сь в свою комнату. Боюсь, это все, что я могу вам сообщить.
   - Вам не показалось, что мисс Хэммонд нервничает или чем-то встревожена?
   - О нет!
   Доктор Фелл хмыкнул. Опустив в карман погасшую трубку, он осторожно  снял
очки и с видом художника, прищурившись, стал изучать их, держа на расстоянии
нескольких футов от глаз, хотя при таком освещении едва ли мог видеть их. Он
дышал  с  присвистом  и  пыхтением,  ставшими  еще  заметнее,  что  являлось
признаком глубокого раздумья.
   - Вам, разумеется, известно: мисс Хэммонд так  испугалась,  что  чуть  не
умерла?
   - Да. Наверное, это было что-то ужасное.
   - Нет ли у вас каких-либо идей относительно того, что могло испугать ее?
   - Боюсь, что в данный момент нет.
   - В таком случае, - настойчиво продолжал доктор Фелл тем же тоном, -  нет
ли у вас каких-либо идей относительно не  менее  загадочной  смерти  Говарда
Брука на крыше башни Генриха Четвертого шесть лет назад? -  Прежде  чем  она
успела ответить, доктор Фелл, все еще держа перед собой очки и изучая  их  с
чрезвычайно сосредоточенным видом, прибавил небрежно:
   - Некоторые люди, мисс  Ситон,  пишут  удивительные  письма.  В  них  они
сообщают знакомым, находящимся очень далеко от них, то, о чем им и в  голову
не придет рассказать кому-нибудь из живущих рядом.  Возможно,  -  он  громко
прочистил горло. - вы замечали это?
   Майлсу Хэммонду  показалось,  что  вся  атмосфера,  в  которой  проходила
беседа, неуловимо изменилась. Снова раздался голос доктора Фелла:
   - Вы хорошо плаваете, мадам? Пауза.
   - Довольно хорошо. Но я не  решаюсь  увлекаться  плаванием  из-за  своего
сердца.
   - Рискну предположить, мадам, что  в  случае  необходимости  вы  способны
плыть под водой?
   Теперь ветер налетал на деревья,  шелестя  листвой,  и  Майлс  знал,  что
атмосфера действительно изменилась. Фей Ситон переполняли чувства, возможно,
устрашающие, и Майлс явственно ощущал это. Он  уже  испытал  нечто  подобное
недавно в кухне, когда кипятил там воду. Ему казалось, что  невидимая  волна
затопила коридор. Фей знала. Доктор Фелл знал. Фей приоткрыла рот, и ее зубы
блестели в лунном свете.
   И в тот момент, когда Фей неловко отпрянула от  доктора  Фелла,  дверь  в
комнату Марион открылась.
   Из комнаты в коридор лился золотистый свет. Жорж Антуан Риго без  пиджака
стоял в дверном проеме, глядя  на  них,  и,  казалось,  находился  на  грани
нервного истощения.
   - Я говорил вам, - закричал он, - что  не  смогу  заставить  сердце  этой
женщины биться достаточно долго. Где врач? Почему он до сих пор не  приехал?
Что задержало...
   Профессор Риго осекся.
   Подойдя к двери, Майлс из-за его плеча  заглянул  в  комнату.  Он  увидел
Марион, свою родную сестру Марион, лежащую на кровати, на которой царил  еще
больший беспорядок,  чем  раньше.  Револьвер  32-го  калибра,  не  способный
защитить человека от некоторых незваных гостей, соскользнул на  пол.  Черные
волосы Марион разметались по подушке. Ее руки были  широко  раскинуты,  один
рукав пижамы закатан до того места, куда  ей  сделали  укол.  Ее  как  будто
принесли в жертву.
   И в этот момент один-единственный жест поверг их всех в ужас.
