бя  великим
специалистом,- парировал де Лилл с неожиданной силой, которую Тернер однажды
уже  подметил в нем.- И не воображайте себя человеком в белом халате, а всех
нас  -  подопытными  кроликами.-  Он  резко  свернул  в  сторону,  чтобы  не
столкнуться с грузовиком, и  за их спиной тотчас яростно завизжали тормоза.-
Я  спасаю  вашу  шкуру,  хотя  вы,  возможно,  этого  и  не  замечаете.-  Он
улыбнулся.- Не сердитесь. Просто Зибкрон действует мне на нервы - вот и все.
     - У него в дневнике стоит буква "П",- неожиданно сказал Тернер.- Запись
сделана после  рождества: "Встретиться с П. Пригласить П. на обед". И больше
никаких упоминаний об этом П. Ведь это мог быть Прашко.
     - Мог.
     - Какие министерства расположены в Бад-Годесберге?
     - Строительства, науки, здравоохранения. Насколько мне известно, только
эти три.
     - Он ездил туда на совещание каждый четверг во второй  половине дня.  В
какое из этих министерств он мог ездить?
     Де Лилл остановил  машину у  светофора. Сверху  на  них  хмуро  смотрел
Карфельд,  похожий  на  циклопа:  один   глаз  у  него  был  содран  чьей-то
возмущенной рукой.
     -  Не  думаю,  чтобы  он  ездил  на  какие-либо  совещания,-  осторожно
предположил де Лилл.- Во всяком случае, в последнее время.
     - Что вы хотите этим сказать?
     - Только то, что сказал.
     - Послушайте...
     - А кто вам говорил, что он ездит на совещания?
     - Медоуз. Причем Медоуз слышал  это от самого Лео. Лео сказал ему,  что
он  ездит  каждую неделю на  совещания по  договоренности с Брэдфилдом.  Это
как-то связано с финансовыми претензиями немецких граждан.
     - О господи,- еле слышно пробормотал де Лилл. Он вывернул машину влево,
пропуская вперед сигналивший ему белый "порш".
     - Что значит "о господи"?
     - Сам не знаю. Но, наверно, не то, что вы думаете. Никаких совещаний не
было. Во всяком случае, таких, на которых должен был  присутствовать Лео. Ни
в Бад-Годесберге, ни где-либо еще, ни по четвергам, ни по каким- либо другим
дням.  До приезда  Роули он, правда,  бывал на  совещаниях  низшего звена  в
министерстве   строительства.   Там   обсуждались   частные   контракты   на
восстановление домов, поврежденных  во время маневров  союзных  войск. И Лео
утверждал их.
     - До тех пор, пока не приехал Брэдфилд?
     - Да.
     - А что произошло потом? Эти совещания окончились, что ли? Так же как и
вся его работа.
     - Более или менее.
     Вместо  того  чтобы свернуть  направо  к  воротам  посольства, де  Лилл
повернул влево, решив сделать еще один круг.
     - Что значит "более или менее"?
     - Роули положил этому конец.
     - Совещаниям?
     -  Я  же сказал вам. Гартинг  выполнял  там чисто механические функции.
Разрешение можно было давать и письменно.
     Тернер чувствовал, что близок к отчаянию.
     -  Ну  чего  вы  крутите?  В чем  дело? Прекратил Брэдфилд  поездки  на
совещания или нет? Какую роль он в этом играл?
     -  Спокойнее,-  предостерег его  де Лилл, приподняв  руку, лежавшую  на
руле.- Не спешите.  Роули стал посылать меня вместо него.  Ему не нравилось,
что такой человек, как Лео, представляет посольство.
     - Такой человек, как...
     -  Я  имею  в  виду,  человек  временный.  Только  и  всего!  Временный
сотрудник,  не имеющий постоянного  дипломатического статуса.  Роули считал,
что это неправильно, и передал  эти функции мне. После этого Лео перестал со
мной разговаривать. Он решил, что я интриговал против него. А теперь хватит.
Не  спрашивайте  меня больше  ни о  чем.- Они  снова проезжали  мимо  гаража
"Арал",  только на этот раз  в  северном направлении. Служитель,  заливающий
бензин,  узнал  машину и  весело  помахал  де  Лиллу.- У вас свои  мерила  и
правила, у  меня  свои.  Я не стану обсуждать с вами Брэдфилда, даже если вы
будете орать на меня, пока не посинеете. Он мой коллега, мой начальник и...
     - И ваш друг! Кого вы, черт возьми, здесь представляете? Самих себя или
несчастных маленьких налогоплательщиков? Хотите, я скажу вам кого: клуб. Ваш
клуб. Этот чертов Форин офис. И если вы увидите, что Роули Брэдфилд стоит на
Вестминстерском мосту и торгует вразнос архивами,  чтобы немного подработать
к  основному  окладу, вы  отвернетесь, черт побери, и  сделаете  вид,  будто
ничего не заметили.
     Тернер  не кричал. Но он произносил каждое слово отдельно и так весомо,
что это придавало его речи необычайную силу.
     -  Так  бы и  наклал на вас на всех. На  весь  ваш  паскудный, насквозь
прогнивший балаган. Пока Лео был с вами, вы и двух пенни не дали бы за него,
ни  один из  вас.  Ну, что  он  был такое - ничтожество,  мразь! Ни именитых
родителей,  ни привилегированной школы в детстве - ничего.  Загнать  его  на
другой  берег, где никто  не станет  обращать на  него внимания!  Упрятать в
посольские катакомбы  вместе со  служащими-немцами. Угостить такого стаканом
вина  можно,  а обедом - уже нельзя.  Ну, и  к чему это привело?  Что он дал
деру, утащив с собой  половину ваших  секретов. И тут вы вдруг почувствовали
свою вину и застыдились, как девственница,- придерживаете рукой передничек и
рта  не  смеете  раскрыть  перед чужим мужчиной! Все  - и  вы,  и Медоуз,  и
Брэдфилд. Вы знаете, как он сюда проник, как всех облапошил, всех провел  за
нос и бежал с украденным. Вы знаете и еще кое-что: знаете  о существовании в
его  жизни  дружбы,  любви  -  это-то  и  выделяло  его  среди  вас,  делало
интересным. Он жил в своем особом мире, и  ни  один из вас не хочет этот мир
назвать. Что это был за мир? Кто был этим миром? Куда, черт побери, он ездил
по четвергам во второй половине  дня,  если не в министерство? Кто направлял
его  действия? Кто ему покровительствовал? Кто давал ему задания  и деньги и
кто  получал от него  информацию?  Кому на руку он  играл? Ведь он же шпион,
черт побери! Он же залез к вам в карман! И вот как только вы это обнаружили,
вы стали на его защиту!
     - Нет,- сказал  де  Лилл.  Они остановились у ворот  посольства, машину
окружили полицейские, в  окно застучали.  Но он не спешил  опускать стекло.-
Нет, все это не правда. Вы с Лео - одного поля ягода. Вы оба - по ту сторону
барьера. И тот, и другой. Понять и найти  Лео  - ваше дело.  Несмотря на все
объяснения и все ярлыки. По тому-то вы так и взбиваете пену.
     Они подъехали к  стоянке для машин,  и де Лилл свернул к столовой,  где
утром, глядя вдаль, стоял Тернер.
     - Мне нужно осмотреть  его дом,- сказал Тернер.- Нужно.- Оба помолчали,
уставившись прямо перед собой в ветровое стекло.
     - Я так и думал, что вы меня об этом попросите.
     - В таком случае забудьте об этой просьбе.
     - Почему? Я не сомневаюсь, что вы все равно попробуете туда пробраться.
Рано или поздно.
     Они вылезли из  машины и медленно пошли по асфальту. Фельдъегери лежали
на лужайке  неподалеку  от своих  мотоциклов, стоявших возле  флагштока. Под
солнцем  пламенели герани,  выстроившиеся  в ряд, точно крошечные солдаты на
военном параде.
     - Он любил армию,- произнес де Лилл, когда они уже
     поднимались по ступенькам особняка.- Действительно любил.
     Оба  остановились, чтобы  показать пропуска сержанту  с лицом хорька, и
Тернер оглянулся на аллею, по которой они только что проехали.
     - Смотрите-ка! - воскликнул он,- Та самая пара, что прицепилась к нам в
аэропорту.
     Черный "опель", покачиваясь, подъехал к проходной. На  переднем сиденье
-  двое.  Отсюда,  со  ступенек,  Тернеру  хорошо видны были  блики  солнца,
отражавшиеся от длинного смотрового зеркала.
     - Ну  что ж, Людвиг Зибкрон  проводил нас  на  ленч,- с сухой  усмешкой
заметил де  Лилл,- а теперь  привел домой. Я  ведь говорил вам:  не считайте
себя великим специалистом.
     - В таком случае где вы были в пятницу вечером?
     - В сарае,- рявкнул де Лилл,- поджидал  леди Анну,  чтобы  убить  ее  и
завладеть прославленными бриллиантами.
     Шифровальная  была снова открыта. Корк прилег на раскладную  кровать на
колесиках,  возле  него  на  полу  валялся  проспект  с  виллами  Карибского
побережья.  На столе  в рабочей комнате лежал  голубой  конверт  со  штампом
посольства,  адресованный  Алану  Тернеру,  эсквайру.  Имя  и  фамилия  были
напечатаны на машинке, стиль письма сухой, довольно неуклюжий. Автор доводил
до сведения мистера Тернера,  что ему известен целый ряд вещей, связанных  с
проблемой,  приведшей  мистера  Тернера  в  Бонн.  Если   мистер  Тернер  не
возражает, продолжал  автор  письма, он готов  встретиться с  ним за бокалом
вина  по  указанному  выше  адресу  в  половине седьмого.  Место  встречи  в
Бад-Годесберге, а автором письма была мисс Дженни Парджитер из отдела прессы
и  информации,  прикомандированная  в  данное время  к  аппарату советников.
Подписавшись, она -  для  ясности  - напечатала  ниже  свое имя и фамилию на
машинке.  Крупная  буква  "П"   бросилась   Тернеру  в  глаза,   и,   открыв
книжку-календарь  в   синей   дерматиновой   обложке,   он   позволил   себе
многозначительно улыбнуться. "П" могло означать Прашко, "П" могло означать и
Парджитер. А именно " П "  стояло в записной книжке. А н у - к а , Л е о , з
а г л я н е м в т в о ю т а й н у .


        "8. ДЖЕННИ ПАРДЖИТЕР"

     П о н е д е л ь н и к . В е ч е р

     -  Насколько я понимаю,- начала  беседу с  заранее подготовленной фразы
Дженни Парджитер,- разговор конфиденциального характера не может явиться для
вас неожиданностью.
     На низеньком  стеклянном  столике  перед диваном стояла  бутылка шерри.
Квартира  была темная, неприглядная: викторианские плетеные стулья, немецкие
тяжелые гардины. В нише над обеденным столом - репродукции Констэбля.
     - У вас своя профессиональная этика - как у врача.
     - О, будьте спокойны,- сказал Тернер.
     - Сегодня на  утреннем совещании у нас в аппарате советников говорилось
о том,  что  вы ведете  расследование по  делу  Лео  Гартинга.  И  нам  было
предложено не подвергать этот вопрос обсуждению, даже между собой.
     - Со мной вам его обсуждать можно,- сказал Тернер.
     -  Без сомнения.  Но  я,  естественно,  хочу знать,  на  сколько  может
простираться доверительность нашей беседы.  В частности, например, каков ваш
статус применительно к Управлению кадров?
     - Это зависит от характера полученной мной ин формации.
     Она  подняла  бокал  с  шерри  и держала  его на  уровне  глаз,  словно
прикидывая,  сколько в  нем  налито.  По  всей видимости,  это  была попытка
продемонстрировать присутствие духа,  придать беседе  непринужденно-светский
характер.
     -  Предположим,  кто-то в чем-то слегка перешел границы... предположим,
я. В чисто личных делах.
     - Все будет  зависеть от  того,  с  кем  вы  перешли границы,-  ответил
Тернер, и Дженни Парджитер внезапно залилась краской.
     - Я вовсе не это имела в виду.
     -  Вот  слушайте,- сказал Тернер, пристально наблюдая за ней.- Если  вы
придете  и  признаетесь  мне  по  секрету, что  забыли  в  автобусе папку  с
документами, я обязан буду  доложить об  этом Управлению  кадров.  А если вы
сообщите мне,  что время от времени встречаетесь где-нибудь с каким-то вашим
приятелем,  я  не  упаду от  этого  в  обморок.  Как  правило,-  сказал  он,
пододвигая к ней свой  бокал, чтобы  она налила ему еще  шерри,-  Управление
кадров  предпочитает  не  знать о  моем существовании.-  Он сидел,  свободно
развалясь  в кресле, и произнес это очень небрежно, словно разговор мало его
интересовал.
     -  А если вопрос касается третьих лиц, о которых надо позаботиться, так
как они не могут сделать этого сами?
     - Значит, это  опять-таки вопрос безопасности,- сказал Тернер.- И  если
бы вы не считали дело серьезным, вы бы вообще не обратились ко  мне. Так что
решайте сами. Я не могу дать вам никаких гарантий.
     Резким, немного угловатым  движением она взяла  сигарету, закурила. Она
была не лишена  привлекательности, но  одета как-то  не по  летам  -  то  ли
слишком  молодо,  то ли наоборот,- и,  может быть,  поэтому  она  показалась
Тернеру человеком другого поколения,
     -  Пусть  будет так,-  сказала  она  и  с  минуту  хмуро-сосредоточенно
смотрела  на  Тернера, словно  стараясь определить,  в  какой мере можно ему
довериться.- Тем не менее вы неправильно поняли,  почему  я  пригласила  вас
сюда.  Дело  вот в чем. Поскольку  до вас, несомненно,  дойдут  всевозможные
сплетни относительно Лео Гартинга и меня,  я  предпочитаю, чтобы вы услышали
правду из моих уст.
     Тернер поставил на стол бокал и открыл записную книжку.
     - Я приехала сюда в самый канун  рождества,- начала Дженни  Парджитер.-
Из Лондона. А перед этим я была в  Джакарте. В Лондон  я возвратилась, чтобы
обвенчаться. Быть может, вы видели в газетах объявление о моей помолвке?
     - Боюсь, что это как-то прошло мимо меня,- сказал Тернер.
     - Человек, с которым я  была обручена, решил в последнюю минуту, что мы
не созданы  друг  для  друга. Это  было  очень мужественное решение. Тогда я
добилась  назначения в Бонн.  Мы знали  друг  друга много-много лет, учились
вместе в университете, и я всегда считала,  что у нас с ним много общего. Но
он  взглянул  на вещи по-другому. На то и существуют помолвки.  Я ни  в коей
мере  не  чувствую себя обиженной.  И не вижу никаких оснований выражать мне
сочувствие.
     - Итак, вы приехали сюда на рождество?
     -  Я  специально просила о  том, чтобы  мне  дали  возможность провести
праздники здесь. Все прошлые годы  мы  обычно проводили рождество вместе. За
исключением, конечно,  тех  лет, когда  я была  в Джакарте.  Оказаться в эти
дни...  врозь  было,  как   вы  понимаете,  мучительно  для  меня.  Я  очень
рассчитывала на то, что новая обстановка поможет мне забыться.
     - Ясно.
     - Одинокой  женщине в посольстве на рождество отбою нет от приглашений.
Почти все сотрудники аппарата  советников приглашали меня провести праздники
в их семье. Брэдфилды, Крабы, Джексоны,  Гевистоны - все звали меня  к себе.
Пригласили  меня  и  Медоузы.  Вы,  конечно,  уже  познакомились  с  Артуром
Медоузом?
     - Познакомился.
     - Он вдовец, живет со своей дочерью  Майрой. В сущности-то, он - "Б-3",
хотя официально эти ранги теперь уже у нас не в ходу. Я была  очень тронута,
получив приглашение от сотрудника ниже меня по положению.
     Ее  произношение  временами  выдавало провинциалку,  хотя она  и  очень
старалась это скрыть.
     - В Джакарте мы всегда  придерживались таких традиций. Общались шире. А
в  таком  большом  посольстве,  как  здесь,  в  Бонне,  все  склонны  скорее
замыкаться  в своем более  узком  кругу.  Я не хочу сказать,  что  не должно
существовать  никаких  перегородок:   это,  по-моему,  тоже  не  годится.  У
сотрудников  категории  "А",  например,  другие  интеллектуальные  интересы,
другие запросы и вкусы,  чем у сотрудников категории "Б". Но я нахожу, что в
Бонне эта обособленность слишком уж резко  бросается в глаза и разграничения
слишком строги. "А" -  только  с "А",  "Б"  -  только  с "Б",  даже если они
работают  в  разных  местах  - в торговой  миссии,  в  атташатах, в аппарате
советников,- все держатся в рамках своих крошечных каст.  Мне  кажется,  что
это неправильно. Хотите еще шерри?
     - Спасибо.
     - Словом, я приняла приглашение Медоуза. Кроме меня, он пригласил еще и
Гартинга. Мы  очень приятно провели у  них целый день. Вечером  Майра Медоуз
была куда-то приглашена... Она ведь перенесла очень тяжелую душевную травму:
в Варшаве у нее был, как я поняла, роман с каким-то подозрительным типом  из
местных,  и   все  это  едва  не  кончи  лось   трагедией.  Я  лично  против
предуказанных браков. Ну, словом, Майра отправлялась куда-то, где собиралась
молодежь, сам Медоуз был приглашен к Коркам, и нам
     с  Гартингом  оставалось  только  откланяться.  Когда  мы  уходили,  он
предложил немного  прокатиться. Тут неподалеку есть славное местечко, сказал
он,  и было  бы  неплохо  подышать  свежим воздухом после всех  этих  яств и
возлияний.  Я обожаю  ходить  пешком. Мы немного  погуляли, и потом  он стал
уговаривать меня поехать к нему поужинать. Он был очень настойчив.
     Она больше не глядела на Тернера. Она сложила руки на коленях, соединив
кончики пальцев.
     - Я почувствовала, что  отказаться  неудобно. В таких ситуациях женщине
всегда  бывает очень трудно. Я бы с удовольствием вернулась пораньше  домой,
но  мне  не  хотелось  его  обидеть. В  конце концов, это  же был сочельник.
Гартинг во все время прогулки вел себя безупречно. Но с другой  стороны,  мы
ведь были почти незнакомы  до этого дня. Все же  я  согласилась, предупредив
его, однако, что не хочу поздно возвращаться домой. Он принял это условие, и
я в  своей  машине поехала следом за ним в Кенигсвинтер. К  моему изумлению,
оказалось,  что дома  у  него  все уже  было приготовлено заранее.  Стол был
накрыт  на  двоих. Он даже упросил истопника  прийти и разжечь камин.  После
ужина  он  объяснился  мне  в  любви.-  Она снова  взяла  сигарету,  глубоко
затянулась. Ее голос  звучал  все  более сухо-деловито  - хочешь не  хочешь,
придется  все  рассказать.- Он  сказал, что никогда  в  жизни  не  испытывал
подобного чувства. Сказал, что потерял голову с первой секунды, когда увидел
меня на совещании. "Все  ночи напролет я  простаиваю у окна  своей  спальни,
глядя, как они  поднимаются вверх  по реке,- сказал он, указывая на  цепочку
огней: по реке плыли баржи.- Каждое утро я  встречаю  здесь  восход солнца".
Это было наваждение, и виной всему была я. Его признание ошеломило меня.
     - Что вы ответили ему?
     -  Он, в сущности, не  дал мне произнести ни  слова. Заявил,  что хочет
сделать мне  подарок. Даже если  ему не суждено никогда больше увидеть меня,
он все равно хочет, чтобы  я приняла  от него рождественский подарок  - знак
его любви ко мне. Он исчез за дверью своего кабинета и тот час возвратился с
каким-то  свертком в  руках,  к  которому  уже была  прикреплена  карточка с
надписью:  "Моей  люби  мой".  Как  вы  легко  можете  себе  представить,  я
совершенно   растерялась.  "Я  не   могу  этого  принять,-   сказала  я.-  Я
отказываюсь. Я не могу допустить, чтобы вы  делали  мне подарки.  Это ставит
меня в ложное положение". Я попыталась объяснить ему, что хотя он ведет себя
во  многих отношениях как прирожденный  англичанин, однако в этом случае  он
делает то, что у англичан не принято. Это на континенте вошло в обычай брать
женщин штурмом, а в  Англии за женщиной ухаживают долго и тактично, окружают
ее вниманием. Мы сначала должны  получше  узнать друг друга -  образ мыслей,
взгляды. А  потом, у нас разница в возрасте;  я не  должна забывать  о своей
карьере.  Признаюсь, я  просто  не  знала,  что  делать.- Сухая  деловитость
исчезла  из  ее голоса,  он звучал  беспомощно  и  немного  жалобно.-  Но он
продолжал твердить: это  же рождество! Я должна рассматривать это просто как
рождественский подарок.
     - Что было в свертке?
     -  Фен  для сушки  волос.  Он сказал,  что  особенно  восхищается моими
волосами.  Он все любуется, как солнце играет в них по утрам. Во время наших
утренних совещаний, понимаете? Он, по-видимому, выражался фигурально, потому
что погода  была в ту зиму  премерзкая.- Она  вздохнула.- Вероятно, этот фен
стоил не  меньше  двадцати  фунтов. Еще  никто  не делал мне  таких  дорогих
подарков - даже мой бывший жених в период нашей самой большой близости.
     Теперь  она  проделала некий  ритуал с  пачкой сигарет:  протянула было
руку, затем рука повисла в воздухе, словно выбирая, какую бы  сигарету взять
- эту, нет,  лучше  ту, точно  это были  шоколадные конфеты...  Наконец  она
закурила, хмуро сдвинув брови.
     - Мы посидели, поставили пластинки.  Я  не  слишком музыкальна,  но мне
казалось, что  музыка может  его развлечь. Мне было мучительно  жаль  его  и
очень не  хоте лось оставлять  одного  в  таком состоянии. Он сидел  и молча
смотрел на меня.  Я не знала, куда