Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
девать глаза. Потом он подошел и сделал
попытку меня обнять, но я сказала, что мне пора домой. Он проводил меня до
машины. Держался очень корректно. По счастью, впереди было еще два дня
праздников, и я имела возможность решить, что делать. Он дважды звонил мне,
приглашал поужинать, я отказалась. В последний день праздников решение мое
было принято. Я написала ему письмо и возвратила подарок. Я чувствовала, что
не могу поступить иначе. Я приехала в посольство пораньше и оставила сверток
у дежурного аппарата советников. Я много думала над его словами, написала я
в письме, и пришла к убеждению, что никогда не смогу ответить ему таким же
чувством. А значит, я не должна поощрять его, и, поскольку мы с ним коллеги
и нам предстоит постоянно встречаться друг с другом, простая порядочность
требует, чтобы я сразу же, не откладывая, откровенно объяснилась с ним,
прежде чем...
- Прежде чем - что?
- Прежде чем пойдут сплетни,- сказала она с внезапной горячностью.- В
жизни не видала таких сплетников, как здесь. Шагу нельзя ступить, чтобы про
тебя не наплели каких-нибудь мерзких небылиц.
- Что же они про вас наплели?
- А бог их знает,- сказала она беспомощно.- Бог их знает.
- Кому из дежурных передали вы этот сверток? - Уолту-младшему. Сыну.
- Он рассказал об этом кому-нибудь?
- Я специально предупредила его, чтобы он не болтал.
- Это, несомненно, должно было произвести на него впечатление,- сказал
Тернер.
Она сердито уставилась на него, щеки ее пылали от смущения.
- Ладно. Значит, вы возвратили ему эту штуку. Что он по этому поводу
сделал?
- В тот же день мы встретились с ним, как обычно, на совещании, и он
поздоровался со мной так, словно ничего не произошло. Я улыбнулась ему, и
только. Он был бледен, но спокоен - хоть и грустен, но вполне владел собой.
Я поняла, что самое неприятное позади... К тому же как раз тогда ему
поручили новую работу в архиве, и я на деялась, что это отвлечет его. Недели
две мне почти не пришлось с ним разговаривать. Время от времени мы
встречались в посольстве или на каких-нибудь приемах, и он выглядел вполне
счастливым. Ни разу ни словом не обмолвился про тот рождественский вечер или
про подарок. Иногда на коктейлях он вдруг подходил и останавливался возле
меня, и я понимала, что он... хочет ощутить мою близость. Я постоянно
чувствовала на себе его взгляд. От женского чутья такие вещи не могут
укрыться: я понимала, что он еще надеется. Порой он так на меня глядел...
этот взгляд не оставлял сомнений. Я до сих пор не понимаю, как я могла не
замечать этого прежде. Тем не менее я ни в чем не поощряла его. Мое решение
было принято, и какие бы ни возникали у меня соблазны, как бы мне ни
хотелось утешить его, я понимала, что в конечном счете это ни к чему... нет
смысла поощрять его. К тому же все произошло так внезапно, так...
иррационально, что мне казалось, так же быстро должно и пройти.
- И прошло?
Так продолжалось еще недели две и мало-помалу стало действовать мне на
нервы. Я не могла никуда пойти, не могла принять ни одного приглашения -
всюду я встречала его. И он даже не пытался больше завязывать со мной
беседу. Просто глядел на меня. У него темные глаза, и взгляд проникает в
самую душу. Темно-карие глаза, и какие-то поразительно преданные. В конце
концов я уже просто боялась появляться где-нибудь. Стыдно сказать, но в те
дни у меня даже мелькала одна недостойная мысль. Я подумала, не читает ли он
мою корреспонденцию.
Теперь вы отказались от этой мысли?
- У каждого из нас есть свой почтовый ящик в канцелярии. Для писем и
телеграмм, И все мы помогаем сортировать почту. А приглашения здесь, как и в
Англии, принято, разумеется, посылать в незапечатанных конвертах. Ему ничего
не стоило заглянуть в мои конверты.
- Почему же вы считаете свою мысль недостойной?
- Потому что это неправда, вот почему! - вспыхнула она.- Я высказала
ему свои подозрения, и он заверил меня, что я абсолютно не права.
- Понятно.
Она заговорила еще более категорично и наставительно, отметая всякие
возражения; в голосе ее зазвучали резкие нотки.
- Он никогда бы себе этого не позволил. Это совершенно не в его
характере. Ему такая вещь и в голову не могла бы прийти. Он самым
решительным образом заверил меня, что ни одной минуты не намеревался...
"меня преследовать". Он сказал, что если это меня хоть сколько-нибудь
раздражает, то он готов в дальнейшем отклонять все приглашения до тех пор,
пока я не сниму свой запрет. Меньше всего на свете хотел бы он обременять
меня своим присутствием.
- И после этого вы снова стали друзьями, так, что ли? Он видел, как она
подыскивает лживые слова, чтобы не
сказать правды, видел, как она колеблется на грани признания и неуклюже
отступает.
- После двадцать третьего января он не перекинулся со мной ни словом,-
пробормотала она. Даже при этом тусклом освещении Тернер не мог не увидеть,
как слезы покатились по ее побледневшим щекам, хотя она быстро наклонила
голову и закрыла лицо руками.- Я ничего не могу поделать с собой. Я думаю о
нем беспрестанно, день и ночь.
Тернер встал, распахнул дверцу кабинетного бара и налил полстакана
виски.
- Ну-ка,- сказал он мягко,- вы же предпочитаете это. Бросьте
прикидываться и выпейте.
- Это от переутомления.- Она взяла стакан.- Брэдфилд не дает ни минуты
покоя. Он не любит женщин. Ненавидит их. Он с радостью загнал бы нас всех в
гроб.
- А теперь расскажите мне, что произошло двадцать третьего января.
Она съежилась в кресле, повернувшись к Тернеру спиной; голос ее
временами помимо воли начинал звенеть.
- Он перестал меня замечать. Делал вид, будто поглощен работой. Я
заходила в архив за бумагами, а он даже не поднимал глаз. Не глядел в мою
сторону. Никогда. Всех других он замечал, но только не меня. О нет! Прежде
он не проявлял особого интереса к работе - достаточно было понаблюдать за
ним во время наших совещаний: это сразу бросалось в глаза. В глубине души он
был совершенно равнодушен. Не честолюбив. Но стоило мне появиться, он делал
вид, будто с головой ушел в работу. Даже когда я здоровалась с ним, он
смотрел на меня так, словно перед ним неодушевленный предмет. Даже когда я
лицом к лицу сталкивалась с ним в коридоре, он не замечал меня. Я для него
больше не существовала. Мне казалось, что я сойду с ума. Такому поведению
нет названия. В конце концов, он, как вам известно, всего-навсего сотрудник
категории "Б", и к тому же временный; он, в сущности, никто. У него же нет
никакого веса - вы бы только послушали, как они все говорят о нем. Вот что
он такое в их глазах: сметливый малый, но полагаться на него нельзя.- На
какую-то минуту она явно почувствовала свое превосходство над ним.- Я писала
ему письмо. Я звонила ему по телефону в Кенигсвинтер.
- И все замечали, что с вами творится? Вы не сумели скрыть свои
чувства?
- Да ведь это он сначала преследовал меня!
Она совсем скорчилась в кресле, уронив голову на согнутый локоть, и
тихонько всхлипывала: плечи ее вздрагивали.
- Вы должны все рассказать мне.- Тернер подошел к ней, тронул ее за
руку.- Слышите? Вы должны рассказать мне, что произошло в конце январи.
Произошло что-то важное, не так ли? Он попросил вас что-то для него сделать.
Что-то имеющее политическую подкладку. Что-то такое, из-за чего вы теперь
очень напуганы. Сначала он обхаживал вас, задурил вам голову. Затем получил
то, что ему было нужно. Что-нибудь совсем простое, но чего он не мог добыть
сам. А когда получил, вы ему стали не нужны. Всхлипывания утихли.
- Вы сообщили ему то, что ему надо было выведать. Вы оказали ему услугу
и тем облегчили его задачу. Ну что ж, это не такая уж редкость. Немало людей
делают то же самое в различных обстоятельствах. Так что же это было? -
Тернер опустился на колени возле ее кресла.- В чем вы перешли границу? И
почему вы говорили про третьих лиц? Как они здесь замешаны? Расскажите мне!
Вы чем-то смертельно напуганы. Расскажите мне, в чем дело!
- О господи! - пробормотала она.- Я дала ему ключи! Дала ключи...
- Дальше.
- Ключи дежурного. Всю связку. Он пришел и попросил меня... Нет. Он
даже не просил, нет.
Она выпрямилась в кресле, лицо ее побелело. Тернер подлил в стакан
виски, сунул стакан ей в руку.
- Я дежурила. Была ответственной ночной дежурной. В четверг, двадцать
третьего января. Лео до дежурств не допускали. Есть вещи, к которым
временным сотрудникам не положено иметь доступа: специальные инструкции,
планы чрезвычайных мероприятий. Было часов восемь, может быть, половина
восьмого, я разбирала телеграммы. Я вышла из шифровальной, чтобы пойти в
канцелярию, и увидела, что он стоит в коридоре. Стоит, словно кого-то ждет.
И улыбается. "Дженни,- сказал он.- Какая приятная неожиданность!" Я
почувствовала себя такой счастливой.
Она снова расплакалась.
- Я была безумно обрадована. Я так мечтала, чтобы он опять заговорил со
мной, как прежде. Он ждал меня. Я это сразу поняла; он только делал вид,
будто эта встреча - простая случайность. И я сказала: Лео! Я никогда не
называла его так до этой минуты. Лео. Мы поговорили, стоя в коридоре. Какая
приятная неожиданность, повторял он снова и снова. Может быть, поужинаем
вместе? Я же на дежурстве, напомнила я ему - на случай, если это вы летело у
него из головы. Жаль, сказал он, ничуть не смутившись, тогда, может быть,
завтра вечером? А как насчет уик-энда? Он позвонит мне. Он позвонит мне в
субботу утром, идет? Это будет очень мило, сказала я, меня это вполне
устраивает. Сначала мы немного погуляем, сказал он, по холмам, за футбольным
полем, хорошо? Я была счастлива. В руках у меня была пачка телеграмм, и я
сказала: отлично, а сейчас мне надо передать эти телеграммы Медоузу. Он
хотел отнести их вместо меня, но я сказала: нет, не утруждайте себя, я
отнесу сама. Я уже повернулась к нему спиной, понимаете, не хотела, чтобы он
ушел первый, но не успела сделать и двух шагов, как он вдруг сказал - в этой
своей обычной, вкрадчивой манере: "Да, Дженни, послушайте, вот какое дело...
Нелепая получилась история: весь наш хор собрался внизу, на лестнице, и
никто не может отпереть дверь конференц-зала. Кто-то ее запер, а ключа нет,
и мы подумали, что, наверно, у вас он должен быть". Все это показалось мне
довольно странным, по правде говоря. Прежде всего я не представляла себе,
кому это могло прийти в голову запереть дверь зала. Ну, я сказала: хорошо, я
сейчас спущусь вниз и отопру дверь, только мне сначала надо разделаться с
телеграммами. Он, конечно, знал, что у меня есть ключ: у дежурного всегда
должны быть запасные ключи от всех комнат посольства. "Зачем вам утруждать
себя и спускаться вниз,- сказал он.- Дайте мне ключ, я все сделаю сам. В две
минуты". И тут он заметил, что я колеблюсь. Она закрыла глаза.
- Он был такой... жалкий. Его так легко было обидеть. И я уже однажды
оскорбила его - заподозрила, что он заглядывает в мои письма. Я любила
его... Клянусь вам, я никогда никого не любила прежде...
Мало-помалу ее рыдания утихли.
- И вы дали ему ключи? Всю связку? Ключи от комнат, от сейфов...
- Да, и от всех столов и несгораемых шкафов, от парадного входа, и от
черного, и от сигнала тревоги в архиве аппарата советников.
- И ключ от лифта?
- Лифт тогда еще не был на ремонте. Его заперли только в конце
следующей недели.
- И долго он держал ключи?
- Минут пять. Может быть, даже меньше. Это ведь недолго, верно? - Она
умоляюще вцепилась в его рукав.- Скажите, что это недолго.
- Чтобы снять отпечаток? За это время он мог снять пятьдесят
отпечатков, если у него был навык.
- Но ему нужен был бы воск, или пластилин, или еще что-нибудь... Я
потом проверяла - смотрела в справочнике.
- Он мог держать все это наготове у себя в комнате,- равнодушно заметил
Тернер.- Она ведь на первом этаже. Не растраивайтесь,- сочувственно добавил
он.- Может быть, он и в самом деле просто хотел впустить хор. Может быть, у
вас слишком разыгралось воображение.
Она перестала плакать. Ровным, монотонным голосом она продолжала свои
признания:
- Хор не репетирует в эти дни. Только по пятницам. А это был четверг.
- Вы это выяснили? Справились у охраны?
- Я знала это с самого начала. Знала, когда давала ему ключи. Делала
вид, будто не знаю, но знала. Просто не могла отказать ему в доверии. Это
был акт самопожертвования, неужели вы не понимаете? Акт самопожертвования,
акт любви. Но разве мужчина может это понять!
- И после того, как вы отдали ему ключи,- сказал Тернер, поднимаясь с
колен,- он не захотел вас больше знать?
- Все мужчины таковы. Разве нет?
- Позвонил он вам в субботу?
- Вы же понимаете, что не позвонил.- Она снова уронила голову на руку.
Он захлопнул свою записную книжечку.
- Вы слушаете меня?
- Да.
- Упоминал он когда-нибудь о женщине, которую зовут Маргарет Айкман? Он
был помолвлен с нею. Она знала и Гарри Прашко.
- Нет.
- А о какой-нибудь другой женщине?
- Нет.
- Говорил он с вами о политике?
- Нет.
- Были у вас основания предполагать, что он человек крайне левых
убеждений?
- Нет.
- Случалось вам видеть его в компании каких-либо подозрительных
личностей?
- Нет.
- Говорил он с вами когда-нибудь о своем детстве? О своем дядюшке,
который жил в Хэмпстеде? Дяде-коммунисте, воспитавшем его?
- Нет.
- О дяде Отто?
- Нет.
- Упоминал он когда-нибудь о Прашко? Упоминал или нет? Вы слышите?
Упоминал он о Прашко?
- Он говорил, что Прашко был его единственным другом на всей земле.-
Она снова разрыдалась, и он снова ждал, пока она успокоится.
- Говорил он о политических взглядах Прашко?
- Нет.
- Говорил, что они по-прежнему дружны? Она отрицательно покачала
головой.
- Гартинг обедал с кем-то в четверг. Накануне своего исчезновения. В
"Матернусе". Это были вы?
- Я же вам говорила! Клянусь, я не видела его больше!
- Признайтесь, это были вы?
- Нет!
- Он сделал пометку в своей записной книжке, которая указывает на вас.
Буква "П". И в других случаях он делал такие же пометки, имея в виду вас.
- Это была не я!
- Значит, это был Прашко, так, что ли?
- Откуда я могу знать?
- Потому что вы были его любовницей! Вы признались мне только
наполовину, не рассказали всего! И вы продолжали спать с ним до последнего
дня, пока он не скрылся!
- Это неправда!
- Почему Брэдфилд покровительствовал ему? Лео был ему глубоко
антипатичен, почему же Брэдфилд так опекал его? Поручал ему всевозможные
дела? Держал на жалованье?
- Будьте добры, оставьте меня,- сказала она.- Пожалуйста, уходите. И
никогда больше не появляйтесь.
- Почему?
Она выпрямилась.
- Уйдите,- сказала она.
- В пятницу вечером вы ужинали с ним. В тот вечер, когда он исчез. Вы
были его любовницей, но не хотите в этом признаться!
- Неправда!
- Он расспрашивал вас о Зеленой папке! И заставил вас передать ему
спецсумку, в которой она хранилась!
- Неправда! Неправда! Убирайтесь вон!
- Мне нужна машина.
Тернер спокойно ждал, пока она звонила по телефону.
- Sofort! (Немедленно ( н е м . )) -сказала она.- Sofort. Сейчас же
приезжайте и заберите этого господина отсюда.
Он направился к двери.
- Что вы с ним сделаете, когда разыщете его? - спросила она упавшим
голосом: волнение истощило ее силы.
- Это уж не моя забота.
- А вам, значит, все равно?
- Мы его не найдем, так что это не имеет значения.
- Зачем же тогда искать?
- А почему бы и нет? Разве не в этом проходит наша жизнь? Все мы ищем
людей, которых нам не суждено найти.
Он не спеша спустился по лестнице в вестибюль. Из соседней квартиры
доносился гомон - там веселились. Компания арабов, сильно на взводе,
пробежала мимо него вверх по лестнице; они громко переговаривались,
сбрасывая на ходу плащи. Тернер остановился в подъезде. По ту сторону реки
неяркая цепочка огней висела в теплом полумраке, словно ожерелье, опоясывая
чемберленовский Петерсберг. На противоположной стороне улицы высилось новое
здание. Оно производило странное впечатление, словно было построено сверху
вниз - сначала кран навесил крышу, потом подвели все остальное. У Тернера
мелькнула мысль, что прежде он видел это здание в другом ракурсе. Улицу
пересекала эстакада железнодорожного моста. Когда по ней с грохотом
промчался поезд, в окнах вагона-ресторана промелькнули безмолвные силуэты
людей, уткнувшихся в свои тарелки.
- В посольство,- сказал Тернер.- В британское посольство.
- Englische Botschaft? (В английское? ( н е м . ))
- Не английское - британское. И побыстрей. Шофер выругался, буркнув
что-то по адресу дипломатов.
Машина понеслась с головокружительной быстротой, на одном из поворотов
они чуть не столкнулись с трамваем.
- Вы что, черт побери, не умеете водить машину? Тернер потребовал
квитанцию. Шофер порылся в отделении для перчаток, достал квитанционную
книжку и резиновую печать. Он хлопнул печатью с такой силой, что квитанция
смялась. Посольство выплыло из-за угла, словно корабль, сверкая всеми своими
окнами. Темные силуэты пар двигались в гостиной, слитые воедино медленным
ритмом бального танца. Стоянка была забита машинами. Тернер выбросил
квитанцию: Ламли не станет оплачивать проезд на такси. Согласно новому
распоряжению об очередном сокращении расходов. И взыскивать не с кого. Разве
что с Гартинга, который и так, кажется, уже по уши в долгах.
Брэдфилд на совещании, сказала мисс Пит. Возможно, сегодня же ночью он
улетит вместе с послом в Брюссель. Она отложила в сторону свои бумаги и
вертела в руках синий кожаный овал, на котором в надлежащем порядке
раскладывала именные карточки для предстоящего официального ужина; с
Тернером она говорила таким тоном, словно ей вменялось в обязанность бесить
его. А де Лилл - в бундестаге, слушает дебаты о чрезвычайных законах.
- Я хочу поглядеть на ключи, которые хранятся у дежурного.
- Очень сожалею, но вы можете получить эти ключи только с разрешения
мистера Брэдфилда.
Он сцепился с ней, а она только этого и ждала. Он одолел ее в
перебранке, а ей только этого и надо было. Она выдала ему бланк допуска,
подписанный хозяйственным отделом и завизированный старшим советником
(политическим). Он отнес бланк на контрольный пост, где дежурным оказался
Макмаллен. Крупного телосложения, медлительный в движениях, он был когда-то
сержантом полиции в Эдинбурге, и все, что ему довелось слышать о Тернере,
никак не располагало его в пользу последнего.
- И ночной регистрационный журнал,- потребовал Тернер.- Начиная с
января.
- Пожалуйста,- сказал Макмаллен, продолжая маячить рядом, пока Тернер
просматривал журнал, словно боясь, как бы тот его не унес. Было уже половина
девятого, и посольство заметно опустело.
Фамилия Гартинга нигде не значилась.
- Отметьте меня,- сказал Тернер, протягивая журнал Макмаллену.- Я
пробуду здесь всю ночь.
"Как Лео",- подумал он.
"9. РОКОВОЙ ЧЕТВЕРГ"
П о н е д е л ь н и к . В е ч е р
В связке было не