Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Карр Джон Диксон. Тот, кто шепчет -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  -
одобающим образом". "Я ничего не смыслю в таких вещах, - сказал Гарри, стуча кулаком по столу, на который он опрокинул пузырек с чернилами. - Но вчера вечером я гулял с ней по берегу реки. Светила луна..." "Понимаю". "И я сказал Фей, что люблю ее. Я целовал ее губы и шею..." "А! Это важно!" "...пока окончательно не потерял голову. Потом я попросил ее стать моей женой. Она так побледнела, что в лунном свете стала похожа на привидение. Она закричала: "Нет, нет, нет!" - будто мои слова привели ее в ужас. Через секунду она бросилась бежать к разрушенной башне и укрылась в ее тени. Профессор Риго, все время, пока я целовал Фей, она оставалась застывшей, точно статуя. Должен сказать, что от этого мне было очень не по себе. Хотя я понимаю, что недостоин ее. Я последовал за ней по высокой траве к башне и спросил, любит ли она другого. Она издала что-то вроде стона и сказала: "Нет, конечно нет". Я спросил, нравлюсь ли я ей, и она призналась, что это так. Тогда я сказал, что не оставляю надежды. И я действительно не оставляю надежды". Все это Гарри Брук поведал мне, стоя, у окна в моем номере. Его рассказ тем более озадачил меня, что совершенно очевидно, эта молодая женщина, Фей Ситон, была женщиной в полном смысле слова. Я стал утешать Гарри. Сказал ему, что он должен набраться мужества и что, если он поведет себя тактично, то, без сомнения, сможет завоевать ее. И он действительно завоевал ее. Не прошло и грех недель, а Гарри уже торжествующе сообщил мне и своим родителям, что они с Фей Ситон помолвлены. Лично я не думаю, что папа Брук и мама Брук были в восторге. Замечу, что не могло быть никаких возражений против его женитьбы на этой девушке. Ни против самой девушки, ни против ее семьи, предков или репутации. Нет! Она подходила ему с любой точки зрения. Вероятно, она была на три или четыре года старше Гарри, но что из этого? Возможно, пана Брук, будучи британцем, смутно полагал, что для его сына унизительно жениться на девушке, которая впервые появилась в их доме в качестве служащей. И эта женитьба была столь скоропалительной. Она застала их врасплох. Но их по-настоящему удовлетворила бы только титулованная миллионерша, да и то когда-нибудь позже - когда сыночку стукнет лет тридцать пять или сорок. Между тем что они могли сказать ему, кроме слов "Да благословит тебя Господь"? Мама Брук, по лицу которой струились слезы, держалась мужественно. Папа Брук стал вести себя с сыном как мужчина с мужчиной, с грубоватой сердечностью, словно Гарри внезапно, за одну ночь повзрослел. В промежутках папа и мама шептали друг другу: "Не сомневаюсь, что все будет хорошо!" - точно находились на похоронах и строили предположения относительно того, куда попадет душа покойного. Но, заметьте, прошу вас, что теперь и папа и мама уже наслаждались всем этим. Смирившись с тем, что женитьба сына неизбежна, они начали извлекать удовольствие из происходящего. Так оно обычно и бывает в семьях, а Бруки были людьми самыми заурядными. Папа Брук предвкушал, как его сын еще усердней займется кожевенным бизнесом и еще больше прославит "Пеллетье и Кё". В конце концов, новобрачные должны были поселиться либо в их доме, либо достаточно близко от него. Это было замечательно. В этом была лирика. Это напоминало пастораль. А потом.., трагедия. Ужасная трагедия, говорю вам, непредвиденная и леденящая кровь, словно удар небесной молнии. *** Профессор Риго помедлил. Он сидел, немного склонив голову набок, подавшись вперед и поставив локти на стол. Каждый раз, когда ему хотелось подчеркнуть важность своих слов, он выразительно стучал указательным пальцем правой руки по указательному пальцу левой. Он был похож