лать? Конечно, все это миф. Убийцу в данном случае  прекрасно
вывели на чистую воду. Но историю рассказывают до сих пор, потому что всегда
приятно послушать, как совсем запуталась добропорядочная парочка.  Я  всегда
считал, что это дико смешно - до сегодняшнего дня. Помолчав, он добавил:
   - Не смешно. Ей-богу, не смешно.
   - Нед, кто это сделал? Кто убил?
   Он, казалось, был так поглощен  давно  прошедшим,  что  не  расслышал  ее
вопроса относительно только что случившегося. Или просто сделал  вид,  будто
не расслышал:
   - Если не путаю, про это даже потом сочинили пьесу.
   - Нед, ради бога, не томи душу!
   - А ты послушай меня. Это важно. Она видела в темноте его белое лицо.
   - В пьесе там они присобачили такой конец -  бедолага  будто  бы  написал
письмо в полицию, выдал убийцу и счел, что все в порядке. А на самом-то деле
разве этим отделаешься? На самом-то деле свидетелям надо являться  в  суд  и
давать показания.
   При грозном слове "суд" Ева снова стиснула плечо Неда. Но он ее успокоил.
Он уже спустился на одну ступеньку. Теперь  он  обернулся.  Их  приглушенные
голоса делались все тише и все отчаянней.
   - Не бойся. Тебя не впутают. Уж я постараюсь.
   - Ты не скажешь полиции?
   - Я никому не скажу.
   - Но мне-то скажи. Кто убил?
   Он высвободил плечо и спустился еще на  ступеньку.  Он  пятился,  держась
левой рукой за перила. Его лицо, белым пятном с  блестящей  полоской  зубов,
постепенно отступало во тьму.
   В мозгу Евы мелькнула мысль до того безобразная, что объяснить  ее  можно
было только нервным перенапряжением.
   - Не надо, - сказал он (вечно он читал ее  мысли!).  -  Не  терзайся.  Не
думай, что это кто-то из домашних, за кого бы тебе стоило волноваться.
   - Честное слово?
   - Да, - ответил он. - Именно.
   - Ты нарочно меня мучаешь? Нед говорил совершенно спокойно.
   - Наоборот. Я хочу от всех ударов защитить тебя мягкой ватой. Ты и так  в
нее закутана. Твои поклонники за этим следят. Только боже  ты  мой!  В  твои
годы, да и с твоим опытом пора бы излечиться от этой сопливой  доверчивости.
Ну да ладно, -  он  глубоко  вздохнул.  -  Рано  или  поздно  ты  все  равно
узнаешь...
   - Говори же!
   - Когда мы смотрели на эти окна в первый раз.., помнишь?
   Как ни старалась она вытеснить страшное видение,  оно  все  возвращалось.
Нед смотрел на нее, а у нее перед глазами снова всплывал большой секретер  у
левой стены, и сэр Морис с лупой в руке, каким она видела его столько раз до
того, как голову его одела кровавая шапка.
   - Когда мы смотрели туда в первый раз, я сказал, что,  по-моему,  там  со
стариком еще кто-то. А кто, я не разглядел.
   - Ну?
   - А во второй раз, когда уже горел верхний свет...
   Ева тоже спустилась на  одну  ступеньку.  Она  вовсе  не  собиралась  его
толкать. Но, к несчастью, тут-то и заверещал полицейский свисток.
   Свисток надсаживался внизу, на улице, призывая полицейских со всей округи
на место убийства - ловить несуществующего грабителя.
   Визг свистка снова взмыл кверху, врываясь в открытые окна.  Вздрогнув  от
резкого звука, Ева ощутила лишь одно: неудержимое желание подтолкнуть Неда к
выходу, поскорей избавиться от опасности, вытолкав его  за  дверь.  Руки  ее
лежали на плечах Неда, и она его подтолкнула.
