Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Карре Джон Ле. В одном немецком городке -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  -
ебылицу. - И это все небылицы? - В таких слухах всегда есть доля правды, но всегда только доля. Во всяком случае, всем на это наплевать, кроме нас,- почему же мы должны так уж беспокоиться? К политике, как утверждает Карфельд, он пришел постепенно: любит говорить о долгих годах, которые провел в спячке, и о своем пробуждении. Говорит он так, будто вещает мессия - во всяком случае, когда говорит о себе. - Вы с ним когда-нибудь встречались? - Упаси боже, конечно, нет. Только читал о нем. Слышал его по радио. Но в известном смысле он всегда присутствует в нашей жизни. Взгляд светлых глаз Тернера снова был прикован к Петерсбергу, солнце сквозь щель в холмах било прямо в окна серого отеля. Один из холмов был весь изрыт каменоломнями, какие-то маленькие машины, белые от пыли, копошились у его подножия. - Надо отдать ему должное: за полгода он перестроил все на этой галерее. Кадры, организацию, термины. До по явления Карфельда это были слабоумные маньяки - неприкаянные, вроде цыган, бродячие проповедники, гитлеровские выкормыши. Сейчас это вполне оформленная группа интеллектуалов-патрициев. Никаких орд в рубашках с закатанными рукавами, никаких глупостей, присущих социалистам,- если не считать, конечно, студентов, а он до статочно умен, чтобы терпеть их. Он знает, какая тонкая грань отделяет пацифиста, набрасывающегося на полицейского, от полицейского, набрасывающегося на пацифиста. Словом, мы имеем дело с Барбароссой, который ходит в чистой рубашке и имеет диплом доктора промышленной химии. Герр доктор Барбаросса - таков он сегодня. И с ним - экономисты, историки, статистики, ну и, конечно, юристы. Юристы - это великие гуру германского народа, всегда так было. А вы знаете, сколь нелогичны могут быть юристы. При этом - никаких политиков: политиков не уважают. К тому же, в понимании Карфельда, они всегда играют представительскую роль. А Карфельд не нуждается ни в каком представительстве, отнюдь. Его лозунг: иметь власть, но не править. Все знать лучше всех - ни за что не отвечать. Это, как вы понимаете, конец, а не начало,- сказал он с глубоким убеждением, так не вязавшимся с его апатичностью.- И мы, и немцы прошли через демократию, и никто не сказал нам за это спасибо. Все равно как человеку, сбрившему щетину. Никто не поблагодарит вас за то, что вы побрились, никто не благодарит вас за демократию. Теперь мы подошли к другому ее концу. Демократия возможна только при наличии строго регламентированной классовой системы; это игрушка, которую снисходительно бросают массам. Больше мы не можем этим заниматься. Это была вспышка света между феодализмом и веком автоматики, ныне угасшая. С чем же мы остались? Избиратели отрезаны от парламента, парламент отрезан от правительства, правительство отрезано от всех. Отсюда лозунг: правительство правит молча. Правительство правит в отчуждении. Впрочем, мне нет нужды говорить вам об этом - это ведь явление чисто английское. Он умолк, ожидая, что скажет Тернер. Но Тернер глубоко задумался и молчал. За длинным столом в центре спорили журналисты. Кто-то пригрозил переломать кому-то кости, кто-то третий заявил, что тут же размозжит им обоим головы. - Я не знаю, что я защищаю или что представляю. Да и кто знает? В Лондоне вам говорят, подмигнув, что вы - джентльмен, который врет направо и налево на благо своей страны. Причем учтите: добровольно. Но сначала скажите, какую правду я должен скрывать. Никто об этом понятия не имеет. За стенами министерства несчастные люди думают, будто у нас есть книга в золотом переплете, на обложке которой написано: П о л и т и к а . . . Господи, если бы они знали...