Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Карр Диксон Джон. Убийство в музее восковых фигур -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  -
Джон Диксон КАРР УБИЙСТВО В МУЗЕЕ ВОСКОВЫХ ФИГУР ONLINE БИБЛИОТЕКА http://www.bestlibrary.ru Глава 1 В ту ночь на Бенколине не было фрака, и завсегдатаи ночных заведений чувствовали себя в безопасности. Дело в том, что об этом денди - охотнике за людьми, главе парижской полиции - ходит легенда, в которую свято верят во всех ночных притонах от Монмартра до бульвара Ла-Шапель. Ведь парижане - даже те, которые имеют основания опасаться полицейских, - обожают эксцентричных детективов. Бенколин имел обыкновение не торопясь обходить ночные заведения - и супермодные, расположенные вверх по улице Фонтэн, и поскромнее, сгрудившиеся вокруг арки Сен-Мартен. Даже в самых грязных районах, которые разместились слева от бульвара Сент-Антуан и о существовании которых и не подозревают туристы, его не раз видели за кружкой пива, слушающим металлическое подвывание мелодии танго в густом облаке табачного дыма. Именно такое времяпрепровождение, по его словам, ему по душе. Бенколину нравится сидеть, не привлекая к себе внимания, перед кружкой пива в разноцветном полумраке и под звуки оглушительного джаза уноситься куда-то мыслями - мыслями, какие только и могут зародиться за его мефистофельским изломом бровей. Однако, говоря "не привлекая к себе внимания", он несколько грешит против истины: его присутствие не более незаметно, чем гром медных труб оркестра. Правда, Бенколин молчит, только вежливо улыбается и всю ночь дымит сигарой. Далее легенда утверждает: когда Бенколин появляется в обычном пиджаке, это означает, что он просто решил развлечься. Видя его в таком костюме, хозяева сомнительных кафешек выказывают ему всяческие знаки внимания, низко кланяются и непременно подносят шампанское. Если детектив надевает смокинг, это значит, что он напал на след, но пока только размышляет и присматривается; в этом случае содержатели заведений, хотя и заметно встревоженные, все же сажают его за хороший стол и предлагают чего-нибудь крепкого вроде коньяка. Но уж когда Бенколин появляется во фраке, в придачу в своем знаменитом плаще, цилиндре и с тростью с серебряным набалдашником в руке, когда он улыбается еще приветливее, а фрак у него под левой рукой чуть топорщится - тогда, господа, ждите беды! Хозяин кафе не предлагает ему выпить, оркестр сбивается с такта, официант роняет тарелку-другую, а завсегдатаи спешат поскорее увести своих милашек, пока не засверкали ножи. Нужно сказать, что легенда эта не выдумка. Я не раз говорил Бенколину, что подобная показуха не к лицу главному детективу города Парижа; строго говоря, задержание преступника вообще не входит в его обязанности, с этим с таким же успехом справится любой младший инспектор. Но говорить с ним на эту тему бесполезно: весь этот процесс доставляет ему колоссальное удовольствие - и будет доставлять до тех пор, пока чей-нибудь более быстрый нож или пуля не настигнут его под газовым фонарем в грязном закоулке какого-нибудь забытого Богом мерзкого квартала, пока его опаловые запонки не упадут в лужу, а спрятанный в трости стилет не замрет, наполовину вытащенный из ножен. Время от времени я составлял ему компанию в его ночных прогулках - но лишь один раз на Бенколине был вечерний костюм. В ту ночь нам пришлось немало потрудиться, пока на запястьях преступника не защелкнулись наручники. Мой новый цилиндр украсился по меньшей мере двумя дырками, и я ругался на чем свет стоит, а Бенколин посмеивался, когда мы сдавали крикливого джентльмена жандармам. Поэтому, когда октябрьской ночью, с которой и начинается эта история, Бенколин позвонил мне и предложил "прогуляться", это вызвало во мне, как говорят у меня на родине, самые противоречивые чувства. "При полном параде?" - осведомился я. Бенколин ответил, что нет. Это звучало обнадеживающе. Пройдя под розовыми фонарями бульваров, мы оказались в том грязном, заплеванном и буйном районе вокруг арки Сен-Мартен, где на каждом шагу бордели и то и дело кто-нибудь рядом с тобой вспахивает носом тротуар. К полуночи мы добрались до ночного клуба, где намеревались хорошенько выпить. Среди иностранцев, особенно моих соотечественников, почему-то бытует представление, будто французы не пьянеют. Весело смеясь над этим нелепым предрассудком, мы с Бенколином уселись за столик в углу и, пытаясь перекричать ор вокруг, заказали бренди. В подвале было очень жарко, хотя электрические вентиляторы работали вовсю, пробивая туннели в дыму. Голубой прожектор пробегал в темноте по переплетающимся телам танцующих, и от этого чья-нибудь накрашенная физиономия, выхваченная на мгновение из тьмы и тут же снова поглощенная вздыбившейся темной массой, казалась зловещей. Покачиваясь в унисон монотонному завыванию и топоту, оркестр медленно выводил мелодию танго. Снова застонали трубы, зашаркали подошвы, музыка стала тише, и невнятно гудящие танцоры одновременно сделали пируэт, отчего их тени заплясали по залитым синим светом стенам. Продавщицы, закрыв глаза, медленно скользили в объятиях своих спутников, ведь из всех танцев танго - самый упоительный и самый страстный. Я наблюдал, как выплывали из тьмы и снова растворялись в ней напряженные лица, словно подхваченные черной волной среди ставшего теперь зеленым света; многие из танцоров были пьяны, и все казались не правдоподобными и жуткими, а между взрывами гвалта, когда замолкал стон аккордеона, слышалось мерное жужжание вентиляторов. - Зачем мы сюда пришли? - спросил я. Эффектным жестом, звякнув блюдцами, официант запустил через стол наши стаканы, и они, вращаясь, остановились точно перед нами. Не поднимая глаз, Бенколин ответил: - Не смотрите сразу... Вон тот человек, в углу, через два стола от нас, который так явно прячет от меня глаза... Я осторожно обернулся. Было слишком темно, чтобы видеть отчетливо, но в какой-то момент зеленый луч прожектора выхватил из тьмы лицо человека, о котором говорил Бенколин. Этот тип развалился на стуле, обнимая сразу двух девиц и смеясь вместе с ними. Во время короткой неестественной вспышки я разглядел блеск черных напомаженных волос, массивный подбородок, горбатый нос и недвижно уставившиеся на свет глаза. Все это никак не вписывалось в окружающую банальную атмосферу, но почему - я не мог объяснить. Взгляд этих горящих глаз, шмыгнувший в сторону вслед за лучом, был странен и напомнил мне паука, которого спугнули в своем темном углу лучом карманного фонаря. Я подумал, что при встрече узнаю этого человека. - Ваша добыча? - спросил я. Бенколин покачал головой: - Нет, во всяком случае не сейчас. Но у нас кое с кем назначена встреча... А, вот и он - видите, пробирается к нашему столу? Допивайте. Человек, на которого он показал, неуверенно пробирался между столиками, явно смущенный окружающей обстановкой. Он был маленького роста, с большой головой и обвислыми седыми бакенбардами. Вдруг в глаза ему ударил зеленый свет; ослепленный, он наткнулся на какой-то столик и растерянно, умоляюще посмотрел на Бенколина. Детектив сделал мне знак, мы встали, и маленький человечек поспешил за нами по направлению к задней комнате. Я бросил взгляд на горбоносого. Он прижал к груди голову одной из девиц и рассеянно перебирал ее волосы, одновременно провожая нас немигающим взглядом... Совсем рядом с эстрадой, где рев музыки был совсем уж оглушительным, Бенколин распахнул неприметную дверцу. Мы оказались в побеленном коридорчике, под потолком тускло светила электрическая лампочка. Маленький человечек стоял перед нами склонив голову набок, согнувшись и нервно мигая. Его красноватые глаза имели необычное свойство то округляться, то снова сужаться, как будто следуя биению пульса. Неопрятные усы и огромные седые бакенбарды были слишком велики для его костлявого лица, скулы блестели, а лысина казалась присыпанной пылью. Над ушами торчали два пучка седых волос. Порыжевший пиджак черного цвета висел на нем, как на вешалке, и видно было, что он нервничает. - Я не знаю, чего хочет мсье, - заговорил он визгливо. - Но я пришел. Я закрыл свой музей. - Джефф, - обратился ко мне Бенколин, - это господин Августин. Он хозяин старейшего в Париже музея восковых фигур. - Музея Августина, - пояснил маленький человечек. Он наклонил голову и, сам того не замечая, застыл, словно перед фотокамерой. - Все фигуры я делаю сам." Вы ведь слышали о Музее Августина? Он выжидающе смотрел на меня, и я кивнул, хотя на самом деле впервые слышал о его музее. Музей мадам Тюссо - единственное из подобных заведений, которое я знал. - Посетителей стало меньше, чем в прежние времена, - вздохнул Августин, покачав головой. - Это потому, что я не перебираюсь в модные районы, не завожу электрической рекламы, не торгую спиртным." Эх! - Он яростно мял свою шляпу. - Чего они хотят? Это же не луна-парк. Это музей. Это искусство! Я работаю, как работал мой отец, ради искусства. Великие люди весьма ценили моего отца... Он обращался ко мне полувызывающе, полупросительно, горячо жестикулируя и теребя свою шляпу. Бенколин прервал его, двинувшись дальше по коридору, и распахнул одну из дверей. При виде нас из-за стола, стоявшего посредине убогой комнаты, окна которой были занавешены потрепанными краевыми портьерами и которая, без сомнения, служила местом мимолетных любовных свиданий, вскочил молодой человек. Подобные места отличаются тошнотворным ароматом пошленьких страстей и дешевой парфюмерии и вызывают в воображении нескончаемую вереницу свиданий под лампой с пыльным розовым абажуром. Молодой человек, выкуривший здесь столько сигарет, что впору было задохнуться, совершенно выпадал из этого антуража. Он был загорелым и по-военному подтянутым; казалось, его короткие черные волосы и темные глаза повидали немало далеких стран. Даже его аккуратно подстриженные усики отличались краткостью военной команды. Чувствовалось, что все время, которое ему пришлось провести в ожидании, он нервничал и не находил себе места; теперь же, когда ожидание наконец кончилось, в его прищуренных глазах появилась уверенность. - Приношу вам свои извинения, - начал Бенколин, - за то, что пришлось прибегнуть к подобному месту встречи. Но зато здесь нам не помешают. Позвольте представить: капитан Шомон, господин Марль, мой коллега, и господин Августин. Молодой человек поклонился без тени улыбки. Очевидно, он не привык к гражданской одежде, и руки его то и дело непроизвольно ощупывали пиджак. Разглядывая Августина, он кивнул, не меняя мрачного выражения на лице. - Хорошо, - сказал он. - Значит, это тот самый человек? - Я вас не понимаю! - возмутился Августин. Усы его воинственно ощетинились, он выпрямился. - Вы ведете себя, сударь, так, словно я обвиняюсь в каком-то преступлении. Я требую объяснений! - Присядьте, господа, - пригласил Бенколин. Мы с Августином подвинули стулья к столу, над которым горела лампа под розовым абажуром, а капитан Шомон остался стоять, то и дело притрагиваясь к левой поле пиджака, будто ища там саблю. - Итак, - продолжал Бенколин, - я задам вам несколько вопросов. Вы не возражаете, господин Августин? - Разумеется нет, - с достоинством ответил тот. - Насколько я понимаю, вы уже довольно давно являетесь владельцем музея восковых фигур? - Сорок два года. И сегодня впервые, - Августин перевел воспаленные глаза на Шомона, и голос его задрожал, - впервые полиция соблаговолила... - И число посетителей вашего музея невелико? - Я объяснил вам почему. Но мне нет до этого дела. Я работаю только ради искусства. - Сколько у вас служащих? - Служащих?.. - Августин не ожидал такого вопроса и снова замигал. - Ну, только моя дочка. Она продает билеты. Я их проверяю. Все работу делаю сам. Бенколин слушал его благодушно, даже доброжелательно, зато Шомон так и сверлил глазами, и мне почудилось, что во взгляде этих немало повидавших глаз сквозила неприкрытая ненависть. Шомон сел. - Вы разве не собираетесь спросить его?.. - обратился он к Бенколину, с силой сцепив пальцы. - Конечно, - кивнул Бенколин и вынул из кармана фотографию. - Господин Августин, вы видели когда-нибудь эту юную даму? Перегнувшись через стол, я увидел кокетливо смотрящее с фотографии удивительно красивое, но лишенное пикантности лицо: девушка лет девятнадцати или двадцати, с живыми темными глазами и безвольным подбородком. В уголке стоял штамп самого модного в Париже фотографа. Безусловно, это была девушка из хорошего общества. Шомон смотрел на матовые серо-черные краски фотографии так, будто они резали ему глаза. Когда Августин закончил изучение карточки, Шомон протянул руку и перевернул фото изображением книзу. В желтом круге света лицо его, изможденное, будто отполированное самумом, было бесстрастно, но в глубине глаз полыхал затаившийся пожар. - Вы, пожалуйста, вспомните хорошенько, - сказал он. - Она была моей невестой. - Не знаю, - пожал плечами Августин и зажмурил глаза. - Я.., нельзя от меня требовать... - Вы ее видели? - повторил Бенколин. - Мсье, что это значит? - возмутился Августин. - Вы все смотрите на меня так, будто я... Что вам угодно? Вы спрашиваете меня об этой карточке? Лицо мне знакомо. Я где-то видел эту девушку, и я никогда никого не забываю. Я всегда изучаю людей, которые приходят ко мне в музей, чтобы схватить... - он вытянул тщедушные ладошки, - чтобы схватить какое-нибудь выражение, оттенок для моих восковых фигур. Понимаете? - Он остановился в нерешительности. Всматриваясь с самым серьезным видом в каждого из нас, он машинально шевелил пальцами, словно разминая воск. - Но я ничего не знаю! Зачем вы вызвали меня сюда? Что я сделал? Я никому не причиняю вреда. Единственное, чего я хочу, - это чтобы меня оставили в покое... - Девушка на этой фотографии, - пояснил Бенколин, - это мадемуазель Одетта Дюшен. Дочь покойного министра. И теперь она мертва. Последний раз ее видели живой, когда она заходила в Музей Августина, и оттуда она не вышла. После продолжительного молчания, во время которого старик проводил трясущейся рукой по лицу, сильно нажимая на глаза, Августин жалобно залепетал: - Господа, я всю свою жизнь был порядочным человеком... Я просто не понимаю, куда вы клоните... - Она была убита, - продолжал Бенколин. - Ее тело выловили из Сены сегодня днем. Шомон, глядя на старика через всю комнату остановившимся взглядом, прибавил: - Вся в синяках. Избитая. И.., она умерла от ножевых ран. Августин глядел на Шомона и Бенколина так, будто они медленно прижимали его штыками к каменной стенке. - Вы же не думаете, - пробормотал он наконец, - что я... - Если бы я так думал, - сказал Шомон, внезапно улыбнувшись, - я бы вас придушил на месте. Мы хотим, чтобы вы помогли нам... Насколько я знаю, это уже не первый такой случай; господин Бенколин говорит, что полгода тому назад еще одна девушка зашла в Музей Августина и... - Я об этом ничего не знал! - Разумеется, - кивнул Бенколин. - Ваш музей - только одно из мест, которые, как нам известно, она посетила. Мы полагали, что вы, сударь, вне подозрений. Кроме того, ту девушку так и не нашли; не исключено, что она исчезла по собственной воле. Таких случаев сколько угодно. Невзирая на испуг, Августин заставил себя спокойно встретить пристальный взгляд детектива. - Почему, - спросил он, - мсье так уверен, что мадемуазель.., м-м-м... Дюшен вошла в мой музей и потом из него не вышла? - Я вам отвечу, - вмешался Шомон. - Я был обручен с мадемуазель Дюшен. Сейчас я в отпуске и нахожусь дома. Мы обручились год назад, и с тех пор я ее не видел. За это время она сильно переменилась.., но это к делу не относится. Вчера мадемуазель Дюшен и ее подруга, мадемуазель Мартель, должны были встретиться со мной в пять часов в Павильоне Дофин. Но Одетта повела себя.., как-то странно. В четыре часа позвонила мне, сказала, что встречу придется отменить, но никак этого не объяснила. Я позвонил мадемуазель Мартель и выяснил, что и ей сказали то же самое. Я почувствовал, что тут что-то не так, и тут же поехал к мадемуазель Дюшен домой. Когда я приехал, она как раз отъезжала от дома в такси. Я поймал другое и последовал за ней. - Шомон напрягся, на скулах его заиграли желваки. - Не вижу причин оправдывать свои действия. У жениха есть кое-какие права... Особенно я забеспокоился, когда понял, в какой район она направляется: молодой девушке в этих трущобах совсем не место. Одетта отпустила такси перед Музеем Августина. Меня это озадачило: она никогда не говорила, что интересуется восковыми фигурами. Меня так и тянуло войти вслед за ней.., но у меня есть своя гордость. Перед нами стоял человек, никогда не дававший волю чувствам; человек, воспитанный в суровых и благородных канонах, которые Франция веками вырабатывала для своих офицеров. Шомон обвел нас всех взглядом, который не нуждался в комментариях. - Я прочитал на вывеске, что музей закрывается в пять. Оставалось всего полчаса, и я стал ждать. Когда музей закрылся и она не вышла, я предположил, что она воспользовалась другим выходом. Кроме того, я был рассержен, что пришлось столько времени проторчать без толку на улице. - Подавшись вперед, он задумчиво и требовательно поднял на Августина глаза. - Сегодня, узнав, что она не приходила домой, я отправился в музей, чтобы выяснить, в чем дело, и мне сказали, что в музее нет другого выхода. Как это понять? Августин вскочил, отбросив стул. - Но он есть! - воскликнул он. - Там есть еще один выход! - Не для публики, полагаю, - заметил Бенколин. - Нет.., нет, конечно же нет! Он выходит в переулок за музеем... Дверь в задней стене, за фигурами, куда я хожу включать освещение. Это служебный ход. Но мсье сказал... - И он постоянно заперт, - продолжал Бенколин как бы в раздумье. Старик всплеснул руками: - Ну и чего вы от меня хотите? Скажите же что-нибудь! Вы что, собираетесь арестовать меня за убийство? - Нет, - покачал головой Бенколин. - Мы хотим взглянуть на ваш музей, это раз. И еще хотелось бы все же узнать, приходилось ли вам видеть эту девушку. Августин, пошатываясь, оперся обеими руками о стол и наклонился почти к лицу Бенколина. Глаза у него то расширялись, то сужались, создавая какое-то странное, жутковатое впечатление. - В таком случае, - сказал он, - я вам отвечу: да. Да! Потому что в музее что-то происходит, и я не могу понять что. Я спрашивал себя, уж не схожу ли я с ума... - Он поник головой. - Присядьте, - предложил Бенколин. - Присядьте и расскажите нам все. Шомон перегнулся через стол и мягко подтолкнул старика к стулу. Августин сел и принялся покачиваться на стуле, постукивая пальцами по нижней губе. - Не знаю, сможете ли вы понять, что я имею в виду, - заговорил он, недолго помолчав. Теперь голос его стал четче и бодрее: чувствовалось, что он давно ждал возможности излить душу. - Цель, иллюзия, дух музея восковых фигур - это атмосфера смерти. Она безмолвна и неподвижна. От дневного света она, как сон, отгорожена каменными гротами, в ней слышно лишь эхо, она пропитана сумрачным зеленым светом, как будто в глубинах бездонного моря. Вы понимаете меня? Там все мертво, все застыло в жутких или

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору