чаг.  Мы
уже строили планы на будущее, как вдруг кто-то начал распространять обо  мне
всякие слухи.
   У Майлса пересохло в горле.
   - Какого рода слухи?
   - О, самые непристойные. - Кровь слегка прилила к нежным белым щекам Фей.
Она сидела, полузакрыв глаза. - Были и другие слухи, слишком, - она чуть  не
засмеялась, - нелепые, чтобы докучать вам рассказом о  них.  Разумеется,  я,
сама даже не подозревала об их существовании. Но мистер Брук знал уже  почти
месяц.., однако ничего мне не говорил. Думаю, сначала он  получал  анонимные
письма.
   - Анонимные письма?! - воскликнул Майлс.
   - Да.
   - Профессор Риго о них не упоминал.
   - Возможно, их и не было. Это.., это только мое предположение. Обстановка
в доме стала очень напряженной. И в кабинете, где мистер Брук диктовал  мне,
и  во  время  наших  трапез,  и  по  вечерам.  Казалось,  даже  миссис  Брук
заподозрила что-то неладное. Потом наступил этот ужасный  день,  двенадцатое
августа, когда умер мистер Брук.
   Не сводя с нее глаз, Майлс  подался  назад  и  взгромоздился  на  широкий
выступ подоконника.
   При ровном свете крошечной лампочки тени оставались неподвижными. Но  для
Майлса эта узкая, длинная библиотека словно исчезла.  Он  вновь  очутился  в
окрестностях Шартра, на берегу  Юра,  позади  находился  дом  под  названием
Боргар, а над рекой неясно рисовалась каменная башня. Прошлое ожило.
   - Какой это был жаркий  день!  -  как  во  сне,  произнесла  Фей,  поводя
плечами. - Шел дождь, гремел гром, но было так жарко! После завтрака,  когда
мы остались наедине, мистер Брук попросил меня встретиться  с  ним  у  башни
Генриха Четвертого, примерно в четыре часа. Я и представить себе  не  могла,
что он собирался отправиться в Лионский кредитный банк за этими  знаменитыми
двумя тысячами фунтов стерлингов.
   Я ушла из дома незадолго  до  трех  часов,  как  раз  перед  возвращением
мистера Брука из банка с этими  деньгами  в  портфеле.  Видите  ли,  я  могу
сказать вам.., о, потом я  столько  раз  говорила  об  этом  полицейским!  Я
намеревалась искупаться, поэтому захватила  с  собой  купальник.  Но  вместо
этого просто побродила по берегу реки. - Фей помолчала. - Когда я уходила из
этого дома, мистер Хэммонд, - она издала странный, вымученный смешок, -  мне
казалось, что  в  нем  царят  мир  и  покой.  Джорджина  Брук,  мать  Гарри,
разговаривала на кухне с  кухаркой.  Гарри  писал  письмо  в  своей  комнате
наверху. Гарри - бедняга! - раз в неделю писал письмо своему старому  другу,
живущему в Англии, Джиму Мореллу.
   Майлс выпрямился.
   - Минутку, мисс Ситон!
   - Да?
   Она бросила на него быстрый взгляд; в голубых  глазах  читались  испуг  и
изумление.
   - Имеет ли этот Джим Морелл, - спросил Майлс, - какое-нибудь отношение  к
девушке, которую зовут Барбара Морелл?
   - Барбара Морелл, Барбара Морелл, - повторила она, и ее вспыхнувший  было
интерес угас. - Нет, не могу сказать. Я ничего  не  знаю  об  этой  девушке.
Почему вы вспомнили о ней?
   - Потому что.., не важно! Не имеет значения. Фей Ситон  оправила  юбку  и
задумалась, пытаясь найти нужные слова. Видимо, ей трудно было  говорить  об
этом.
   - Мне ничего не  известно  об  убийстве!  -  воскликнула  она  мягко,  но
настойчиво. - Я повторяла это полиции снова и снова  Было  почти  три  часа,
когда я отправилась на прогулку по берегу реки, и ушла  довольно  далеко  от
башни.
   Вы, конечно, знаете, что произошло за это время. Мистер Брук вернулся  из
банка и стал искать Гарри. Поскольку Гарри находился не в своей комнате, а в
гараже, мистер Брук решил направится к башне на свидание со  мной,  хотя  до
него оставалась еще уйма времени. Вскоре Гарри  узнал,  куда  он  пошел,  и,
накинув плащ, последовал за отцом. Миссис Брук позвонила Жоржу Риго,  и  тот
приехал на своей машине.
   В половине четвертого.., я посмотрела  на  часы..,  и  решила,  что  пора
отправляться к башне. Я дошла до  нее  и  вошла  внутрь.  С  крыши  до  меня
донеслись голоса. Когда я начала подниматься по лестнице, то  узнала  голоса
Гарри и его отца.
   Фей облизнула губы.
   Майлсу показалось,  по  легкому  изменению  ее  тона,  что  она  привычно
повторяет слова, которые произносила уже множество раз, и  поэтому  ее  речь
льется гак плавно, - и все же он не сомневался в ее искренности.
   - Нет, я не слышала, о чем они говорили. Я не осталась там только потому,
что не выношу ссор. Выходя из башни, я встретила входящего в нее  профессора
Риго. Потом.., да! я все-таки решили искупаться.
   Майлс изумленно смотрел на нее.
   - Вы пошли купаться?
   - Я устала, и мне было жарко. Я полагала, что  купание  освежит  меня.  Я
переоделась в роще у реки, как это делали многие.  Роща  находится  довольно
далеко от башни,  она  расположена  значительно  севернее  ее,  на  западном
берегу. Я плавала и блаженствовала в прохладной воде. О том, что  произошло,
я узнала только на обратном пути, когда было уже без четверти  пять.  Вокруг
башни толпилось множество людей, среди них  полицейские.  Гарри  подошел  ко
мне, протягивая руки, и сказал: "Господи, Фей, кто-то убил папу".
   Ее голос замер.
   Фей закрыла рукой глаза, а потом и все лицо.  Через  какое-то  время  она
снова взглянула на Майлса с грустной и виноватой улыбкой.
   - Пожалуйста, простите меня! - сказала  она,  вскинув  голову,  и  слабый
золотистый свет заструился по ее  волосам.  -  Понимаете,  я  словно  заново
пережила все. Это свойственно одиноким людям.
   - Да. Я знаю.
   -  И  больше  мне  ничего  не  известно,  правда.  Вы  хотите  что-нибудь
спросить?
   Майлс, чувствуя себя чрезвычайно неловко, протянул к ней руки:
   - Милая мисс Ситон! Я не прокурор и здесь нахожусь  не  для  того,  чтобы
задавать вам вопросы.
   - Возможно. Но я предпочла бы, чтобы вы их задали, если  у  вас  возникли
какие-то сомнения. Майлс колебался.
   - Полиция смогла найти только одно уязвимое место в моих показаниях - это
злополучное купание. Я находилась в реке. И не  было  ни  одного  свидетеля,
который мог бы наблюдать за башней  со  стороны  реки.  Поэтому  не  было  и
никаких сведений о том, приближался ли кто-нибудь к башне  с  этой  стороны.
Разумеется, предположение, что  кто-то  -  да  еще  в  купальном  костюме  -
способен взобраться на крышу башни по гладкой  стене  высотой  сорок  футов,
совершенно абсурдно. В конце концов они  вынуждены  были  признать  это.  Но
между тем!..
   Улыбаясь, словно все это уже не имело значения, но не находя в  себе  сил
унять легкую дрожь, Фей встала. Не давая себе времени  одуматься,  повинуясь
какому-то внезапному импульсу, она медленно направилась  к  Майлсу,  лавируя
между доходившими ей до пояса грудами книг. Ее голова была слегка  наклонена
набок. В ее глазах,  в  ее  губах  была  некая  бессильная  кротость,  некая
прелесть, на которую Майлс откликался всем своим существом.  Он  спрыгнул  с
подоконника.
   - Вы верите мне?! - вскричала Фей. - Скажите, что вы мне верите!

Глава 8

   Майлс улыбнулся ей:
   - Конечно же я вам верю!
   - Спасибо, мистер Хэммонд. Но мне кажется, что вы  немного  сомневаетесь,
немного.., как бы это сказать?..
   - Не в том дело. Просто профессор Риго прервал  свой  рассказ  где-то  на
середине, и остались некоторые неясные моменты,  которые  продолжают  мучить
меня. Какой вердикт вынесла полиция?
   - В конце концов был сделан вывод, что это самоубийство.
   - Самоубийство?
   - Да.
   - Но почему они пришли к такому заключению?
   - Полагаю, все дело в том,  -  сказала  Фей,  и  тонкие  дуги  ее  бровей
причудливо изогнулись,  -  что  полиция  не  могла  найти  никакого  другого
объяснения.  Этим  вердиктом  полиция   спасала   свое   лицо.   -   Она   в
нерешительности помедлила. - И на ручке шпаги-трости были отпечатки  пальцев
только самого мистера Брука. Вы знаете, что он был заколот шпагой-тростью?
   - О да. Я даже видел эту чертову штуку.
   - Полицейского врача, славного маленького доктора Поммара, едва не хватил
удар, когда он услышал о вердикте. Боюсь, я не поняла его объяснений, но  он
утверждал, что нанести такую рану самому себе практически невозможно,  разве
только мистер Брук держал шпагу за клинок, а не за рукоять. Но все  равно...
- Она пожала плечами.
   - Подождите минутку! - запротестовал Майлс. - Насколько я понял, портфель
с деньгами исчез?
   - Да. Верно.
   - Если никто не поднимался на крышу башни и не закалывал  мистера  Брука,
то что же, по их мнению, произошло с портфелем?
   Фей отвела взгляд.
   - Они решили, - ответила девушка, - что во время предсмертных  конвульсий
он.., он каким-то образом сбросил портфель в реку.
   - Дно реки исследовали?
   - Да. Сразу же.
   - И портфель не был найден?
   - Нет.., его вообще не нашли.
   Фей опустила голову, ее глаза были прикованы к полу.
   - И не из-за недостатка усердия! - негромко  воскликнула  она,  кончиками
пальцев проводя бороздки в покрывавшем книги слое пыли. - В  первую  военную
зиму это происшествие прогремело на всю Францию. Бедная миссис  Брук  умерла
той же зимой - от горя, как все считали. Гарри, как я уже говорила, был убит
под Дюнкерком.
   Потом пришли немцы. Они пользовались любым  случаем,  чтобы  поднять  шум
вокруг  сенсационного  убийства,  особенно  такого,   в   котором   замешана
безнравственная женщина, считая, что подобные  вещи  отвлекут  французов  от
всяких бесчинств. О, они-то уж позаботились о том, чтобы интерес  публики  к
этому преступлению не иссяк!
   - Насколько я понимаю, - сказал Майлс, -  вы  оставались  во  Франции  во
время оккупации? Вы ведь не успели вернуться в Англию?
   - Нет, - ответила Фей, - мне было стыдно. Майлс повернулся к ней спиной и
яростно стукнул кулаком по подоконнику.
   - Все, хватит об этом, - объявил он.
   - Прошу вас! Ничего страшного не случилось.
   - Нет, случилось! - Майлс угрюмо смотрел в окно. -  Торжественно  обещаю,
что с этой темой покончено, что я никогда не вернусь к  ней,  что  я  больше
никогда не задам вам ни одного вопро... - Он запнулся. - Значит, вы не вышли
замуж за Гарри Брука?
   Глядя на ее отражение в  темном  оконном  стекле,  он  заметил,  что  она
смеется, еще до того, как с ее губ сорвался хоть единый звук. Он увидел, как
Фей откинула голову, расправила плечи, закрыла глаза, резко выбросила вперед
руки; он увидел, как смех рождается в ее горле, и лишь потом услышал едва ли
не истерический, рыдающий, душащий ее хохот, звеневший в тишине  библиотеки,
и был поражен этим бурным проявлением чувств у такой сдержанной девушки.
   Майлс повернулся к ней. Он физически ощущал, как на него накатывает волна
нежности и желания защитить, проникающая  в  самые  глубины  его  сердца,  и
пришел в смятение, сознавая, что от этого до любви рукой подать. Спотыкаясь,
он устремился к Фей. Он налетел на книжную башню, которая с грохотом рухнула
- в свете лампы сверкнул столб поднятой пыли - как раз в тот  момент,  когда
дверь открылась и в библиотеку вошла Марион Хэммонд.
   - Знаете ли вы, - раздался трезвый голос Марион - и накал страстей тотчас
же ослабел, как спадает порванная струна, - который сейчас час?
   Прерывисто дыша, Майлс застыл на месте. Фей тоже замерла, и  на  ее  лицо
вернулось обычное безмятежное выражение. Этот взрыв эмоций  либо  привиделся
ему, либо послышался в бреду.
   Однако даже ясноглазая оживленная Марион держалась несколько напряженно.
   - Уже почти половина двенадцатого, -  продолжала  она,  -  и  если  Майлс
собирается  полночи  не  спать,  по  своему  обыкновению,  то  мой  долг   -
позаботиться, чтобы все остальные по крайней мере выспались.
   - Марион, ради Бога!.. Марион нежно проворковала:
   - Не сердись, Майлс. Вы можете себе представить, - пожаловалась она  Фей,
можете себе представить, что с другими он сама доброжелательность, а со мной
ведет себя просто безобразно.
   - Полагаю, большинство братьев таковы.
   - Да, возможно, вы правы.
   Марион,  в  переднике,  подтянутая,  цветущая,  черноволосая,  начала   с
отвращением пробираться сквозь неразбериху книжных груд. Властным жестом она
подняла лампу Фей и вложила ее в руку своей гостьи.
   - Мне так понравился ваш прелестный подарок, - загадочно сказала  она,  -
что я собираюсь дать вам кое-что взамен. Да! Коробку кое с  чем!  Она  лежит
сейчас наверху, в моей комнате. Идите и поглядите на нее, а  я  очень  скоро
присоединюсь к вам; а потом отправлюсь прямо  в  постель.  Вы..,  вы  знаете
дорогу?
   - О да! Думаю,  я  уже  хорошо  ориентируюсь  в  доме.  С  вашей  стороны
необычайно любезно...
   - Пустяки, моя дорогая! Идите же.
   - Доброй ночи, мистер Хэммонд.
   Застенчиво взглянув на Майлса, Фей вышла из комнаты и  закрыла  за  собой
дверь. Теперь библиотеку освещала всего одна лампа,  и  Майлсу  трудно  было
разглядеть в полумраке лицо Марион. Но даже посторонний почувствовал бы  тот
опасный эмоциональный накал, который успел  уже  появиться  в  доме.  Марион
кротко сказала:
   - Майлс, дружок!
   - Да?
   - Это зашло слишком далеко.
   - Что зашло?
   - Ты знаешь, что я имею в виду.
   - Напротив, милая Марион, я не имею ни малейшего представления, о чем  ты
говоришь, - возразил Майлс. Он прорычал эти  слова,  прекрасно  ощущая,  как
жалко и напыщенно они прозвучали, а мысль о том, что и Марион чувствует это,
привела его в ярость. - Если ты, случайно, не подслушивала под дверью...
   - Майлс, не веди себя как ребенок!
   - Не объяснишь ли ты мне, чем вызвано твое оскорбительное замечание? - Он
торопливо направился к ней, расшвыривая книги. - Полагаю, все объясняется на
самом деле тем, что тебе не нравится Фей Ситон?
   - Вот в этом ты не прав. Она мне нравится! Только...
   - Пожалуйста, продолжай.
   Марион всплеснула руками, а затем беспомощно уронила их на передник.
   - Ты сердишься на меня, Майлс, потому что я практичная, а ты  нет.  Я  не
могу не быть практичной. Такой уж я уродилась.
   - Я не критикую тебя. Почему ты должна критиковать меня?
   - Ради твоего же блага, Майлс! Даже Стив, а я, Бог свидетель, очень люблю
Стива!..
   - Стив достаточно практичен для тебя.
   -  За   его   неторопливостью   и   респектабельными   усами   скрывается
чувствительный романтик, немного похожий на  тебя,  Майлс.  Не  знаю,  может
быть, таковы все мужчины. Но Стиву, пожалуй, нравится, когда его опекают,  в
то время как ты этого не выносишь ни при каких обстоятельствах...
   - Да, видит Бог, не выношу!
   - ..и ты никогда не слушаешь ничьих советов, а это, сознайся,  глупо.  Но
так или иначе, не будем ссориться! Жаль, что я вообще затронула эту тему.
   - Послушай, Марион. - Майлс взял себя в руки. Он говорил медленно  и  сам
искренне верил каждому своему слову. - Ты ошибаешься, если считаешь, будто я
испытываю глубокий интерес к самой Фей Ситон. На самом деле меня  интересует
с научной точки зрения это преступление. Человек был убит на крыше башни, но
никто, никто не имел возможности приблизиться к нему...
   - Ладно, Майлс. Не забудь запереть все двери, перед тем  как  отправиться
спать, дорогой. Спокойной ночи.
   Марион двинулась к выходу. Воцарившееся напряженное молчание  действовало
Майлсу на нервы.
   - Марион!
   - Что, милый?
   - Ты не обиделась, старушка? Она заморгала.
   - Разумеется, нет, глупыш! И мне, пожалуй, нравится твоя Фей Ситон. А что
до летающих убийц и существ, которые способны разгуливать  по  воздуху..,  я
просто хотела бы увидеть какое-нибудь из них своими глазами, вот и все!
   - Интересно знать, Марион, как бы ты поступила, если бы это действительно
произошло?
   - О, не знаю. Наверное,  выстрелила  бы  в  него  из  револьвера.  Майлс,
обязательно запри все двери и не уходи гулять по лесу, оставив дом открытым.
Спокойной ночи!
   И она закрыла за собой дверь.
   После ее ухода Майлс некоторое время стоял неподвижно, пытаясь привести в
порядок свои мысли. Потом он начал машинально подбирать с полки и ставить на
прежние места рассыпанные им книги.
   Что все эти женщины имеют против Фей Ситон?  Прошлым  вечером,  например,
Барбара Морелл фактически предостерегала его в отношении Фей.., или это  ему
показалось? Многое в поведении Барбары осталось для него загадкой. Он мог  с
уверенностью сказать только одно: девушка была  очень  расстроена.  Фей,  со
своей стороны, отрицала, что знает Барбару Морелл, однако упомянула  -  явно
намеренно - какого-то ее однофамильца...
   Джим Морелл. Так его звали.
   К черту все это!
   Майлс Хэммонд повернулся и снова уселся на выступ подоконника.  Глядя  на
темнеющий лес, отделенный от дома всего двадцатью ярдами, он  решил,  что  в
таком лихорадочном состоянии прогулка в темноте среди лесных ароматов явится
для него живительным бальзамом. Поэтому, раскрыв пошире окна, он забрался на
подоконник и спрыгнул на землю.
   Когда он, оказавшись за окном, вдохнул эту свежесть,  его  легкие  словно
освободились от  какой-то  тяжести.  Он  вскарабкался  по  поросшему  травой
крутому склону и вышел на луг, простиравшийся до самого леса.  Теперь  торец
дома находился на несколько футов ниже и он мог заглянуть  в  библиотеку,  в
темную столовую, в маленькую гостиную, тускло освещенную лампой, и, наконец,
в темную большую гостиную. Почти  все  остальные  комнаты  Грейвуда  служили
спальнями, и большинство из них нуждалось в ремонте.
   Майлс взглянул на окна второго этажа, находившиеся слева от него. Спальня
Марион была в самом конце, над библиотекой.  Обращенные  к  нему  окна  этой
спальни - на восточной стороне дома - были  закрыты  шторами.  Но  из  окон,
выходивших на  юг,  на  деревья,  смутно  видные  в  темноте,  лился  слабый
золотистый свет. Хотя сами окна не попадали  в  поле  зрения  Майлса,  краем
глаза он отчетливо видел этот  золотистый  свет.  И  вдруг  в  нем  медленно
проплыла женская тень.
   Была ли это Марион? Или Фей Ситон, беседовавшая с нею перед тем, как лечь
спать?
   Все в порядке!
   Бормоча эти слова себе под нос, Майлс повернулся и направился к  передней
части дома. Было довольно прохладно, он мог бы, по крайней  мере,  захватить
плащ. Но эта поющая тишина, этот свет за деревьями,  возвещавший  о  восходе
луны, одновременно успокаивали и возбуждали его.
   Он спустился на открытое место перед Грейвудом. Прямо перед ним находился
примитивный  мостик,  перерезавший  ручей.  Майлс   встал   на   мостик   и,
перегнувшись через перила, стал слушать тихий ночной шепот  воды.  Возможно,
он простоял  минут  двадцать,  погруженный  в  мысли,  в  которых  неизменно
присутствовала некая особа, когда резкий шум мотора заставил его очнуться от
грез.
   Машина, которой не было видно за деревьями, подъехала по тряской  дороге,
отходящей  от  главной  магистрали,  и  остановилась  у  посыпанной  гравием
дорожки. Из нее вышли  два  человека,  один  из  которых  нес  электрический
фонарик. Они с трудом начали одолевать путь до мостика,  и,  всматриваясь  в
очертания их фигур, Майлс заметил,  что  один  из  них  мал  ростом,  толст,
косолап и подпрыгивает при ходьбе. Второй -  невероятно  высок  и  массивен;
длинный темный  плащ  делал  его  еще  огромней,  он  шагал  вразвалку,  как
император, а трубный звук, с которым он  прочищал  горло,  напоминал  боевой
клич.
   В маленьком человечке  Майлс  узнал  профессора  Жоржа  Антуана  Риго.  А
огромный мужчина оказался другом Майлса, доктором Гидеоном Феллом.
   Изумленный Майлс громко выкрикнул их имена, и оба остановились.
   Доктор Фелл, поворачивая фонарь в  поисках  кричавшего,  по  рассеянности
осветил  собственное  лицо,  и  оно  оказалось  еще  румянее,  с  еще  более
отсутствующим выражением,  чем  помнилось  Майлсу.  Двойной  подбородок  был
опущен, словно доктор приготовился к спору. Очки на широкой черной  ленточке
сидели на носу не правдоподобно криво. Копна седеющих  волос  и  разбойничьи
усы  воинственно  подрагивали.  Пристальный  взгляд  великана,  стоявшего  с
непокрытой головой, блуждал повсюду, кроме того места, где на