беды, а затем
разбираться  с  Интерполом.  Я  могу  уйти в подполье месяца на три-четыре и
они,  возможно,  решат  простить  меня  или  забыть  обо  мне.  Возможно, но
маловероятно.  Единственное,  что  может  заставить  их  передумать,  -  это
давление, политическое или общественное.
     Хотя я уже все для себя решил, я спросил:
     - Когда  вы  получите  сверток,  каковы  будут шансы у Гонваллы оказать
давление  на  тех, кто сейчас стоит за Интерполом? Окажет он его? Сможет это
сделать?
     Наджиб задумался.
     - Когда  мы получим сверток и уничтожим его, наше правительство будет в
безопасности.  У  нас есть как друзья, так и враги среди правительств других
стран.  Многие  из  них  являются  членами Интерпола. Я бы сказал, что шансы
равны.  Но  говоря  честно - и вы, должно быть, сами уже думали об этом - то
правительство,  которое пытается с помощью Интерпола получить сверток, может
в личном порядке отомстить за неудачу.
     Может.   Но   это   было  частью  того  риска,  который  я  должен  был
предпринять.
     - Хорошо,  -  сказал  я.  -  Как  мы это сделаем? Мне потребуется около
часа, чтобы забрать сверток.
     - Поезжайте  и  берите  его.  Когда  он  будет в ваших руках, позвоните
сюда.  Когда вы вернетесь, Джулия уже будет ждать где-нибудь поблизости и мы
осуществим обмен прямо на улице. Идет?
     Я кивнул и встал, чтобы посмотреть и записать номер телефона.
     - Вы будете ждать моего звонка здесь?
     - Да.
     - Отлично.
     Когда я уже был у двери, он сказал:
     - Мы  сделаем  для  вас  все,  что будет в наших силах. Не время читать
нотации,  но  трудно  побороть  в  себе  это желание. В том, что потом может
произойти  с  вами, вы должны винить только себя. Вы думали, что вам удастся
заработать  кое-что  для  себя  на  свертке.  Человеческая  жадность. Вечная
проблема.
     Может  быть, подумал я, выходя из квартиры, но без нее мир был бы очень
скучным  местом.  Хотя  в тот момент я лично был целиком за эту скуку. В тот
момент  мне  бы хотелось быть где-нибудь на отдыхе, который я себе обещал, и
сидеть  где-нибудь,  умирая  от  скуки  и решая, что бы сделать, и зная, что
если  я  и  придумаю  что-то, то у меня никогда не хватит на это сил. Именно
для этого и существует отдых.
     Утро  было  прекрасным.  Дорога  на  Эвьен, проходящая по берегу озера,
была  забита  машинами.  Некоторые  из них были в состоянии мелкого ремонта,
поэтому  движение происходило в один ряд, перед светофорами возникали пробки
и  мое  нетерпение усиливалось с каждой минутой. Все, что я хотел, - забрать
сверток и вернуть Джулию.
     С  левой  стороны  мне  иногда  открывалось  озеро,  похожее на большую
голубую  простыню.  Справа,  где-то  вне  поля  зрения, находился Монблан, а
рядом  с  ним  -  шале,  в котором я провел ночь с Джулией. Наджиб был прав.
Человеческая  жадность. Я пообещал себе, что если я выберусь из этой истории
живым,  я  попытаюсь что-нибудь сделать с ней. Я знал, что совсем мне от нее
не  отделаться,  но  я  хоть  попробую ее умерить. Для меня это было большим
обещанием.  Деньги,  когда ты их имеешь, действуют так успокаивающе. Судя по
тому,  как  развивались  события,  я  вряд  ли  получу  какие-либо деньги от
О'Дауды за эту работу. У Уилкинз нашлось бы что сказать по этому поводу.
     Старушка  Уилкинз.  Я  подумал,  как  бы она отнеслась к Панде. Остаток
пути  я  проехал,  фантазируя  на  темы  их  совместного  существования. Мне
подумалось, что они могли бы поладить.
     Я  поставил  машину  и  вошел  в  здание  почты, прихватив с собой свои
английские  водительские права, международные права и кредитную карточку для
удостоверения   своей   личности.  Иногда,  когда  получаешь  что-нибудь  до
востребования,  тебя  просят  предъявить  какой-либо документ, а иногда нет.
Они работают по какой-то системе, скорее всего, по настроению.
     У  женщины  в  окошке  был розовый нос, розовые губы, пышные сине-серые
волосы  и  большие  влажные  глаза.  Она  напомнила  мне ангорского кролика,
которого  я как-то забыл покормить, и он голодал целую неделю, а потом умер,
и  моя  сестра  отшлепала  меня  кожаным  тапком.  У  моей сестры были очень
нежные,  чувствительные пальцы, даже в четырнадцатилетнем возрасте, но у нее
также были очень сильные запястья, как у игрока в сквош.
     Я веером разложил перед девушкой удостоверения моей личности.
     Она сморщила свой розовый нос от удовольствия.
     - Карвер,  -  сказал я. - Рекс Карвер. Я думаю, что у вас для меня есть
посылка.
     Она взяла за уголок мою кредитную карточку и переспросила:
     - Карвер?..
     Я знал, что она это сделает.
     - Да, Карвер.
     Она  повернулась  к  рядам  ячеек за спиной, перекинулась парой фраз со
стоящим  слева  от  нее  парнишкой, а затем, начиная с нижнего ряда, с буквы
"Я",  пропутешествовала  до  ячейки  с  буквой  "К". В ней находилась пухлая
пачка конвертов, которую она положила перед собой.
     - Карвер? - Она начала перебирать конверты.
     - Совершенно верно.
     Перебрав всю пачку, она покачала головой.
     - Ничего нет, мсье. Вот есть Кабелэр.
     - Карвер,  -  сказал  я.  Но  мое сердце уже ушло в рыжевато-коричневые
замшевые  туфли.  Ничто  из  того,  что  она держала в руках, не походило на
отправленный мною сверток.
     - Прошу прощения, мосье. Возможно, она придет со следующей почтой.
     Я  покачал  головой  и начал собирать свои документы. Я уже было отошел
от  окошка, усиленно думая, что, черт возьми, могло случиться - мне пришла в
голову  мысль,  что,  может  быть,  это  была  работа  Аристида  (он мог уже
проверить  все  почтовые  отделения  на востоке Франции и забрать сверток) -
когда с неожиданной ноткой узнавания в голосе девушка сказала:
     - Ах, вы - мистер Карвер?
     - Да.
     - Тогда  все  объясняется. Вы - гость мосье О'Дауды, да? - По тому, как
она  это  сказала,  было  ясно,  что она знает мистера О'Дауду. А кто в этом
районе  его  не  знал?  Ему  принадлежит  половина  горы в десяти километрах
отсюда.
     Я  кивнул,  не  решаясь  говорить.  Я  уже  все  понял.  Но  ее было не
остановить.  Гость  из  шато  был чем-то очень приятным и его стоило немного
задержать.
     - Но  мистер  О'Дауда сам позвонил сегодня утром и попросил посмотреть,
нет  ли  посылки  для  его  гостя, мистера Карвера. Я сказала, что да, есть,
поэтому  он прислал своего шофера с паспортом и тот забрал посылку. Это было
не  так  давно.  Час  назад,  может быть. А может быть, и побольше. Шофера я
хорошо знаю. Маленький человек, постоянно шутит и подмигивает...
     Я не стал ждать полного описания Кермода и пошел к выходу.
     Я  сел  в  машину, зажег сигарету и стал курить ее так, словно она была
мне  глубоко  ненавистна и я старался высосать из нее всю жизнь. Не Аристид,
а  О'Дауда  сделал  это.  У О'Дауды было больше стартовой информации. У него
был  мой  костюм  с моим паспортом. Я сказал ему, что сверток лежит на почте
до  востребования.  Я  сказал ему, что это недалеко. Он мог бы обзвонить все
основные  почтовые отделения вокруг озера за полчаса, а его имя сняло бы все
проблемы  с  формальностями.  Гость  мосье  О'Дауды?  Конечно. Гости мистера
О'Дауды  -  всегда  люди  важные - политики, кинозвезды - и, естественно, за
посылкой пришлют шофера с паспортом.
     И что мне теперь делать?
     Сверток  у  О'Дауды.  Я  мог  представить себе, как он и Кермод сидят в
своем  восковом  музее,  умирают  со смеху и, вероятно, отмечают свою победу
несколькими  бутылками  шампанского. Хорошего шампанского, как того требовал
случай. Вероятно, "Клико Брют Голд Лейбл", 1959 года.
     Я  выбросил  сигарету  через  окно  машины  и выругался. Громко. В одно
слово.  Хорошее,  крепкое  слово,  и  оно  дало  мне  толчок.  Нижнее полено
выскользнуло  из  поленницы  и  она  покатилась. У О'Дауды не будет свертка.
Если   Бог   когда-либо   и   создал  человека,  которому  суждено  испытать
разочарование,  так это был О'Дауда. Я выбрал себя в качестве инструмента, с
помощью  которого  будет вершиться его судьба. Я не знал, как я буду это все
делать.  Думать  о  том,  как,  почему и зачем, просто не было смысла. В тот
момент  единственно  верным шагом было навести себя на цель. Но перед этим я
должен был удостовериться в безопасности Джулии.
     Я вернулся на почту к телефонам и позвонил Наджибу.
     Когда он ответил, я сказал:
     - Послушайте,   произошла   небольшая   заминка   со  свертком.  Ничего
серьезного,  но  я  смогу  получить  его  где-нибудь  ближе  к  вечеру.  Это
нормально? - Я пытался говорить обычным голосом. Это было нелегко.
     - Давайте  проясним  одну вещь, мистер Карвер, - сказал Наджиб. - Я вам
доверяю.  Но  я  не  смогу  доверять  и ждать вечно. Если вы не позвоните до
шести  вечера  и  не  скажете, что сверток у вас, я сделаю вывод, что вы его
никогда  не получите. В этом случае я буду вынужден предпринять другие шаги.
Но  одно ясно уже сейчас. Если кто-нибудь еще получит сверток, то вы знаете,
что  произойдет  с мисс Джулией. И, мистер Карвер, я очень скоро узнаю, стал
ли  кто-либо другой обладателем свертка, потому что они уведомят нас об этом
без  задержки.  Так же быстро, как это бы сделал я, если бы получил сверток.
Вы понимаете?
     - Не беспокойтесь, - быстро сказал я. - Вы его получите.
     Я повесил трубку и вышел на улицу.
     Проезжая  по  городу,  я с трудом выдерживал невысокую скорость. Но как
только  я  выехал из него, моя нога утопила педаль почти до упора. Но если я
полагал,  что  скорость  уничтожит  мысль,  то меня ждало разочарование. Всю
дорогу  я  спрашивал  себя  - как? Как я заполучу сверток? Задолго до пункта
назначения  мне стало ясно, что наброситься на О'Дауду с голыми руками - это
самое  последнее,  что я могу сделать. Человек имел силу и власть, и понимал
силу  и власть. Поэтому единственно возможный способ разговаривать с ним - с
позиции  силы.  Но  это  было  на  уровне  логики.  Как  же перевести это на
практические рельсы?


                               Глава девятая

                                         "Я рвал, метал, я таял, я горел..."
                                                                    Джон Гей

     Я  свернул  с  шоссе  на  подъезд  к шато, но поехал не прямо к нему, а
повернул на дорогу к озеру.
     У  коттеджа  стоял  "Роллс Ройс" со сдутыми задними колесами. Я вошел в
коттедж  и  попытался  найти  что-нибудь, что бы приятным грузом ощущалось в
руке  и  придавало  мне чувство уверенности. Внутри мне с этим не повезло. В
комнате  лежал  мой  костюм без паспорта и масса рыболовных снастей, но я не
смог  найти  ни одного спортивного ружья или другого оружия. Самым лучшим из
всего оказался тяжелый гаечный ключ, лежавший на верстаке Кермода.
     Но  снаружи  мне  пришла в голову неожиданная мысль. Я подошел к "Роллс
Ройсу".  В  бардачке  лежал  пневматический пистолет, который они отобрали у
меня во время захвата в Женеве. Я выбросил ключ и взял пистолет.
     Я  проехал  почти  до  самого  центрального  подъезда  к шато и оставил
машину  под  прикрытием  деревьев.  Оставшееся  до  шато расстояние я прошел
пешком, держась в стороне от подъезда.
     У  входа  в дом стоял большой многоместный фургон. Стоя за деревьями, я
понаблюдал  за  шато  какое-то  время,  не заметил никакого движения и начал
обходить  дом.  Я  не  хотел,  чтобы кто-нибудь видел, что я в него вхожу. Я
нашел  боковую  дверь,  подход к которой был надежно защищен от постороннего
взгляда густыми зарослями туи.
     Я  вошел  и  очутился  в  широком каменном коридоре. Когда я был на его
середине,  в нескольких метрах впереди меня открылась дверь, вышел мужчина и
поставил на каменный пол чемодан. Это был Денфорд, и он меня заметил.
     С  пистолетом  в  руке  я  направился к нему. Он попятился в комнату. Я
зашел  следом.  Это  была  спальня  и, войдя, я сразу понял, что он собирает
вещи.
     - Покидаете счастливый дом?
     - Да.
     Он  был трезв. Трезв как стекло. Более того, он был чистый лед. Не было
нервного  моргания глаз, не было недовольной навязчивости. Что-то случилось,
что  совершенно  изменило  его. В обычной ситуации я бы, возможно, попытался
выяснить, что это было, но в тот момент у меня были свои проблемы.
     - Где они? - спросил я.
     Он  отвернулся  и  стал  укладывать  рубашки  и  нижнее белье во второй
чемодан. Через плечо он сказал:
     - На втором этаже.
     - В восковом музее?
     - Да. Празднуют. Им доставили туда ящик шампанского.
     - Празднуют по какому поводу?
     - Я не знаю. И если бы я знал, я бы вам не сказал.
     Я  ему  снова  не  нравился.  И не только я. В этот момент ему никто не
нравился.
     - Сколько они там пробудут? - спросил я.
     - Пока не выйдут.
     - Если у них целый ящик, то это может быть надолго.
     - Да.  Когда  они  решают  напиться,  это  всегда  надолго.  Они  оба -
ирландцы. Вы знаете, как напиваются ирландцы?
     - Я  знаю,  как  напивается  кто  угодно,  если  он решил напиться. Вас
уволили?
     - Я сам написал уведомление.
     - Это одно и то же. Могу я попасть в ту комнату?
     - Нет, если они вас сами не впустят.
     - Но  у вас, конечно, есть какая-то возможность связаться с ними, или у
них с вами.
     - Да.
     - Проведите меня туда.
     - Для  вас  я ничего не буду делать. Вы ничем не лучше их. Деньги - вот
все,  что  вас  интересует.  Вы  только и думаете об этом. Деньги, деньги, и
наплевать на то, что происходит с другими. Люди для вас ничего не значат.
     - Кажется,  я припоминаю человека по имени Джозеф Бована, - сказал я, -
которому вы однажды помогли, и для него это кончилось весьма плачевно.
     - Это  был  не  я.  Это  был  личный секретарь О'Дауды, выполняющий его
приказы.
     - Одно и то же.
     Он отшвырнул в сторону стопку полосатых трусов и заорал:
     - Не  одно  и  то  же! Его больше нет! Теперь есть только я сам! Совсем
другой человек!
     - Думайте,  как  хотите,  -  сказал я. - Я не собираюсь спорить. Но мне
нужно  поговорить  с  ними  и  вы покажете мне, как это сделать. Если нет, я
сообщу  полиции  все,  что я знаю о Боване, и новый Денфорд далеко не уйдет.
Мне бы не хотелось делать это, но если вы вынудите меня, я это сделаю.
     Он какое-то время молча смотрел на меня, затем сказал с горечью:
     - Да,  вы  это  сделаете.  Вы  сделаете все, чтобы получить то, что вам
нужно.  На  мгновение  я  подумал,  что  в вас, возможно, и есть что-то, что
можно  уважать.  Но  теперь я все понял. Вы такой же, как и они. Вы наденете
любую  маску,  скажете любую ложь, если это поможет вам получить то, что вам
нужно.
     - Интересная  точка  зрения,  но  у  меня  нет  времени  обсуждать  ее.
Покажите мне, как я могу с ними поговорить.
     Секунду-другую  мне казалось, что он откажется. Он угрожающе смотрел на
меня,  ненавидя  меня  и,  вероятно, даже более ненавидя себя, и в его мозгу
крутились  воспоминания  о  женщине,  которую  он  любил и которая утонула в
озере;  в мозгу, который был сжат властью О'Дауды до точки противодействия и
даже  больше.  В  этот  момент он был сумасшедшим. Он был способен на все. Я
знал, что если он откажется показать мне, я не смогу его заставить.
     Его взгляд вдруг стал хитрым и он спросил:
     - И что вы собираетесь им сказать?
     - Это  мое  дело. Я должен поговорить с ними. Давайте же, покажите мне,
как это сделать.
     Он злобно улыбнулся и сказал:
     - Вы  все  еще  пытаетесь  поиметь  что-нибудь  для  себя,  да? Все еще
гонитесь за деньгами, не обращая внимания на страдания других?
     - Мне нужно сделать кое-какие дела. Для моего личного удовлетворения.
     - Конечно.  -  Он  сказал  это  крайне  резко.  Затем  он  также  резко
повернулся и вышел из комнаты. Я пошел за ним.
     Мы  прошли  по  кроличьим  норам  коридоров  и  в  итоге вышли к началу
главной  лестницы.  Не  оборачиваясь,  он  поднялся  на второй этаж, пересек
широкий  холл  и  остановился  перед  высокими,  обтянутыми  кожей стальными
дверями.
     - А  нельзя  их открыть с этой стороны? - спросил я. - Я хотел бы войти
без предварительных объяснений.
     Он покачал головой.
     - Нет,  если  они закрылись на защелку изнутри. А они закрылись. Всегда
закрываются, когда пьют.
     Он  подошел  к  краю  дверей  и  открыл маленькую нишу в стене. Вытащив
микрофон, он включил его, нажав какую-то кнопку в нише, и сказал:
     - О'Дауда!
     То,   как   он   это   сказал,  должно  быть,  доставило  ему  огромное
удовольствие.  Он  вложил  в  это  обращение  всю  свою  неприязнь  к  этому
человеку, сбросив с себя груз нескольких лет служения ему.
     Ответа не последовало.
     - О'Дауда! - На этот раз громче, и еще несколько лет ушли.
     На сей раз ответ был.
     Из спрятанного где-то над дверями динамика пророкотал голос О'Дауды:
     - Кто это, черт возьми?
     - Денфорд.
     - Тогда  убирайся  к дьяволу из моего дома, - пророкотал О'Дауда, затем
рокот  перешел  в  рычание.  -  Пытался  украсть мою жену, да, ты, ублюдок с
кроличьими  глазами.  Пошел ты к черту! - Он уже принял, но еще не был пьян,
хотя был достаточно экспансивен.
     Я  увидел,  как  натянулось лицо Денфорда, пока он пытался взять себя в
руки. Затем он поднес микрофон ко рту и сказал:
     - Здесь  Карвер.  Хочет  тебя видеть. А в один из дней я докажу, что ты
убил ее, ты, злобный ирландский боров.
     - Карвер!  -  пророкотал  голос  и  затем  из  динамика  раздался взрыв
хохота.
     О'Дауда сказал:
     - Как там, ничего? Убирайтесь, оба.
     - О'кей,  вы  сделали  свое дело, - сказал я Денфорду. - Теперь вступаю
я.
     Он отдал мне микрофон и сказал:
     - Если  вы  -  человек умный, тогда уезжайте отсюда. Он еще не пьян, но
уже  в  невменяемом  состоянии.  Что  бы  вы от него не хотели, вы ничего не
получите.
     - Ты чертовски прав, парень, - прорычал О'Дауда.
     - Вам  лучше исчезнуть, - сказал я Денфорду. - Когда они откроют дверь,
ваше горло может оказаться в руках Кермода. Идите.
     Он колебался какое-то время, затем сказал:
     - И все же я советую вам не входить туда.
     - Не беспокойтесь.
     - Я и не беспокоюсь. Если вам не нужен мой совет, забудьте о нем.
     Он  повернулся  и  пошел  прочь  по галерее. Я проводил его взглядом, а
затем  подошел  к  лестнице,  чтобы убедиться, что он действительно ушел. Он
действительно ушел, и я вернулся к микрофону.
     Я взял его и услышал крик О'Дауды:
     - Ты все еще здесь, Карвер?
     - А  почему  я  должен быть в другом месте? Я собираюсь получить с тебя
по меньшей мере пять тысяч фунтов.
     Последовала  пауза.  Она должна была последовать. Я упомянул о деньгах,
а  деньги  для  О'Дауды значили много, так много, что любое упоминание о них
вызывало у него любопытство.
     - А  почему  ты  получишь с меня пять тысяч фунтов? - Его голос утратил
часть прежнего запала.
     - Простая продажа. Сюда, конечно, не входит мое жалование.
     - И   что   ты   собираешься  продавать,  парень?  -  Запал  потихоньку
возвращался, но я знал, что я его зацепил.
     Моля всевышнего, чтобы это было так, я сказал:
     - Только  не  рассказывай, что ты забрал на почте сверток и засунул его
в сейф, не проверив, что в нем.
     Очередная  пауза,  достаточно длинная и тяжелая для меня. Он, возможно,
так  и  сделал. Я хотел, чтобы он сделал именно так, потому что только такой
расклад  давал  мне  то  небольшое  преимущество  перед  ним, которого я так
желал,  только он давал самый минимальный шанс вернуть Джулию. Я молчал. Чем
длиннее  будет  пауза,  тем  лучше для меня. Я молчал, пока не почувствовал,
что попал в точку.
     - Не  рассказывай  мне,  что  такой  осторожный  человек,  как  ты,  не
проверил сверток?
     Он попытался блефануть. Его голос четко выдал это.
     - Конечно, я проверил его.
     Я рассмеялся.
     - Ты  не  умеешь врать, О'Дауда. Ты думаешь, я такой дурак и открыл в