   Потому что профессор Риго увидел лицо  Фей  Ситон.  И  Жорж  Антуан  Риго
(магистр гуманитарных наук, светский человек,  снисходительно  взирающий  на
человеческие слабости) инстинктивно поднял руку и сделал жест, защищающий от
дурного глаза.

Глава 12

   Майлсу Хэммонду снился сон.
   Ему снилось, что в эту субботнюю ночь, переходившую в воскресное утро, он
не спит в своей постели - как оно и было на самом деле, - а сидит  в  мягком
кресле в гостиной на первом этаже, где ярко горит лампа, и делает выписки из
книги большого формата.
   Ему снился отрывок следующего содержания.
   "В славянских странах вампир фигурирует в народных поверьях  как  оживший
труп, который днем вынужден лежать в  своем  гробу  и  только  после  захода
солнца выходит на охоту. В Западной Европе вампир - это демон, внешне  ничем
не отличающийся от обычных людей, среди  которых  он  живет,  но  обладающий
способностью заставлять  свою  душу  покидать  тело  в  виде  соломинки  или
клубящегося тумана, чтобы потом она приняла видимый человеческий облик".
   Подчеркивая эти строки, Майлс одобрительно кивнул. "Creberrima  fama  est
multigue  se  expertos  uel  ab  eis,  -  приводилось  возможное  объяснение
происхождения этой второй разновидности вампиров, - gui experto  essent,  de
guorum tide dubitandum non esset, dudisse  contirmant,  Siluanos  et  Panes,
guos vulgo incubos vocant, improbos  saepe  extitisse  mulieribus  et  earum
adpetisse ac pengisse  concubitum,  ut  hoc  negure  impu-dentiae  uideatur"
<Весьма часто возникает молва, да и ученые присоединяются к ней, причем  без
тени сомнения заявляют, будто  слышали  о  сильванах  и  панах,  коих  чернь
именует инкубами, и о  существовании  бесстыдных  женщин,  кои  стремятся  к
блуду, и не отрицают, будто  видели  позорные  действа  сии  своими  глазами
(средивек. лат.) Сильваны и  паны  -  демоны  плодородия  в  древнегреческой
мифологии, инкубы - по средневековым представлениям, демоны  мужского  пола,
стремящиеся к блуду с земными женщинами.>.
   - Я должен это перевести, - сказал себе Майлс в своем сне.  -  Интересно,
есть ли в библиотеке латинский словарь?
   И он отправился в библиотеку на поиски латинского  словаря.  Но  все  это
время он знал, кто должен его там ждать.
   Занимаясь историей Регентства, Майлс  был  надолго  пленен  леди  Памелой
Гойт, блиставшей при дворе сто сорок лет назад, и притом  не  питал  никаких
иллюзий относительно этой  женщины,  которую  считали,  вполне  обоснованно,
убийцей. В своем сне он знал, что в библиотеке должен встретить леди  Памелу
Гойт.
   Пока он не испытывал никакого страха. Библиотека, пол которой был завален
пыльными грудами книг, выглядела так же, как всегда. Одетая по  моде  своего
времени, Памела Гойт  была  в  широкополой  соломенной  шляпе  и  платье  из
муслина, расшитом узорами в виде веточек, с завышенной талией. Напротив  нее
сидела Фей Ситон. Первая  выглядела  таким  же  реальным  человеком,  как  и
вторая, и у Майлса не возникло ощущения чего-то необычного.
   - Можете ли вы сказать мне, - спросил Майлс в  своем  сне,  -  держит  ли
здесь мой дядя латинский словарь?
   Он услышал ответ, хотя ни одна не произнесла ни слова,  и  воспринял  это
как должное.
   - Не думаю, - вежливо ответила леди  Памела,  а  Фей  Ситон  отрицательно
покачала головой. - Но вы можете подняться наверх и  спросить  об  этом  его
самого.
   За окнами сверкнула  молния.  Майлс  почувствовал,  что  ему  страшно  не
хочется подниматься к дяде и  спрашивать  его  про  латинский  словарь.  Он,
разумеется,  даже  во  сне  знал,  что  дядя  Чарльз  умер,  но  не  в  этом
обстоятельстве крылась причина нежелания Майлса идти к нему.  Это  нежелание
перешло в ужас, леденящий кровь в жилах. Он не должен идти туда! Он  не  мог
идти! Но что-то заставляло его это сделать. И все время Памела  Гойт  и  Фей
Ситон сидели совершенно неподвижно, словно две восковые куклы, глядя на него
своими огромными глазами. Дом сотрясся от удара грома...
   Майлс в ужасе проснулся и обнаружил, что на  его  лицо  падают  солнечные
лучи.
   Он выпрямился и понял, что руки его лежат на подлокотниках кресла.
   Он в самом деле был в гостиной и сидел, сгорбившись, в стоявшем у камина,
обитом гобеленовой тканью кресле. Еще не очнувшись до конца от  своего  сна,
он чуть ли не ждал, что сейчас Фей Ситон и давно умершая Памела Гойт  выйдут
из дверей библиотеки.
   Но он  находился  в  знакомой,  освещенной  ласковыми  солнечными  лучами
комнате, и копия картины  Леонардо  висела  на  своем  месте,  над  каминной
полкой. А телефон пронзительно звонил. Этот звонок воскресил  в  его  памяти
события минувшей ночи.
   Марион стало лучше. И скоро она совсем оправится. Доктор  Гарвис  сказал,
что ее жизнь вне опасности.
   Да! И доктор Фелл спал в комнате Майлса, а профессор  Риго  -  в  комнате
Стива Кертиса, поскольку в Грейвуде можно было  использовать  по  назначению
еще только две спальни. Поэтому сам Майлс и ночевал здесь, в этом кресле.
   Грейвуд  казался  тихим,  пустым,  обновленным.  Майлс  ощущал   утреннюю
свежесть, хотя, взглянув на солнце, понял, что уже двенадцатый час. Стоявший
на  широком  подоконнике  телефон  настойчиво  продолжал   звонить.   Майлс,
спотыкаясь и потягиваясь, направился к нему и схватил трубку.
   - Могу я поговорить с мистером Майлсом Хэммондом? - спросил голос. -  Это
Барбара Морелл.
   Теперь Майлс проснулся окончательно.
   - Я у телефона, - ответил он. - Вы, случайно,  я  уже  спрашивал  вас  об
этом, не ясновидящая?
   - О чем вы?
   Майлс опустился на пол, спиной к стене, и эта не  слишком  величественная
поза создала у него иллюзию, будто он сидит  напротив  собеседницы  и  готов
вести с ней задушевный разговор.
   - Если бы вы не позвонили мне, - продолжал он,  -  я  бы  сам  постарался
связаться с вами.
   - Да? Почему?
   По какой-то причине ему было чрезвычайно приятно  слышать  ее  голос.  Он
подумал, что в Барбаре Морелл нет никакого коварства. Даже ее трюк с "Клубом
убийств" показывал, что она бесхитростна, как ребенок.
   - Здесь находится доктор Фелл... Нет, нет, он вовсе не  раздосадован!  Он
даже не вспомнил о клубе!.. Этой ночью он  пытался  заставить  Фей  Ситон  в
чем-то признаться, но не добился успеха. Он говорит, что теперь вся  надежда
только на вас. Без вашей помощи мы можем потерпеть фиаско.
   - По-моему, - неуверенно произнесла Барбара, - вы  выражаетесь  не  очень
понятно.
   - Послушайте! Если я приеду сегодня днем в город, я смогу  встретиться  с
вами? Последовала пауза.
   - Да, полагаю, что сможете.
   - Сегодня воскресенье. По-моему, есть поезд, - он  порылся  в  памяти,  -
отходящий в половине второго. Да, я уверен, что такой поезд есть. До Лондона
он идет примерно два часа. Где я мог бы встретиться с вами?
   Барбара, казалось, размышляла.
   - Давайте я приду на вокзал Ватерлоо. И мы выпьем где-нибудь чаю.
   - Прекрасная мысль! - Неожиданно на него навалились все переживания  этой
ночи. - Сейчас я могу сказать только одно:  сегодня  ночью  случилось  нечто
ужасное. В комнате моей сестры произошло что-то, чего  не  в  силах  постичь
человеческий разум. Если бы нам удалось найти объяснение...
   Майлс поднял глаза. Беспечно входивший  из  коридора  в  гостиную  Стивен
Кертис  -  невозмутимый,  продуманно  корректный  от  шляпы  до  двубортного
пиджака,  с  зонтиком  под  мышкой  -  остановился  как  вкопанный,  услышав
последние слова Майлса.
   Майлса приводила в ужас перспектива сообщить обо всем Стиву,  человеку  с
точно таким же складом ума, как у Марион. Разумеется, сейчас все уже было  в
порядке. Марион не грозила смерть. Он быстро проговорил:
   - Извините, Барбара, я вынужден закончить разговор. До встречи.  -  И  он
повесил трубку.
   Стивен, уже начинавший озабоченно морщить лоб, во все  глаза  смотрел  на
своего будущего родственника, сидевшего на полу, небритого, с всклокоченными
волосами, имевшего довольно дикий вид.
   - Послушайте, старина...
   - Все в порядке! - заверил его Майлс, вскакивая. - Марион пришлось  очень
нелегко, но с ней все будет хорошо. Доктор Гарвис говорит...
   - Марион? - В голосе Стивена  появились  визгливые  нотки,  и  вся  кровь
отхлынула от его лица. - В чем дело? Что произошло?
   - Что-то или кто-то проникло этой ночью в ее комнату и испугало  ее  чуть
не до смерти. Но через два-три дня она будет совершенно здорова, так что  вы
не должны волноваться.
   Несколько  секунд,  в  течение  которых  Майлс  не  мог  заставить   себя
встретиться с Кертисом глазами, оба молчали. Наконец Стивен двинулся вперед.
Стивен, этот сдержанный Стивен, прекрасно сознавая, что делает, крепко  сжал
ручку зонтика, высоко  поднял  его  и  нанес  сокрушительный  удар  по  краю
стоявшего у окон стола.
   Зонтик бесполезной грудой погнутого  металла,  сломанных  спиц  и  черной
материи упал на  пол  и  лежал  там,  почему-то  возбуждая  жалость,  словно
подстреленная птица.
   - Полагаю, к ней вошла эта проклятая библиотекарша? - спросил  Стивен,  и
его голос звучал почти спокойно.
   - Что заставляет вас так говорить?
   - Не знаю. Но я чувствовал это еще на вокзале, я был  совершенно  уверен,
что надвигается что-то страшное, и пытался предупредить вас обоих. Некоторые
люди всегда становятся причиной несчастья, где бы они ни оказались. - На его
виске вздулась голубая жилка. - Марион!
   - Стив, ее жизнь спас человек, которого зовут профессор Риго. По-моему, я
еще не рассказывал вам о нем. Не будите его, он почти всю ночь был на  ногах
и теперь спит в вашей комнате.
   Стивен повернулся и направился к низким, выкрашенным в белый цвет полкам,
тянувшимся вдоль западной стены, на которой висели большие портреты в рамах.
Он встал там, спиной к Майлсу, опираясь на полку. Когда он немного  повернул
голову, Майлс пришел в крайнее  замешательство,  заметив  слезы  у  него  на
глазах.
   Внезапно они оба заговорили о каких-то ничего не значащих вещах.
   - Вы.., э-э-э.., только что приехали?
   - Да, успел на девять тридцать.
   - Было много народу?
   - Довольно много. Где она?
   - Наверху. Она спит.
   - Могу я увидеть ее?
   - Почему бы нет? Говорю вам, теперь  с  ней  все  в  порядке!  Только  не
шумите, остальные еще спят.
   Однако спали уже не все. Когда  Стивен  направился  к  двери,  на  пороге
возникла громада доктора Фелла, несущего на подносе чашку чаю с таким видом,
словно он не совсем понимал, как она там оказалась.
   В обычных обстоятельствах Стивен был бы так же потрясен, встретив в  доме
гостя, о котором ему никто не сообщил,  как  если  бы  пришел  завтракать  и
обнаружил за столом нового члена семьи. Но сейчас он едва ли заметил доктора
Фелла: присутствие постороннего просто напомнило  ему,  что  он  все  еще  в
шляпе. Он снял шляпу и посмотрел на Майлса. Он был почти  лыс,  и  даже  его
роскошные усы казались  растрепанными.  Стивен  с  трудом  выдавил  из  себя
несколько слов.
   - Вы и ваш проклятый "Клуб убийств"! - отчетливо и злобно выговорил он.
   И вышел из комнаты.
   Доктор Фелл неуклюже и неуверенно двинулся вперед  с  подносом  в  руках,
откашливаясь.
   - Доброе утро, - громко сказал он, явно находясь не в  своей  тарелке.  -
Это был?..
   - Да. Это Стив Кертис.
   - Я.., э-э-э.., приготовил чай для вас, - сказал доктор Фелл,  протягивая
поднос. - Я приготовил  его  как  полагается,  -  прибавил  он  с  некоторым
вызовом. - А  потом,  видимо,  занялся  чем-то  другим,  потому  что  как-то
незаметно прошло около получаса, прежде чем я добавил в него  молоко.  Очень
боюсь, что он уже остыл.
   - Все в порядке, - сказал Майлс, -  большое  спасибо.  Он  быстро  осушил
чашку и, усевшись в кресло у камина, поставил и ее, и поднос на пол у  своих
ног. Майлс набирался мужества перед взрывом, который, как он понимал, должен
был произойти, перед признанием, которого не мог не сделать.
   - Все это произошло, - сказал он, - по моей вине.
   - Успокойтесь! - резко оборвал его доктор Фелл.
   - Я во всем виноват, доктор Фелл. Я пригласил сюда Фей  Ситон.  Один  Бог
ведает, зачем я это сделал, но вот результат. Вы слышали, что сказал Стив?
   - Какое из его высказываний вы имеете в виду?
   - Что некоторые люди всегда становятся причиной несчастья, где бы они  ни
появились.
   - Да. Слышал.
   - Этой ночью мы все были настолько  взвинчены  и  утомлены,  -  продолжал
Майлс, - что, когда Риго сделал жест, защищаясь от дурного глаза,  я  бы  не
удивился, увидев разверзшийся ад. Но при свете дня, - он  кивнул  в  сторону
серо-зеленого,  позлащенного  солнцем  леса,  который  был  виден  из  окон,
выходящих на восток, - трудно испугаться зубов вампиров. И тем  не  менее..,
существует нечто. Нечто, мутящее воду. Нечто, приносящее  боль  и  несчастье
всем, с кем оно соприкасается. Вы меня понимаете?
   - О да. Понимаю. Но прежде чем обвинять себя...
   - Да?
   - Не следует ли сначала удостовериться, - сказал доктор Фелл, - что  мисс
Фей Ситон действительно является той особой, которая мутит воду?
   Майлс резко выпрямился.
   Доктор Фелл с выражением страдания на лице - так должен был бы  выглядеть
скорбный Гаргантюа, - искоса взглянул на Майлса через криво сидевшие на носу
очки и извлек из карманов шерстяного жилета пенковую трубку и кисет,  полный
табака. Он набил трубку, а потом с некоторым  усилием  опустился  в  большое
кресло, развалился в нем, чиркнул спичкой и закурил.
   - Сэр, - продолжал он, выпуская из ноздрей дым и все более  воспламеняясь
сам, - я не могу считать заслуживающей доверия версию Риго о вампирах  после
того, как вчера прочитал его рукопись. Заметьте, я готов поверить в вампира,
который появляется днем.  Я  даже  могу  поверить  в  вампира,  совершившего
убийство шпагой-тростью. Но я никогда не поверю, что вампир способен украсть
чей-то портфель с деньгами.
   Это противоречит моему представлению о  порядке  вещей.  Почему-то  я  не
способен в это поверить. Ночью, когда вы повторили мне рассказ Фей Ситон,  -
между прочим, в нем была одна  деталь,  отсутствующая  в  рукописи,  -  меня
словно  озарило.  Я  увидел  в  этом  преступлении  не  умысел  дьявола,   а
дьявольскую жестокость человека. Затем что-то страшно испугало вашу  сестру.
И в данном случае все было по-другому, черт возьми! Здесь  не  обошлось  без
дьявола. И мы еще не избавились от него. Пока мы не узнаем, что находилось в
комнате или за окном, мы не можем вынести окончательный приговор Фей  Ситон.
Эти два события - убийство на крыше башни и смертельный испуг вашей сестры -
связаны между собой. Одно зависит от другого.  И  в  центре  так  или  иначе
каждый раз находится эта  странная  девушка  с  рыжими  волосами.  -  Он  на
мгновение замолчал. - Простите, но я задам вам вопрос  личного  порядка.  Не
влюблены ли вы в нее? Майлс смотрел ему прямо в глаза.
   - Не знаю, - честно ответил он. - Она...
   - Волнует вас?
   - Слишком мягко сказано.
   - Предположим, что она, - он громко прочистил горло, - человек или демон,
- является преступницей. Это способно повлиять на ваши чувства к ней?
   - Черт побери, вы что, тоже предостерегаете меня?
   - Нет! - загремел доктор Фелл и  со  страшной  гримасой  на  лице  гневно
ударил кулаком по подлокотнику. -  Напротив!  Если  мои  догадки  верны,  то
многие обязаны униженно просить у нее прощения. Нет, сэр, мой вопрос  носит,
как сказал бы  Риго,  чисто  академический  характер.  Повлияло  ли  бы  это
обстоятельство на ваше отношение к ней?
   - Нет, не могу утверждать, что повлияло бы. Мы не влюбляемся в женщину за
то, что у нее хороший характер.
   - Справедливость ваших слов не умаляется  тем  фактом,  -  удовлетворенно
сказал доктор Фелл, - что люди редко в этом признаются. В то же  время  меня
больше беспокоит ситуация в целом. Мотив,  который  был  у  одного  человека
(простите мне некоторую загадочность выражений), лишает смысла мотив другого
человека.
   Ночью я задавал вопросы мисс Ситон, - продолжал он, -  и  говорил  с  ней
намеками. Сегодня я намереваюсь спросить ее обо всем напрямик. Но боюсь, что
ничего не добьюсь. Вероятно,  лучше  всего  было  бы  связаться  с  Барбарой
Морелл...
   - Подождите! - сказал Майлс, вставая.  -  Мы  уже  связались  с  Барбарой
Морелл! Она позвонила сюда за пять минут до вашего прихода!
   - Вот как? - Доктор Фелл сразу встрепенулся. - Чего же она хотела?
   - Если подумать, - сказал Майлс, - то я не  имею  об  этом  ни  малейшего
представления. Я забыл спросить ее. Доктор Фелл несколько секунд смотрел  на
него.
   - Мой мальчик, - доктор Фелл был не в силах удержаться от вздоха, - я все
больше и больше убеждаюсь, что мы с вами - родственные души. Я воздержусь от
негодующих восклицаний, потому что сам всегда поступаю подобным