на лектора. Его сверкающие глаза, лысая голова, даже довольно комичная щеточка усов, казалось, излучали энергию. - Ха! - произнес он и, шумно засопев, выпрямился. Толстая трость с грохотом упала на пол. Он поднял ее и осторожно прислонил к столу. Из внутреннего кармана пиджака он извлек свернутую рукопись и фотографию в половину кабинетного формата. - Вот, - объявил он, - фотография мисс Фей Ситон. Это цветная фотография, и она неплохо получилась у моего друга Коко Леграна. А в бумагах, написанных мною специально для архива "Клуба убийств", изложены все обстоятельства этого дела. Но, прошу вас, взгляните на фотографию! Он положил фотографию на скатерть и подтолкнул к ним, сметая крошки. Нежное лицо, которое способно долго тревожить и преследовать; взгляд, устремленный куда-то поверх плеча зрителя. Широко расставленные глаза под тонкими бровями, небольшой нос, полные и довольно чувственные губы, как-то не вяжущиеся с грациозной, изящной посадкой головы. С этих губ будто только что сошла улыбка, изогнувшая их уголки. Копна гладких темно-рыжих волос, казалось, слишком тяжела для тонкой шеи. Это лицо нельзя было назвать красивым. Но оно волновало воображение. Что-то в этих глазах - ирония, горечь, скрывающаяся за мечтательным выражением? - сначала озадачивало вас, но потом ускользало. - А теперь скажите мне, - потребовал профессор Риго с горделивым удовольствием, которое испытывает человек, когда ему есть что сказать, - не замечаете ли вы в этом лице чего-то странного? Глава 3 - Странного? - переспросила Барбара Морелл. Жорж Антуан Риго просто дрожал от переполнявшего его радостного возбуждения. - Именно, именно! Почему я назвал ее очень опасной женщиной? Мисс Морелл с несколько надменным выражением лица жадно следила за его рассказом. Один или два раза она взглянула на Майлса, словно собираясь что-то сказать. Она наблюдала, как профессор Риго взял с края блюдечка свою потухшую сигару, торжествующе затянулся и положил ее обратно. - Боюсь, - неожиданно ее голос зазвенел, будто этот поворот рассказа каким-то образом затронул ее лично, - боюсь, вам придется уточнить вопрос. Что вы имеете в виду, называя ее опасной? Она была настолько привлекательна, что... : могла вскружить голову любому мужчине, которого встречала на своем пути? - Нет! - резко ответил профессор Риго. - Он снова захихикал. - Заметьте, я признаю, - поспешно добавил он, - что со многими мужчинами дело обстояло именно так. Только взгляните на ее фотографию. Но я не это имел в виду. - Что тогда заставляет вас называть ее опасной? - не сдавалась Барбара Морелл, в серых глазах которой, с напряженным вниманием смотревших на француза, начал разгораться гнев. Следующий вопрос она выпалила прямо-таки с вызовом: - Вы имеете в виду, что она была преступницей? - Моя милая юная леди! Нет, нет, нет! - Искательницей приключений? - Барбара ударила рукой по краю стола. - Нарушительницей спокойствия, да? Коварной? Злобной? Сплетницей? - Отвечаю вам, - заявил профессор Риго, - что к Фей Ситон не подходило ни одно из этих определений. Простите меня, старого циника, но я утверждаю, что она, будучи по натуре пуританкой, была вместе с тем благородной и доброй девушкой. - Что же тогда остается? - Остается, мадемуазель, то, что могло бы послужить правдивым объяснением этих загадочных событий. Темных, отвратительных слухов, которые поползли по Шартру и его окрестностям. Загадочного поведения нашего трезвого, консервативного мистера Говарда Брука, ее будущего тестя, громогласно поносившего ее в таком многолюдном месте, как Лионский кредитный банк... У Барбары вырвалось тихое, невнятное восклицание, в котором выражалось то ли сомнение, презрение и недоверие, то ли полное пренебрежение к его словам. Профессор Риго наблюдал за ней, полузакрыв глаза. - Вы не верите