. - А как же быть с тем, что  парень  не
смог попасть в девчонку, но с первого же  выстрела  прикончил  другую?  Что,
пристрелялся он за час? И к тому же какой нормальный  человек  останется  на
месте преступления, если знает, что туда вот-вот  может  нагрянуть  милиция?
Девчонка же его честно предупредила, что она милицию вызовет.
   - Так что же делать? - растерянно спросил  лейтенант.  -  Узкоглазого  не
искать?
   - Конечно, искать. Объявить в розыск,  разослать  его  портреты  по  всем
отделениям, он что-то должен знать в любом случае. А убийца ли  он?  Это  мы
сможем понять, когда поговорим с ним по душам.
 
*** 
 
   Пока  майор  разбирался  с  целым  скопищем  личностей,  подозреваемых  в
убийстве, мы с Инкой жили в монастыре уже третий день. И, честно сказать,  с
каждым днем мне все больше хотелось на турбазу. И уж, во всяком  случае,  не
хотелось слушать Инку. Мне  казалось,  мы  делаем  что-то  не  то...  Первое
подозрение зародилось у меня в тот момент, когда мы вылезли  из  автобуса  и
остались  стоять  прямо  перед  идеально  ровными,  словно  выверенными   по
веревочке, грядками с ранними посадками. Они выглядели как на картинке - так
в жизни ни одна нормальная грядка выглядеть не может. Хотя мы выехали ночью,
а сейчас было раннее утро, на грядках уже копошились женские фигуры в черных
платьях. Но нас так быстро повлекли прочь, что я не  успела  в  полной  мере
осмыслить увиденное.
   Нашу экскурсию встретила пожилая и вроде бы добродушная монахиня, которая
сразу же провела нас на службу, которая длилась без малого два  часа.  После
службы нас обвели вокруг всего монастыря и потащили к священному  источнику,
который, по молитвам какого-то святого  или  целой  группы  святых,  обладал
чудодейственной силой.  Хочу  заметить:  при  каждом  монастыре  обязательно
должен быть такой источник, а если нет источника, то  тогда  в  дело  пойдут
мощи святых или людей, которые настолько прославились, что их вполне можно к
таковым причислить. Если у монастыря нет ни того, ни другого, то участь  его
жалка и незавидна. Народ туда не поедет и денег не повезет,  народу  молитвы
без интереса, ему чудеса подавай. Поэтому в источнике разрешали  купаться  и
брать с собой воду. Мы с Инкой прихватили по скромной пластмассовой бутылке,
а остальные тащили воду канистрами и даже бочками. Должно быть, на продажу.
   Очередь выстроилась  огромная,  экскурсий  за  день  прибывало  несколько
десятков. Ждать в очереди, пока нам удастся подставить  свои  бутылочки  под
струйку воды,  было  скучно  и  жарко.  Майское  солнышко  припекало  совсем
по-летнему, и я с тоской смотрела на водоем, в котором так  славно  было  бы
выкупаться.
   - Тебе не кажется, - обратилась я к Инке, - что несколько глотков воды не
помогут? Давай искупаемся. Тебя, с твоей забинтованной головой, не осудят, а
я с тобой за компанию.
   Купаться было очень даже ничего. Правда, всю одежду мы с себя снимать  не
стали, решив пожертвовать футболками и нижними юбками в угоду  общественному
мнению. Когда мы вылезли на берег, выяснилось, что нашей группы уже  и  след
простыл. Самое время  было  претворять  наш  план  в  жизнь.  До  вечера  мы
болтались по округе, а вечером пристроились к последней группе  туристов  и,
не обращая внимания на их удивленные взгляды, отправились с ними к автобусу.
К сожалению, шофер и экскурсовод проявили возмутительную халатность, и  наше
появление не вызвало комментариев. Нас могли бы увезти куда-нибудь в Эстонию
или Латвию. Пришлось проявить инициативу.
   - А куда это мы попали? - с удивлением спросила Инка. - Где наши соседи?
   Услышав русскую речь, люди в автобусе заволновались.  Стало  ясно:  одной
фразой мы добились  того,  чего,  собственно,  и  добивались.  С  торжеством
посмотрели мы вслед укатившему автобусу. Затем постучали в ворота монастыря.
   - Что вам? - спросила нас довольно миловидная девушка в черном  платке  и
черном же платье.
   Вообще-то в монастыре симпатичных женщин я не видела,  должно  быть,  они
что-то с собой делали, чтобы таковыми не казаться, или просто прятались.  Но
эта была вполне ничего. Мы ей изложили суть дела, которое сводилось к  тому,
что  автобус  наш  ушел  без  нас,  денег  у  нас  нет,  еды  нет,   пустите
переночевать, а лучше пожить.
   - Это к матери-настоятельнице, - решила девушка и провела  нас  назад,  в
храм.
   Поселили нас в комнатке вдвоем. И почему-то эту комнатку упорно именовали
кельей. На ужин мы с Инкой опоздали и ночь  провели  жуткую.  Телевизора  не
было, книг тоже, одни иконки над изголовьем, и свечки при них.
   - Зато нас здесь никто не найдет, -  утешала  меня  Инка.  -  И  общество
приятное, все приветливые и в душу не лезут. Ходят все в себе.
   - В себе или не в себе,  а  тоска  тут  жуткая,  -  сообщила  я  подруге,
зарываясь в сырую постель.
   Утром по случаю того, что поста не  было  (это  вообще  редкий  случай  в
православии) и день был не постный, нам дали по стакану молока и две тарелки
каши. Инка - она предпочитает на завтрак  кукурузные  хлопья  с  йогуртом  -
заскучала и поинтересовалась, что на обед. Ей сказали, что будут щи и каша с
грибной подливкой. Тут уж заскучали мы обе. Я капусту не  перевариваю  ни  в
каком виде, а Инка просто не любит супов и каш. После этого нас отправили на
огород. К середине дня, когда мы не посадили  и  половины  из  выданной  нам
рассады чего-то неудобоваримого, Инка начала поговаривать, что, пожалуй, нас
уже в городе и не очень ищут. Вчера поискали, а сегодня уже не так.
   - Как же, размечталась, - злорадно ответила я, заталкивая в землю  кустик
вверх ногами. - Сегодня они еще и не прочухали,  что  нас  нет.  Вот  завтра
начнут поиски. Сначала по знакомым, потом просто по городу, а потом  возьмут
твою квартиру (мою-то уже взяли) под наблюдение и будут ждать хоть до осени.
   Инка с ужасом обвела глазами монастырские посадки,  которые  тянулись  за
горизонт. Заметила пасущихся коров, за которыми  также  надо  будет  кому-то
ухаживать, и застонала.
   - Уехать мы не можем, - добила я ее. - Куда мы поедем  без  паспортов?  А
паспорта остались у настоятельницы. Так она их нам и отдаст. Да и некуда нам
ехать.
   На следующий день настоятельница спохватилась, что  нам  до  сих  пор  не
выдали униформы, и нас обрядили в  миленькие  черненькие  платьица.  Туристы
теперь могли быть довольны. Мы с Инкой не ожидали, что  туристов  тут  будет
так много,  и  сейчас  мы  все  время  опасались,  что  появится  кто-нибудь
знакомый, узнает нас, а потом растрезвонит о том, что видел, в городе.
   - Все бы ничего, если бы не их мерзкая привычка вставать ни свет ни  заря
и тащиться в холодную церковь, - сокрушалась Инка. - Ты понимаешь хоть слово
из того, что они говорят в церкви? Они нарочно так  коверкают  слова,  чтобы
"он" не разобрал, о чем они его просят?
   - Они же дали тебе подстрочник, - заявила я, имея в виду  молитвослов,  -
Кое-что понять можно.
   - А как же "он"? - не успокаивалась Инка.
   - Ты что - думаешь, что "он" только по-русски понимает,  -  не  выдержала
сестра, стоящая рядом и с интересом прислушивавшаяся к нашему  разговору.  -
Он читает в сердцах.
   - Зачем же тогда тратить столько  времени  на  бесполезные  разговоры?  -
удивилась Инка. - Вместо этого можно было бы заняться чем-нибудь повеселей.
   Сестра раскрыла рот, подержала его немного открытым, потом вспомнила, где
живет, и посоветовала нам после трапезы найти священника и обо  всем  с  ним
поговорить. Найти священника оказалось делом затруднительным,  мы  потратили
на него целых пять дней. Священник был существом  эфемерным,  то  он  был  в
отъезде, то где-то на складе, то в храме, то  в  свинарнике,  то  в  швейных
мастерских. Мы побывали во всех этих местах и нигде не обнаружили даже следа
его пребывания, но везде нам давали поручения и  требовали  их  немедленного
выполнения. Просто удивительно,  сколько  эти  женщины  взваливали  на  себя
работы. По моим меркам, они за день переделывали столько, что хватило бы  на
целую неделю. И мало того, что сами работали, они и нас заставляли. Вот  что
было хуже всего.
   - Я так думаю: если мы не погибли  от  вражеской  пули,  то  нам  суждено
загнуться тут от  непосильной  работы  и  тоски,  -  заявила  Инка,  которую
почему-то не развлекали душеспасительные беседы с обитательницами  монастыря
и чтение "правила" на ночь глядя. Она после него спала плохо,  и  ее  мучили
кошмары.
   Глядеть, как она страдает, было невыносимо. И, должно  быть,  на  небесах
над ней сжалились и послали отца Серафима нам на выручку. Точнее, ни  о  чем
таком он и не думал, а просто приехал в гости к местному священнику. Но Инка
углядела в его приезде знак  свыше  и  потребовала,  чтобы  он  выслушал  ее
исповедь.  Не  знаю,  что  она  ему  там  наплела,  но  на  следующий   день
настоятельница сообщила нам, что отец Серафим берет нас к себе в  монастырь,
потому как он специализируется на бывших наркоманках.
   Я потеряла дар речи, а когда снова обрела, уже некому было сообщить,  что
у моей  подруги  после  удара  об  асфальт  бывают  необъяснимые  помутнения
рассудка,   во   время   которых   она   полностью   утрачивает   связь    с
действительностью и воображает  себя  то  жертвой  преступной  разборки,  то
больной неизлечимой болезнью, которой остались  считанные  денечки  на  этой
земле, то выдающейся авантюристкой.
   - Какой кошмар! - простонала я. - Где хоть его монастырь?
   - Ты будешь довольна, - заявила мне Инка (и с чего  она  это  взяла?).  -
Монастырь в такой глухомани, что туда не  только  туристы,  а  даже  истовые
паломники редко заглядывают. Где-то в лесах Комаровской области.
   Я ужаснулась, название говорило само за себя. Я уже  представила  болота,
населенные полчищами кровососущих насекомых, и нас с Инкой среди них.
   - Одно утешает: теперь мы отправимся в мужской монастырь, - сказала  я  и
посмотрела на Инку, которая при моих словах как-то подозрительно замялась.
   - Ты знаешь, я не хотела тебе сразу говорить, - робко начала  она.  -  Но
монастырь женский. Только не понимаю: почему  тебе  так  хочется  попасть  в
мужской? Ты же никогда не отличалась особой  любовью  к  мужикам.  Вечно  их
ругала и издевалась над ними.
   - При чем тут моя сексуальная жизнь?! - возмутилась я. - Если  кто-нибудь
проболтается о том, куда мы направились, то мой киллер и твои бандиты  будут
искать нас прежде всего в женских  монастырях.  Им  и  в  голову  не  придет
сунуться за нами в мужской. Ясно тебе? В  лучшем  случае,  они  заглянут  на
Валаам, там и в самом деле полно бабья, но это исключение из правил.
   - Теперь понимаю... - протянула восхищенная Инка. - Но как же  нам  быть?
Кто же нас пустит в мужской монастырь?
   Но судьба неожиданно еще раз обратилась к  нам  своей  светлой  стороной,
причем проделала это весьма странно, отправив нашего отца Серафима погостить
к своему дяде. Нас он повез с собой. Сказав, что дядя прекрасный  человек  с
широкой душой и широкими взглядами. Не знаю, что он имел в виду, но так  как
нам с Инкой поручили подрубить целую гору простыней или чего-то очень на них
похожего, то мы согласны были ехать куда угодно и к какому угодно дяде, лишь
бы это помогло избавиться от сидения в душной комнатке, когда за  окном  уже
наступило самое настоящее лето.
   Утром к воротам подали, микроавтобус, и мы в него  загрузились  вместе  с
отцом Серафимом и многочисленными коробками и свертками. Ехать нам  пришлось
долго, и мы с Инкой сами не заметили, как задремали. Перед этим Инка  успела
шепнуть мне на ухо с плохо скрытым торжеством:
   - Теперь-то нас точно не найдут,  даже  если  они  припрутся  за  нами  в
Пюхтицы! Потому что настоятельница получила  от  нашего  Серафима  указание:
никому, кроме наших родителей, не раскрывать, где мы будем. Они ведь думают,
что за нами по пятам могут пожаловать продавцы наркотиков, жаждущие  вернуть
себе двух таких перспективных клиенток, поэтому будут молчать, словно  рыбы.
Вряд ли твой киллер за это время войдет в доверие к твоей мамочке, а у  меня
родственников вообще нет. Про Наташку же я настоятельницу предупредила. Если
мои бандиты решат использовать ее для того, чтобы выманить нас с  тобой,  то
настоятельница обещала взять девочку под свое крыло. Хотела бы я посмотреть,
как они будут штурмовать монастырские стены!  -  с  откровенным  злорадством
закончила Инка, еще явно не успевшая проникнуться духом всепрощения.
   Когда я проснулась, мы уже стояли  на  берегу  заливчика.  Надо  сказать,
весьма  грязного  заливчика,  берега  которого  были  украшены  грязненькими
домиками и сарайчиками.  Вдали  просматривались  катера  и  парусные  лодки,
стоявшие почему-то  у  противоположного  берега.  А  у  нашего  берега  было
пришвартовано такое громадное и дырявое корыто, что у меня просто  глаза  на
лоб полезли. Выглядело оно так, будто потерпело крушение черт знает  сколько
лет назад и за это время успело основательно проржаветь. Лично  я  на  таком
судне даже по лиману бы не согласилась проплыть, даже если бы меня  обвешали
индивидуальными спасательными средствами и пообещали бы солидную компенсацию
моим близким в том случае, если я все-таки пойду ко дну.  К  тому  же  судно
основательно вросло в землю и вообще не выглядело способным плыть.
   - Миленький катерок, - пробурчала Инка.
   - Да уж, катерок,