тот
человек настолько испугал Марион?
   - А-а-а! - протянул доктор Фелл.
   - Гарри Брук - отвратительное ничтожество, - сказала  Барбара.  -  Он  не
умен.  Где  он  мог  почерпнуть  идею  того,  что  вы  называете  "искусным"
убийством?
   - Мадемуазель,  -  сказал  профессор  Риго  с  величественной  мрачностью
Наполеона, сосланного на остров Святой Елены. - Эту идею ему подал я. А меня
натолкнул на нее инцидент, происшедший с графом Калиостро.
   - Ну конечно... - прошептала Барбара.
   - Мадемуазель, - с горячностью выпалил профессор Риго,  начиная  колотить
ладонью по столу, - вы сделаете  мне  большое  одолжение,  если  перестанете
говорить "ну конечно" в самых неподходящих случаях.  Не  будете  ли  вы  так
добры, - Риго стучал по столу как одержимый, - и не объясните ли мне, что вы
хотели сказать своим "ну конечно" и что вы вообще могли иметь в виду, говоря
"ну конечно"!
   - Простите меня! - Барбара беспомощно огляделась. - Я  просто  вспомнила,
как вы говорили нам, что постоянно просвещали Гарри и рассказывали  ему  про
преступления и оккультные науки...
   - Но при чем здесь оккультизм? - спросил Майлс. -  Перед  вашим  приходом
сюда, доктор Фелл, наш друг Риго наговорил нам много непонятного. Он сказал,
что Марион испугало то, что она услышала и почувствовала, а не  увидела.  Но
ведь этого не могло быть.
   - Почему? - спросил доктор Фелл.
   - Ну, понимаете... Она должна была что-то увидеть! В  конце  концов,  она
ведь выстрелила в это...
   - О нет, она не стреляла! - резко сказал доктор  Фелл.  Майлс  и  Барбара
уставились друг на друга.
   - Но выстрел, - настойчиво допытывался Майлс, - был все-таки произведен в
этой комнате в ту минуту, когда мы все его услышали?
   - О да.
   - Тогда в кого же стреляли? В Марион?
   - О нет, - ответил доктор Фелл.
   Барбара успокаивающе положила руку на ладонь Майлса.
   - Возможно, было бы лучше, - предложила  она,  -  если  бы  мы  позволили
доктору Феллу придерживаться собственной манеры изложения.
   - Да, - нервно подтвердил доктор Фелл и взглянул на Майлса. - Думаю, - он
громко прочистил горло, - я немного озадачил вас, - добавил он  с  искренним
раскаянием.
   - Да, как ни странно.
   - Да. Но я не собирался вас запутывать. Понимаете,  я  должен  был  бы  с
самого начала сообразить, что ваша сестра не могла сделать этот выстрел.  Ее
тело было расслаблено. Все оно было обмякшим, словно лишенным мускулов,  что
характерно для состояния шока. И тем не менее ее пальцы сжимали револьвер.
   Но так не могло быть. Если бы она действительно выстрелила из него, перед
тем как впала в транс, револьвер выскользнул бы у нее из руки под  действием
собственного веса. Сэр, это означает, что кто-то осторожно вложил  револьвер
в ее руку, чтобы представить все в неверном свете и направить нас по ложному
следу.
   Но я не сознавал этого, пока не  начал  сегодня  в  своей  легкомысленной
манере размышлять о  жизни  Калиостро.  Я  вспомнил  различные  моменты  его
карьеры. И в частности обряд его приема в некое тайное общество, проходивший
в таверне "Голова короля" на Геррард-стрит.
   Должен признаться, что я обожаю тайные общества. Но  хочу  отметить,  что
обряд вступления в них в  XVIII  веке  не  слишком  походил  на  современные
чаепития в Челтеме. Чтобы пройти такой обряд, требовалось  мужество.  Иногда
вступавший в общество человек подвергался настоящей опасности.  Когда  глава
ложи отдавал приказ подвергнуть неофита испытанию, которое  могло  кончиться
смертью, тот никогда не был уверен, понимать ли этот  приказ  буквально  или
нет.
   Давайте посмотрим!
   Калиостро - с завязанными глазами, стоя на коленях - уже прошел несколько
малоприятных испытаний. В конце концов ему объявили, что он должен  доказать
свою преданность обществу, даже если это грозит ему смертью. Ему  вложили  в
руку пистолет и сказали, что тот заряжен. Ему  велели  поднести  пистолет  к
виску и спустить курок.
   Разумеется, Калиостро не сомневался - как не сомневался бы на  его  месте
любой, - что это всего лишь розыгрыш. Он не сомневался, что  спускает  курок
незаряженного пистолета. Но в ту  растянувшуюся  до  бесконечности  секунду,
когда он нажимал на спуск...
   Калиостро  спустил  курок.  Но  вместо  щелчка  раздался  гром  выстрела.
Вспышка, парализующий ужас, ощущение вонзившейся в голову пули.
   Разумеется, пистолет в его руке не был заряжен. Но в тот момент, когда он
спустил курок, какой-то  человек,  державший  у  его  уха  другой  пистолет,
направленный чуть выше, произвел настоящий выстрел и резко провел стволом по
его голове. Он до конца жизни не смог забыть мгновение, когда почувствовал -
вернее, вообразил, что почувствовал, - как пуля впивается в его голову.
   Как использовать эту  идею  для  убийства?  Убийства  женщины  с  больным
сердцем?
   Вы пробираетесь в середине ночи в ее комнату. Чтобы не  дать  возможности
вашей жертве закричать, вы затыкаете  ей  рот  куском  какой-то  мягкой,  не
оставляющей следов  материи.  Вы  приставляете  ей  к  виску  холодное  дуло
пистолета, незаряженного пистолета. И в течение  нескольких  минут,  ужасных
минут, которые кажутся бесконечными в глухие ночные часы, вы шепчете  ей  на
ухо.
   Вы объясняете, что собираетесь убить ее. Ваш еле слышный  голос  сообщает
ей о  том,  что  ее  ждет.  Она  не  видит  второго  пистолета,  заряженного
настоящими пулями.
   В надлежащее время вы (следуя своему плану) производите из него  выстрел,
держа дуло возле головы, но на таком расстоянии, чтобы  не  осталось  следов
пороха. Затем вы вкладываете револьвер в руку жертвы. После  ее  смерти  все
решат,  что  она  сама  стреляла  в   какого-то   воображаемого   грабителя,
злоумышленника или духа и что, кроме нее, в комнате никого не было.
   Итак, вы продолжаете шептать в темноте, нагнетая ужас. Вы объясняете  ей,
что  пробил  ее  смертный  час.  Вы  чрезвычайно  медленно  взводите   курок
незаряженного револьвера. Она слышит  звук  возводимого,  хорошо  смазанного
курка.., все происходит медленно, очень медленно..,  затем  звук  становится
более резким.., курок уже взведен, а потом...
   Выстрел!
   Доктор Фелл ударил рукой по столу.  И  хотя  раздался  всего  лишь  стук,
вызванный соприкосновением руки с деревом, трое его  слушателей  подскочили,
словно увидев вспышку огня и услышав звук выстрела.
   Побледневшая Барбара встала и отошла назад. Пламя стоявших на столе  свеч
дрожало и извивалось.
   - Ничего себе! - закричал Майлс. - Черт побери!
   - Прошу прощения. - Доктор Фелл звучно  прочистил  горло  и  с  виноватым
видом поправил очки на носу. - Я вовсе не стремился кого-то расстраивать. Но
мне необходимо было объяснить вам, с какой дьявольской изобретательностью мы
столкнулись.
   Если жертвой являлась женщина со слабым  сердцем,  исход  был  предрешен.
Простите меня, мой дорогой Хэммонд, но вы сами видели, что произошло с такой
здоровой особой, как ваша сестра.
   В наше время, согласитесь, никто не  может  похвастаться  очень  крепкими
нервами; особенно сильно на нас воздействует грохот. Вы  сказали,  что  ваша
сестра  не  переносила  бомбежки  и  ФАУ.  Только   нечто   подобное   могло
по-настоящему испугать ее, так и случилось.
   И,  черт  побери,  сэр,  если  вы  тревожитесь  за  сестру,  сожалеете  о
случившемся, с трепетом думаете о том, как она воспримет ужасную правду,  то
просто спросите себя, как бы сложилась  ее  жизнь,  вступи  она  в  брак  со
"Стивеном Кертисом".
   - Да, - сказал Майлс. Он поставил локти на стол и сжал  виски  руками.  -
Да. Понимаю. Продолжайте. Доктор Фелл с трубным звуком прочистил горло.
   - Стоило мне случайно вспомнить  о  трюке,  проделанном  с  Калиостро,  -
продолжал он, - и передо мной развернулась вся картина. По какой причине мог
кто-то напасть на Марион Хэммонд таким образом?