   Он не успел даже крикнуть. Он стоял спиной к лестничному  колодцу,  левой
рукой едва держась за перила, и пятки его выступали за  край  ступеньки.  Он
отпустил перила, пошатнулся, злобно выругался и  шагнул  вниз,  как  раз  на
злополучный прутик. Она еще успела разглядеть потрясенное, нелепое выражение
его лица, а через секунду он уже летел вниз.
 
Глава 5 
 
   Шум,  произведенный  телом,  пролетевшим  шестнадцать   ступенек   крутой
лестницы и шлепнувшимся внизу головой об стенку, казалось бы, может сотрясти
весь дом.
   Но Ева потом вспомнила, что шума почти и не было. Может быть, она ожидала
куда большего грохота, а может  быть,  ее  просто  оглушил  шок.  Между  тем
моментом, когда Нед полетел вниз, и  тем  моментом,  когда  она,  задыхаясь,
склонилась над ним, как ей показалось, прошла всего лишь доля секунды.
   Она не замышляла никакого зла. И ей в  голову  не  приходило,  что  такую
хорошенькую,  милую  женщину,  сочетающую  прекрасные  манеры  с  более  чем
достаточной привлекательностью, вообще можно заподозрить в зловещем  умысле.
Она, разумеется, чувствовала, что живет под угрозой скандала. Но никогда  не
пыталась разобраться в том, по какой причине эта угроза неотступно висит над
нею.
   Ева пришла в себя. Она не сомневалась, что убила Неда  Этвуда.  В  нижнем
холле было так темно, что  она  споткнулась  о  разпростертое  тело.  Вот  и
подходящее заключение кошмара, и в пору открыть дверь,  позвать  полицию,  и
дело с концом. Она чуть не зарыдала от облегчения, когда предполагаемый труп
шевельнулся и заговорил:
   - Что это ты вытворяешь? Зачем столкнула меня с лестницы?
   Волна облегчения подступила и прошла, как позыв к тошноте.
   - Ты можешь встать? Ты не расшибся?
   - Конечно, нет. Просто ударился. Так в чем дело, я спрашиваю?
   - Ш-ш-ш!
   Он поднялся на четвереньки и раскачивался, пытаясь встать на ноги.  Голос
у него, правда, звучал почти как обычно, только не совсем уверенно.
   Склонясь над ним и помогая ему встать, Ева провела ладонью по его лицу, и
по волосам и в ужасе отдернула запачканную в крови руку.
   - Ты расшибся!
   - Пустяки! Просто ударился. Плечо  болит.  Господи,  ну  и  шлепнулся  я.
Послушай-ка, зачем ты меня столкнула?
   - У тебя все лицо в крови! У тебя есть спички? Или зажигалка? Зажги-ка!
   Он ответил не сразу.
   - Кровь это у меня из носу. Я чувствую. Как-то странно. Нос  я  вроде  не
расшиб. Зажигалка у меня есть. Ну вот.
   Вспыхнуло крошечное пламя. Пока он искал носовой платок, она взяла у него
зажигалку и подняла повыше, чтоб его разглядеть.  Кажется,  все  в  порядке,
только волосы спутаны и выпачкан  плащ.  Из  носу  у  него  шла  кровь.  Еву
передернуло, когда она увидела кровь на своей руке. Он без  труда  остановил
кровотечение и сунул носовой платок в карман. Потом подобрал с пола  помятую
шляпу, обмахнул с нее пыль и нахлобучил на голову.
   Нед дулся и недоумевал, это было ясно видно по его лицу.  Он  то  и  дело
облизывал губы, сглатывал слюну, будто пробуя на вкус что-то непонятное.  Он
тряс головой и поводил плечами, проверяя, не больно ли. Он сильно побледнел,
а голубые глаза его сосредоточенно сощурились.
   - Ты правда в состоянии идти?
   - Не волнуйся. Спасибо, - вдруг он  грубо  выхватил  у  нее  зажигалку  и
погасил. На него напал приступ ярости, знакомый ей по прежним временам.
   - Странно. Очень даже странно. Ну ладно, хватит.  Хотела  укокошить,  так
хоть выпусти меня отсюда, ради Христа.
   Да. Нед Этвуд верен себе. Ужасный  призрак  прошлого...  А  ведь  она-то,
дура, подумала было...
   Они молча прокрались на кухню, к черному  ходу.  Ева  отперла  английский
замок.
   Несколько каменных  ступенек  поднималось  в  садик,  обнесенный  высокой
каменной стеной. Отсюда по задворкам можно было выйти к бульвару Казино.
   В полной тишине скрипнула дверь черного хода. Сонный теплый воздух пахнул
в лицо запахом мокрой травы и роз.  Дальше,  над  крышами,  каждые  двадцать
секунд вспыхивал и  гас  луч  маяка.  Оба  мгновение  помедлили  у  каменных
ступеней, ведущих в сад. А от парадного тем временем  донесся  гул  голосов,
возвещающий о том, что уже прибыла полиция.
   Она приникла к самому его уху и шепнула:
   - Нед, погоди-ка. Ты ведь хотел мне сказать, кто...
   - Спокойной ночи, - галантно произнес Нед Этвуд.
   Он рассеянно и небрежно чмокнул ее в  губы,  и  она  почувствовала  запах
крови. Он приподнял шляпу, повернулся, покачиваясь, поднялся по ступенькам и
уже ровной походкой пересек двор и вышел на улицу.
   Окликнуть его Ева не решилась, хоть так переволновалась, что теперь у нее
вырвался какой-то  сдавленный  стон.  Она  только  взбежала  по  ступенькам,
спотыкаясь о конец снова  развязавшегося  кушачка,  и  отчаянно  размахивала
руками, но ничего этого Нед не заметил. Понятно, что в таком  состоянии  она
не услышала, как щелкнула задняя дверь.
   Наконец-то  он  ушел,  значит  опасность   миновала.   Можно   облегченно
вздохнуть. Можно не бояться разоблачения. Так думала Ева.
   Но радоваться было рано. Смутный страх не отпускал Еву. Ее  не  на  шутку
напугал Нед Этвуд. Из насмешничающего шалопая и  повесы,  каким  она  всегда
знала его, Нед  вдруг  будто  по  волшебству  обратился  в  неприступного  и
жутковатого чужака. К утру-то все бы, наверное, наладилось... Однако...
   Ева глубоко вздохнула. Она спустилась обратно по ступенькам,  взялась  за
дверную ручку и застыла. Дверь была заперта.
   У всякого из нас иногда выпадает один прекрасный (верней, ужасный)  день,
когда все идет вкривь и вкось,  а  отчего  -  неизвестно.  С  женщинами  это
приключается куда чаще, чем  с  мужчинами.  Скажем,  вы  собираетесь  жарить
яичницу на завтрак и роняете на пол яйца  -  казалось  бы,  пустяк,  но  для
женской души это просто мука. Потом вы разбиваете что-то в гостиной.  У  вас
буквально все валится из рук. Хозяйственные неурядицы и неполадки,  неделями
дремавшие, как змеи во время холодов, все, как  одна,  вдруг  просыпаются  и
жалят. И раз уж даже самые что ни на  есть  неодушевленные  предметы  словно
одержимы злыми духами, так что же вам еще остается, как  только  в  отчаянии
восклицать: "За что? Ну что я такого сделала?"
   Подобные чувства испытывала и Ева, безнадежно дергая дверную ручку.
   Да, но...
   Каким же все-таки образом захлопнулась дверь?
   Ветра не было. Хоть ночь оказалась свежей, чем предполагала Ева, ни  один
листок не дрожал в саду под ясными звездами.
   Но какая разница? Если уж ей на роду написано, что на нее вдруг  свалится
столько бед, какой смысл разбираться, отчего да почему? Лучше решить, как бы
проникнуть обратно в дом. В любой момент может нагрянуть полиция.
   Постучать?
   И разбудить Ивету? Еву передернуло от одной мысли о бесстрастной  волевой
физиономии с блестящими черными глазками и сросшимися на переносице бровями.
Тут уж ничего не попишешь: Ивета была неизъяснимым кошмаром ее жизни. Но как
же попасть в дом? В окно  нельзя;  нижние  окна  каждый  вечер  закрывали  и
запирали на ночь.
   Ева поднесла руки ко лбу; и,  снова  ощутив  липкость  крови,  тотчас  же
отдернула. Ну и вид у нее сейчас, надо  думать!  Она  попыталась  разглядеть
свою одежду, но было еще темно. Зато, пока она перебирала и ощупывала  халат
более чистой левой рукой, она обнаружила в кармашке пижамы ключ Неда  Этвуда
от парадного.
   Внутренний голос говорил ей: на улице полно полицейских! Туда  нельзя!  А
другой голос нашептывал, что  каменная  стена  вокруг  виллы  укроет  ее  от
посторонних взглядов, и можно обогнуть дом и тихонько шмыгнуть в  дверь,  не
привлекая внимания.
   Ева решилась не сразу. Но,  ощущая  себя  с  каждой  секундой  все  более
раздетой, она наконец пустилась бежать. Она старалась  держаться  поближе  к
дому. Тяжело дыша, она обогнула угол - и  очутилась  лицом  к  лицу  с  Тоби
Лоузом.
   Но он ее не увидел. Хоть в чем-то повезло.
   Они пришли-таки к ней, как она и предсказывала. Тоби,  в  длинном  плаще,
надетом поверх пижамы, пересек улицу и  как  раз  собирался  открыть  ворота
виллы Мирамар.
   Стена, окружавшая виллу, была высотой футов в девять, с решетчатой  аркой
ворот. Высокие, тусклые фонари  на  улице  Ангелов  выхватывали  из  темноты
зелень каштанов, погружали сад виллы Мирамар в густую темень  и  освещали  с
ног до головы фигуру Тоби. Никакой  толпы  полицейских  на  рю  дез  Анж  не
оказалось.  Наоборот,  один-единственный   ретивый   агент   спас   Еву   от
разоблачения. Как только Тоби подбежал к воротам,  за  его  спиной  раздался
зычный голос;
   - Attendez la, jeune homme, - взывал голос. - Qu'est - ce  que  je  vois?
Vous filez a l'anglaise, hein? Hein, hein, hein.
   Вихрь этих  возгласов,  сопровождаемый  вдобавок  стуком  шагов,  взорвал
тишину рю дез Анж.
   Тоби повернулся, распростер руки  и  ответил  по-французски.  Говорил  он
бегло, но с неприятным акцентом, с которым, как подозревала Ева, нарочно  не
боролся, чтоб не делать никаких уступок проклятым иностранцам.
   - Я просто иду, - орал он, - к мадам Нил. Вот  сюда.  -  И  он  задубасил
кулаком по воротам.
   - Нет, мосье. Вам не разрешается выходить из дому. Вернитесь, пожалуйста.
Живей, живей, живей!
   - Но я же вам сказал!..
   - Вернитесь, пожалуйста. Давайте-ка без глупостей! Тоби взмахнул руками в
знак отчаяния. Ева видела, как он опять повернулся.  Свет  фонаря  падал  на
густые темные волосы  и  добродушное  лицо  с  усиками,  искаженное  слишком
сильным для него чувством. Тоби воздел к небу кулаки. В том, что он  глубоко
страдает, не мог бы сейчас усомниться никто, а уж Ева и подавно.
   - Господин инспектор, - сказал он (а не надо  забывать,  что  французское
шзрестеиг означает всего-навсего полицейского), - пожалели бы хоть мою мать.
С ней ведь истерика. Вы видели.
   - Ах! - вымолвил служитель закона.
   - Она послала меня за мадам Нил. Только мадам  Нил  может  ей  помочь.  И
вовсе я не собирался уходить по-английски. Просто я иду вот сюда. - -  И  он
снова принялся колотить по воротам.
