Сделали еще несколько неуверенных шагов и оказались  в
кустах,  где,  кроме  нас, было еще как минимум  одно  живое
существо. Чем оно там занималось, мы предпочли не думать. По
стонам  двух  голосов - мужского и женского -  мы,  конечно,
догадались чем, но держали свои соображения при  себе  и  не
высовывались.
      - Когда закончат, выведут нас отсюда, - прошептала мне
Мариша.
      И  мы  принялись  ждать. Сначала ждали  терпеливо,  но
парочка не успокаивалась, и когда стоны перевалили во вторую
половину часа, мое терпение лопнуло.
      -  Ты  как хочешь, а я больше ждать не намерена. Пошли
они на фиг, без них найдем, - сказала я и поднялась с травы.
     Парочка как будто только и ждала, когда мы окончательно
выйдем  из  себя, тут же резво закончила свои ахи  и  охи  и
поспешила  прочь.  Выяснилось, что мы зря потратили  столько
времени  на  ожидание, потому как сразу же за не  слишком  и
густыми кустами, послужившими приютом нам, - занятым  делом,
и  влюбленным, занятым исключительно друг другом, начинались
дворы с хозяйственными постройками.
      Мы  высунули головы и огляделись. Все вокруг выглядело
на редкость мирно.
      Под  звездным небом спала не очень большая  деревушка,
самой  примечательной постройкой в которой оказался каменный
дом,  выкрашенный в белый цвет. Его переднюю  стену  украшал
аккуратно выложенный цветной мозаикой крест. Больше  крупных
зданий,  насколько  мы  могли видеть,  тут  не  было.  Да  и
молельный  дом  казался  великоватым для  такой  деревеньки,
насчитывающей всего пару десятков домишек.
      -  Тебе  не  кажется,  что это не  слишком  напоминает
бандитское  логово,  описанное Ириным мужем?  -  спросила  я
Маришу,  после  того  как  в поисках  склада  наркотиков  мы
заглянули по очереди в несколько сараев, но не нашли  в  них
ничего  опаснее двухлетнего бычка. - Может, он  пошутил  над
нами?  От  человека, способного порассказать такое про  свою
жену, стоит ждать любого подвоха.
      -  В  любом  случае  мы не туда попали,  -  решительно
заявила  Мариша,  и,  прежде чем я  успела  опомниться,  она
постучала  в  окошко ближайшего домика. - Надо же,  в  конце
концов,  узнать,  где мы, - пояснила она мне,  онемевшей  от
возмущения.
     Из домика вышел крепкий бородатый мужик и спросил:
     - Чего вам?
     - Дяденька, как нам пройти в Киянку? - спросила Мариша.
     - А чего идти, вы и так на месте.
      Мужик  просто убил нас своим ответом, но если бы  дело
этим  и  ограничилось, то еще полбеды, но он протер глаза  и
спросил:
     - А вы кто такие?
     - Мы заблудились, - ляпнула я не совсем к месту.
      - Заблудились? - с большим сомнением протянул мужик. -
А чего вас в лес занесло-то? Грибы искали?
     - Угу, - буркнула Мариша, поспешно отступая.
      - Какие грибы! - рассердился мужик. - Засуха стоит уже
второй  месяц, даже кукуруза пожелтела, а они грибы собирать
наладились.  Странные вы, девки, отведу я  вас  к  старосте,
пусть решит, что с вами делать. А то опять в лес наладитесь.
      Грибы  собирать, это в темноте-то. Есть у вас, у  баб,
мозги?
      Вопрос был чисто риторический, ответ он знал уже давно
и  отпустить одних опасался, не хотелось ему, видите ли,  за
нас волноваться, если мы по слабости бабьего ума снова в лес
попрем, да там и пропадем.
      Избавиться от непрошеного благодетеля не удавалось. Он
вцепился в нас, словно отощавший клещ. К тому же на  крыльцо
вышла  его баба, горячо одобрившая действия мужа,  и  вместе
они  повели  нас  к  старосте, чтоб тот решил,  что  с  нами
делать.
      Староста  оказался на месте. В доме горел  свет,  а  у
ворот  стоял  новенький "Форд", даже  в  темноте  блестевший
хромом.
     - Гости у него, - сказал наш благодетель. - Иначе зачем
ему свой "Форд" на улице оставлять.
      Он заколебался - входить или нет, но тут все испортила
Мариша:
      -  Неудобно  идти к человеку, если у  него  гости.  Он
занят, ему не до нас.
     Зачем отвлекать?
      Если  бы она помолчала, мужик и сам пришел бы к такому
выводу,  а  так  он  упрямо дернул головой  и  наставительно
сказал:
      -  У  нашего старосты дел много, но он всегда  находит
время для помощи слабым и страждущим.
      -  Но  мы  вовсе  и не страждем, - в  полном  отчаянии
сказала я. - Мы отлично обойдемся без внимания старосты.  Вы
же верующий человек, должны помнить Библию.
     "Творите добро втайне, и вам воздается явно".
     Но, кажется, мужика не устраивала библейская постановка
вопроса. Он хотел творить добро так, чтобы староста знал  об
этом.  Иначе  может пройти слишком долгий срок между  добрым
делом  и наградой за него. До неба-то путь неблизкий, потому
надежней   похлопотать   самому   за   себя   перед   земным
начальством.
      Мы  вошли  в  обычный сельский дом. За  столом  сидело
несколько   человек,  из  которых  только   двое   выглядели
подходящими  на  роль  старосты.  Остальные  не  тянули   по
возрасту. Слишком молодые и наглые. Все смотрели  на  нас  и
молчали.  Я  потихоньку утверждалась во мнении,  что,  придя
сюда, мы сделали огромную ошибку.
      -  Что  тебе, Дмитрий? - несколько раздраженно спросил
высокий,  дородный,  чтобы  не сказать  толстый,  мужчина  в
просторной рубахе и спортивных штанах. - Поздно уже. У  тебя
дело ко мне? И кто эти девочки?
      -  Вот,  -  смущенно промямлил Дмитрий, - прибились  к
дому. Вышли ночью из леса и ко мне, спрашивают, куда попали.
Заблудились они, сердце кровью обливается, как подумаю,  что
с  ними  могло случиться. Хочу на ночь оставить  у  себя  да
- *.`,(bl.
     - Это все? - удивился староста. - Можешь оставить их...
      Но  договорить  старосте не дал  его  представительный
гость.  Тот,  из-за приезда которого староста  не  поленился
выгнать  свою  иномарку  на  улицу.  Он  нахмурился  и  пнул
старосту под столом ногой.
     - ...у меня, - почти без запинки закончил староста. - У
тебя тесно, куда еще постояльцев брать. Ступай с миром.
      - Ну, девочки, - обратился к нам гость старосты, когда
разочарованный Дмитрий вышел за дверь, - признавайтесь,  кто
из вас будет Марина?
      При всей своей внешней легкости вопрос поставил нас  в
тупик.  В  обычное время мы бы без капли смущения  в  голосе
признались,  как  и  кого зовут, или с  такой  же  легкостью
соврали.  Но  шутить  с этим мужчиной почему-то  желания  не
было. На нем хорошо сидел отлично сшитый костюм из дорогущей
ткани, на ногах - ботинки, аналог которых я видела в витрине
модного  бутика,  и  от нулей в их цене у  меня  зарябило  в
глазах. Староста со своим "Фордом" тоже был непрост,  но  до
гостя  ему  было  далеко. Глаза разряженного господина  были
холодны и недоверчивы.
      Разговаривать с таким удовольствия мало, все равно  не
поверит ни одному слову.
      Роста  он был маленького, но по сравнению с ним рослый
староста  казался недомерком - с таким достоинством держался
гость. У него были короткие темные волосы, щегольские  усики
и  холеные  руки, украшенные двумя золотыми кольцами  тонкой
работы. Свой вопрос он задал, ничуть не сомневаясь,  что  мы
тут  же  падем  на  колени  и  возопим  о  его  милости.  Но
толстокожая Мариша ничего такого не уловила.
      -  Зачем вам это? - спокойно, но, видимо, недостаточно
вежливо, потому что один из парней тут же направился к  ней,
спросила Мариша.
       -   Оставь,  -  негромко  приказал  гость,  несколько
покривившись. - Сделаем иначе, - обратился он  к  нам.  -  Я
скажу, кто я такой, а вы назовете себя. Врать не советую.
      -  И без представлений ясно, что вы - Елизар. Тот, кто
похитил  Ирину  бабушку  и чьи люди пытались  убить  нас,  -
выдала  ему  Мариша на одном дыхании, а я  закрыла  глаза  в
полной  уверенности, что больше мне не доведется их открыть,
что  мы сами себя приговорили к высшей мере и винить в этом,
кроме самих себя, некого.
      Почему-то  гориллы не спешили с исполнением приговора.
Стоять  с  зажмуренными  глазами  оказалось  страшнее,   чем
смотреть  в  лицо опасности, и я, осторожно  приоткрыв  один
глаз, осмотрелась.
       Увиденное  поразило  меня  в  самое  сердце.   Елизар
улыбался. При этом он отнюдь не напоминал человека,  который
хладнокровно может приказать убить двух ни в чем не повинных
девчушек. Я немного приободрилась и толкнула локтем  стоящую
рядом  Маришу,  которая  пока  держала  глаза  закрытыми   и
чувствовала себя явно неважно.
     - Садитесь, девочки, - сказал Елизар.
      И  мы сели, смущенные его неожиданным превращением  из
*`."  ".#.  злодея в доброго дядюшку. Нам  налили  по  чашке
молока  и  дали  по ватрушке с творогом. Так  как  кувшин  с
молоком и ватрушки стояли на столе еще до нашего прихода, то
мы   отдали  им  должное  без  всякой  опаски.  Если   среди
присутствующих  не  было  ясновидящих,  то  они   не   могли
предвидеть наш приход, а стали бы они уничтожать друг  друга
посредством отравленных ватрушек, когда в их распоряжении, к
тому   же   в  изобилии,  было  огнестрельное  оружие.   Это
представлялось  мне  делом  хлопотным  и  нерациональным.  А
оружие  высовывалось из внутренних карманов курток парней  и
оттопыривало их штаны и носки.
      - Какие славные девочки! - слащаво пропел староста.  -
Как же они попали в такую нехорошую историю?
     Мы сделали вид, что слишком заняты угощением.
      -  Будь я молоденькой девочкой, я побоялся бы вставать
на  пути таких страшных людей. Ведь они могли вас прикончить
в любой момент, - продолжал заливаться староста.
      Мы  немного удивились тому, что он говорит  про  своих
гостей в третьем лице, но это, в конце концов, его дело.
     - Вы устали? - заботливо спросил нас Елизар.
      "По  виду  и не скажешь, что он говорит с  намеком  на
вечный покой. Такой лицемер", - подумала я с негодованием.
       -  Сейчас  вы  отдохнете,  мальчики  проводят  вас  и
проследят, чтоб вы отдохнули как следует, - сказал с нажимом
староста.
      "Ну,  негодяи,  - возмутилась я про  себя,  -  сначала
накормили, обогрели, а теперь отдают нас в руки убийц".
     Я поднялась из-за стола и сказала, постаравшись вложить
в одно слово максимум презрения:
     - Спасибо.
       Кажется,   немного   перестаралась.   Все   изумленно
уставились   на   меня,   словно  я  допустила   невероятную
бестактность,  а  они  ожидали чего  угодно,  но  только  не
презрения.  Но  мне  было  уже все равно.  Я  не  собиралась
баловать своих будущих убийц изысканными манерами, а в  том,
что  ведут  нас на верную смерть, я не сомневалась.  Поэтому
мелочи,  вроде  того  что подумают они  о  моем  воспитании,
ухудшить настроение теперь уже не могли.
      Нас отвели в летний домик. Поодаль от него стояли дома
соседей.  Странное  местечко выбрали гориллы  для  убийства,
ничего  не скажешь. Или они надеются, что мы будем  молчать?
Удивительная  наивность. Гориллы потоптались у  двери,  явно
пытаясь  сообразить,  что делать дальше.  Так  ничего  и  не
придумав, пожелали нам спокойной ночи, что было принято нами
за утонченную издевку, и вышли.
     Ошеломленные неожиданной отсрочкой, мы присели на узкие
кровати и принялись рассматривать наш домик. Он имел крепкую
дверь  и  три  узких окошка, которые к тому же располагались
высоко  под потолком. Вылезти через них смогла бы разве  что
кошка.
     - Чего они от нас добиваются? - спросила я у Мариши.
     - Ждут, что мы размякнем от хорошего обращения и все им
выложим, а потом прикончат, дураку ясно.
      -  А что мы им можем выложить? По-моему, им и так  обо
"a%, известно.
      -  Откуда я знаю! - рассердилась Мариша. - Хорошо, что
думают  так, а не иначе, потому что тогда прикончили бы  нас
сразу. А так у нас есть еще время, чтобы бороться.
     - А мне они показались славными людьми.
     - Вечно ты всех подонков жалеешь, - напустилась на меня
Мариша. - Себя сейчас жалеть надо. Скоро эти парни обдумают,
как лучше выполнить поручение, и вернутся обратно.
      -  Так  бежать надо! - взвыла я, но, поскольку  бежать
было  некуда,  мы  прилегли на кроватях, не сомневаясь,  что
глаз  сомкнуть  нам,  ясное  дело,  не  удастся.  Но  против
ожидания  мы  уснули.  Картины,  нарисованные  во  сне  моим
богатым воображением, были ужасны. Ничего удивительного, что
во сне я ворочалась и стонала.
     Мы с Маришей лежали в луже крови, а возле нас хлопотали
давешние  парни,  заливая в детскую  эмалированную  ванночку
дымящуюся  кислоту,  в  которой предстояло  растворять  наши
останки.  Или мы с Маришей снова в луже крови, но  лежим  на
берегу  речки,  а  наши  знакомые подрывают  нависающий  над
нашими телами берег, чтобы похоронить под обвалом. Или мы  с
Маришей,  истерзанные пытками, все в той же неизменной  луже
крови,  а  рядом  с  нами копошатся голодные  бродячие  псы,
сбежавшиеся со всей округи и мечтающие о плотном ужине.
      Эта лужа крови так достала меня, что, пробудившись  от
кошмара,  я  подскочила к двери и в полном  отчаянии  начала
судорожно  дергать  ее.  К  моему  изумлению,  она  тут   же
поддалась моим усилиям и гостеприимно распахнулась.
      -  Эти придурки забыли ее запереть! - в совершеннейшем
упоении  воскликнула  Мариша,  разбуженная  моими  попытками
спастись.
     Не теряя даром времени, мы выскочили за порог. Небо уже-
розовело  рассветом, и по двору стлался предутренний  туман.
Все  было  бы  чудесно,  если бы  не  надоедливый  староста,
которому  именно  в этот час приспичило сходить  в  домик  с
сердечком.
      Бодрой  рысцой он пробежал через двор к  туалету,  где
занял   позицию  и  задумался  о  чем-то  своем.  Из   этого
блаженного состояния его вывели осторожные шаги, а  так  как
староста  был человеком стеснительным и не хотел, чтобы  его
обнаружили  именно  сейчас, то сидел он молча,  стараясь  не
шевелиться. Шаги миновали его укрытие и удалились,  как  ему
померещилось, в сторону свинарника.
      Вместе  с угрозой обнаружения у старосты испарилась  и
всякая    стеснительность,   а   любопытство,   как   назло,
пробудилось Оно требовало, чтобы хозяин выяснил, кому это из
его домашних в столь ранний час захотелось проведать борова.
Вынь да положь ему имя нарушителя.
      Староста  тоже не был обделен фантазией, и  за  тонкой
дверью   картины   ему  мерещились  одна   ужасней   другой.
Мелькающие  перед  глазами копченые окорока  сменяла  гордая
голова  кабана, украшенная лимоном и веточками  петрушки  на
праздничном   и   -  главное!  -  чужом  столе.   Мерещились
опустевший закут и грустные глаза местных хрюшек, лишившихся
аппетита из-за утраты любимого, а также возмущенные глаза их
e.'o%": не уберег, не сохранил.
     Всю стеснительность со старосты словно ветром сдуло. Он
подтянул  пижамные штаны в фиолетовую полоску  и,  распахнув
дверь  домика, вылетел наружу. Глаза его сверкали  праведным
гневом, и был он страшен.
       Мы   с   Маришей   испуганно   обернулись   на   звук
распахнувшейся двери и увидели нечто на двух ногах, мчащееся
сквозь  туман прямо на нас. Что это такое, разглядеть  точно
мы не могли, но от этого становилось только еще страшней.
       Ворота  находились  далеко,  в  тумане  их  было   не
разглядеть. Мы сунулись вправо-влево и наткнулись на дощатую
дверь. За неимением лучшего сунулись в нее. Сразу же в  лицо
нам  пахнуло животным теплом. Мы заперли дверь на защелку  и
стали  ждать развития событий. Ждать нам, прямо скажу, долго
не пришлось.
      Почти сразу же дверь задергалась. Мы отступали до  тех
пор,  пока  не уперлись спинами в дерево загородки.  За  ним
недовольно  похрапывало  и переваливалось  что-то  черное  и
большое.  Час от часу не легче. Дверь тем временем дергалась
совсем уж судорожно, поминутно грозя слететь с петель.
     - Эй, вы там, открывайте немедленно! - орал староста. -
Вам все равно несдобровать!
      Понятно,  что такие заверения не прибавляли нам  охоты
отпереть дверь.
      Наоборот, мы постарались отодвинуться от нее подальше.
Гнилые  доски угрожающе затрещали под нашим напором. Большое
и  черное  позади нас тяжело заворочалось. И как раз  в  тот
момент,   когда  староста  одолел  упрямую  дверь,   хлипкая
перегородка  подалась  и  мы  рухнули  в  загон   прямо   на
просыпающегося кабана.
      Со  сна толком не разобрав, что происходит, он тем  не
менее  подскочил как ошпаренный, раскидав нас  с  Маришей  в
разные  стороны, затем ударил об пол всеми четырьмя  ногами,
что  оказалось  у него признаком крайней степени  гнева.  Не
удовольствовавшись демонстрацией своих чувств, боров взревел
и бросился в пролом перегородки, чтобы наказать посягнувшего
на  его  покой. После темноты и со сна нас он не заметил,  а
своего хозяина не признал и намерения имел самые серьезные.
      К  счастью для себя, староста быстро сообразил,  какой
опасности он подвергается, и с воплями бросился прочь. Боров
мчался за ним и рычал, будто гоночная машина.
      -  Что  это  такое  было?  - вопила  Мариша,  стараясь
выкарабкаться из-под придавивших нас досок. - Вытащи меня.
      Я  сама была озабочена тем же. Мы растолкали в  разные
стороны обломки досок и бросились вон.
      Во  дворе  творилось черт знает что. Метался староста,
мелькая своими штанами и издавая жалобные стоны, а за ним по
пятам  гналось черное щетинистое чудовище с огромными ушами.
Боров  не  ставил  перед  собой задачи  сохранить  хозяйскую
собственность. Аккуратно уложенная поленница  разлетелась  в
разные  стороны,  и  заготовленные для печки  дрова,  словно
снаряды,  посшибали все легкие предметы в радиусе  метра.  В
итоге  под  ногами  у соревнующихся оказались  эмалированные
ведра  и  кастрюли  разных размеров,  черепки  от  кувшинов,
`c*.,.)-(* и сами поленья. На шум из дома начали выскакивать
люди.
     Одеты они были кто во что, но все как один прихватили с
собой оружие.
      Боров, увидев, что врагов прибыло, утроил свои усилия,
и  скоро  по  двору металось уже значительно больше  народу.
Староста  оказался на высоте, он так жалобно  умолял  гостей
пощадить   животное,  что  ни  у  кого  рука  не   поднялась
пристрелить  кабана. Стреляли в воздух, чтобы отогнать  его,
когда тот подбирался слишком близко.
      -  Накиньте на него мешок! - советовала жена старосты,
стоя на безопасном расстоянии.
      Затея  с мешком чуть не закончилась гибелью одного  из
парней  Елизара.  Кабан  дернул башкой,  и  мешок  вместе  с
вцепившимся  в  него  парнем отлетел  в  сторону  достаточно
далеко,  чтобы  боров поленился преследовать его.  В  полете
парень  случайно сшиб дергающейся головой палку, подпиравшую
бельевую  веревку, и все светлые рубашки старосты,  а  также
цветастые пододеяльники попадали в грязь.
      Один  из них и накрыл собой животное. Смущенный  зверь
завертелся  на месте, как волчок, а на него в  это  время  с
торжествующим   воплем   набросился   староста,    тут    же
раскаявшийся   в  собственном  героизме,  но  было   поздно.
Поддавшись  его примеру, на хряка набросились  и  остальные.
Под  тяжестью  стольких  тел лапы зверя  подкосились,  и  он
рухнул.
      -  Самое  время уходить, - шепнула Мариша, и только  я
оглянулась в поисках нашего излюбленного пути отступления, и
только углядела его, как оттуда раздались выстрелы.
      - Сдавайтесь! Вы окружены! - громко посоветовал нам до
зубного скрежета знакомый голос.
      Он  доносился с другого конца двора. Сразу после этого
вспыхнул прожектор и осветил бесформенную кучу тел, в  самом
низу   которой   страдали  староста  и  кабан;  озабоченного
Елизара, несколько порастерявшего свой вчерашний лоск;  нас,
скромно  старающихся забиться в тень, а также  трех  парней,
явно не знающих, что им делать дальше.
     - Никитин, это ты развлекаешься? - спросил Елизар.
      -  Я  тебе  больше  не Никитин, -  буркнул  в  мегафон
Никитин.
     Получилось это у него просто оглушительно, но Елизар не
смутился.
      - Мы сдаемся, - произнес он. - Только у нас тут свинья
бешеная, будьте внимательн