   Я вспомнил, как странно реагировал "мистер Кертис", когда  ему  сообщили,
что жертвой  испуга  стала  именно  Марион.  Я  вспомнил  ваше  замечание  о
спальнях. Я вспомнил о женщине в ночной рубашке  и  халате,  которая  ходила
взад и вперед перед окнами, на которых были раздвинуты шторы. Я  вспомнил  о
флакончике духов. И тогда я сказал  себе,  что  никто  не  пытался  испугать
Марион Хэммонд. Избранной преступником жертвой являлась Фей Ситон.
   Но в таком случае...
   Прежде всего, если вы помните, я отправился в  комнату  вашей  сестры.  Я
хотел посмотреть, не оставил ли тот, кто напал на нее, каких-нибудь следов.
   Разумеется, никаких следов насилия не было. Убийце даже не  потребовалось
связывать свою жертву. Через несколько минут  он  мог  уже  отпустить  ее  и
освободить обе руки для двух револьверов - заряженного  и  незаряженного,  -
поскольку холодного дула у виска было вполне достаточно.
   Однако существовала некоторая вероятность,  что  кляп  (а  преступник  не
сумел бы обойтись без него) оставил какие-нибудь  следы  на  зубах  или  шее
жертвы. Но никаких следов не было, и на полу вокруг кровати я тоже ничего не
обнаружил.
   В  спальне  снова  находился  "мистер  Стивен   Кертис",   испуганный   и
удрученный. Как мог "Стивен Кертис" быть заинтересован в  смерти  совершенно
незнакомой ему Фей Ситон, да еще использовать трюк, взятый из  жизнеописания
Калиостро?
   Калиостро заставлял вспомнить о профессоре Риго. Профессор Риго заставлял
вспомнить о Гарри Бруке, наставником которого...
   О Господи! О Бахус!
   Но не мог же "Стивен Кертис" быть Гарри Бруком?
   Нет, бред! Гарри Брук мертв. Пора кончать с этой чепухой!
   В то время когда я осматривал ковер в тщетных попытках найти какие-нибудь
следы, оставленные убийцей, мой легкомысленный мозг  продолжал  работать.  И
внезапно я понял, что проглядел улику, которая все время  была  у  меня  под
носом.
   Предполагаемый  убийца  воспользовался   револьвером   тридцать   второго
калибра, который, как ему было известно (снова "Кертис"), Марион  держала  в
ящике ночного столика,  и  принес  с  собой  какое-то  незаряженное  оружие.
Прекрасно!
   Вскоре после  того,  как  раздался  выстрел,  мисс  Фей  Ситон  незаметно
поднялась наверх и заглянула в спальню Марион. Она там что-то увидела и была
страшно расстроена. Помните - она не  испугалась.  Нет!  Ее  состояние  было
вызвано...
   Его перебил Майлс Хэммонд.
   - Рассказать вам кое-что, доктор Фелл? - предложил он. - Я разговаривал с
Фей в кухне, когда кипятил там воду.  Она  только  что  побывала  у  комнаты
Марион. На ее лице была ненависть - ненависть, смешанная с каким-то безумным
страданием. В конце нашего разговора она воскликнула: "Так  продолжаться  не
может!"
   - И, как я сейчас понимаю, она также сказала вам, - спросил доктор  Фелл,
кивнув, - что увидела то, чего прежде не замечала?
   - Да. Верно.
   - Что же она могла увидеть  в  спальне  Марион  Хэммонд?  Этот  вопрос  я
задавал себе в той же самой спальне, где находились вы, и доктор  Гарвис,  и
сиделка, и "Стивен Кертис".
   В конце концов, в субботу вечером Фей  Ситон  довольно  долго  беседовала
здесь с мисс Хэммонд и, несомненно, во время своего  первого  визита  в  эту
комнату не заметила в ней ничего странного.
   Потом я вспомнил наш жуткий разговор той же ночью - в конце коридора, при
лунном свете, - когда она вся полыхала от подавляемых чувств и поэтому  пару
раз улыбнулась улыбкой вампира. Я вспомнил, как странно  она  ответила  мне,
когда я стал ее расспрашивать о визите в комнату Марион Хэммонд и их беседе.
   "Говорила в основном она, - сказала Фей Ситон,  имея  в  виду  Марион,  -
рассказывала мне о женихе, брате и своих планах на будущее". Затем Фей,  без
всякой видимой причины, добавила следующую фразу, никак не связанную с  тем,
о чем шла речь до этого. "Лампа стояла на ночном столике, я уже упоминала об
этом?"
   Лампа? Тогда это замечание показалось мне неуместным. Но сейчас...
   После того как Марион Хэммонд была найдена - по всей видимости,  мертвой,
- в комнате находились две принесенные в нее лампы. Одну держали  вы,  -  он
взглянул на профессора Риго, - а вторую вы. - Он посмотрел на  Майлса.  -  А
теперь подумайте, вы оба! Куда вы поставили эти лампы?
   - Я вас не понимаю! - закричал Риго. - Свою лампу я поставил, разумеется,
на ночной столик, около той, которая была потушена.
   - А вы? - требовательно спросил доктор Фелл у Майлса.
   - Мне только что сообщили, - ответил Майлс, вспоминая эту  сцену,  -  что
Марион умерла. У меня так задрожала рука,  что  я  был  больше  не  в  силах
удерживать лампу. Я пересек комнату и поставил лампу на.., комод.
   - А-а-а! - пробормотал доктор Фелл. -  А  теперь  не  будете  ли  вы  так
любезны и не расскажете ли, что еще находилось на этом комоде?
   - Две большие фотографии - Марион и "Стива" - в кожаных рамках. Я  помню,
что лампа ярко освещала фотографии, а сначала  в  этой  части  комнаты  было
темно, и...
   Майлс умолк, внезапно осознав смысл собственных слов.
   - Прекрасно освещенную фотографию  "Стивена  Кертиса",  -  сказал  доктор
Фелл, снова кивнув. - Вот что увидела Фей Ситон, стоя в дверях этой  комнаты
после выстрела. И фотография ей все объяснила.
   - Она знала. Черт побери, она знала!
   - Вероятно, она не разгадала трюка,  почерпнутого  у  Калиостро.  Но  она
поняла, что нападение было совершено на нее, а не на Марион Хэммонд,  потому
что у нее не вызывало сомнений, кто  за  всем  этим  стоит.  Женихом  Марион
Хэммонд был Гарри Брук.
   И это было концом. Это было  последней  каплей.  Она  действительно  была
бледна от ненависти и страдания. Она сделала еще одну попытку  начать  новую
жизнь в окружении новых людей, она вела себя достойно,  она  простила  Гарри
Брука и скрыла  улику,  изобличающую  его  в  убийстве  отца,  но  злой  рок
продолжал преследовать ее. Злой рок (или какое-то лежащее на ней  проклятие)
извлек из небытия Гарри Брука, и тот попытался убить ее...
   Доктор Фелл закашлялся.
   - Я утомил вас столь долгим рассказом, - сказал он извиняющимся тоном,  -
хотя понял все за какие-нибудь три секунды, когда унесся в заоблачные дали в
спальне мисс Хэммонд в присутствии Майлса Хэммонда, и врача,  и  сиделки,  и
самого "Кертиса", занявшего к тому времени позицию у комода.
   Потом мне  пришло  в  голову,  что  можно  легко  проверить,  прав  ли  я
относительно трюка,  некогда  проделанного  с  Калиостро.  Существует  тест,
называемый тестом Гонзалеса или нитратным тестом, с помощью  которого  можно
безошибочно установить, стрелял ли данный человек из данного револьвера  или
нет.
   Если Марион Хэммонд не спускала курок этого револьвера, я мог бы написать
Q.E.D. .  И
если  Гарри  Брук  был  действительно  мертв,  как  все  считали,   то   это
преступление, по всей видимости, совершил некий злой дух.
   Я довольно дерзко объявил об  этом,  чем  вызвал  неудовольствие  доктора
Гарвиса, который в отместку выдворил нас  всех  из  спальни.  Но  это  имело
любопытные последствия.
   Прежде всего мне, разумеется, хотелось загнать мисс Фей Ситон  в  угол  и
заставить ее во всем признаться. Я попросил доктора Гарвиса,  в  присутствии
"Кертиса", оказать мне любезность и прислать Фей наверх для беседы со  мной.
Это вызвало у "Кертиса" чуть ли не истерику, которая потрясла даже вас.
   Неожиданно он осознал, что  попусту  теряет  время,  ведь  девушка  может
прийти сюда в любую минуту. Он должен был немедленно удалиться.  Он  сказал,
что хочет пойти в свою комнату и прилечь, и в этот момент.., бах! Знаете,  я
мог бы расхохотаться, если бы все это не было столь фантастически жестоким и
отвратительным. "Стивен" уже взялся за ручку двери своей спальни,  когда  вы
крикнули ему, чтобы он не входил в комнату, потому что  там  спит  профессор
Риго - который тоже знал его как Гарри Брука! - и его нельзя беспокоить.
   Да, черт возьми! Его нельзя беспокоить!
   Удивляет ли вас сейчас, что "Кертис" бросился вниз  по  задней  лестнице,
словно за ним гнался сам дьявол?
   Но у меня не было времени размышлять об этом, потому  что  доктор  Гарвис
вернулся с сообщением, которое меня чрезвычайно испугало. Фей Ситон  уехала.
Оставленная ею записка, в особенности содержащаяся в ней фраза  "Портфель  -
полезная вещь, не правда ли?", выпускала джинна из бутылки, вернее - плащ из
портфеля.
   Я знал, что она собирается делать. Не будь я полным идиотом, я  бы  понял
это еще ночью.
   Именно тогда, когда я сказал Фей Ситон, что если мисс Хэммонд поправится,
то полиция не будет задействована, на ее губах появилась эта жуткая  улыбка,
и она пробормотала:
   "Разве?" Фей Ситон чувствовала отвращение и усталость и готова была  дать
волю своему гневу.
   В ее комнате в Лондоне находилась улика, все еще  грозившая  Гарри  Бруку
гильотиной. Она твердо  решила  забрать  ее,  вернуться  с  нею  в  Грейвуд,
швырнуть ее нам в лицо и потребовать ареста Гарри.
   Итак, посмотрите!
   Так называемый Стивен Кертис был в полном отчаянии. Но ему казалось,  что
он еще может выкрутиться. Когда он подкрался в темноте к Марион и  сыграл  с
ней этот трюк, связанный с Калиостро, Марион не видела его и слышала  только
его шепот. Ей бы никогда даже в голову не пришло (и действительно не пришло,
мы разговаривали с ней позднее), что на нее напал ее  жених.  Его  никто  не
видел, он незаметно пробрался в дом через черный  ход,  поднялся  по  задней
лестнице, вошел в спальню  мисс  Хэммонд,  а  потом  снова  спустился  вниз,
торопясь покинуть дом, пока  все  его  обитатели  не  собрались  в  комнате,
привлеченные выстрелом.
   Но Фей Ситон, возвращающаяся в одиночестве по безлюдной,  поросшей  лесом
местности с уликой, грозящей Гарри смертной казнью?..
   Вот почему, мой дорогой Хэммонд, я послал вас вслед за ней и приказал вам
ни на секунду не оставлять ее. Но потом все пошло не так, как надо.
   - Этот чертов шутник, - подхватил Риго, - ворвался в комнату, в которой я
спал, стащил меня с кровати, подтащил к  окну  и  сказал:  "Смотрите!"  И  я
посмотрел в окно и  увидел  двух  выходивших  из  дома  людей.  "Это  мистер
Хэммонд, - сказал он, - но скорее, скорее, скорее, кто его  спутник?"  -  "О
Боже! - сказал я. - Или я сплю,  или  это  Гарри  Брук".  И  он  выбежал  из
комнаты, чтобы позвонить по телефону.
   Доктор Фелл крякнул.
   - Но я забыл, - объяснил доктор Фелл, - что Хэммонд  прочел  письмо  этой
женщины вслух, причем его голос звенел, и наполовину обезумевшему  человеку,
стоявшему внизу у задней лестницы, все было слышно.  И,  -  прибавил  доктор
Фелл, поворачиваясь к Майлсу, - он сел с вами в  одну  машину  и  поехал  на
станцию. Верно?
   - Да! Но он не сел в поезд.
   - О нет, он сел в поезд, - сказал доктор Фелл. - Он просто вскочил в него
после того, как это сделали вы. Вы не заметили его, даже не  думали  о  нем,
потому что лихорадочно искали женщину. Прочесывая  поезд,  вы  не  удостоили
взгляда мужчину, державшего - как делали многие - перед лицом газету.
   Вам не удалось найти  Фей,  и  в  этом  вы  должны  винить  самого  себя,
поскольку в своем возбужденном состоянии не могли  рассуждать  логически.  В
постигшей вас неудаче нет ничего загадочного. Ей, как  и  вам,  было  тяжело
находиться   в   толчее,   и    она,    воспользовавшись    своей    женской
привлекательностью, смогла избежать этого. Она ехала в купе проводника.
   И это дурацкое обстоятельство привело к завершающей трагедии.
   Когда Фей приехала в Лондон, она была вне себя от гнева и  отчаяния.  Она
собиралась покончить с этой историей. Она собиралась обо всем рассказать. Но
потом, когда суперинтендент Хедли уже находился в ее  комнате  и  настойчиво
подталкивал ее к признанию...
   - Да? - торопила его Барбара.
   - Выяснилось, что она по-прежнему  не  способна  это  сделать,  -  сказал
доктор Фелл.
   - Вы имеете в виду, что она все еще любит Гарри Брука?
   - О нет, - ответил доктор Фелл. - Все это осталось в далеком прошлом.  Ее
чувство к нему основывалось на крат