- Он допил вино.- Может, вы знаете? Предполагается, что мы должны добиваться максимума благ при минимуме трений. Ну а что подразумевается под благами? Власть? Сомневаюсь, чтобы власть была нам ко благу. Может, нам полезнее упадок? Может, нам нужен Карфельд? Новый Освальд Мосли? Боюсь, мы даже не заметили бы его появления. Противоположность любви - апатия, а не ненависть. Вот в состоянии апатии мы здесь и живем. В состоянии истерической апатии. Выпейте еще мозельского. - Как вы считаете,- спросил Тернер, по-прежнему не отрывая взгляда от холмов,- может Зибкрон уже знать насчет Гартинга и, если да, может ли это ожесточить их? Может это быть причиной такого чрезмерного внимания к нам? - Обсудим это потом,- спокойно сказал де Лилл.- Не при детях, если не возражаете. Солнце опустилось на реку и осветило ее; оно казалось большой золотой птицей, которая, распустив крылья, слегка коснулась ими поверхности воды, и все сразу ожило, точно веселым весенним днем. Приказав юному официанту отнести две рюмки лучшего коньяку на улицу к теннисным кортам, де Лилл изящно продефилировал между пустыми столиками к боковой двери. Журналисты, сидевшие в центре комнаты, умолкли; они накачались вином и угрюмо осели в своих кожаных креслах, тупо ожидая какой-нибудь новой политической катастрофы, которая возродила бы их к жизни. - Бедняга вы, бедняга,- заметил де Лилл, когда они вышли на свежий воздух.- Я вам, наверно, ужасно надоел. Вам всегда так везет? Но, видно, всем нам хочется излить душу стороннему человеку, правда? Неужели все мы кончаем тем, что становимся маленькими Карфельдами? И только-то? Анархистами-патриотами из средних слоев населения? Вот какая перспектива должна казаться особенно унылой. - Я должен посмотреть его дом,- сказал Тернер.- Мне надо кое-что выяснить. - Ничего не выйдет,- все тем же ровным тоном заметил де Лилл.- Людвиг Зибкрон поставил вокруг его дома охрану. Было три часа. Они сидели в саду под парусиновым зонтом, потягивая коньяк, и наблюдали за тем, как дочери дипломатов весело играют в мяч на мокрых кирпично-красных площадках кортов. - Я подозреваю, что Прашко - мошенник,- заявил де Лилл.- Он давно числился в нашем активе, но потом повернул против нас.- Он зевнул.- В свое время это был человек весьма опасный - настоящий политический пират. Ни один заговор не обходился без него. Я видел его не сколько раз: мы, англичане, до сих пор время от времени беспокоим его. Как всех отступников, его тянет к утра ченной вере. Сейчас он свободный демократ. Может быть, Роули уже говорил вам? Сейчас это прибежище для всех потерпевших крушение; у них там есть весьма странные личности. - Но он же был нашим другом! - До чего вы наивны,- вяло проронил де Лилл.- Совсем как Лео. Можно знать человека всю жизнь и не быть его другом. Неужели Прашко так для вас важен? - Он мой единственный ключ,- сказал Тернер.- Единственный, за кого можно ухватиться для начала. Только он общался с Гартингом вне посольства. Ему была отведена роль шафера на будущей свадьбе. - На свадьбе? У Лео? - Де Лилл резко выпрямился, сразу утратив всю свою невозмутимость. - Гартинг был давно уже помолвлен с некой девицей по имени Маргарет Айкман. Они знали друг друга еще до того, как Лео стал работать в посольстве. Де Лилл с явным облегчением снова откинулся на спинку кресла. - Если вы собираетесь говорить с Прашко...- сказал он. - Не собираюсь, не волнуйтесь - это мне разъяснили.- Тернер отхлебнул немного вина.