перед грозой и во  время  (розы  дул  сильный
ветер? Да. - Хедли кивнул. - Вот и ответ, если вы хорошенько подумаете.  Что
случится при таких обстоятельствах?
   Но тут заговорила Бренда:
   - Они поднимаются на трапеции. Посмотрите на  Чендлера!  Он  бледен,  как
привидение, и  его  рука  едва  не  соскользнула  с  перекладины  серебряной
лестницы. Если вам не остановить нашего приятеля Кларенса, то это сделаю  я.
Пропусти меня.
   Крак!
   Оркестр, как и раньше, проиграл один куплет без хора, чтобы дать артистам
время подняться на трапеции.
   Когда Бренда стала пробираться мимо колен Хью, музыка  грянула  в  полную
силу.
   - Бренда, послушай! Нет! Сядь. Это  мастера.  Они  знают  свое  дело;  им
плевать на Ланнигана. Но если мы поднимем шум, то действительно  могут  быть
неприятности. Суперинтендент, я все-таки не понимаю, к чему вы клоните.

   Я счастлив был прежде, теперь - одинок,
   Безжалостно брошен, как рваный носок
   Девчонку любил, а она предала

   Когда Бренда добралась до прохода,  Мэдж  Стерджес  тоже  встала.  Легкой
походкой манекенщицы она  направилась  по  проходу  в  конец  зала.  Молодые
женщины встретились  и  разминулись,  успев  окинуть  друг  друга  быстрыми,
оценивающими взглядами.
   - Бренда! Иди сюда!
   - Сядьте,  мистер  Роуленд!  -  нетерпеливо  сказал  Хедли.  -  Если  она
полагает, что может остановить этого дурака с хлыстом, не мешайте ей Так  вы
по-прежнему не понимаете, к чему я клоню?
   - Да. Нет, - выпалил Хью, изо всех сил стараясь побороть нерешительность.
   - Ведь теннисная сетка тяжелая, не гак ли? - осведомился Хедли. -  Да.  И
если она провиснет, то три-четыре дюйма окажутся на  земле,  ведь  так?  Да.
Включая матерчатую нижнюю кромку с дюйм шириной. Да? Вы согласны?
   - Хорошо. Бренда!

   Любимая очень красивой была,
   Но сердце другому она отдала

   - Что еще? - продолжал Хедли. - Что еще случается  при  ветреной  погоде?
Сетка не только обвисает на землю. Она полощется  по  земле.  Следовательно,
если  во  время  грозы  песчаная  поверхность  корта  довольно  гладкая,  то
хлопающая по земле сетка оставляет следы.  Оставляет  на  корте  собственные
следы. Вы смотрите на них, но не задумываетесь  над  ними,  потому  что  они
выглядят вполне естественно Вы даже не примете их за следы.
   Но по нижней кромке сетки мог пройти человек, не так ли? Мог пройти и  не
оставить собственных следов.  Более  того,  он  мог  прыгнуть  на  нее.  Мог
прыгнуть от  края  корта  -  для  Чендлера  это  не  составляло  труда  -  и
приземлиться на ближайшей кромке сетки. Еще два  прыжка  -  и  он  на  самой
середине. Он не оставляет следов, поскольку путь  уже  проложен.  Вот  таким
образом наш друг-акробат и  проделал  свои  упражнения,  за  которые  его  и
повесят.

   А он на трапеции в цирке летал,
   И что я ни делал ее потерт
   Ох-ох-ох

   Музыка оборвалась, раздался нарастающий грохот тарелок, и первый  акробат
взмыл в воздух.
   Началось.
   Хью встал с кресла и обвел взглядом зал. Он не  видел  ни  белого  платья
Бренды, ни белой шляпы Ланнигана.
   - И если вы соблаговолите уделить мне немного внимания, - заключил Хедли,
- именно это мы и установим.
   - Суперинтендент, - сказал Хью, - я этому не верю.
   - Нет? И почему же?
   - Каков вес Чендлера? Если допустить, - его взгляд  по-прежнему  скользил
по залу, - если допустить, что Чендлер  мог  пройти  по  сетке,  не  оставив
следов, то в местах, где он приземлился, должны остаться глубокие отпечатки.
Вы обнаружили их?
   Хедли и глазом не моргнул.
   - Совсем не обязательно. Он шел по мягкой промокшей тряпке, я имею в виду
сетку, отчего давление на почву было не слишком сильным. Боюсь, вам придется
это признать, молодой человек, другого объяснения не существует.
   Крак!
   Даже не  будучи  особым  ценителем,  Хью  понимал,  что  видит  воздушную
акробатику самого высокого класса. Его нисколько не удивляло,  что  Летающие
Мефистофели  перед  началом  выказывали  такое  раздражение.  Оригинальность
номера заключалась в том, что на четырех  трапециях,  составлявших  квадрат,
работали две команды одновременно.  Два  человека  -  по  одному  из  каждой
команды - постоянно были в воздухе; они с такой скоростью  проносились  мимо
друг друга, что, казалось, в любое мгновение могут столкнуться. В этой  игре
малейшее касание плечом неминуемо привело бы к беде.  Каждое  движение  было
рассчитано до доли секунды.
   Крак!
   При каждом сальто-мортале у  Хью  замирало  сердце.  Бренда  была  права.
Ланнигана  необходимо  остановить.   Ланниган   глупец.   Ланниган   опасен.
Ланниган...
   Крак!
   - Сядьте, - отрезал Хедли. - Вы всегда так  ведете  себя  в  мюзик-холле,
глядя на опасный номер? Как бы то ни было, Чендлер  -  убийца,  и  этим  все
сказано.
   - Доктор Фелл с вами согласен?
   - Его согласие не имеет значения. Фелл всегда  согласен  только  с  самим
собой. Если ему угодно строить из себя рассерженного медведя, вольно ж  ему.
Чендлер - убийца, потому что у него был мотив,  возможность,  темперамент  и
способ; а еще потому, что он - единственный, кто может быть виновен.
   Крак!
   Последний удар Хью расслышал довольно смутно, поскольку  оркестр  заиграл
во всю мощь, чтобы заглушить неистовство хлыста. Но он услышал его как раз в
то мгновение, когда,  оглянувшись,  увидел,  что  Бренда  стоит  в  середине
центрального прохода со свернутым хлыстом техасца Ланнигана в руках.
   Поскольку взгляд его был обращен в другую сторону,  он  не  видел  начала
трагедии. Но успел увидеть ее конец.
   Чендлер вернул свою партнершу на ее трапецию и не торопясь  раскачивался,
готовясь к обратному прыжку. Их трапеции  располагались  параллельно  рампе,
трапеция Чендлера была ближайшей к залу. Он вытянул вперед руки и, вращаясь,
полетел.
   В свете софитов Хью видел его бледное, блестящее от пота лицо.
   Дальнейшее произошло словно при замедленной съемке. Тело Чендлера  слегка
изогнулось. Его пальцы  скользнули  на  несколько  дюймов  ниже  перекладины
трапеции; вытянутые руки согнулись в локтях, но не распрямились, пока сам он
не начал падать. Казалось, что в  зал  летит  красная  молния.  Он  пролетел
оркестровую яму, со стуком ударился головой  о  приставное  сиденье  первого
ряда партера и, словно сгоревший лист бумаги, упал на  спину  в  центральном
проходе.
   Когда его подняли, он, конечно, был мертв.  Поскольку  на  Чендлере  было
красное трико, а волосы его были рыжими, прошла минута или две,  прежде  чем
на его трупе заметили три пулевых ранения: два на теле и одно в голове.

Глава 18

НАИТИЕ

   В десять часов вечера того же дня доктор Гидеон Фелл сидел за  письменным
столом в кабинете  своего  нового  дома  в  Хампстеде  и  терпеливо  пытался
построить карточный домик.
   Старой  квартиры  на  Адельфи-Террас,  1,  больше  не  существовало.  Так
называемый прогресс уничтожил эту благородную улицу, чтобы освободить  место
для  новых  многоэтажных  контор,  чьи  полированные  вешалки  были  слишком
роскошны для поношенной шляпы доктора Фелла. Он отнюдь  не  возражал  против
такой перемены; неизвестно даже, заметил ли он ее вообще.  Дом  в  Хампстеде
был комфортабельным и спокойным, что, собственно, он и  любил.  Там  хватило
места для всех его книг, каковых, как говорили, было великое множество.
   При доме был сад с железной скамьей, достаточно прочной, чтобы  выдержать
вес доктора Фелла, и место для игры в крокет, на случай,  если  какой-нибудь
особе,  пребывающей  в  здравом  уме,  взбредет  в  голову  предаться  столь
редкостной забаве. Но старая квартира была полна воспоминаний  о  выкуренных
трубках, о выпитом пиве, о хорошей работе,  запечатленной  на  бумаге,  и  о
плохой работе, разорванной на клочки, о беседах,  затягивавшихся  далеко  за
полночь, и даже о  криминальных  делах,  доведенных  до  не  совсем  обычной
развязки.
   К тому же были и хлопоты, связанные с переездом.  Доктор  и  миссис  Фелл
провели в новом жилище уже целый месяц, но по крайней мере  кабинет  доктора
Фелла все еще пребывал в состоянии хаоса.
   В ту самую минуту, когда очередная порция книг благополучно  перемещалась
из ящиков на полки, ему на глаза непременно попадалась какая-нибудь старая и
(в данный момент) чрезвычайно интересующая его книга, которую  он  не  видел
год или два. Он тут же усаживался в  кресло  и  просматривал  ее,  пыхтя  от
изумления. Поэтому на распаковку книг  у  него  ушло  целых  три  недели,  и
поскольку он всегда клал книгу там, где ему случалось стоять или сидеть,  то
в кабинете выросли целые горы. Книги загораживали банку с табаком, покрывали
рояль, шаткими кипами высились на всех стульях, в результате чего  полки  на
одной из стен были по-прежнему почти пусты. Но доктор Фелл бродил среди этой
неразберихи, разглядывал то одно, то другое и был вполне доволен.
   Итак, в десять часов того воскресного вечера доктор Фелл сидел  за  своим
письменным столом под лампой молочного цвета с сигарой во рту, пинтой пива у
локтя и старался построить карточный домик. Но недоконченный домик то и дело
разваливался,  а  его  строитель  рассеянно  чертыхался.  Затем   он   делал
карандашом пометку в блокноте, словно  то  была  строительная  спецификация.
Один раз он на несколько минут прервал строительство, чтобы заглянуть в свои
заметки. Казалось, он был чем-то недоволен.
   Вскоре после десяти минут одиннадцатого к  нему  явился  сердитый  и  еще
менее довольный результатом своих трудов суперинтендент Хедли.
   Пока  доктор  Фелл  звонил,  чтобы  принесли  бутерброды  и  пиво,  Хедли
внимательно рассматривал комнату.
   - Я вижу, - сказал он после тщательного обследования, -  что  на  сегодня
расстановка закончена. Вы повесили над камином маску колумбийского демона  и
между окнами водрузили щит. Если мне не изменяет зрение, с прошлой недели на
полках прибавилась по меньшей мере еще одна дюжина книг. Мои поздравления.
   Доктор Фелл хмыкнул.
   - Вам не хочется шутить, - сказал он, не поднимая глаз. Доктор  хмурился,
раздувал щеки над своей работой и оставил ее лишь тогда, когда сигарный  дым
попал ему в глаза. - Итак, Хедли?
   - Вы о Чендлере?
   - Да, о нем.
   - Было бы очень неприятно, - сказал Хедли, бросая портфель  на  рояль,  -
признать, что вы были правы, даже не зная, что именно вы хотите  сказать.  Я
не знаю вашу версию. Не имею о ней ни малейшего  представления.  Сегодня  вы
весь день только и делали, что возмущались по поводу отсутствующего...
   - Чендлера? - прервал его доктор с терпеливой настойчивостью.
   - Что до Чендлера, что могу  вкратце  сказать,  что  мы  имеем  еще  одно
чудесное убийство.
   Доктор  Фелл  поднял  голову.  На  его   крупном   лице   была   написана
недоверчивость.
   - Чудесное? Вздор! Невозможно!
   - Да, - с горечью проговорил Хедли. - "Это невозможно, поскольку чудес не
бывает". Попробуйте его раскрутить.
   Хорошо, взгляните на факты. По телефону я вам их вкратце перечислил.  Они
опять достаточно просты. В Чендлера три раза  выстрелили  из  оружия  малого
калибра,  вероятно  из  револьвера.  Выстрелы  были  произведены  из   конца
зрительного зала, где было очень темно.
   Если  убийцей  был  человек  посторонний,  то  ему  не  составляло  труда
проникнуть в мюзик-холл. Просто войти с улицы. Все  двери  были  открыты.  В
фойе было темно. За партером  идет  парапет,  обтянутый  тканью,  высотой  в
восемь или девять футов. Убийца  мог  через  ткань  выстрелить  в  Чендлера,
который находился на освещенной сцене, и тут же уйти. Его никто не  услышал,
потому что  какой-то  артист,  маньяк  с  Дикого  Запада,  в  течение  всего
представления щелкал хлыстом.
   Теперь о главном.  Совершенно  ясно,  что  никто  из  присутствовавших  в
мюзик-холле не мог совершить  это  убийство,  правда,  если  исключить  Мэдж
Стерджес и Бренду Уайт. Почему? Потому что  все  остальные  собрались  около
сцены. У них общее алиби. Все они могут поклясться, что ни один  из  них  не
был в  состоянии  вытащить  револьвер  и  трижды  выстрелить  в  Чендлера  с
интервалом в несколько секунд так, чтобы  другие  ничего  не  заметили.  Эту
мысль можно сразу отмести.
   Но Мэдж Стерджес и Бренда Уайт тоже почти вне подозрения. Ни при них,  ни
в зале не нашли никакого оружия; да и спрятать его там некуда.  Обе  женщины
находились ближе остальных к концу зала,  но  ненамного:  в  высшей  степени
маловероятно,  чтобы  та  или  другая  могла  сделать  три  выстрела  -  это
непременно увидели бы как собравшиеся в  зале,  так  и  стоящие  в  кулисах.
Сперва о девице Стерджес. Перед самым  началом  воздушного  номера  Летающих
Мефистофелей она поднялась со своего места в первых рядах и пересела гораздо
дальше. По ее словам, она все еще плохо себя чувствовала и яркий свет  резал
ей глаза. Но когда Чендлер упал, она первой оказалась рядом с его телом, и у
нее не было времени спрятать оружие. Кроме того, она последняя, у  кого  мог
быть мотив убивать Чендлера. - Хедли немного задумался. -  Что  же  касается
мисс Бренды Уайт...
   - Подождите немного, - прорычал доктор Фелл. Он вынул изо  рта  сигару  и
высоко поднял ее. - Вы по-прежнему гоните именно этого зайца?
   Хедли внимательно разглядывал пол. Казалось, он раздумывает,  не  ударить
ли ногой по довольно редкому экземпляру "Хокус Покус Младший, или Антологиля
ловкости рук" (издание 4-е, 1654 г.), который  соблазнительно  лежал  у  его
стула, и не послать ли его,  словно  открывая  футбольный  матч,  через  всю
комнату.
   - Не могу вам сказать, - заметил он, покачивая головой. - Вспоминая,  как
вчера она разыгрывала передо мной святую невинность, я не могу отделаться от
мысли, что эта девушка способна на все.
   Но посмотрим опять-таки на улики! Когда  Летающие  Мефистофели  оказались
наверху, Бренда Уайт испугалась, что  Чендлер  упадет  и  сломает  шею.  Она
сказала, что хочет отобрать  хлыст  у  сумасшедшего  с  Дикого  Запада.  Она
встала, и направилась к техасцу. Он тогда стоял с  другой  стороны  зала,  в
самом конце. Бренда Уайт потребовала, чтобы он отдал ей хлыст.  Техасец  без
единою слова повиновался и направился к сцене, тем самым  присоединившись  к
общему алиби. Она пошла между рядами к центральному проходу, оставив  позади
Мэдж Стерджес, которую якобы не заметила. Тогда-то, должно быть, и поднялась
стрельба. Но  когда  прозвучал  последний  выстрел,  она  уже  добралась  до
центрального прохода и стояла в нескольких футах у нас за спиной, я  имею  в
виду себя и Роуленда. Она не могла стрелять. Об этом не может быть  и  речи.
Вот так.
   - Ну? - не унимался доктор Фелл. Хедли едва не вышел из себя:
   - Я ведь вам все сказал!
   - Возможно, я выразился не совсем  точно,  -  продолжал  доктор  Фелл.  -
Скажем более изящно: ну и что из  того?  Вы  устанавливаете,  что  никто  из
находившихся  в  мюзик-холле  Чендлера  не  убивал.   Что   это   дело   рук
постороннего. Так где же чудо?
   - А вот где. Мы доказали, что никакой посторонний гоже не  мог  совершить
это убийство.
   Некоторое время доктор Фелл сидел более или менее спокойно. Его  рот  был
раскрыт, лицо заливалось все более густой краской  и  блестело  под  лампой,
глаза медленно расширялись. Затем он сказал громоподобным  шепотом,  похожим
на вой ветра в тоннеле метро:
   - Хелли, гак не годится. На чем основывается ваша уверенность?
   - Посторонний убийца мог проникнуть в театр только через главный вход,  -
сказал Хедли. - Это единственный вход или выход, который не  охраняется.  Не
буду вдаваться в подробности - на это ушло бы полвечера, - но можете принять
мои слова как неопровержимый факт. Так что убийца должен  был  войти  только
через главный вход. Но.., не вошел.
   - Вы уверены?
   -  Свидетели.  "Орфеум"  находится   на   Чаринг-Кросс-роуд,   сразу   за
Кембридж-Серкус. В три часа дня по  воскресеньям  там  совершенно  безлюдно.
Через дорогу  на  углу  Кембридж-Серкус  стоит  киоск  торговца  воскресными
газетами. А прямо напротив театра - табачный киоск. Оба продавца проявляют к
"Орфеуму" известный интерес, особенно когда торговля идет вяло.
   Театр не работал в течение месяца или двух.  Но  недавно,  к  завтрашнему
открытию, начались репетиции новых номеров. Большинство театральных служащих
и тем паче актеров знаю г в лицо.  Они  выходят  подышать  свежим  воздухом,
забегают в паб, купишь  сигарет.  Во  всяком  случае,  оба  торговца  готовы
поклясться, что никто из посторонних  после  двух  часов  дня  не  входил  в
мюзик-холл и не выходил из него, кроме Роуленда, мисс Уайт и меня.
   Их с этого не собьешь, Фелл. Я пробовал.  Пробовали  и  сержант  Бете,  и
Моррис. Бесполезно. А убийство произошло без четверти три.
   - Что, - пробубнил доктор Фелл, искоса глядя на карточный домик, -  здесь
невозможного?
   - Здесь все невозможно. Но именно так все и произошло. Никто из театра не
убивал Чендлера; никто с улицы тоже не убивал.
   - Здесь есть одно слабое место, Хедли.
   - И это вы говорите мне? - спросил суперинтендент. -  Естественно,  есть.
Но в чем, черт возьми, хотел бы я знать.
   Прибыли бутерброды и пиво. Вида, горничная,  поставила  поднос  на  стол,
предварительно убрав с него стопку охотничьих гравюр и заряженный револьвер,
который она унесла из комнаты, держа его в вытянутой руке за  курок,  словно
дохлую мышь.
   Однако доктор Фелл промолчал.
   - Ладно, - прорычал Хедли, набрасываясь на бутерброды. - Ну  скажите  же,
скажите!
   - Хм. Что сказать?
   - То, что я должен отступиться от своей версии. Я был уверен, что Чендлер
виновен. Да и кто бы не был, если парень практически сам признался? Но...
   - Теперь вы так не думаете?
   - Нет. Конечно, может быть, что Чендлер убил Дорранса,  а  кто-то  другой
убил Чендлера. Но я в это не верю. Слишком много совпадений.  Нет,  эти  два
убийства - дело рук одного человека.
   - Принято без возражений и борьбы, - сказал доктор Фелл.
   -  И  опять-таки,  -  бушевал  Хедли  с  набитым  ртом,  что  стоило  ему
героических усилий, - у кого хватило бы мозгов поверить  Роуленду  и  девице
Уайт, когда они наплели мне кучу небылиц про то,  что  Чендлер  якобы  знает
настоящего убийцу и что у него, может быть, даже есть  его  фотография.  Вот
что меня бесит больше всего.
   - Они так сказали? - спросил доктор Фелл. Хедли объяснил.
   - А у меня вот не хватило мозгов этому поверить,  -  добавил  он.  -  Все
женщины лгуньи. Кто больше, кто меньше: одни лгут время от  времени,  другие
все время. Но эта  девушка,  наверное,  впервые  в  жизни  говорила  правду.
Чендлер слишком много  знал.  Поэтому  убийца  и  убрал  его  из  маленького
пистолета, всадив в него три пули, чтобы он упал с трапеции.
   - Но что это за фотографии? Он сделал снимок  убийцы?  Возможно  ли  это?
Хедли колебался:
   - Не знаю. Боюсь даже надеяться. Я с Бетсом и Моррисом сразу пошел к нему
домой. Нам нелегко пришлось с его  родителями,  к  тому  же  перед  этим  мы
поговорили с Мэдж Стерджес. Его отец фотограф, держит магазин фототоваров...
   - Ну? - убийственным тоном подбодрил доктор Фелл, поскольку  Хедли  вновь
заколебался.
   - Дело обстоит примерно  так.  Вчера  Чендлер  был  на  теннисном  корте.
Отлично: что он там делал? Что он там делал с фотоаппаратом и большим куском
белого полотна, похожим на мешок? Все это чистая правда. Его  отец  говорит,
что вчера днем он рано  вышел  из  дому,  взяв  с  собой  новый  фотоаппарат
"Аранделл", две новые катушки фотопленки "панкроматик" и бесформенный  кусок
ткани. Эта тряпка открывает тайну: теперь ясно, как он унес груду посуды. Но
не затем ведь он явился туда, чтобы стащить фарфор? И уж конечно, не  затем,
чтобы сфотографировать  сцену  убийства.  Именно  это  занимало  нас  утром,
помните? У Чендлера было довольно своеобразное чувство  юмора,  но  ведь  не
настолько. Во всяком случае - не смотрите на меня так и перестаньте  пыхтеть
и отдуваться - в  его  вещах  мы  кое-что  нашли.  Мы  нашли  еще  нескольк