   - Никуда вы, мосье, не пойдете.
   - Постойте, молодой человек. Что я вижу? Вы уходите по-английски, а, что?
Что, что, что?
   - У меня отец умер...
   - Я, что ли, виноват, - оборвал его служитель закона, - что тут произошло
убийство. Убийство в Ла Банделетте! Надо же! Что господин Горон скажет? Ведь
и подумать страшно! Хватает с нас самоубийств в казино. Но такого.., такого!
О господи, - совсем уже взвыл служитель закона, - и эта туда же!
   Отчаяние его было вызвано тем, что по улице опять застучали шаги, на  сей
раз легкие и быстрые. Дженис Лоуз, в ярко-красной пижаме, тоже  подбежала  к
воротам. Ярко-рыжие волосы до плеч контрастировали со смертельной бледностью
хорошенького лица. Двадцатитрехлетняя Дженис  была  маленькая,  кругленькая,
аккуратненькая, цветущая,  самоуверенная  и  всей  внешностью  (а  иногда  и
скромной сдержанностью манер) напоминала о духе восемнадцатого столетья.  Но
в данный момент вид у нее был ошеломленный, и казалось, она вот-вот зарыдает
в голос.
   - Ну что? - накинулась она на Тоби. - Где Ева? Чего ты тут стал?
   - Да вот этот болван говорит...
   - Ну и что же: зачем обращать внимание?..
   Служитель закона, очевидно, понимал по-английски.  Пока  Дженис  смотрела
сквозь решетку прямо в глаза Еве, не видя ее, новая трель свистка обрушилась
на их барабанные перепонки.
   - А это для моих друзей, - сказал ажан зловеще. - Ну как мосье?  Ну  как,
мадемуазель? Пойдете вы со мной по-хорошему или вас под конвоем вести?
   Он подошел к Тоби, тем самым попадая в поле зрения-Евы,  и  положил  руку
ему на плечо. Он выхватил из-под плаща, короткую резиновую дубинку и помахал
ею.
   - Мосье, - воззвал он жалобно, - я б с  удовольствием.  Мне  самому  ведь
неприятно. И вам небось неприятно,  что  ваш  отец  в  таком  виде...  .Тоби
прикрыл, глаза руками. Дженис резко повернулась и бросилась к себе домой.
   - Приказ есть приказ. Ну, пойдемте! - глухой голос  полицейского  улещал,
почти клянчил.  -  Ну,  ну,  ничего.  Минуточек  через  пятнадцать  прибудет
начальник.  Всего-то  минуточек  через  пятнадцать.  А,  там  идите  к  ней,
пожалуйста, идите себе на здоровье. Ну? А пока что...
   - Ладно,; - уныло сдался Тоби.
   Полицейский снял руку с его плеча. Тоби бросил последний взгляд на  виллу
Мирамар.  И  тут,  крайне  нелепый  в  своем  длинном  плаще,  коренастый  и
широкоскулый, он ни с того ни с сего, разразился тирадой. Он совсем забылся.
Чувства переполняли его, и возгласы отдавали несусветной мелодрамой.
   - Прекраснейшее, добрейшее существо во всем свете... - начал он.
   - Э?
   - Мадам Нил, - пояснил Тоби, сопровождая свои слова указующим жестом.
   - А! - и служитель закона уставился на  обиталище  этого  чуда  в  образе
женщины.
   - Подобной ей, - продолжал  Тоби,  -  нет  нигде.  Ее  высокие  мысли,  и
чистота, и нежность, и... - он запнулся, сдерживая волнение таким  отчаянным
усилием, что Ева словно сама его ощутила. - Меня сюда не пускают, -  добавил
он по-французски, пожирая ворота покрасневшими глазами. - Так,  может  быть,
не запрещено хоть позвонить?
   - Относительно телефона, мосье, - отвечал блюститель порядка после легкой
заминки,  -  ничего  не  обговорено.  Ладно.  Звоните.  Господи,  да   зачем
бежать-то?
   Ну вот, опять телефон.
   Ева в душе взмолилась,  чтоб  ажан  сошел  со  своего  места  и  перестал
смотреть сквозь решетку. Надо обогнать Тоби Лоуза и вовремя схватить трубку.
Она и не догадывалась прежде, до какой степени Тоби ее идеализирует.  У  нее
руки чесались, просто дать ему по физиономии за весь этот высокопарный бред.
И тем не менее у нее как-то странно заныло сердце. С одной стороны, она  вся
кипела от раздражения, а с другой стороны, в глубине своей  истинно  женской
души, она поклялась, что Тоби ни за что, ни за что не узнает о  сомнительном
ночном эпизоде.
   Полицейский отворил ворота, сунул голову в сад (у Евы на несколько секунд
перехватило дыхание) и, совершенно удовлетворенный, удалился.  Она  услышала
стук  его  шагов,  пересекавших  улицу.  Дверь   дома   напротив   с   шумом
захлопнулась. Ева втянула голову в плечи и бросилась к собственной двери.
   Она чувствовала, что халат распахнулся, что поясок опять  развязался.  Но
не обратила на это внимания. Всего несколько ступенек отделяли ее от  входа.
Они показались ей бесконечным бегом сквозь  строй,  где  каждую  секунду  ее
могут забить до смерти. Целая вечность ушла на то, чтобы  попасть  ключом  в
замок и потом еще повернуть его.
   И вот наконец она  в  благословенной,  теплой  тьме  холла.  Мягкий  стук
захлопнутой двери спас ее от нечистой силы. Теперь все! И главное - она была
уверена - никто ее не заметил. Сердце у нее отчаянно колотилось;  снова  она
ощутила липкость крови у себя на руке; голова шла кругом. Пока  она  стояла,
припав к перилам в темноте, с трудом переводя дух и приводя в порядок  мысли
и чувства для разговора с Тоби, наверху начал звонить телефон.
   Теперь ей ничего не страшно. Все будет в порядке. Конечно, все обойдется.
Непременно  обойдется.  Она  запахнула  халатик  и  заспешила  наверх  снять
телефонную трубку.
 
Глава 6 
 
   Ровно неделю спустя, в понедельник, первого сентября,  под  вечер,  мосье
Аристид Горон сидел на  террасе  отеля  "Замок"  со  своим  другом  доктором
Дермотом Кинросом.
   Мосье Горон поморщился.
   - Уже решено, - сообщил он, помешивая кофе, - арестовать мадам Еву Нил за
убийство сэра Мориса Лоуза.
   - Что? Несомненные улики?
   - К сожалению.
   Дерадота Кинроса передернуло:
   - Значит, ее...
   Мосье Горон подумал.
   - Нет, - решил он, сощурив один глаз, будто следя за чашами весов. - Вряд
ли. Такая нежная, такая прелестная шея...
   - Стало быть?..
   - Пятнадцать лет тюрьмы. Весьма возможно. Может отделаться десятью годами
и даже пятью, если найдет умного адвоката и сумеет пустить в ход свои  чары.
Но, сами понимаете, пять лет тюрьмы - тоже не фунт изюма.
   - Еще бы. Ну а как.., как сама мадам Нил? Мосье Горон заерзал на стуле.
   - Милый доктор, - сказал он, вытаскивая  ложечку  из  кофейной  чашки.  -
Тут-то и загвоздка. Эта прелестница считает, что вышла сухой из воды. Ей и в
голову не приходит, что ее подозревают. И когда, по горькому  долгу  службы,
мне придется...
   У префекта полиции были все основания для горьких  чувств.  Преступление,
почти неслыханное в Ла Банделетте, совсем выбило его из колеи.  Мосье  Горон
был человек благодушный, любезный, галантный, в гетрах и  с  белой  розой  в
петлице. Префекту не так уж часто приходится решать полицейские дела.  В  Ла
Банделетте он играл роль скорее некоего церемониймейстера.  Но  мос