мне, мадемуазель? - Разумеется, верю! - Кровь бросилась ей в лицо. - Что я могу об этом знать? - А вы, мистер Хэммонд? Вы что-то очень молчаливы. - Да, - рассеянно сказал Майлс, - я... - Рассматривал фотографию. - Да. Рассматривал фотографию. От удовольствия профессор Риго широко раскрыл глаза. - Она произвела на вас впечатление, а? - В ней есть нечто завораживающее, - подтвердил Майлс, проводя рукой по лбу. - Эти глаза! И поворот головы. Черт бы побрал вашего фотографа! Он, Майлс Хэммонд, был измучен очень долгой болезнью, от которой лишь недавно оправился. Ему хотелось покоя. Ему хотелось уединенной жизни в Нью-Форесте в окружении старых книг - сестра вела бы там хозяйство до своего замужества. Он не желал иметь дело ни с чем, способным взбудоражить воображение. Однако он сидел и смотрел на фотографию, смотрел на нее во все глаза при свете свечей, пока нежные краски не начали расплываться. Профессор Риго тем временем продолжал: - Эти слухи о Фей Ситон... - Какие слухи? - резко перебила Барбара. Профессор Риго тактично проигнорировал ее слова. - Что касается меня, то, не слишком-то вникая в местную жизнь, я ничего не знал о них. Гарри Брук и Фей Ситон объявили о своей помолвке в середине июля. А теперь я должен рассказать вам о том, что произошло двенадцатого августа. В этот день, который не отличался для меня от любого другого, я работал над статьей для "Ревю де ле монд". Все утро я писал ее в уютном номере отеля, как делал это уже почти неделю. После ленча я перешел Плас-дез-Эпар, намереваясь зайти в парикмахерскую подстричься. В этот момент я подумал, что должен заглянуть в Лионский кредитный банк, пока он еще не закрыт, и получить деньги по чеку. Было очень жарко. Погода с утра была тяжелой и хмурой, с редкими раскатами грома и внезапными брызгами дождя. Но только настоящий ливень, а не этот мелкий дождичек мог бы освежить воздух и принести облегчение. И первым, кого я увидел, был выходящий из конторы управляющего банком мистер Говард Брук. - Это вас удивило? - Да, немного удивило. По моему мнению, такой ответственный малый, как он, должен был бы в это время находиться в собственной конторе. Мистер Брук очень странно посмотрел на меня. Он был в плаще и твидовой шляпе. На левой руке висела трость, а в правой он нес старый портфель из черной кожи. Мне даже показалось, что его светло-голубые глаза как-то странно слезятся, и я впервые обратил внимание на слишком отвисшую для человека, находящегося в столь отличной форме, кожу у него под подбородком. "Мой дорогой Брук! - сказал я, останавливая его против его воли и пожимая руку. Рука была очень вялой. - Мой дорогой Брук, - продолжал я, - какая приятная неожиданность! Как ваши домашние? Как здоровье вашей милой жены, Гарри и Фей Ситон?" "Фей Ситон? - переспросил он. - К черту Фей Ситон!" Ну и ну! Он говорил по-английски, но так громко, что два-три находившихся в банке человека повернулись к нему. Этот славный малый залился краской смущения, но был настолько расстроен, что, казалось, все это не слишком его трогало. Он отвел меня туда, где нас не могли услышать, открыл портфель и показал мне его содержимое. В портфеле лежали четыре небольшие пачки английских денег. В каждой пачке было двадцать пять двадцатифунтовых банкнотов, всего две тысячи фунтов стерлингов. "Пришлось перевести эти деньги из Парижа, - сообщил он мне, и его руки дрожали. - Знаете, я подумал, что английские купюры выглядят более соблазнительно. Если Гарри не желает отказаться от этой женщины, я вынужден просто откупиться от нее. А теперь прошу меня извинить". Он расправил плечи, закрыл портфель и, не сказав больше ни слова, вышел из банка. Друзья мои, получали ли вы когда-нибудь сокрушительный удар в живот? После которого все плывет у вас перед глазами, и вы чувствуете тошноту и внезапно ощущаете себя резиновой игрушкой, которую сдавили в руке? Именно таковы были тогда мои ощущения. Я забыл о чеке. Я забыл обо всем. Я отправился обратно в свой отель, скользя под моросящим дождем по потемневшим булыжникам Плас-дез-Эпар. Но я обнаружил, что ничего не способен написать. Через полчаса, в четверть четвертого, зазвонил телефон. Мне кажется, я подозревал, с чем связан этот звонок, но не догадывался, что именно произошло. Это была мама Брук, миссис Джорджина Брук, и она сказала: "Профессор Риго, ради Бога, приезжайте к нам как можно скорее". На этот раз, друзья мои, я не просто встревожился. На этот раз, сознаюсь, я чрезвычайно испугался! Я сел в свой "форд" и помчался к их дому так быстро, как только мог. Вел машину еще сквернее обычного. Шел все тот же мелкий дождь, неспособный пробить брешь в скорлупе предгрозового пекла, в которую все мы были заключены. Когда я добрался до Боргара, мне показалось, что дом пуст. Войдя в холл, я громко окликнул хозяев, но никто не отозвался. Тогда я прошел в гостиную и нашел там мама Брук, которая очень прямо сидела на диване, предпринимая героические усилия совладать со своим лицом и сжимая в руке мокрый носовой платок. "Мадам, - спросил я ее, - что случилось? Что произошло между вашим славным мужем и мисс Ситон?" И она излила свои жалобы мне, потому что больше ей не к кому было обратиться за помощью. "Я не знаю! - сказала она, и ее искренность не вызывала сомнения. - Говард не хочет мне ничего рассказать. Гарри говорит, что все это чепуха, но не объясняет, о чем идет речь, и тоже ничего не рассказывает. Все как-то странно... А два дня назад..." Оказалось, что два дня назад произошло нечто ужасное и необъяснимое. Неподалеку от Боргара, у большака, ведущего в Ле-Ман, жил некто Жюль Фреснак, огородник, снабжавший Бруков яйцами и свежими овощами. У Жюля Фреснака было двое детей - семнадцатилетняя дочь и шестнадцатилетний сын, - к которым Фей Ситон относилась с большой теплотой, и все члены семейства Фреснак ее очень любили. Но два дня назад Фей Ситон встретила Жюля Фреснака, который ехал на своей телеге по дороге, по этой белой дороге, обсаженной тополями и окруженной колосящимися нивами. Жюль Фреснак, с побагровевшим и искаженным от ярости лицом, слез с телеги и начал что-то громко кричать ей, пока девушка не закрыла лицо руками. Свидетельницей этого происшествия оказалась Алиса, прислуга мама Брук. Алиса находилась слишком далеко, чтобы разобрать слова, по голос этого человека от бешенства стал хриплым до неузнаваемости. Когда же Фей Ситон повернулась и поспешила прочь, он поднял камень и бросил в нее. Хорошенькая история, а? Все это поведала мне мама Брук, сидя на диване в гостиной и беспомощно разводя руками. "А сейчас, - сказала она, - Говард отправился к башне, башне Генриха Четвертого, на встречу с бедняжкой Фей. Профессор Риго, вы должны нам помочь. Вы должны что-то сделать". "Но, мадам! Что я могу сделать?" "Этого я не знаю, - ответила она, и я подумал, что в молодости, наверное, она была очень хороша собой. - Но надвигается нечто ужасное. Я чувствую это!" Выяснилось, что мистер Брук вернулся из банка в три часа с портфелем, полным денег. Он сказал мне, что намеревается, как он выразился, окончательно решить проблему, связанную с Фей Ситон, и назначил ей встречу у башни в четыре часа. Потом он спросил мама Брук, где Гарри, желая, чтобы тот тоже присутствовал при урегулировании вышеназванной проблемы. Она ответила, что Гарри у себя в комнате пишет письмо, и отец поднялся к нему наверх. Он не нашел там Гарри, который на самом деле возился с мотором в гараже, и вскоре вернулся назад. "Он выглядел таким несчастным, - сказала мама Брук, - таким старым - и волочил ноги, словно больной". И папа Брук вышел из дома и направился к башне. Не прошло и пяти минут, как появился Гарри и спросил, где отец. Мама Брук, находившаяся на грани истерики, все ему рассказала. Гарри на мгновение замер, о чем-то размышляя и что-то бормоча себе под нос, а затем вышел и направился к башне Генриха Четвертого. Фей Ситон за это время так и не появилась. "Профессор Риго, - закричала миссис Брук, - вы должны последовать за ними и что-то предпринять! Вы здесь наш единственный друг, и вы должны пойти вслед за ними!" Ничего себе работенка для старого дядюшки Риго, а? Подумать только! И все-таки я отправился вслед за ними. Когда я выходил из дома, раздался удар грома, но настоящего дождя все еще не было. Я пошел на север по восточному берегу реки, пока не достиг каменного моста. По нему я перебрался на западный берег. Над берегом возвышалась башня. Это место, должен вам сказать, выглядит как настоящие руины, где вечно спотыкаешься об обломки древних, почерневших камней - опаленных огнем, заросших сорной травой, - вот все, что осталось от некогда стоявшего здесь замка. Входом в башню служит полукруглая арка, вырубленная в стене. Эта арка расположена не со стороны реки, а выходит на запад, на луг и рощу каштанов. Я добрался до башни, когда небо уже потемнело, а ветер усилился. Под аркой стояла Фей Ситон и смотрела на меня. Фей Ситон в пестром шелковом платье, в белых плетеных туфельках на босу ногу. На руке у нее висели купальник, полотенце и купальная шапочка, однако она еще не успела искупаться - ее блестящие темно-рыжие волосы были в полном порядке и ни одна прядь не намокла. Она тяжело и прерывисто дышала. "Мадемуазель, - сказал я, весьма плохо представляя себе, каких действий от меня ждут, - я ищу Гарри Брука и его отца". Секунд пять - иногда они могут показаться чрезвычайно долгими - она молчала. "Они здесь, - наконец сказала она. - Наверху. На крыше башни". Внезапно (готов в этом поклясться) в ее глазах мелькнуло выражение, какое обычно сопутствует ужасному воспоминанию. "По-видимому, между ними разгорелся спор. Я считаю, что не должна в него вмешиваться. Извините меня". "Но, мадемуазель..." "Прошу меня извинить!" И, отвернувшись от меня, она поспешила прочь. Одна-две капли дождя упали на траву, ходившую ходуном от ветра; потом еще и еще. Я заглянул внутрь. Я уже говорил вам, что башня представляла собой лишь каменную оболочку, а по ее стене вилась лестница, поднявшись по которой можно было через квадратное отверстие попасть на плоскую крышу. Внутри пахло затхлостью и водой. Там не было ничего, совсем ничего, кроме пары деревянных скамеек и сломанного стула. Благодаря длинным узким окнам на лестнице было довольно светло, хотя снаружи уже разразилась настоящая гроза. Сверху доносились гневные голоса. Я не различал слов. Я криком возвестил о своем приходе, породив глухое эхо в этом каменном кувшине, и голоса тотчас же смолкли. Я с трудом одолел винтовую лестницу - занятие, вызывающее головокружение и совсем не полезное человеку, страдающему одышкой, - и вылез через квадратное отверстие на крышу. Гарри и его отец стояли, глядя друг на друга, на круглой каменной площадке, окруженной высоким бортиком и высоко вознесенной над верхушками деревьев. Отец Гарри был в том же плаще и той же твидовой шляпе. Его рот был крепко сжат, лицо выражало непримиримость. Умолявший его о чем-то сын был в вельветовом костюме, без плаща и с непокрытой головой, а развевавшийся на ветру галстук словно подчеркивал смятение его души. Оба были бледны и взволнованны, но, казалось, испытали некоторое облегчение, обнаружив, что это я прервал их разговор. "Но, сэр!.." - начал Гарри. "Последний раз, - холодно и бесстрастно произнес мистер Брук, - прошу тебя дать мне возможность поступить так, как я считаю нужным. - Он повернулся ко мне и добавил: - Профессор

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору