Риго!"
   "Да, мой добрый друг?"
   "Не уведете ли вы отсюда  моего  сына,  чтобы  я  мог  уладить  кое-какие
проблемы должным образом?"
   "Куда мне увести его, друг мой?"
   "Куда угодно", - ответил мистер Брук и повернулся к нам спиной.
   Незаметно взглянув на часы, я увидел,  что  было  без  десяти  четыре.  В
четыре часа  мистер  Брук  должен  был  встретиться  здесь  с  Фей  Ситон  и
намеревался дождаться ее. Бросалось в глаза, что Гарри совсем сник, из  него
словно выкачали воздух. Желая смягчить обстановку, а не  подливать  масла  в
огонь, я ничего не сказал  о  своей  недавней  встрече  с  мисс  Фей.  Гарри
позволил мне увести себя.
   А теперь я хочу,  чтобы  вы  запомнили  -  хорошенько  запомнили!  -  как
выглядела крыша, когда мы покидали ее.
   Мистер Брук стоял у парапета, решительно повернувшись к нам спиной. Рядом
с ним была прислонена к парапету его легкая деревянная трость желтого цвета,
а с другой  стороны,  тоже  у  парапета,  находился  пухлый  портфель.  Этот
полуразрушенный зубчатый бортик, по грудь человеку, опоясывает крышу башни и
весь покрыт бледными иероглифами - инициалами тех,  кто  побывал  здесь.  Вы
отчетливо представляете себе эту картину? Хорошо!  Я  отвел  Гарри  вниз.  Я
провел его по лугу под защиту большой рощи каштанов, тянущейся на запад и на
север. Дождь уже начинал лить вовсю, и нам негде было укрыться. В роще  было
почти темно: стоя  под  деревом  и  слушая  бормотание  листвы,  по  которой
барабанил дождь, я почувствовал, что мое любопытство приобрело  маниакальный
характер. Я попросил Гарри, на правах друга и в каком-то смысле  наставника,
рассказать мне, в чем обвиняют Фей Ситон.
   Вначале он едва ли слушал меня. Затем этот красивый,  получивший  хорошее
образование юноша, который стоял, сжимая и разжимая кулаки, ответил мне, что
невозможно говорить всерьез о таких нелепых вещах.
   "Гарри, - сказал ему дядюшка Риго, выразительно  -  вот  так  -  поднимая
указательный палец, - Гарри, мы с вами много раз  беседовали  о  французской
литературе. Мы с вами беседовали о преступлениях и таинственных явлениях.  У
меня немалый жизненный  опыт.  И  должен  вам  сказать  одно:  больше  всего
несчастий приносят именно те вещи, которые кажутся слишком нелепыми, чтобы о
них стоило говорить всерьез".
   Он бросил на меня быстрый взгляд, в его глазах горел  какой-то  странный,
мрачный огонь.
   "Слышали ли вы, - спросил он, - слышали ли вы о  Жюле  Фрсснаке,  который
выращивает овощи на продажу?" "Ваша мать упоминала о нем, - ответил я, -  но
мне еще предстоит узнать, что же стряслось с Жюлем Фреснаком".
   "У Жюля Фреснака, - сказал Гарри, - есть шестнадцатилетний сын".
   "И что?"
   В этот момент, находясь в полумраке леса, из которого башня не видна,  мы
услышали пронзительный детский крик.
   Да, пронзительный детский крик.
   Говорю вам: этот крик привел меня в такой ужас, что я  почувствовал,  как
волосы у меня на голове  зашевелились.  Дождевая  капля  просочилась  сквозь
густую листву и упала мне на лысину, и я ощутил дрожь во всем теле.  Ведь  я
только что поздравлял себя с тем, что несчастье  предотвращено,  что  Говард
Брук, Гарри Брук и Фей Ситон сейчас разведены, а опасность может возникнуть,
только если все эти люди неожиданно сойдутся в одном и том же месте.  Теперь
же...
   Этот пронзительный крик донесся  до  нас  со  стороны  башни.  Мыс  Гарри
выбежали из рощи на  открытую,  поросшую  травой  поляну,  где  впереди  над
изгибом речного берега высилась башня. Сейчас все это открытое  пространство
было, как нам показалось, до отказа заполнено людьми.
   Мы довольно скоро узнали, что произошло.
   За опушкой леса около получаса назад расположилась приехавшая  на  пикник
компания, состоявшая из мсье и мадам Ламбер, их  племянницы  и  невестки,  а
также четырех детей в возрасте от девяти до четырнадцати лет.
   Как истинные французы, они отказались  принимать  во  внимание  погоду  и
отправились на пикник  точно  в  намеченный  день.  Место,  на  котором  они
намеревались расположиться, находилось, разумеется, на  территории  частного
владения. Но во Франции этому не придают  такого  значения,  как  в  Англии.
Узнав, однако, что мистера Брука раздражает присутствие посторонних, они  не
решались начать трапезу, пока не увидели, как от башни по очереди  удалились
Фей Ситон и мы с Гарри. Полагая, что теперь опасаться нечего, дети  выбежали
на открытое место, а  мсье  и  мадам  Ламбер  уселись  у  каштана  и  начали
распаковывать корзинку с припасами.
   Двое младших детей  отправились  исследовать  башню.  Когда  мы  с  Гарри
выскочили из леса, я увидел, как маленькая  девочка  стоит  перед  входом  в
башню и показывает  рукой  наверх.  Я  услышал  ее  голос,  пронзительный  и
срывающийся. "Папа! Папа! Папа! Там наверху человек, весь в  крови!"  Таковы
были ее слова.
   Не могу сказать, что делали и говорили в этот момент окружающие. Однако я
помню испуганные лица детей, обращенные  к  родителям,  и  голубой  с  белым
резиновый мячик, который покатился по траве и наконец  упал  в  реку.  Я  не
бежал, я шел к башне. Я поднялся по винтовой лестнице наверх. Во время этого
восхождения мне пришла в голову странная, дикая, фантастическая мысль о том,
что было очень необдуманно, не считаясь с больным сердцем  мисс  Фей  Ситон,
заставлять ее карабкаться по всем этим ступенькам.
   Затем я вылез на крышу, где ветер задувал с новой  силой.  Мистер  Говард
Брук - он был еще жив, его тело еще трепетало - лежал лицом вниз  посередине
площадки. На пропитанном кровью плаще, под левой лопаткой,  виднелся  разрез
размером с полдюйма: туда-то и был нанесен удар.
   Я еще не говорил вам, что на самом деле трость, которую он всегда носил в
руке, представляла собой  замаскированную  вкладную  шпагу.  Сейчас  две  ее
половины лежали по обе стороны от тела. Острое лезвие  с  рукоятью  валялось
возле правой ноги. Деревянные ножны откатились к парапету и теперь покоились
там. Но портфель с двумя тысячами фунтов стерлингов исчез.
   Глядя на эту картину, я замер в каком-то оцепенении, а  снизу  доносились
вопли Ламберов. Было ровно шесть минут пятого. Я отметил это  вовсе  не  для
полиции - просто меня интересовало, приходила ли  Фей  Ситон  на  встречу  с
мистером Бруком.
   Я подбежал к нему и  приподнял  его,  стараясь  посадить.  Он  улыбнулся,
пытаясь   что-то   сказать,   но   успел   только   произнести:   "Неудачное
представление". Гарри стал помогать мне, приподнимая окровавленное тело,  но
толку от него было мало. Он спросил: "Отец, кто это сделал?" Но мистер  Брук
уже не был в состоянии говорить членораздельно. Он умер  на  руках  у  сына,
цепляясь за него, словно сам был ребенком.

***

   В этом месте своего рассказа профессор Риго  сделал  паузу.  С  несколько
виноватым видом он наклонил голову и стал пристально разглядывать  обеденный
стол, вцепившись толстыми пальцами в его края. Молчал он долго,  но  наконец
стряхнул с себя оцепенение.
   Когда он заговорил, в его голосе прозвучала необычная настойчивость.

***

   - Прошу вас обратить особое внимание на то, что я сейчас вам скажу!
   Мы знаем, что мистер Говард Брук был абсолютно здоров и  невредим,  когда
без десяти четыре я оставил его в одиночестве на крыше башни.
   Следовательно, убийца непременно должен был находиться  рядом  с  ним  на
крыше башни. Этот человек, пока мистер Брук стоял к  нему  спиной,  по  всей
вероятности, выхватил трость-шпагу из  ножен  и  нанес  удар.  Полиция  даже
обнаружила, что на одном из зубцов крошащегося  парапета,  расположенных  со
стороны реки, не хватает кусков, которые могли  отломиться,  когда  человек,
карабкавшийся по внешней стене башни, ухватился за него рукой.  Мы  покинули
мистера Брука без десяти четыре, в пять минут пятого двое  детей  нашли  его
уже  умирающим,  значит,  убийство  должно  было  произойти  именно  в  этот
промежуток времени.
   Прекрасно! Превосходно! Установлено!

***

   Профессор Риго пододвинул стул еще ближе к столу.

***

   - Однако факты свидетельствовали о том,  что  за  это  время  к  нему  не
приближалась ни одна живая душа.

Глава 4

   - Вы слышите меня? - настойчиво допытывался профессор  Риго,  прищелкивая
пальцами, чтобы привлечь к себе внимание.
   Майлс Хэммонд очнулся от грез. Он подумал,  что  для  любого  человека  с
развитым  воображением  рассказ  маленького  толстого  профессора,   образно
передающий детали, с чувственной наглядностью описывающий  звуки  и  запахи,
создавал иллюзию подлинности происходящего. На какое-то короткое время Майлс
забыл, что сидит в одном из верхних залов ресторана Белтринга, открытые окна
которого выходят на Ромилли-стрит, а  рядом  на  столе  догорают  свечи.  Он
сжился со звуками, запахами и образами этого повествования,  так  что  шепот
дождя на Ромилли-стрит слился с шелестом дождя, падавшего на  башню  Генриха
Четвертого.
   Он обнаружил, что взбудоражен, встревожен, раздражен и  уже  не  способен
судить беспристрастно. Ему нравился мистер Брук, он испытывал к  нему  самые
настоящие уважение и симпатию, как будто был знаком с этим человеком. Кем бы
ни оказался убийца старины Брука...
   И все это время, еще больше лишая Майлса душевного  равновесия,  на  него
смотрели с лежавшей на столе цветной фотографии загадочные глаза Фей Ситон.
   - Прошу меня извинить, - стряхивая с себя наваждение, сказал Майлс, когда
профессор   Риго   защелкал   пальцами   и   он,   вздрогнув,   вернулся   к
действительности, - э-э-э, не повторите ли вы последнюю фразу?
   Профессор Риго залился своим сардоническим кудахтающим смехом.
   - Охотно, - учтиво поклонился он. - Я сказал: "Факты свидетельствовали  о
том, что ни одна живая душа не приближалась к мистеру Бруку в  течение  этих
роковых пятнадцати минут".
   - Не приближалась к нему?
   - Или не могла бы приблизиться к нему. Он  находился  на  крыше  башни  в
полном одиночестве. Майлс выпрямился.
   - Давайте  уточним!  -  сказал  он.  -  Этот  человек  действительно  был
заколот?
   - Он был заколот, - подтвердил профессор Рию. - Я горжусь тем,  что  имею
возможность продемонстрировать вам сейчас  оружие,  которым  было  совершено
преступление.
   Протянув руку, он с легким отвращением дотронулся до  толстой  трости  из
желтоватого дерева, которая во время всего обеда находилась рядом  с  ним  и
сейчас была прислонена к краю стола.
   - Это, - закричала Барбара Морелл, - она?..
   - Да. Она принадлежала мистеру Бруку. Думаю, я  дал  понять  мадемуазель,
что коллекционирую подобные реликвии. Не правда ли, красивая вещь, а?
   Подняв трость обеими руками, он драматическим жестом  отвинтил  изогнутую
ручку. Вытащив длинное, тонкое, острое стальное лезвие, зловеще  сверкнувшее
в свете свечей, он с некоторым почтением положил его на стол.  Однако  этому
лезвию не хватало блеска, его не чистили и не точили уже несколько  лет,  и,
когда оно легло на стол, придавив край фотографии Фей Ситон,  Майлс  заметил
на нем темные пятна цвета ржавчины.
   - Не правда ли, красивая вещь? - повторил профессор Риго. - В ножнах тоже
есть пятна крови, которые вы увидите, если поднесете их к глазам.
   Барбара Морелл рывком отодвинула  свой  стул,  вскочила  и  отпрянула  от
стола.
   - Господи, - закричала она, - зачем было приносить сюда подобный предмет?
И прямо-таки восхищаться им? Славный профессор в изумлении поднял брови:
   - Мадемуазель не нравится эта вещь?
   - Нет. Пожалуйста, уберите ее. Она.., она отвратительна!
   - Но мадемуазель должны нравиться подобные вещи, не так  ли?  Ведь  иначе
она не была бы гостьей "Клуба убийств"?

Глава 5

   - Вы слышите меня? - настойчиво допытывался профессор  Риго,  прищелкивая
пальцами, чтобы привлечь к себе внимание.
   Майлс Хэммонд очнулся от грез. Он подумал,  что  для  любого  человека  с
развитым  воображением  рассказ  маленького  толстого  профессора,   образно
передающий детали, с чувственной наглядностью описывающий  звуки  и  запахи,
создавал иллюзию подлинности происходящего. На какое-то короткое время Майлс
забыл, что сидит в одном из верхних залов ресторана Белтринга, открытые окна
которого выходят на Ромилли-стрит, а  рядом  на  столе  догорают  свечи.  Он
сжился со звуками, запахами и образами этого повествования,  так  что  шепот
дождя на Ромилли-стрит слился с шелестом дождя, падавшего на  башню  Генриха
Четвертого.
   Он обнаружил, что взбудоражен, встревожен, раздражен и  уже  не  способен
судить беспристрастно. Ему нравился мистер Брук, он испытывал к  нему  самые
настоящие уважение и симпатию, как будто был знаком с этим человеком. Кем бы
ни оказался убийца старины Брука...
   И все это время, еще больше лишая Майлса душевного  равновесия,  на  него
смотрели с лежавшей на столе цветной фотографии загадочные глаза Фей Ситон.
   - Прошу меня извинить, - стряхивая с себя наваждение, сказал Майлс, когда
профессор   Риго   защелкал   пальцами   и   он,   вздрогнув,   вернулся   к
действительности, - э-э-э, не повторите ли вы последнюю фразу?
   Профессор Риго залился своим сардоническим кудахтающим смехом.
   - Охотно, - учтиво поклонился он. - Я сказал: "Факты свидетельствовали  о
том, что ни одна живая душа не приближалась к мистеру Бруку в  течение  этих
роковых пятнадцати минут".
   - Не приближалась к нему?
   - Или не могла бы приблизиться к нему. Он  находился  на  крыше  башни  в
полном одиночестве. Майлс выпрямился.
   - Давайте  уточним!  -  сказал  он.  -  Этот  человек  действительно  был
заколот?
   - Он был заколот, - подтвердил профессор Рию. - Я горжусь тем,  что  имею
возможность продемонстрировать вам сейчас  оружие,  которым  было  совершено
преступление.
   Протянув руку, он с легким отвращением дотронулся до  толстой  трости  из
желтоватого дерева, которая во время всего обеда находилась рядом  с  ним  и
сейчас была прислонена к краю стола.
   - Это, - закричала Барбара Морелл, - она?..
   - Да. Она принадлежала мистеру Бруку. Думаю, я  дал  понять  мадемуазель,
что коллекционирую подобные реликвии. Не правда ли, красивая вещь, а?
   Подняв трость обеими руками, он драматическим жестом  отвинтил  изогнутую
ручку. Вытащив длинное, тонкое, острое стальное лезвие, зловеще  сверкнувшее
в свете свечей, он с некоторым почтением положил его на стол.  Однако  этому
лезвию не хватало блеска, его не чистили и не точили уже несколько  лет,  и,
когда оно легло на стол, придавив край фотографии Фей Ситон,  Майлс  заметил
на нем темные пятна цвета ржавчины.
   - Не правда ли, красивая вещь? - повторил профессор Риго. - В ножнах тоже
есть пятна крови, которые вы увидите, если поднесете их к глазам.
   Барбара Морелл рывком отодвинула  свой  стул,  вскочила  и  отпрянула  от
стола.
   - Господи, - закричала она, - зачем было приносить сюда подобный предмет?
И прямо-таки восхищаться им? Славный профессор в изумлении поднял брови:
   - Мадемуазель не нравится эта вещь?
   - Нет. Пожалуйста, уберите ее. Она.., она отвратительна!
   - Но мадемуазель должны нравиться подобные вещи, не так  ли?  Ведь  иначе
она не была бы гостьей "Клуба убийств"?
   - Да, разумеется! - поспешила она поправить положение. - Но только...
   - Но только что? - мягко и заинтересованно перебил ее профессор Риго.
   Майлс, немало удивленный, смотрел, как она стоит, ухватившись  за  спинку
стула.
   За столом она сидела напротив него, и во время рассказа  профессора  Риго
он один или два раза почувствовал на  себе  ее  пристальный  взгляд.  Однако
девушка почти не сводила глаз с профессора Риго. Должно быть, в  продолжение
его рассказа она непрерывно курила - Майлсу бросилось  в  глаза,  что  в  ее
кофейном блюдечке лежит не менее полудюжины окурков. Когда профессор поведал
о том, как Жюль Фреснак обрушился на  Фей  Ситон  с  яростной  тирадой,  она
нагнулась, словно хотела что-то достать из-под стола.
   Возможно, именно из-за белого платья живая, не очень высокая Барбара  так
походила на маленькую девочку. Она стояла  за  стулом,  судорожно  сжав  его
спинку.
   - Ну же, ну же, ну же? - продолжал допрашивать профессор Риго. - Вы очень
интересуетесь такими вещами. Но только...
   Барбара заставила себя засмеяться.
   - Хорошо! - сказала она. - Повествуя о преступлениях, не следует  слишком
увлекаться натуралистическими подробностями. Вам это скажет любой писатель.
   - Вы пишете романы, мадемуазель?
   - Нет.., не совсем... - Она снова засмеялась и махнула  рукой,  не  желая
больше говорить на эту тему. - Как бы то ни было, - быстро продолжала она, -
вы говорите, что мистера Брука кто-то убил. Кто его убил? Это сделала... Фей
Ситон?
   Последовала  пауза,  несколько  напряженная  пауза,  в  течение   которой
профессор Риго смотрел на  девушку  так,  словно  пытался  принять  какое-то
решение. Затем раздался его кудахтающим смех.
   - Как мне убедить вас, мадемуазель? Разве я не сказал, что  эта  леди  не
являлась преступницей в общепринятом смысле этого слова?
   - О! - сказала Барбара Морелл. - Тогда все  в  порядке.  Она  пододвинула
стул обратно к столу и села. Майлс изумленно воззрился на нее.
   - Если вы считаете, что все в порядке, мисс Морелл, то я не могу  с  вами
согласиться.  Профессор  Риго  утверждает,  будто  никто  не  приближался  к
жертве...
   - Именно так! И продолжаю утверждать!
   - Как вы можете быть в этом уверены?
   - Помимо всего прочего, имеются свидетели.
   - Кто они?
   Бросив быстрый взгляд на Барбару, профессор Риго бережно  взял  со  стола
лезвие шпаги-трости. Он вернул его в ножны, вновь плотно  завинтил  ручку  и
осторожно прислонил трость к краю стола.
   - Вы согласны, друг мой, что я наблюдательный человек? Майлс усмехнулся:
   - Не стану спорить.
   - Прекрасно! Тогда  я  вам  все  продемонстрирую.  Развивая  дальше  свои
аргументы,  профессор  Риго  снова  поставил  локти  на  стол   и   принялся
постукивать указательным пальцем правой руки по указательному пальцу  левой,
приблизив свои сверкающие глаза-буравчики к ладоням,  так  что  едва  ли  не
начал косить.
   - Прежде всего я могу засвидетельствовать сам, что, когда мы расстались с
мистером Бруком, оставив его в одиночестве, ни один человек не мог прятаться
ни внутри башни, ни на ее крыше. Такое предположение  просто  абсурдно!  Эта
башня просматривается насквозь, и  в  ней  было  пусто,  как  в  опрокинутом
стакане! Я видел это собственными глазами! То же самое  можно  сказать  и  о
моменте моего возвращения на крышу в пять минут пятого. Я готов  поклясться,
что убийца не имел возможности укрыться где-то в башне, а потом выскользнуть
из нее.
   Затем, что произошло, когда мы с Гарри покинули это место? В ту же минуту
всей лужайкой, окружающей башню,  за  исключением  узкой  полоски  земли  со
стороны реки, завладело семейство из восьми человек: мсье и мадам Ламбер, их
племянница, их невестка и четверо детей.
   Я холостяк, благодарение Богу.
   Они воцарились на этом открытом участке.  Их  было  так  много,  что  они
просто заполонили его. В  поле  зрения  Ламберов  находился  вход  в  башню.
Племянница и самый старший из детей прогуливались вокруг башни, рассматривая
ее. А двое младших исследовали башню изнутри. И все они сходятся в том,  что
никто за это время не проникал в башню и не покидал ее.
   Майлс уже открыл рот, чтобы возразить, но профессор Риго опередил его.
   - Действительно, - согласился он, - эти люди ничего не  могли  утверждать
относительно той части башни, которая выходит на реку.
   - А! - сказал Майлс. - Значит, со стороны реки никого не было?
   - Увы, нет.
   - Тогда все совершенно ясно, не так ли? Вы недавно говорили, что на одном
из зубцов парапета со  стороны  реки  были  отломаны  куски,  словно  кто-то
цеплялся за этот зубец руками, когда лез по стене на  крышу.  Следовательно,
убийца должен был проникнуть туда со стороны реки.
   - Рассмотрим, - сказал профессор  Риго  с  полным  сознанием  собственной
правоты,