- Но кто-то предупредил Лео. Кто-то это сделал. И он потерял голову. Он узнал, что время у него ограниченно, что он живет в долг,- и тотчас прихватил все, что мог. Все. Письма, документы... И бежал, даже не позаботившись закамуфлировать свой побег отпуском. - Роули никогда бы не дал ему отпуска - в нынешней ситуации. - Отпуск по семейным обстоятельствам он бы получил. Брэдфилд, например, сразу об этом подумал. - А тележку тоже он украл? Тернер молчал. - Наверно, и мой новый электрический вентилятор тоже. Это, несомненно, пригодится ему в Москве. Де Лилл удобнее откинулся в кресле. Небо было голубое-голубое, яркое солнце так сильно припекало, точно светило сквозь увеличительное стекло. - Если дело затянется, придется мне покупать новый вентилятор. - Кто-то его предупредил,- повторил Тернер.- Это единственное объяснение. Он сдрейфил. Потому-то я и подумал о Прашко: он ведь в прошлом принадлежал к левым. Был попутчиком, следуя терминологии Роули. Они давние друзья с Лео - вместе пробыли в Англии всю войну. Он посмотрел на небо. - Сейчас вы выдвинете теорию,- пробормотал де Лилл.- Я уже вижу, как она рождается. - Оба они вернулись в Германию в сорок пятом, послужили в армии, потом расстались. Пути их разошлись: Лео остается британским подданным и этим прикрывается, а Прашко натурализуется и начинает заниматься политикой в Германии. Должен сказать, эти двое могли бы быть весьма полезной парой в качестве долгосрочных резидентов. Возможно, оба они были втянуты в одну и ту же игру - завербованы кем-то еще в Англии, когда Россия была нашим союзником. И дружбе их пришел конец. Так обычно бывает. Стало небезопасно даже поддерживать отношения: дескать, наши имена не должны быть связаны. Но они продолжали эти отношения поддерживать тайно. И вот однажды Прашко что-то узнает. Всего несколько недель назад. Возможно, совершенно неожиданно. Представим себе, что он это узнает по секретным боннским каналам, о которых вы такого высокого мнения, слышит, что Зибкрон напал на след. Всплыла какая-то старая история; кто-то проболтался: мы преданы. А возможно, под подозрение попал один Лео. И вот Прашко говорит: укладывай чемоданы. Забирай с собой все, что можешь, и беги. - Какой страшный у вас ум,- с искренним восторгом заметил де Лилл.- Какая жуткая, изощренная фантазия. - Беда в том, что на этот раз она работает вхолостую. - В самом деле? В жизни так не случается? Я рад, что вы это сознаете. Так вот: Лео никогда не сдрейфил бы - это не в его натуре. Слишком он держит себя в руках. И как это ни глупо звучит, но он к нам очень привязан. Без лишней скромности говорю: очень. Это наш по складу человек, Алан. Не их. Ему невероятно мало нужно от жизни. Шах терская лошадка - таким почему-то представлялся он мне в нашей проклятой конюшне на первом этаже. Даже когда он поднялся выше, перешел на другой этаж, он словно принес с собой что-то снизу, какую-то атмосферу таинственности. Все считали его славным малым. Славным и несколько излишне любопытным... - Ни один из тех, с кем я говорил, не называл его таким уж славным. Де Лилл повернул голову и с нескрываемым интересом посмотрел на Тернера. - В самом деле? Как страшно! Значит, каждый из нас считал, что собеседник шутит. Точно клоуны в трагедии. Это очень гадко,- заметил он. - Ну, хорошо,- сказал Тернер.- Он не был привержен никакой догме. Но мог быть привержен в юности, не так ли? - Мог. - В таком случае он мог преспокойно спать - я имею в виду, его политическое сознание могло спать... - А... - ...пока Карфельд не заставил его проснуться, пока новый национализм - этот старый враг - внезапно не разбудил его. "Эге, что же это происходит?" Он увидел, что все начинается сначала, и сказал об этом людям: история, мол, повторяется. - Кажется, Маркс сказал: история повторяется, но в первый раз как трагедия, а второй раз - как фарс. Весьма остроумно для немца. Хотя должен признаться, что в сравнении с Карфельдом и его движением коммунизм кажется иногда необычайно привлекательным. - Каким он все-таки был? - упорно добивался своего Тернер.- Каким он был на самом деле? - Лео? Господи, а какие все мы? - Вы-то знали его, а я - нет. - Вы что, собираетесь меня допрашивать? - спросил де Лилл, и вопрос прозвучал совсем не шутливо.- Черта с два стану я платить за наш ленч, если вы намереваетесь сорвать с меня маску. - Брэдфилд любил его? - А кого Брэдфилд любит? - Он присматривал за ним? - На работе - безусловно, там это необходимо: Роули знает свое дело. - Он ведь, кажется, католик, не так ли? - О боже милостивый,- вздохнул де Лилл с неожиданно прорвавшимся чувством.- Какие чудовищные вещи вы говорите! Нельзя так делить людей - из этого ничего хорошего не получится. Жизнь ведь не меряют тем, сколько на свете ковбоев и сколько индейцев. Тем более жизнь дипломатов. Если вы в самом деле так понимаете жизнь, лучше подавайте в отставку.- Произнеся эти слова, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, давая теплым лучам солнца немного восстановить его душевное равновесие.- А именно это и тревожит вас в Лео, верно? - добавил он прежним, утраченным было, безразличным тоном.- Вот он взял и исчез, следуя какой-то глупой вере. А ведь бог мертв. Нельзя же поклоняться одному и сжигать другое - это уже отдавало бы средневековьем.- И, окончательно примирившись с собой, он снова умолк.- Мне вспоминается один случай с Лео,- после паузы снова за говорил он.- Это может пригодиться для записи в вашей маленькой книжечке. Интересно, как вы это истолкуете. Однажды роскошным зимним днем я возвращался со скучнейшей конференции, которую проводили немцы; время около половины пятого, делать особенно нечего, съезжу-ка в горы за Годесберг, решил я. Солнце, мороз, снег, ветерок - именно в такой день, надеюсь, моя душа отлетит когда-нибудь в рай. И вдруг я увидел Лео. Это был - бесспорно, безусловно, вне всяких сомнений - он, Лео. В этаком фантастическом черном тулупе с поднятым воротником и в отвратительной фетровой шляпе, какие носят карфельдовские сподвижники. Он стоял у края футбольного поля, наблюдая, как гоняют мяч какие-то юнцы, и курил одну из своих тонких сигар, на которые все всегда жаловались. - Один? - Совершенно один. Я хотел было остановиться, но передумал. Он был без машины - во всяком случае, поблизости не видно было ни одной - и за много миль от обжитых мест. И все же я не остановился, потому что подумал: не надо, не мешай, он молится. Он видит перед собой детство, которого никогда не знал. - Вы испытывали к нему теплые чувства, да? Де Лилл, наверное, ответил бы - вопрос явно не смутил его,- но их беседу неожиданно прервали. - Привет! Завели себе новую тень? - заплетающимся языком пробубнил кто-то рядом с ними. Человек стоял против солнца, и Тернер прищурился, чтобы его разглядеть. Понемногу в покачивающейся фигуре с копной черных косматых волос он признал английского журналиста, который здоровался с ними во время ленча. Журналист тыкал пальцем в Тернера, но наклоном головы явно адресовал свой вопрос де Лиллу: - Он кто - сутенер или шпион? - Кем вы предпочитаете оказаться, Алан? - весело спросил де Лилл и, не получив ответа от Тернера, нимало не смущаясь, продолжал: - Алан Тернер - Сэм Аллертон. Сэм представляет тут целую кучу газет, верно, Сэм? Это необычайно могучий человек, хотя он не ценит своего могущества. Журналисты вообще его не ценят. Аллертон продолжал глядеть на Тернера. - Ну, хоть откуда он взялся? - Из города под названием Лондон,- ответил де Лилл. - А из какой части города Лондона? - Из министерства сельского и рыбного хозяйства. - Врете вы все. - Ну, в таком случае из министерства иностранных дел. Неужели трудно догадаться? - Надолго он тут? - Проездом. - А надолго проездом? - Ну, вы же знаете, что такое визиты. - Я знаю, что такое его визиты,- сказал Аллертон.- Он ищейка.- Его тусклые желтые глаза медленно оглядели Тернера и отметили ботинки на толстой подошве, костюм из легкой тропической ткани, бесстрастное лицо и светлые, смотрящие в упор, не мигая, глаза.- Белград,- сказал он наконец.- Вот где я вас видел. Какой-то посольский парень залез в постель к одной шпионке, и их сфотографировали. Нам пришлось про это дело промолчать, не то посол всех нас вышвырнул бы оттуда. Сотрудник безопасности - вот что вы такое, Тернер, выкормыш Бевина. Вы подвизались и в Варшаве, верно? Это я тоже помню. И там был переполох, верно? Какая-то девица пыталась покончить с собой. Девица, которую вы чересчур прижали. И этот материальчик нам тоже пришлось сунуть в мусорную корзину. - Проваливайте-ка отсюда, Сэм,- сказал де Лилл. Аллертон расхохотался. Смех у него был какой-то жуткий, безрадостный, больной, к тому же он и в самом деле, видимо, вызвал у него боль, потому что Аллертон вдруг опустился на стул и длинно выругался. Черные жирные волосы его подпрыгивали, разметавшись, как плохо причесанный парик, огромный живот подрагивал, свисая над перетягивавшим его ремнем. - Ну, Питер, как же поживает наш друг Людвиг Зибкрон? Следит за тем, чтобы мы остались целы и невредимы? Спасает империю? Не произнеся ни слова, Тернер и де Лилл поднялись и направились через лужайку к стоянке машин. - Эй, кстати, а вы слыхали новости? - крикнул им вслед Аллертон. - Какие новости? - Эх, ребята, ни черта вы не знаете! Федеральный министр иностранных дел только что вылетел в Москву. Переговоры на высшем уровне для заключения советско-германского торгового соглашения. Немцы вступают в СЭВ и подписывают Варшавский договор. Все, чтобы угодить Карфельду и спутать карты в Брюсселе. Британию - вон, Россию - милости просим, Раппальский договор - только на этот раз о ненападении. Что скажете на это? - Скажем, что вы врун, каких мало,- заявил де Лилл. - Приятно чувствовать, что ты нравишься,- намеренно сюсюкая, как гомосексуалист, отпарировал Аллертон.- Только не говори мне, радость моя, что этого никогда не будет, потому что в один прекрасный день это произойдет. В один прекрасный день они на это пойдут. Вынуждены будут. Врежут мамочке по шее и найдут себе нового папочку для своего фатерланда. Но это будет, уж конечно, не Запад. Верно? Так кто же это будет? - И, повысив голос, поскольку они уже отошли от него, он заорал: - Вот чего вы, дурачье, не понимаете! Карфельд - единственный человек в Германии, который говорит правду: "холодная война" окончена. Всем это ясно, кроме вонючих дипломатов! - Последний его залп настиг их, когда они уже закрывали дверцы машины: - А впрочем, все это не страшно, дорогулечки,- донеслось до них.- Теперь мы можем спать спокойно, раз Тернер с нами! Маленькая спортивная машина медленно продвигалась мимо стерильно чистых аркад американской колонии. Церковный колокол, усиленный динамиком, гудел, славя солнце. На ступеньках типично американской часовни жених и невеста позировали фотографам - то и дело вспыхивали блицы. Машина свернула на Кобленцерштрассе, и гул толпы захлестнул их волной. Наверху мигали электронные индикаторы, указывая скорости машин. Портретов Карфельда стало много больше. Мимо промчались два "мерседеса" с арабскими буквами на номерных знаках, обогнали их, врезались в один с ними поток, снова из него вышли и исчезли. - Этот лифт...- сказал вдруг Тернер,-...в посольстве... Он давно вышел из строя? - Бог ты мой, кто помнит, когда что случилось? Где-то в середине апреля, должно быть. - Вы уверены? - Вы все думаете насчет тележки? Она ведь тоже исчезла в середине апреля! - А вы догадливы,- заметил Тернер.- Даже очень. - А вы допускаете непоправимую ошибку, если считаете се

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору