шивай и не ищи его. Добра от этого  не  будет.
Слухи про него самые жуткие ходят.
   Сочтя на этом разговор оконченным, Филимонов повесил  трубку.  Тяжело
вздохнув, Мариша посмотрела на часы.
   Пожалуй,  пора  ехать  к  Никаловскому,  но  сегодня  она  решила  от
пассивной слежки перейти к решительным действиям и добиться от режиссера
правды.
   - Мне нужно с вами поговорить, - с ходу начала Мариша наступление.  -
Конечно, я могла бы вызвать вас  к  себе.  Но  думаю,  что  вам  неохота
париться целый день у меня в кабинете.
   - Д-да, д-да, - пролепетал режиссер, трясясь, словно желе на блюде. -
Проходите на кухню. А вы что сегодня - одна?
   Мариша оставила его замечание без внимания и прошла  на  кухню.  Тут,
как  и  во  всей  остальной  квартире,  все  было  дорого  и   добротно.
Итальянская кухня, немецкий кафель плюс работа способного дизайнера.
   - Сколько же может стоить такая обстановка?  -  словно  бы  про  себя
спросила Мариша.
   Никаловский покрылся холодным потом и начал лепетать что-то  о  годах
тяжелой работы, о жестком режиме экономии и многих лишениях, которые ему
пришлось пережить, чтобы иметь такую квартирку.
   - У вас и машина новая, - заметила Мариша. - "Форд", кажется? Вы ведь
вчера на нем ездили?
   Ее замечание произвело странный эффект. Никаловский побледнел,  потом
позеленел и опустился на стул.
   - Что с вами? - испугалась Мариша.
   - Жара, -  пробормотал  толстяк.  -  А  у  меня  сердце  больное.  Не
обращайте внимания, сейчас пройдет.
   - В общем, я хотела с вами поговорить не о вашей машине или квартире.
Меня бы вполне удовлетворило, если бы вы  мне  рассказали  про  Моню,  а
также о том, что связывало вас с Алиной. Во всех подробностях.
   Никаловский покрылся обильным потом, а его рука, которой  он  пытался
накапать себе  сердечные  капли,  задрожала  так,  что  вода  в  стакане
заплескалась и пролилась на босые ноги режиссера.
   - Я-а, я-а ничего-о не знаю-у, - странно подвывая, начал он.
   И, заливаясь слезами, рухнул на колени перед Маришей, пытаясь лизнуть
туфлю  перепуганной  девушки.  Жирная  спина  режиссера  дрожала,  живот
трясся. Картина оказалась слишком сильной даже  для  стальных  Маришиных
нервов. Она попыталась сбежать, но режиссер последовал за ней,  шатаясь,
держась то за сердце, то за стены. Мариша была вынуждена  отметить,  что
кое-чему его в театральном училище все-таки научили.
   - Я ничего не знаю, - кричал  он.  -  Ничего.  Я  сам  заработал  эти
деньги, мне никто ничего не давал. Я не знаю, чего вы от меня хотите.  Я
потерял любимого человека, это удар для меня. А вы  вместо  того,  чтобы
вникнуть в мою драму, пытаете меня.
   - Тогда поговорим у меня в кабинете, - бросила ему  Мариша  на  ходу,
справившись наконец с замками на дверях  режиссера.  -  Ждите,  за  вами
приедут.
   И  она  вылетела  на  лестницу,  сопровождаемая   жалобными   воплями
Никаловского. На улице Мариша с жадностью закурила и трясущимися  руками
попыталась  завести  машину.  Спектакль,  который  разыграл  перед   ней
Никаловский, вывел ее из равновесия. Но одно было ясно: толстяк  отлично
знал, кто такой Моня. Только  поделиться  своими  знаниями  его  не  мог
заставить даже страх перед милицией.
   Может быть, в отделении он бы и раскололся, но, увы, у Мариши не было
возможности доставить его туда.
   Совершенно неожиданно из подъезда  выбежал  Никаловский,  за  ним  по
пятам девушка. Не глядя по сторонам, он бросился к своей машине, оставив
бедняжку на улице.
   Машина режиссера рванула с  места,  подняв  фонтанчики  пыли.  Мариша
рванула за ним. На этот раз режиссер подкатил к  другому  летнему  кафе,
перед этим покружив по городу, должно быть, стараясь уйти от слежки.
   В кафе он подсел за столик к какому-то невзрачному, здорово  побитому
жизнью типу. На взгляд Мариши, он не мог бы  напугать  и  старушку.  Его
изможденное лицо вызывало жалость, а помятый костюм и не первой свежести
рубашка - желание отправить почистить его в прачечную. Это явно  был  не
Моня. А впрочем? Мариша на всякий случай  пыталась  составить  словесный
портрет незнакомца. Самым" выдающимся в его внешности был огромный  нос.
Все остальное меркло по сравнению с этим неординарным носом.
   Разговор у носатого с режиссером был  короткий.  Собственно,  говорил
только режиссер. А тот молчал и слушал.
   Затем кивнул и все же что-то произнес. Никаловский  согласно  кивнул,
встал и ушел. За кем из двоих надо  следить,  Мариша  теперь  не  знала.
После минутного колебания она выбрала носатого, а вдруг он приведет ее к
таинственному Моне? Но "объект",  стоило  ей  на  миг  отвести  от  него
взгляд, бесследно исчез. Пришлось ехать за Никаловским на киностудию.
   Проводив его, Мариша задумалась.  Кто  же  был  тот  носатый  тип,  с
которым побежал советоваться испуганный Никаловский? А в  том,  что  тот
был напуган, Мариша была уверена на сто процентов. Думать в машине  было
жарко, Мариша открыла окно. И тут мимо нее сердито  пропекали  каблучки.
Мариша подняла глаза и увидела сегодняшнюю девушку Никаловского, которую
тот так невежливо бросил утром на улице.
   Разгневанно раздувающиеся ноздри и яркий румянец на ее щеках говорили
о том, что она не в восторге от поведения своего любовника  и  готовится
взять реванш.  Мариша  решила  подождать  и  поглядеть.  Ждать  пришлось
недолго.
   Девушка вылетела из двери, пылая от гнева. Глаза  у  нее  были  полны
слез. Многоопытная Мариша по себе знала,  что  сейчас  самое  время  для
задушевного разговора, после ссоры с любовником обиженных  тянет  излить
душу, облив грязью мерзавца.
   Девушка мчалась, не видя ничего перед собой, и  Марише  не  составило
труда столкнуться с ней.
   - Ой! - сказала девушка, падая на Маришу.
   Мариша подхватила свою жертву и усадила на сиденье  машины,  сунув  в
руки банку с лимонадом и вкрадчиво сказав:
   - Вас кто-то расстроил?
   - Угу, - кивнула девушка. - Подонок. Вытер об  меня  ноги,  словно  я
пустое место. Понимаете, утром к нему явилась какая-то  баба,  после  ее
ухода он был сам не свой. Нахамил мне. Понимаете, мы сегодня  собирались
на озеро, позагорать, искупаться, в общем, приятно провести время.
   А он после разговора с этой особой приходит в комнату и словно бы  не
видит меня. Бросается к телефону и ну кому-то названивать. Мне при  этом
ни слова.
   - Женщине звонил?
   - Нет, - помотала головой девушка. - Хотя, кто его знает. Но вроде бы
не женщине. Он сказал:
   - "У меня возникли  проблемы,  это  касается  и  тебя".  Как  понять,
женщине он это говорил или мужчине?
   - А имен он не называл?
   - Нет, никаких имен.
   - А вы можете предположить, кому мог позвонить в случае неприятностей
ваш приятель? Может быть, Моне?
   - Кто это? - совершенно искренне  удивилась  девушка.  -  Никогда  не
слышала про такого.
   - Ладно, оставим. А голос у вашего приятеля во  время  разговора  был
какой? Приветливый, словно он говорил с хорошим другом или, может  быть,
хорошей подругой? - вкрадчиво спросила Мариша.
   Совершенно непонятно, отчего ее собеседница снова залилась слезами.
   - Трясся весь, когда говорил, - произнесла она  наконец.  -  И  потом
трясся. Я ему говорю: "Так что, милый, мы сегодня едем купаться,  ты  не
забыл?" А он на меня как заорет. Я думала,  потолок  обвалится.  Сказал,
что я дура, если не вижу, что у  него  неприятности.  Мол,  катись  куда
подальше. Я и ушла. На первом этаже догнал, я думала, что он образумился
и хоть подвезет меня. Куда там. Пролетел, словно мимо пустого места.
   - Какой невоспитанный тип, - посочувствовала  Мариша.  -  Но,  должно
быть, у него и в самом деле что-то случилось.
   - Ясное дело, случилось, но это еще не повод, чтобы вытирать об  меня
ноги. Я специально приехала, чтобы высказать ему все, что я о нем думаю,
и сказать, что знать его больше не хочу. Так он  меня  даже  слушать  не
стал. Дела у него, видите ли! Теперь я  окончательно  поняла,  что  этот
человек просто надо мной смеялся.
   - Скажите, а вы давно с ним знакомы? - спросила Мариша.
   - Три дня, - гордо бросила через плечо уходящая девушка.
   Решив, что за три дня любовница вряд ли успела много  чего  узнать  о
жизни режиссера Никаловского, Мариша отпустила ее с миром. Она  выяснила
одно: Никаловский имел какой-то загадочный источник дохода, из  которого
тек ручеек и к Алине. А так как режиссер никому  и  никогда  просто  так
ничего не давал, можно было предположить, что девушка знала нечто такое,
что давало ей основание требовать от режиссера все более и более дорогих
подарков и услуг. Одна роль в его новом фильме чего стоила.  Поразмыслив
над этим, Мариша решила, что слежка за Никаловским - дело  перспективное
и надо ее продолжать.

***

   Лейтенант Гривцов обследовал уже  три  из  имевшихся  у  него  восьми
адресов пенсионеров, жителей Вологды, которые за  последние  три  месяца
посетили  Тотьму.  Три  адреса  -   три   разочарования.   На   портрет,
нарисованный Ната шей, ни один из старичков-экскурсантов не походил даже
отдаленно. А  в  том,  что  портрет  точно  передавал  черты  оригинала,
лейтенант убедился, поговорив с менеджером агентства "Северный путь".
   - Был этот дед, - уверенно сказал тот, внимательно изучив портрет.  -
Интеллигентный дядечка, сразу видно, что с высшим  образованием.  Должно
быть, инженер или преподаватель.
   - Да почему же?! - воскликнул лейтенант.
   - Немного занудно говорил, но  речь  правильная,  манеры  хорошие,  к
жестикуляции не прибегал, значит, словарный запас  богатый.  Человека-то
сразу видать.
   - А откуда он, хоть какие-то  зацепки  не  вспомните?  -  просительно
взмолился лейтенант.
   - Нет, зрительная память у меня  хорошая,  а  вот...  Хотя  постойте,
вроде бы он был в Вологде по делу. Но я не поручусь.
   Для очистки  совести  лейтенант  решил  пройти  все  восемь  адресов,
поручив адреса из других городов своим коллегам. В четвертом доме  дверь
открыла ветхая старушка, проводившая гостя в комнату и вежливо усадившая
его за стол. Тут же перед лейтенантом появилась чашка с довольно  жидким
чаем и рулет с подозрительной прозеленью.
   Лейтенант отпил глоток и положил перед старушкой портрет. Надев очки,
она взяла бумагу в руки.
   - Это же наш Сережа! - воскликнула она. - Откуда он у вас?  Такой  же
портрет был у моей мамы. Верней, не портрет, а фотография. Сейчас я  вам
ее покажу.
   Не успел лейтенант и глазом моргнуть, как она подлетела к  старинному
секретеру и начала копаться в ящиках. На  свет  божий  появились  табеля
успеваемости сына и дочки, а также  пяти  внуков.  За  ними  последовала
потрепанная трудовая книжка  с  рассыпающимися  страницами  и  несколько
похвальных грамот. Когда стопку бумаг  увенчала  характеристика,  данная
для  поступления  кому-то  в  комсомол,  лейтенант   деликатно   рискнул
напомнить, что они ищут фотографию Сережи.
   - Какого Сережи? - удивилась старушка. - Дяди Сережи? Но он же  погиб
совсем молодым во время войны.
   Лейтенант сунул старушке портрет.
   - Ах, это! - засмеялась старушка. - Так бы сразу и сказали. Мне-то  и
в голову не пришло.
   И она снова проковыляла к секретеру. В  это  время  раздался  скрежет
открываемого дверного  замка,  и  в  комнату  вошла  немолодая  женщина,
нагруженная сумками.
   - Вы кто? - настороженно спросила она.
   Лейтенант достал удостоверение. Женщина оттаяла и воскликнула:
   - Мама, зачем ты поставила этот рулет? Я же его выкинула,  он  у  нас
уже неделю стоит, его есть нельзя. Где ты его взяла?
   Лейтенант мысленно поздравил  себя  с  тем,  что  не  стал  пробовать
угощение, и повторил свою просьбу.
   - Никогда не видела этого человека, - твердо сказала женщина. - Мама,
ты что-то путаешь.
   Старушка обиженно хмыкнула и ушла из комнаты.
   - Вы не слушайте маму, - извинилась женщина. - Она уже  старенькая  и
постоянно все путает. Вчера, например, разорвала курсовую моей дочери на
мелкие кусочки и подала нам ее на ужин, сказала, что это салат.  Хорошо,
что сегодня гостем оказались вы, а  то  она  может  открыть  дверь  кому
угодно. На прошлой неделе позвонили цыгане, она и открыла. Я забежала  в
обеденный перерыв домой, а тут чуть ли не целый табор. Конечно,  пропала
золотая цепочка и деньги, что в шкатулке лежали.
   В этот момент пришла старушка и положила на стол старую фотографию.
   - Вот, - с торжеством сказала она. - Это и есть Сережа!  Видите,  что
годы с людьми делают.
   И она положила  фотографию  рядом  с  портретом.  На  фотографии  был
изображен молоденький мальчик в полосатых гетрах, сидящий на велосипеде.
Лейтенант вежливо подержал фотографию в руках, поблагодарил обеих женщин
и ушел. В дверях его догнала дочь старухи и сказала:
   - На фотографии мамин брат - Сергей, только он погиб во  время  войны
под обстрелом в Ленинграде, у нас даже где-то извещение о смерти есть.
   Извещение на имя  Сергея  Леонтьевича  Казарева  1935  года  рождения
лейтенант и сам видел среди разбросанных бумаг, которые старушка достала
из секретера.
   - А в Тотьму у вас кто-нибудь в последнее время ездил? - спросил он.
   - Конечно, - удивилась женщина. - Мой муж с сыном съездили.  Как  раз
каникулы начались, а сын мечтает стать историком, вот муж и  сделал  ему
подарок к окончанию школы. Там церкви какие-то удивительные и  раскопки,
понятное дело. Мальчик был доволен.
   - А на портрете точно не он?
   - Что  я,  собственного  мужа  не  узнаю?  -  засмеялась  женщина.  -
Подождите.
   И она убежала в комнату. Обратно она  вернулась  с  большой  семейной
фотографией, на которой лейтенант узнал угощавшую его чаем старушку,  ее
дочь и двух внуков.
   - Вот мой муж, - ткнула пальцем женщина в упитанного седого  человека
с простым улыбчивым лицом. - Старше меня на двадцать лет, войну пережил,
а не скажешь. Выглядим, словно ровесники.
   Мимо них гордо прошествовала  старушка,  торжественно  неся  в  руках
большой цветущий кактус.
   - Совершенно никто не следит за растениями, он же  цветет,  ему  вода
нужна, - с этими словами старушка скрылась за дверями туалета, и  оттуда
послышался шум спускаемой в унитаз воды.
   Последние сомнения  быстро  развеялись  в  голове  лейтенанта,  и  он
поспешно распрощался с хозяйкой, побежавшей выручать несчастный кактус.
   Следующие адреса тоже оказались пустыми. Никто из хозяев  не  походил
на портрет Наташи, лишь двое носили очки,  но  в  простой  пластмассовой
оправе. Лейтенант побеседовал и с соседями, но в день убийства Алины все
"подозреваемые" находились дома. Лейтенанту оставалось надеяться  только
на то, что его коллегам в других городах повезет больше.
   С этим он и вернулся  обратно  в  Питер.  Первым  его  встретил  опер
Сергеенко  и  мерзким  голосом,  как  показалось  уставшему   с   дороги
лейтенанту, сообщил, что тут приходили две свидетельницы и рассказывали,
будто бы клоуна Иннокентия и режиссера Никаловского, то есть  бывшего  и
настоящего любовников  Алины,  видели  вместе,  во  время  их  приватной
встречи.  Выводы  эти  девицы  предоставили  делать  милиции,  и  теперь
Сергеенко желал знать, какие именно выводы ему следует сделать.
   Обругав последними словами неугомонных подружек,  лейтенант  позвонил
на ярмарку и попросил, как только удастся разыскать девушек, прислать их
к нему. После этого он отправился выяснять, нет ли  чего  новенького  по
другим бывшим клиентам бюро путешествий "Северный путь".
   Москва и Петербург оказались пустой картой: по указанным адресам жили
ветхие старички, которым вряд ли  было  под  силу  прикончить  физически
сильную Алину.
   Алиби этих старичков было безупречным  и  подтверждалось  несколькими
соседками. Во Владивосток ехать не пришлось, так как тамошний  пенсионер
переселился в мир иной, должно быть, дальняя поездка в Вологду подорвала
его силы.
   - Таким образом, из двадцати  трех  человек  остался  один  серьезный
подозреваемый,  -  сказал  подполковник  (он  же  начальник  отделения),
выслушав отчет лейтенанта. - Жил этот человек в Воронеже и под  описание
вполне подходит. А соседи отзываются  о  нем,  как  о  человеке  хотя  и
приличном, недовольно скрытном. Он одинок, на пенсии, в последнее  время
был директором школы, кстати говоря, той самой, где в свое время училась
Алина.
   - А почему вы сказали "жил"? Он что, тоже умер? - спросил лейтенант.
   - Не умер, но выбыл в неизвестном направлении. Во всяком случае,  так
нам сообщили воронежские товарищи.
   Они по нашей просьбе наведались по адресу, но за три дня до  убийства
Алины Зорин Сергей Александрович исчез.
   - Сергей! - вздрогнул лейтенант. - Что-то слишком много Сергеев.
   - Распространенное имя, - пожал плечами подполковник. - Так что будем
делать?
   - Подождем, пока он вернется домой  или  как-то  иначе  объявится,  -
предложил лейтенант. - В розыск его объявлять нельзя, спугнем.  Он  ведь
не знает, что на него уже вышли. Надеюсь, воронежские  ребята  не  стали
распространяться среди соседей, зачем его ищут?
   - Не учи ученых, - поморщился подполковник. - Конечно, они  придумали
обычную отговорку. Участковый прошелся по всем квартирам и побеседовал с
людьми.  Намекал  на  какую-то  кражу,  случившуюся  в  соседнем   доме,
спрашивал, не видел ли кто чего. Так что его интерес к Зорину, мол,  был
ли тот у себя дома в день кражи,  случайно  совпавшей  с  днем  убийства
Алины, не мог вызвать подозрений.
   - Квартиру под наблюдение взяли? - спросил Гривцов.
   - Быстрый ты, как я погляжу, чужими руками жар  загребать,  -  укорил
его начальник. - У них там своих дел по горло,  пообещали  сделать,  что
смогут. Если Зорин появится, соседи обещали  сообщить,  а  день  и  ночь
сидеть в угоду нам в засаде, черт знает сколько, у них лишних людей нет.
   Не беспокойся, вернется твой Зорин. Никуда не денется, у  него  дача,
огород, а огород поливать надо. Он сказал, что уезжает максимум на  пять
дней. А вот уж больше недели пропадает. Соседи волнуются даже,  говорят,
что Сергей Александрович очень обязательный человек: если пообещал, то в
лепешку расшибется, но выполнит.
   - А родные или близкие друзья? -  спросил  лейтенант.  -  Они-то  что
говорят? Ведь такие есть у каждого человека.
   - Вот и ошибаешься, с Зориным все не так. Один  как  перст.  Имелись,
конечно, сослуживцы, но после ухода на пенсию он ни с кем  отношений  не
поддерживал. Перезванивались по праздникам, вот и все общение. А  родных
у него нет, он круглым сиротой в войну остался, потом не женился,  детей
нет.
   - Так никому и не сказал, в какую сторону собирается? - уныло спросил
лейтенант. - Даже примерно?
   - Ну, это я могу тебе сам сказать. Твой портрет соседи опознали.  Так
что выходит: забрасывающий письмами убитую, шастающий по ярмарке  маньяк
и наш директор школы - одно  лицо.  А  раз  мы  имеем  труп,  то  вполне
вероятно, что он привел свои угрозы в исполнение.
   - А поскольку труп пропал, то вполне вероятно, что этот Зорин  сейчас
сидит и думает, что ему делать с телом дальше, - подхватил лейтенант.
   - Я тут консультировался со специалистами, так они говорят,  что  это
довольно странное поведение  для  маньяка,  преследующего  свою  жертву.
Обычно такие люди стараются захватить ее живьем, иначе для них вся  игра
теряет смысл. Ведь жертва не успевает толком осознать, что ее  убийца  и
тот, кто заваливал ее письмами, - одно лицо.
   - Лицо-то лицо, но как это его  найти  в  многомиллионном  городе?  -
почесал затылок лейтенант.
   - Вот ты и думай, - посоветовал подполковник. - Ты эту кашу  заварил,
тебе и расхлебывать. Мы же тебе всеми силами будем помогать.
   - Странное у нас отношение, - выйдя из  кабинета  начальства,  сказал
самому себе лейтенант. - Пока человек жив, никому дела нет  до  угроз  в
его адрес, но как только беднягу убивают, все землю готовы  рыть,  чтобы
отыскать убийцу. А убитому-то ведь от этого уже ни холодно, ни жарко.  И
Алина эта тоже хороша, не могла раньше ко мне прийти. Пошла к  какому-то
пенсионеру нер